Девочки напряглись, как перед стартом на первенство Европы.
Потом в какую-то секунду мы все оказались в калитке, а в следующую секунду - на круглой деревянной площадке.
Наташка, Юлька и Ленка метнулись в одну сторону. Наташка первая взгромоздилась на скамеечку. Между Юлькой и Ленкой произошла страстная кратковременная борьба за место возле Наташки. Юлька удачным приемом отпихнула Ленку и села сразу за Наташкой.
Незнакомый мальчик в синей беретке отпихнул Ленку и сел следом за Юлькой.
Вокруг шустро рассаживались дети и взрослые.
- Лена! - крикнула Татьяна. - Иди сюда!
Ленка не двигалась. Она стояла с лицом, приготовленным к плачу.
- Леночка! - Татьяна хотела переключить ее внимание на действие или хотя бы на видимость действия. - Беги скорей! А то тебе места не останется...
Татьяна подбежала к дочери и потащила ее на другую половину круга.
Ленка зарыдала.
- Ну какая тебе разница, где сидеть? - спросила Татьяна, как бы снимая этим вопросом всю несправедливость.
- Д... да, а почему опять я? П... почему все время я?
Ленка иногда легко заикалась, но когда она волновалась - это проявлялось сильнее. Татьяна посмотрела на свою дочь, обиженную людьми и, как ей показалось, богом, и ее лицо сделалось проникновенно грустным. Она прижала Ленкину теплую голову к своей щеке. Ей тоже хотелось плакать. Я видела, как подтаяли у нее глаза, определились морщинки, и в молодом ее лице проглянули черты будущей старухи.
Юлька и Наташка выглядывали воровато, как мыши. Они были вполне счастливы и тем несимпатичны.
Ленкино страдание все же достало их и легло на душу легким угрызением совести, смешанными с эгоистическим удовлетворением.
- Мам! - Наташка помахала из-за цепи кургузой ручкой.
- Сиди! - резко ответила я, хотя Наташка была абсолютно ни в чем не виновата. Просто некрасиво быть благополучной, когда другие страдают.
Татьяна усадила Ленку на свободную скамеечку и пристегнула перед ней ремешок.
Тетка удостоверилась, что все в порядке на вверенном ей участке, и нажала единственную кнопку на своем пульте управления.
Круглый диск начал медленно вращаться. Предметы медленно поплыли в стороны и вниз.
- Леночка! - крикнула Татьяна. Это значило: "Леночка, посмотри, как хорошо, а будет еще лучше!"
Ленка сидела с окаменевшим профилем и не повернула головы. Это значило: "Мне плохо и никогда не будет хорошо. И я вас не прощу, как бы вы передо мной ни старались. Я всю жизнь буду мстить вам своей печалью".
Принципиально грустная Ленка проплыла и исчезла.
Я полетела в небо. Сердце толчками переместилось в пятки.
Потом я полетела к земле, и сердце медленно, туго подплыло к горлу. Я не чувствовала напряжения цепей, и мне казалось - падению не будет конца. Но вот цепи; натянулись, я поняла: не выдержат. Сейчас рухну и взорвусь - и через боль перейду в другое существование. Но в этот момент меня понесло в облака. Снова не было натяжения цепей, и казалось - вознесению не будет конца.
Из ниоткуда, как во сне, на меня наплывает моя дочь - смуглая и яркая, как земляничка. Она беззвучно хохочет. Ее дивные волосы текут по ветру.
Вот мои молодые родители: папа в военной форме, мама в крепдешиновом платье, синем в белый горох.
Мама наклоняется к папе и показывает на меня:
- Это твоя дочь. А ты не хотел...
Вот мой нерожденный сын.
Я волнуюсь, что он выпадет из качелей. Мне хочется на лету выхватить его и прижать к себе. Но он проносится мимо, и я не успеваю рассмотреть его лицо.
А вот, стоя ногами на качелях, раскинув руки как распятье, летит мой любимый. Он не хуторянин. Нет. Он бродяжка. Он никогда не бросит, но и себе не возьмет. Он разобьет на мелкие кусочки, а осколки положит в карман.
Он летит, как таран. Я едва успеваю увернуться.
- Не улетай! - кричит он мне.
- Я больше не люблю тебя, - кричу я, и мне становится легче. Так легко, что я не чувствую своего тела.
Я пою. Но пою не напряжением горла. Просто песня вместо меня. Я свободна от прошлого. Я готова к новой любви. Как зовут тебя, моя новая любовь?
...Четыре минуты окончились.
Мы отстегнули ремешки и сошли на деревянный диск. Потом прошли сквозь железную калиточку. Спустились на землю.
Очередь не увеличилась и не стала меньше. Осталась такой же, как была. И выражение лиц было прежним. Видимо, все, кто становился причастным к ожиданию, надевали это выражение, как надевают тапки при входе в музей.
