А в последние два года Танька заметила, что жизнь ее остановилась с туповатым выражением, как козел Онисим перед забором после сна. Каждый следующий день повторял предыдущий с теми же поворотами, как дорога от Бересневки до Глуховки: сначала Сукино болото, в болоте плюшевые камыши. Потом въезжаешь в лес и знаешь: за елью муравейник величиной с избу. И точно: вот ель. Вот муравейник. А в муравейнике - те же самые муравьи, что вчера, позавчера и в прошлом году. А даже если и другие, их все равно не отличишь от прежних. Муравьи и муравьи. За лесом - деревня. Возле крайней избы - бабка Маланья в галошах и в черном ватнике, а возле нее собака Сигнал, лает и челюстями клацает, как будто произносит: "Габ"... Не "гав", как все, а именно "габ". Бабка Маланья говорит Сигналу безразлично: "Чу, бес", - а сама смотрит в сторону Таньки, вроде письма ждет. А чего ждать, когда вся ее родня и знакомые живут через дорогу. А вот стоит, и смотрит, и ждет. Сигнал говорит: "Габ". Маланья говорит: "Чу, бес" - и смотрит с надеждой из-под платка, опущенного на самые брови. И так каждый день и всю дальнейшую жизнь.
Когда Танька думала об этом, становилось тоскливо, и она пела очень громко: "Три месяца лето, три месяца осень, три месяца зима, и вечная весна..."
Песня совершенно не подходила по смыслу к Танькиному настроению, но была красива сама по себе, и Танька заливалась на всю округу. Птицы переставали петь на ветках, говорили друг другу: "Танька поет". И слушали в одинаковых позах.
Маленькая гадина змея-медянка думала про себя:
"Танька поет". Влезала на горячий камень и поднимала голову.
В поле косили бабы. Заслышав песню, отвлекались от травы и от жары. Стояли и слушали. И лица у всех становились похожими.
Этот день начался как нормальный день, ничем не выдающийся. Танька привезла письмо Логиновым. Письмо было из армии: треугольник без марки. Логиновская собака, маленькая, похожая на лисицу, металась на цепи, захлебываясь лаем. И вдруг сорвалась и бросилась к Таньке.
Танька оглушительно взвизгнула. Собака шарахнулась от крика и обернула к Таньке удивленную морду: дескать, чего это ты?
Старик Логинов пошел к собаке, громко бранясь. Собака прижалась боком к забору и сама была не рада, что все так вышло.
- Не бейте ее, - великодушно попросила Танька.
- Еще чего... - пробурчал Логинов. - Чего это я ее буду бить?
И получалось так, что Логинов не собирался обижать собаку из-за какой-то прохожей, проезжей Таньки. Таньке стало обидно, она закинула ногу на велосипед и поехала в соседнюю деревню.
Дорога шла лесом. Недавний испуг требовал разрядки слезами. Танька таращила глаза, чтобы не заплакать.
И вдруг... В сказках обязательно присутствует "вдруг".
И вдруг Танька услышала музыку.
Мелодия текла откуда-то с неба. Она была не старинная и не современная, а такая, что во все времена. В ней и жалость, и нежность, и то, как все же прекрасно жить на этом свете. Несмотря ни на что.
Танька слезла с велосипеда, прислонила его к дереву и пошла, не глядя под ноги. Шла через канаву, через крапиву, через какие-то цапучие кусты. Вдруг, а может, и не вдруг кусты раздвинулись, и Танька увидела поляну, круглую, как тарелка. Посреди поляны, скрестив ноги, как пастушок, сидел летчик и играл на трубе. Рядом стоял вертолет и, похоже, слушал. Вид у вертолета был задумчивый.
Позже Танька узнала, что эта круглая поляна называется в местной авиации "квадрат сорок пять". Летчик зовется Валерием. Музыка - "Мелодия" композитора Глюка из оперы "Орфей и Эвридика". Глюк жил давно, и давно существовала эта мелодия, но Таньке казалось, что она возникла только что и звучит на земле первый и последний раз.
Летчик забрался куда-то на самые высокие ноты и пошел тосковать. Танька прислонилась щекой к березе и слушала. В какую-то минуту глазам стало горячо, и все предметы сделались расплывчатыми. Летчик доиграл до конца и поднялся.
Вечерело, солнце закатывалось за горизонт, и, когда летчик выпрямился во весь рост, шар его головы оказался на одном уровне с шаром солнца, заслонив его. Подсвеченная сзади, голова летчика была черная, от макушки и из-за ушей, как нимб, дрожали багряные лучи.
Летчик постоял, потом залез в вертолет и улетел в бесовском грохоте. Грохот рассеялся. Стало тихо. Если бы не номерной знак "МК 44-92", можно было бы подумать, что вертолета и не было.
