- Очень надо... - пробормотал Евгений.
- Если не хочешь, я сама к тебе подойду.
Над ним, вместо белого неба, нависло ее лицо, и он услышал ее дыхание, легкое, как у ребенка, и увидел ее глаза. Увидел вдруг, что они не карие, как он предполагал, а светлые: по зеленому полю кофейные лучики. Ее зрачки постояли над его правым глазом, потом чуть переместились, постояли над левым. Она не могла смотреть сразу в оба глаза, и он тоже, естественно, не мог, и их зрачки метались друг над другом. И эти несколько секунд были Правдой. Высшим смыслом существования.
Он подставлял свое лицо под ее дыхание, как под теплый дождь, и не мог надышаться. Смотрел и не мог насмотреться. И небо вдруг потянуло его к себе. Евгений раскинул руки по траве, ощущая земное притяжение и зов неба.
Зазвенел звонок.
Евгений вздрогнул, обернулся к классу.
На его столе, в уголке, аккуратной стопочкой лежали собранные тетради с сочинениями. Дети сидели, смирно успокоив руки, глядели на своего учителя.
- Запишите план на завтра.
Евгений подошел к столу, раскрыл учебник, стал диктовать:
- "Первое. Какое стремление выражено поэтом в стихотворении. Второе. Как подчеркнуто это стремление изображением томящегося в неволе орла..."
- А мы это уже записывали! - радостно крикнул Сидоров.
- Что за манера кричать с места? - упрекнул Евгений. - Если хочешь что-нибудь сказать, надо поднять руку.
Сидоров поднял руку.
- Урок окончен, - сказал Евгений. - На дом: закрепление пройденного материала. Все вопросы в следующий раз...
Анюта бегала во дворе среди подруг. Евгений увидел ее еще издали. Она была выше всех на голову, в свои пять лет выглядела школьницей.
На ней была пуховая шапка, вдоль лица развешаны волосы. Ей всегда мешали волосы, и она гримасничала, отгоняла их мимикой. Это вошло у нее в привычку, и даже когда волосы были тщательно убраны, ее личико нервно ходило.
Анюта увидела знакомую машину и кинулась к ней с гиком и криком, как индеец на военной тропе.
Евгений вышел из машины. Анюта повисла на его плечах и подогнула ноги. У нее были круглые глаза, круглый детский нос, круглый рот и даже зубы у нее были круглые. Веселый божок, сошедший на землю.
- Что ты мне принес? - деловито осведомился божок.
Анюта привыкла взимать с отца дань, хотя любила его бескорыстно.
Евгений достал с заднего сиденья коробку, протянул. Она живо разрезала веревочку и извлекла из коробки немецкую куклу в клетчатом платье и пластмассовых ботиночках.
- А у меня уже есть точно такая же, мне папа Дима подарил...
Анюта посмотрела на отца круглыми глазами, что-то постигла своей маленькой женской душой.
- Ну ничего, - успокоила она. - Будут двойняшки, как Юлька с Ленкой. Так даже лучше, вдвоем расти веселее, и не будут такими эгоистами.
Евгений отвел с ее лица волосы, услышал под пальцами нежную беззащитность ее щеки.
- Как живешь?
- Нормально, - сказала Анюта. - А ты?
- И я нормально.
Она уже приспособилась за два года, что у нее не один отец, как у всех, а два. И привыкла не задавать вопросов.
Анюта рассматривала куклу.
- А как ты думаешь, ей можно мыть голову?
Евгений честно задумался. В эти короткие свидания ему хотелось быть максимально полезным своей дочери.
- Я думаю, можно, - решил он.
Анюта оглянулась на детей. Ей не терпелось показать им новую куклу и было неловко отбежать от отца.
- Хочешь, покатаемся? - предложил Евгений.
- Лучше поиграем.
- Считай, - сказал Евгений.
- Шла собака по роялю, наступила на мозоль, - начала Анюта, распределяя считалку не по словам, а по слогам, и ее ручка в варежке сновала, как челнок. - И от боли закричала: до, ре, ми, фа, соль...
На слове "соль" она притормозила руку на полпути и вернула ее к себе, ткнула в свою шубку. Ей не хотелось искать, а хотелось прятаться.
Евгений сделал вид, что не заметил ее мелкого жульничества, и закрыл лицо руками. Сосчитал в уме до тридцати и громко предупредил:
- Раз, два, три, четыре, пять, я иду искать. Раз, два. три, четыре, пять, шесть, семь, я иду искать совсем.
Евгений отвел руки от лица. Анюта стояла возле него и, сощурившись, будто от ветра, смотрела в глубину двора.