- Чем кормить? - спросила себя Татьяна. Она была уже дома.
Обед у меня был. Меня мучили другие проблемы. И мой побродяжка уже шел по моей душе, выбирая осколки покрупнее, чтобы наступить на них своей интеллигентной пяткой.
Юлька, Ленка и Наташка стояли рядом. Переживали каждая свое: Юлька была бледная, почти зеленая. Ее мутило от перепадов, и она испытывала общее отвращение к жизни.
Ленка смотрела перед собой в одну точку, и отсвет пережитого восторга лежал на ее лице.
Наташка уже забыла о летающих качелях. Ей хотелось на "чертово колесо". Она сложила руки, стала неуверенно торговаться, не веря в успех.
Жизнь представлялась ей сплошной сменой праздников.
ГЛУБОКИЕ РОДСТВЕННИКИ
С Невы дул осенний ветер.
Один и Другой стояли возле Лебяжьей канавки, как в свое время Пушкин с Мицкевичем, и смотрели вдаль.
Человек - часть природы, поэтому связан с ней и зависит от нее. Один и Другой стояли и зависели от осени, от ветра, от низких облаков. Тянуло на откровенность.
- Ирка сильнее меня, - говорил Один. - Она в полтора раза больше моего зарабатывает. Это меня унижает. Понимаешь?
- Понимаю, - согласился Другой.
- Во-вторых, у нее свободное расписание, и я никогда не знаю, где она бывает и что делает. Я хожу в прачечную, выбиваю ковры, купаю в ванне ребенка. Вот уже десять лет она хочет сделать из меня бабу, а я мужик. И она мужик. А женщины в доме нет. И когда я думаю, что нам придется так мучиться еще двадцать - тридцать лет, я падаю духом и мне не хочется жить.
По Неве прошел речной трамвайчик. Озябшие, нахохлившиеся пассажиры, втянув головы в плечи, стояли на палубе и, казалось, совершали воскресную прогулку комуто назло.
- А с Верой - я бог! Когда она слышит, как я чихаю, у нее на глазах слезы от умиления. А когда она смотрит, как я ем, она смеется и говорит, что я широко кусаю. А раньше я никогда не думал о том, как чихаю, как кусаю. Я никогда не думал, что это может быть нужно еще кому-то, кроме меня. Понимаешь?
- Понимаю, - сказал Другой. Он тоже всегда думал, что жует и чихает исключительно для себя.
- В этой новой создавшейся ситуации я бы не хотел ставить в двойственное положение себя, и Ирку, и мою новую любовь, - продолжал Один, вдохновленный пониманием друга. - Это будет унизительно для всех троих. Я решил объявить Ирке, что я от нее ухожу. Разговор может быть тяжелый, поэтому будет лучше, если ты пойдешь со мной.
- Куда? - уточнил Другой.
- Ко мне.
- А зачем?
- Я же только что сказал: я хочу объявить своей жене, что я от нее ухожу.
- Если ты хочешь объявить своей жене, что ты от нее уходишь, то надо идти не к тебе, а ко мне.
- Почему? - не понял Один.
- Потому что сегодня утром твоя жена ушла от тебя ко мне. Теперь она моя жена.
По Лебяжьей канавке плавали чайки. Они были крупные, как утки, и не белые, а рябые. Один никогда не видел прежде таких чаек, - должно быть, они перелетели с Финского залива на Неву, а с Невы перебрались на Лебяжью канавку.
Один смотрел на чаек и приспосабливал новую информацию к своей нервной системе.
- А почему я об этом ничего не знал? - спросил он после молчания.
- Я специально вызвал тебя, чтобы сказать. Сейчас ты уже все знаешь.
- А почему ты сразу не сказал?
- Я хотел, но ты все время сам говорил. Мне некуда было слово вставить.
- Хорош друг, - брезгливо сказал Один. - А я тебе верил.
- Я перед тобой безупречен, - заявил Другой. - Я давно любил Ирку, но моя любовь ни в чем не выражалась. Она даже не подозревала, что я ее люблю.
- А что ты в ней нашел? - заинтересовался Один.
- Она очень красивая.
- Кто? Ирка?
- У нее на лице выражение наивной доверчивости, и она постоянно задает глупые вопросы.
- Да? - раздумчиво спросил Один, как бы припоминая свою жену. - Ты не ошибаешься?
- Нет. Я почти убежден.
- Странно... А почему она ушла? Что она говорит?
- То же, что и ты.
- Ну, все-таки... - выпытывал Один.
- Она говорит, что хочет быть женщиной, а вынуждена быть мужиком. У нее свободное расписание. Ты ей ничего не запрещаешь. И эта свобода уже не свобода, а одиночество. И когда она думает, что надо так жить еще двадцать - тридцать лет, то она падает духом, и ей хочется лечь и заснуть на этот период летаргическим сном.