А Танька все стояла, оглушенная мелодией. Потом грохотом. Потом тишиной.
- О бой, о бой, о литл бой! - вопил Козлов из девятого "Б", солист вокально-инструментального ансамбля "Романтики". Пел он, возможно, и хуже западных певцов, но трясся сильнее. Козлов не умел вибрировать только голосом, как профессионалы, поэтому сотрясал все тело, и вместе с телом вибрировал голос.
- О бой, о бой, о литл бой... - вторил солисту ансамбль "Романтики".
Ансамбль состоял из трех человек: гитара, баян и ударные. На гитаре сидел женатый комбайнер Федосеев. А на баяне и ударных - близнецы-хулиганы Сорокины. В детстве Сорокины были беспризорниками и на всю жизнь сохранили влияние улицы. Они всегда были хулиганы, только вначале маленькие хулиганы, потом юные, а теперь старые. Сорокиным было по шестьдесят четыре года.
В колхозном клубе шли танцы. По стенам расположились старики и дети. Зрители. Молодежь с безразличными лицами топталась друг перед другом. Это был шейк.
Танька с Мишкой тоже плясали друг перед другом: Танька - бросив руки вдоль тела, а Мишка - развесив локти. Старался. Танька смотрела на Мишку, будто видела в первый раз. Он был такой обычный, как лопух при дороге. И ничего не было в нем особенного.
- Пойдем отсюда, - рассердилась вдруг Танька. - Воют, как баптисты...
Они неслись на мотоцикле. Мишка сидел впереди, а Танька сзади, обхватив Мишку поперек живота.
- Стой! - крикнула Танька.
Мишка остановился.
- Дай я поучусь, - попросила Танька.
Поменялись местами. Танька села за руль.
- Вот здесь газ, - объяснил Мишка. - А это тормоз. Так быстрее, так медленнее. Давай!
Танька поехала, выписывая колесами кренделя.
- Руль держи! - орал Мишка.
Впереди показалась машина. Танька свернула на поле. Мотоцикл заскакал на кочках и колдобинах. Мишку трясло так, будто он сидел на бешеном мустанге.
- Ты куда? - заорал он.
- Чтоб не наскочила! - заорала Танька и в ту же секунду ощутила, что летит куда-то сначала резко вперед, потом резко вниз.
Мишка и Танька разлетелись в разные стороны и шлепнулись в свежевспаханную землю.
Танька не ушиблась, но осталась лежать и, приоткрыв один глаз, наблюдала за Мишкой. Ей хотелось, чтобы он испугался за ее жизнь. Но Мишка первым делом подбежал не к Таньке, а к своему мотоциклу и начал исследовать машину.
- Все крыло помяла, - искренне огорчился он.
Лежать было бессмысленно. Танька поднялась.
- Из-за своей поганой мотоциклетки готов человека насмерть убить.
Земля зависла в небе, тихо плывет в галактике, покачиваясь. И вместе с ней плывут, покачиваясь, Танька и Мишка, привалившись друг к другу спинами, чтобы удобнее было сидеть.
Пролетели дикие утки, сильно прорезая воздух крыльями.
- Мишка! - позвала Танька и замолчала надолго, как забыла.
- Чего? - отозвался Мишка.
- Ты как собираешься жить?
Мишка никогда не думал об этом прежде и честно сосредоточился.
- Вернусь из армии, гитару куплю электрическую. Марки "Эврика".
- А потом?
- Потом женюсь на тебе.
- Интересно... А ты у меня спросил?
- Чего зря трепаться? Я ж в армию иду. Отслужу - женюсь.
- А если я за тебя не пойду?
- Тогда на Вале женюсь. На Малашкиной.
- А потом?
- Потом "Ниву" куплю.
Танька представила себе, как Валя с Мишкой едут на "Ниве" по улице Коккинаки и из-под колес в панике выскакивают куры и бегут прочь, сильно вытянув шеи.
- Я не про это, - с неудовольствием сказала Танька. - Я про смысл жизни.
- Какое еще смысл? - Мишка чуть обернул голову и почувствовал щекой Танькины волосы.
- Каждый человек должен искать смысл жизни. Знать, для чего живет, разъяснила Танька.
- Это пусть надстройка ищет, для чего живет. А мы базис. Мы людей хлебом кормим.
- Неромантичный ты человек...
Мишка не обиделся.
- Ну, а ты б чего хотела? - спросил он.
Танька долго молчала, потом сказала:
- Сесть на облако и поплыть.
- Глупости это, - с пренебрежением отозвался Мишка.
- Почему?
- Так облако - это ж пар. Аш два О. Весь зад намочишь.
- Неромантичный ты человек, - вздохнула Танька.