Евгений проследил направление ее взгляда и увидел папу Диму с собакой на поводке. Он был в спортивном костюме - весь вытянутый, изящный, как артист пантомимы. Рука, держащая поводок, была капризно отведена, и собака была длинноногая и тоже очень изящная. Евгений посмотрел, и его затошнило от такого количества изящества.
Собака дернула поводок и запаяла в их сторону.
- Чилимушка, - нежно проговорила Анюта.
- Иди к ним, если хочешь, - сказал Евгений, скрывая ревность.
- Ты когда придешь? - спросила Анюта.
- Я тебе позвоню, - сказал Евгений.
- И я тебе позвоню.
Анюта побежала к собаке, выкидывая ноги в стороны. Евгений видел, как собака подпрыгнула и облизала Анюте все лицо.
Он сел в машину, попятил ее немного, потом развернул и поехал знакомыми переулками.
Как изменился их район...
Когда они впервые поехали с женой смотреть свой будущий дом и вышли из метро - увидели лошадь, запряженную в телегу, а в телеге мужика в тулупе. А за этой жанровой картинкой стелился туман над деревней Беляево с Шариками и Жучками за косыми заборами. И на этом фоне одиноко, как указующий перст, тянулся в небо блочный дом.
С тех пор прошло семь лет. И сейчас, когда выходишь из метро, попадаешь в белый город, и народу здесь живет не меньше, чем в каком-нибудь маленьком государстве. И тогда понимаешь, что семь лет - это очень много в жизни одного человека.
А что сделал он за семь лет? Он разрушил все, что выстроил до этого, и теперь должен начинать жизнь с нуля.
Возле "Дома мебели" стояла Касьянова и встречала знакомое рыльце бежавшего "жигуленка".
Увидев Евгения в раме ветрового стекла, она замахала ему рукой, как во время первомайской демонстрации, и устремилась навстречу. Глаза ее на улице были яркие, как аквамарины, а дубленка солнечная и пестрая, расшитая шелком, как у гуцулов.
Она отворила дверцу и рухнула рядом на сиденье, и в машине сразу стало светлее и запахло дорогими духами.
- Ну, как живешь? - спросил Евгений, ревнуя ее по обыкновению ко всему и вся. Ему было оскорбительно, что Касьянова стояла посреди дороги на пересечении чужих взглядов.
- Плохо! - счастливо улыбаясь, ответила Касьянова. И это значило, что сегодня опять начнутся выяснения отношений: они снова поссорятся, снова помирятся, - будет полная программа страстей.
Пошел снег. Мокрые снежинки разбивались о ветровое стекло, расплющивались и сползали вниз неровными струйками. Щетки задвигались размеренно, ритмично, как дыхание.
Евгений смотрел перед собой и видел, как собака Чилим взгромоздила лапы на плечи Анюты и облизала ей все лицо. Анюта подставила куклу, чтобы Чилим поздоровался и с ней, но собака только обнюхала чуждый ей запах.
Касьянова спросила о чем-то. Евгений не ответил.
Он вспомнил, как купал Анюту в ванной. Взбивал шампунь в ее волосах, а потом промывал под душем.
Анюта захлебывалась, задыхалась и очень пугалась, но не плакала, а требовала, чтобы ей вытирали глаза сухим полотенцем.
Потом Евгений вытаскивал ее из ванны, сажал себе на колено и закутывал в махровую простыню. Анюта взирала с высоты на ванну, на островки серой пены и говорила всегда одно и то же: "Была вода чистая, стала грязная.
Была Анюта грязная, стала чистая".
Он выносил ее из духоты ванной, и всякий раз ему казалось, что в квартире резко холодно и ребенок непременно простудится.
Потом усаживались на диван. Жена приносила маленькие ножницы, расческу, чистую пижаму. Присаживалась рядом, чтобы присутствовать при нехитром ритуале, и ее голубые глаза плавились от счастья.
Почему они все это разорили, разрушили?
Может быть, Евгений не умел себе в чем-то отказать, а жена не умела что-то перетерпеть? Может, они вдвоем не умели терпеть?
Посреди дороги валялась темная тряпка. Середина ее была припаяна к асфальту, а края нервно трепетали.
- Кошка! - Касьянова закрыла лицо руками.
- Это тряпка, - сказал Евгений.
Касьянова поверила и вернула руки на колени, но долгое время сидела молча, как бы в объятиях чужой трагедии.
- Где ты сейчас был? - тихо спросила Касьянова.
- Дома, - не сразу ответил Евгений.
- А что ты там делал?
- Купал Анюту.
- А со мной ты когда-нибудь бываешь?