- Какая низость!
- Что именно?
- Говорить так о собственном муже.
- Она же не всем это говорит. Только мне.
С Лебяжьей канавки был виден Инженерный замок, в котором когда-то убили Павла Первого. Сбоку раскинулся Летний сад со статуями. Громыхал пузатый трамвай, который за глаза зовут "американка".
И казалось, что и трамвай, и сад, и замок были глубоко равнодушны к индивидуальной судьбе отдельного человека и имели выражение: ну и что?
Тебе плохо. Ну и что?
- Пойдем! - сказал Один, и друзья-соперники зашагали широким шагом в сторону реки Фонтанки, которая во времени Петра звалась "Безымянный Ерик".
Ирка сидела в кресле, закутав ноги в плед, и читала книгу Андре Моруа "Литературные портреты".
Когда вошли Один и Другой, она положила в книгу закладочку, чтобы потом легче найти нужную страницу.
- Ты что расселась, как у себя дома? - недовольно спросил Один.
- А я у себя дома, - сказала Ирка. - Теперь это мой дом. Другой - мой муж. А ты - наш друг.
- Я прошу тебя объяснить свое поведение! - потребовал Один.
- Разве Другой тебе ничего не сказал?
- Другой - посторонний человек. Мне не о чем с ним говорить. А ты моя жена. Я у тебя спрашиваю.
- Если коротко, то я люблю Другого, - сказала Ирка.
- В этом все дело.
- Глупости! - сказал Один. - Ты не любишь Другого. Ты в него влюблена, а любишь ты меня.
- Я тебя ненавижу! - призналась Ирка. - Ты мне надоел до ноздрей.
- Да, ты меня ненавидишь, - согласился Один. - Но ты все равно меня любишь. Мы прожили с тобой двенадцать лет, от молодости до зрелости. У нас с тобой общий ребенок, общее имущество и общая испорченная жизнь. Мы с тобой глубокие родственники, а родственников не бросают и не меняют.
- Все равно я люблю Другого, - упрямо сказала Ирка.
- Это не серьезно! Любовь - это любовь. А жизнь - это жизнь. И не надо смешивать.
- Не слушай его, Ирка, - сказал Другой. - Любовь - это и есть жизнь, а жизнь - любовь. Тут как раз все надо смешивать.
- А двенадцать лет? - спросил Один. - А нашу общую испорченную жизнь стряхнуть, как сопли с пальцев?
- Как ты говоришь? - упрекнула Ирка.
- А как ты поступаешь? Сейчас же собирайся и пойдем домой.
- А что мы будем делать дома?
- То же, что всегда. Я смотреть по телевизору хоккей, а ты трепаться с подругами по телефону.
- Ты будешь смотреть хоккей и трясти на ноге тапок?
- Скорее всего.
- Боже, какая тоска...
- Ты замечаешь, как ты дышишь? - спросил Один.
- Нет. А что?
- Вот так и семейная жизнь. Она должна быть обычной и незаметной, как дыхание. Тогда она высвобождает в человеке творческие силы. На страстях живут одни бездельники.
- Не соглашайся, Ирка, - попросил Другой. - Мы с тобой сейчас пойдем на Неву и покатаемся на пароходике.
- Если ты будешь совращать мою жену, я тебя ударю, - предупредил Один.
- А я тебе отвечу, - предупредил Другой.
- Мальчики, если вы раздеретесь, я буду вынуждена принять сторону моего первого мужа.
- Почему? - обиделся Другой.
- Потому что он голодный.
- Ну и что, я тоже ничего не ел с утра.
- Но с ним я прожила двенадцать лет, а с тобой три с половиной часа.
- Пойдем! - потребовал Один. - Я не могу больше ждать. Через двадцать минут матч "Спартак" - ЦСКА.
- О боже! - вздохнула Ирка и с неохотой вылезла из-под пледа. - Ногу отсидела, - сказала она и, прихрамывая, пошла в прихожую.
Один и Другой двинулись следом.
Ирка надела плащ, покрыла голову платочком. Она перекрестила кончики платка, стала завязывать их на шее сзади. Кончики были скользкие и короткие. Ирка запутала свои легкие пальцы и, было похоже, сейчас завяжет их на два узелка.
- Я готова! - объявила наконец Ирка.
- А вещи? - спросил Один.
Ирка прошла в комнату и скоро вернулась оттуда с книжкой Андре Моруа "Литературные портреты".
- Все! - сказала Ирка.
- А я? - спросил Другой, и его глаза наполнились настоящими слезами.
- Пойдем с нами! - пригласил Один. - Что ты будешь сидеть в таком настроении?