В реке плеснулась большая рыба. Танька вздрогнула и обернулась на всплеск.
Плакучая ива тянула ветки к самой воде. В лунном свете был различим каждый листочек.
- Красиво... - заметил вдруг Мишка.
- Ничего особенного, - отозвалась Танька.
Эта луна, река и плакучая ива были всегда в Танькиной жизни, и никогда не было так, чтобы их не было.
"О бой, о бой, о литл бой!" - вопил Козлов из девятого "Б". "О бой, о бой, о литл бой..." - вторил ансамбль солисту.
И вдруг все замолчали, будто подавились. Молодежь перестала танцевать. И старухи бросили сплетничать. Все обернулись и смотрели в одну сторону.
В клуб вошла Танька об руку с летчиком.
- Кто это? - громким шепотом спросила Малашкина Валя.
- Танька с летчиком, - отозвались в толпе.
Танька поднесла к губам микрофон и запела. Летчик заиграл на трубе. Мишка послушал, что они исполняют, и стал аккомпанировать на гитаре точно и тактично. Мишка тоже был очень музыкальный.
Получалось потрясающе. Все так и обмерли и слушали, разинув рты. Это тебе не вокально-инструментальный ансамбль "Романтики".
Так представляла себе Танька, глядя в потолок.
Стояла ночь. Муравьи спали в своем муравейнике. Дед Егор посапывал на печи. Отец в соседней комнате готовился к экзаменам в заочном техникуме.
Танька поднялась, босиком прошла к столу. Достала тетрадь в линеечку, выдрала чистый листок.
Взяла ручку, задумалась. Потом вздохнула и вывела на листке: "Уважаемый летчик МК 44-92. Приходите на танцы в клуб колхоза "Краснополец". В среду". Подумала и подписалась: "Татьяна Канарейкина".
Над Татьяниным ухом шумно засопело. Танька обернулась. За ее спиной стояла сестра Вероника. Вероника была младше Таньки на шесть лет. Она унаследовала от родителей их самые некрасивые черты лица, однако получилась очень обаятельная.
- Наивная ты, Танька... - скептически заметила Вероника. - Так он и пришел на наши танцы. Прямо разбежался... У них в городе знаешь какие танцы? Там к ним студентки из стройотряда ходят.
- Да при чем здесь студентки? Я хочу вовлечь его в коллектив... Как культмассовый сектор.
- А ты ему спой. Он в тебя влюбится, а потом куда захочешь, туда и вовлечется. Я вон на елке спела, так в меня и Прохоров влюбился, и даже Козлов из девятого "Б".
- Где это я ему спою? На аэродроме?
- Зачем на аэродроме? Мы его сюда вызовем.
- Он не придет... - усомнилась Танька.
- А мы ему повестку из милиции пришлем. Там написано, что если сам не придет, то под конвоем приведут. Я видела.
- Где это ты видела?
- А у Вадима. Его папаше четыре раза присылали.
Начальник аэропорта Громов сидел у себя в кабинете в майке и в форменной фуражке. Объявлял по рации:
- Коменданта аэропорта прошу зайти к начальнику аэропорта.
"Бу-бу-бу, та-та-та, ва-ва-ва..." - разносилось над летным полем.
Динамик над зданием аэропорта был испорчен, и все приказания Громова доносились в такой вот невнятной интерпретации.
Маленький аэродром жил своей привычной жизнью. Три самолетика отдыхали, присев на хвосты, как стрекозы. Цвели крупные ромашки.
На краю летного поля стояла изба. Комендант аэропорта, толстая Фрося, баюкала в коляске ребенка.
- Фрося! - Громов высунулся в окно. - Оглохла, что ли?
- Чего?
- Где у нас скрепки лежат?
- На шкафу погляди! - крикнула Фрося.
В небе заурчало. Над лесом летел вертолет "МК 44-92". Он шел так низко, что, казалось, цеплял колесами верхушки деревьев.
- Опять лихачит! - крикнула Фрося мужу-начальнику. - Грохнется когда-нибудь, а тебя под суд.
Громов надел китель, фуражку, посмотрел в зеркало и нахмурился. Проверил в зеркале свой грозный вид и вышел из диспетчерской на поле, стараясь в дороге не растерять найденное выражение.
К Фросе подъехала на велосипеде почтальонша Зинаида.
- Фрось, кто у вас на "МК 44-92" летает? - спросила Зинаида.
- А вон... этот, новенький.
Летчик тем временем посадил вертолет и шел по полю.
- Журавлев! - строго окликнул его Громов.
Летчик подошел. Вытянулся перед начальством.
- Вы почему опять летаете на критической высоте?
- Я больше не буду, - сразу же сдался летчик.