- Я был с тобой на работе.
- А почему ты не можешь быть там, где ты есть? Домадома, на работе на работе. А со мной, - значит, со мной?
Евгений глядел на дорогу. Ленинский проспект лежал широко и роскошно. Щетки сметали разбившиеся снежинки, как время - бесполезные мысли.
- Что ты хочешь? - переспросил Евгений.
- Я хочу знать, почему ты не бываешь там, где бываешь?
- Я не умею жить в моменте, - не сразу ответил Евгений.
- Значит, ты никогда не бываешь счастлив.
- Почти никогда.
- Жаль, - сказала Касьянова.
- Меня?
- И себя тоже. Себя больше.
Ленинский проспект окончился. Надо было сворачивать на Садовое кольцо.
- Останови машину, - попросила Касьянова.
Евгений опасливо покосился на ее сапоги. Касьянова поймала его взгляд.
- Не беспокойся, - сказала она. - Я уйду от тебя в обуви.
Касьянова вышла из машины и, перед тем как бросить дверцу, сказала:
- Я больше не хочу тебя убить.
- Почему? - обиделся Евгений.
- Потому что ты сам себя убьешь.
Она осторожно прикрыла, притиснула дверцу и пошла, забросив сумку за плечо. Она ступала как-то очень независимо и беспечно, будто дразня своей обособленностью от его жизни.
Евгений смотрел ей вслед и вместе с горечью испытывал облегчение.
Он не был готов сегодня к нервным перегрузкам. Ему не хотелось ни ссориться, ни мириться, а хотелось покоя и той порции одиночества, которая необходима каждому взрослому человеку.
Евгений резко включил зажигание. "Жигуленок" фыркнул и рванул вперед, лавируя среди других машин.
Выехал на Садовое кольцо - шумное, угарное, как открытый цех. Потом машину принял тихий переулок с названием, оставшимся от старой Москвы.
Касьянова осталась далеко, на пересечении чужих взглядов.
Отошло время их первых ссор, когда каждый раз казалось, что это окончательно, и он коченел от ужаса, а один раз даже потерял сознание за рулем, и милиционер отвез его домой.
Последнее время он привык, приспособился к этим ссорам. Все равно он знал: пройдет день, самое большее два, и они помирятся, и никуда им друг от друга не деться, потому что у них одна душа на двоих.
Он еще не знал, что сегодня она ушла от него навсегда, и он останется один, как ребенок, брошенный возле магазина. И пройдет не один год, прежде чем он снова почувствует облегчение, такое же, как сегодня.
РАБОЧИЙ МОМЕНТ
Всеволод Соловьев стоял посреди школьного двора и играл с мальчишками в городки.
Он сосредоточился глазами на конце вытянутой палки, мысленно провел прямую от конца палки до горки городков, потом медленно замахнулся, продолжая держать глазами эту невидимую прямую, и в этот момент перед ним, как из-под земли, возникла высокая тетя с кожаными ногами.
- Как тебя зовут, мальчик? - спросила тетя.
Всеволод Соловьев опустил палку и молчал. В нем медленно опадала готовность к броску.
- Ты меня не слышишь? - спросила тетя.
- Севка, - подсказал Павлик Харламов.
- А сколько ему лет? - спросила тетя у Павлика.
- Девять, - сказал сам Севка.
- Прекрасно! - обрадовалась тетя. Наверное, она обрадовалась тому, что Севка заговорил.
- Ты хочешь сниматься в кино?
- Можно, - не сразу согласился Севка. - Только сначала я должен спросить разрешения у родителей.
- Обязательно спросим, - пообещала тетя и достала из сумки замызганный блокнотик с выпадающими листками. - У тебя дома есть телефон?
- Сто двадцать девять десять пятьдесят пять, - без запинки продиктовал Севка.
- Мы тебе сегодня позвоним.
Тетя сунула блокнотик обратно в сумку, повернулась и пошла, перебирая кожаными ногами.
За школьным забором стояла светлая машина, на ней синими буквами было написано: "Киносъемочная".
Мальчишки перестали играть в городки, молча уставились на Севку, ища на его лице признаки избранности. Но Севка стоял, как стоял: тот же треугольный нос, те же глаза в ржавых ресницах.
Чекрыгина из пятого "Б" коротко вскрикнула и помчалась за тетей, запуталась у нее под ногами.
- А я? - спросила Чекрыгина.
- А ты девочка, - объяснила тетя. Села в машину и уехала.
На другой день после происшедших событий Севка сидел на кухне и ел рыбный суп, вылавливая светлые колечки разваренного лука, брезгливо развешивал их по краям тарелки.