- Ты увел у меня жену, и я же должен к тебе идти?
- Не упрямься, - сказала Ирка.
Дом стоял на Литейном проспекте, который во все времена назывался Литейным.
Войдя в свой подъезд, ступив на свою территорию, Один почувствовал себя увереннее.
- А ты тоже хороша, - сказал он Ирке. - С моим приятелем, за моей спиной...
- А что мне, на танцы прикажешь бегать за счастьем? - возмутилась Ирка. - Мне не семнадцать лет. У меня работа, семья, хозяйство. Когда мне бегать? Да лучше Другого и не найти. Ты и сам это прекрасно знаешь.
Между этажами на лестничной клетке сидел сиамский кот с голубыми глазами. Он с подобострастием глядел на людей, и это выражение попрошайки было несвойственно гордому полудикому зверю. Почти тигру.
- Бездомный, - сказала Ирка. - Кто-то потерял.
- У вас даже лестничные коты и те сиамские, - расстроился Другой.
- Не переживай, - попросила Ирка.
Другой заплакал.
- Если бы я не привел его к нам, ты бы не ушла.
- Надо мыслить конструктивно, - посоветовал Один. - Надо думать не о том, что было бы, если бы... А надо думать о том, что есть в данный момент и как это можно переменить.
- А как это можно переменить? - спросил Другой.
- Это не в твоих возможностях.
- А что же мне делать?
- Не думать.
- Брось его, Ирка. Посмотри, какой он противный.
- Он очень противный, - согласилась Ирка.
Возле знакомой двери лежал знакомый половичок, бывший в свои лучшие времена Иркиной курткой.
Возле половичка стоял чемодан, а на чемодане сидела девушка с большими глазами, сложив на коленях легкие нежные руки.
- Вовик... - девушка встала с чемодана. - А я ждалаждала... А тебя нет и нет... Я сама пришла.
- Познакомьтесь, это Вера, - представил Один.
Вера протянула всем свою легкую руку.
- Ирина, - сказала Ирка.
- Станислав, - представился Другой.
- Вера, видишь ли... - начал Один. - Я думал, что я свободен. Но оказывается, что я женат. Вот моя жена.
- Ирина, - еще раз напомнила Ирка.
- Я тебя обманывал, - продолжал Один. - Но не нарочно. Я и себя тоже обманывал.
- Бедный... - проговорила Вера, и ее глаза наполнились слезами сострадания. - Но ты не переживай. Я все равно буду любить тебя.
- Неопределенность разъест ваше чувство, - сказала Ирка. - Вы будете страдать.
- А что мне делать?
- Выходите замуж.
- За Другого, - подсказал Один.
- А что ты распоряжаешься? - вмешалась Ирка.
- Но ведь лучше Другого она все равно никого не найдет. Нам не придется за него краснеть.
Вера доверчиво посмотрела на Ирку.
- Он очень хороший, - честно подтвердила Ирка. - Он умеет расколдовывать все предметы и слова. Рядом с ним вы больше увидите вокруг себя, и в себе, и в других.
Вера подошла к Другому и, подняв голову, стала его рассматривать.
- Он хороший, - сказала она. - Но рядом с ним я ничего не увижу, потому что я не люблю его. А он не любит меня.
- Я не люблю вас, - согласился Другой. - А вы не любите меня. Но может быть, когда-нибудь через десять лет, мы с вами станем глубокие родственники.
Один достал ключи и стал отпирать свою дверь.
Другой взял чемодан Веры и повел ее за руку вниз по лестнице.
Вера покорно шла следом, на расстоянии своей вытянутой руки, и, выгнув шею, смотрела на Вовика.
Сиамский кот дремал на радиаторе парового отопления.
Заслышав людей, он приоткрыл один глаз, и выражение его морды как бы говорило: может быть, с точки зрения сиамских и сибирских благополучных котов, я живу ужасно. Но с точки зрения обычных лестничных кошек, я просто процветаю. Здесь ухоженная, проветренная лестница, лояльные мальчишки и сколько угодно качественных объедков.
ЦЕНТР ПАМЯТИ
Все началось в пятницу, во второй половине дня, когда Варвара Тимофеевна вернулась из булочной.
Она достала из авоськи половинку орловского хлеба, пакетик с чаем. На пакетике был написан какой-то сложный шифр, похожий на текст шпионской радиограммы: МПП РОСГЛАВДИЕТЧАЙ ГОСТ 1938-46...
Варвара Тимофеевна не стала вникать в премудрость, поставила пакетик на стол, и в ту же минуту медленно, будто нехотя, растворились обе рамы кухонного окна.
Варвара Тимофеевна точно знала, что окна были задраены и закрыты на все оконные задвижки. Сами по себе они раствориться не могли, и было похоже, будто кто-то показал фокус.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71