- Буду, не буду... Вот что, Журавлев! Здесь у нас не детский сад. В следующий раз лишитесь первого талона. Ясно?
- Ясно. Разрешите идти?
- Идите.
Летчик четко, по-военному зашагал по полю.
- Постойте... - остановил Громов.
Летчик повернулся на сто восемьдесят градусов и четко, по-военному зашагал в обратном направлении, к Громову.
- Все хочу спросить, да забываю. Что это на вас столько железа навешано?
- Где железо? - не понял летчик.
- Вот это, например, для чего? - Громов указал на цепочку, ведущую в карман.
- Компас. - Он достал компас.
- Так в самолете же есть.
- На всякий случай, - неопределенно объяснил Журавлев.
- А на шее чего? Пропеллер?
- Камешек. Куриный бог.
Летчик достал и показал камешек. Камешек был маленький и с дыркой.
- А камень для чего?
- Это... - Летчик покраснел. - Это талисман... На счастье...
Не таких орлов хотел бы иметь Громов у себя на службе. Но служба - не жена. Выбирать не приходится. Кого пришлют, тем и командуешь.
- Ладно, идите, - разрешил Громов.
Летчик зашагал по полю.
- Молодой человек! - позвала почтальонша Зинаида.
Летчик не обернулся.
- Мужчина! - поправила себя Зинаида.
- Вы мне?
- Вам, а кому же еще... - сказала Фрося. - Тебе тут письмо заказное пришло. Распишись...
На городской площади летчик сел в рейсовый автобус.
- Простите, - спросил он у кондукторши. - До Бересневки далеко?
- Да не... До Лещевки - сто... А там пешком километров семь...
Летчик достал из кармана повестку из милиции и стал ее изучать. Повестка была странноватая. Рядом со словом "товарищ" была зачеркнута чья-то фамилия, а сверху написано "Летчик МК 44-92". В разделе "явиться" адрес был зачеркнут, а сверху написано: "Деревня Бересневка, Сукино болото".
Летчик пожал плечами, спрятал повестку и достал из планшетки карту.
В мире творились самые невероятные события: дефицит торгового баланса Мексики в первом полугодии 1978 года составил 693 миллиона долларов; израильские агрессоры угнали и уничтожили японский пассажирский самолет "Боинг-707"; Министерство связи СССР выпустило в обращение почтовый блок, посвященный 500-летию со дня рождения выдающегося итальянского художника Джорджоне. А Танька Канарейкина собиралась на свидание.
Она вышла из дому в галошах на босу ногу, в байковом халате и в платке, повязанном по самые брови, как у бабки Маланьи. Позади шла Вероника и несла узелок.
Прошли по деревне, как две странницы.
Вышли к оврагу, и тут случился легкий маскарад: Танька сбросила халат, галоши, платок и оказалась в полном боевом снаряжении: юбка-миди и кофточка-лапша. Развязала узелок, достала босоножки-платформы. Переобулась. Вероника сложила и связала в узелок все ненужные одежки.
- Значит, так: ты ему "здрасте", он тебе "здрасте", - напомнила Вероника. - Ты говоришь: "Хотите, я вам спою?" Он говорит: "Хочу". Ты споешь, он влюбится...
- А вдруг не влюбится?
- Обязательно влюбится. Вон я на елке спела, так в меня сразу трое влюбились. Ты споешь, он скажет: "Давайте с вами дружить".
- Знаешь что, - попросила Танька сестру. - Ты в кустах спрячься. А если он полезет целоваться, выйди и скажи: "Таня, тебя папа зовет".
- Ага... а мне посмотреть интересно.
- Идет... - ахнула Танька. - Прячься.
Вероника ринулась в кусты, а Танька села на сваленное дерево и застыла.
По полю с компасом в одной руке и с картой в другой шел летчик.
Приблизился к Таньке. Спросил:
- Девочка, это Сукино болото?
- Да... - пролепетала Танька.
Болото выглядело как романтический заросший пруд, и было непонятно, почему оно называется болотом. И вообще ничего не понятно.
Летчик пожал плечами. Потом сунул компас в карман и стал прохаживаться перед Танькой, не обращая на нее ни малейшего внимания.
Танька была так смущена и перепугана, что даже не могла понять: нравится ей летчик или нет. Джинсы в обтяжку, а выражение такое, будто он получил из дома плохое письмо. Стоит тут, возле Таньки, а думает о чем-то другом.
От деревни по дороге на велосипеде ехал Вадим. К багажнику была привязана пластмассовая канистра. Стало быть, его послали за керосином.
Вероника вылезла из кустов и стала так, чтобы Вадим ее заметил. Когда Вероника чего-нибудь очень хотела, она обязательно добивалась. Так вышло и на этот раз: Вадим ее заметил.
- Пришел?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71