Он ел и слушал, как мама разговаривала по телефону, сообщала всем знакомым и малознакомым о превратностях Севки ной судьбы. Она говорила одно и то же, меняя только имена людей, к которым обращалась, и отвечали ей тоже совершенно одинаково.
Видимо, сначала маме говорили "поздравляем", потому что она отвечала "спасибо". Потом желали "ни пуха ни пера", потому что мама отвечала "идите к черту". А потом, видимо, принимались завидовать, потому что мама успокаивала: "Ну, это еще не точно, это только кинопроба".
Обзвонив всех по первому кругу, мама пришла на кухню, села против Севки и стала смотреть, как он ест.
Севка ел, опустив лицо в тарелку. На голове у него было две макушки, - значит, две жены. Мама смотрела на эти две макушки, два водоворотика, вокруг которых вихрились золотистые Севкины волосы. Потом сказала:
- А я всегда знала, что в тебе что-то есть...
- Да? - Севка поднял голову.
- Я очень рада, что ты мой сын.
- И я тоже очень рад, что ты моя мама, - ответил Севка, и они посмотрели друг на друга, глаза в глаза, честно и преданно, как два товарища.
В дверях зашуршал ключ. Это из магазина вернулась Севкина бабушка, мамина мама.
- А нашего Севку в кино зовут, - сказала мама. - На главную роль.
Севка ожидал, что бабушка ответит то же, что и все: поздравляю, ни пуха ни пера, а потом начнет завидовать - почему именно Севке, а не ей выпал такой случай в жизни.
Но бабушка произнесла совершенно другую, очень странную фразу:
- Ломаете ребенку жизнь собственными руками.
- Почему? - удивилась мама.
- Потому что дети должны жить кал дети, а не играть в игры взрослых.
- Ты ничего не понимаешь! - сказал ей Севка.
- Почему это бабушка ничего не понимает? - строго одернула мама, хотя считала абсолютно так же, как Севка.
- Потому что она родилась в одна тысяча девятьсот тринадцатом году. У нее дореволюционное самосознание, - объяснил Севка.
Через два часа с работы вернулся Севкин папа. Он долго раздевался, потом долго мыл руки в ванной, потом сел в кресло и взял газету.
- Спроси: есть ли у нас новости? - предложила мама.
- Есть ли у вас новости? - спросил папа.
- Есть! - сказала мама и поежилась от счастливого нетерпения.
Папа открыл газету и стал читать статью с подзаголовком "конфликтная ситуация".
- Теперь спроси: "А какая же это новость, хотел бы я знать".
- А какая же это новость, хотел бы я знать? - повторил папа.
- Севку пригласили на кинопробу. На главную роль!
- А... - сказал папа. - Тогда дай поесть.
- Ты не рад? - удивилась мама.
- А чему радоваться? Думаешь, они одного Севку пригласили? У них таких, как он, - тысяча. Или две.
Мама посмотрела на папу долгим, каким-то дальним взором и сказала:
- Какой же ты, Павел, зануда. Даже обрадоваться не умеешь.
- Утвердят, тогда и будем радоваться. А то сейчас радоваться, потом огорчаться. Нашла себе работу...
- Вот и хорошо, - сказала мама. - Буду радоваться, потом огорчаться. Это и есть жизнь.
Севка не стал слушать разговор до конца, взял велосипед и отправился на улицу.
Шел проливной дождь. Дети, как куры, нахохлившись, стояли в подъезде.
Когда появился Севка с велосипедом, все на него поглядели, и Севка почувствовал неловкость. Эта неловкость помешала ему остаться в подъезде, и он вышел прямо на тротуар, будто тяжелый дождь не имел к нему никакого отношения.
Велосипед был большой, не по росту, доставшийся в наследство от выросшего родственника.
Севка перекинул правую ногу и, сообщив ей всю тяжесть тела, налег на педаль. Потом привстал и перенес тяжесть на левую ногу.
Дети стояли и смотрели, как Севка поехал, виляя приподнятым тощим задом. И всем вдруг показалось: именно так и следует проводить свое свободное время - кататься на неудобном велосипеде под проливным дождем.
Сначала им навстречу попался живой артист Тихонов, а следом за ним шел Пушкин - курчавый и тщедушный.
Севка снова дернул маму за руку, ждал, когда она сделает ему замечание, но мама была занята. Она все время заглядывала в бумажку, останавливалась и спрашивала: как пройти в производственный корпус.
Ей объясняли и показывали пальцем. Мама внимательно слушала и следила за направлением пальца, который вычерчивал в воздухе сложные геометрические фигуры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71