Библиотекарь обрушил обе руки на клавиатуру, по всей видимости, на авось. Ридкулли никогда не слышал такого шума.И вдруг… И вдруг… Это не было больше шумом. Это было вроде той чуши о белом свете, которую вечно несли молодые волшебники из Корпуса Магии Высоких Энергий. Они говорили, что все цвета вместе составляют белый, что по мнению Ридкулли было совершеннейшей ерундой, поскольку каждый знает, что если смешать все краски, какие под руку подвернутся, то получится зеленовато-бурая масса, которая никоим образом не напоминает белый.Весь этот шум, все это музыкальное месиво вдруг сконцентрировалось и сквозь него проглянула новая музыка.Деканов кок трепетал.Толпа двигалась.Ридкулли заметил, что топает ногой. Он прижал ее к полу другой ногой. Он смотрел на тролля, ведущего бит и молотящего по своим каменюкам так, что стены тряслись. Руки Библиотекаря носились по клавиатуре, потом к ним присоединились и ноги. А гитара, не прерываясь, улюлюкала, визжала и пела мелодию.Волшебники подпрыгивали на стульях и крутили пальцами в воздухе.Ридкулли наклонился к Казначею и завопил на него.— Что?! — проорал Казначей.— Я говорю, все они свихнулись, кроме нас с тобой!— Что?!— Это все музыка!— Да! Она великолепна! — закричал Казначей, размахивая костлявыми руками.— А я уже не так уверен в тебе!Ридкулли откинулся назад и извлек чудометр. Тот дергался как сумасшедший и ничем не мог помочь. По нему нельзя было сказать, магия это или нет. Он отвесил Казначею тычка.— Это не магия! Это что-то другое!— Вы совершенно правы!У Ридкулли возникло ощущение, что он внезапно заговорил на чужом языке.— Я имею в виду, что этого слишком много!— Да!Ридкулли вздохнул.— Подходящее время для твоих лягушачьих пилюль!Из развороченного пианино повалил дым. Пальцы Библиотекаря разгуливали по клавишам, как Казанунда по женскому монастырю.Ридкулли оглянулся кругом. Он чувствовал себя совершенно одиноким.Кое-кто еще оказался нечувствителен к музыке. Сумкоротый встал. Встали и его ассистенты, обнажив шишковатые дубинки. Ридкулли знал законы Гильдии. Без сомнения, они должны исполняться. Город не сможет существовать без этого. Если и существует нелицензированная музыка, то это именно она.Тем не менее… он закатал рукав и приготовил шаровую молнию. Просто на всякий случай.Один из ассистентов выронил дубинку и схватился за ногу. Другой развернулся кругом, как будто схлопотал в ухо. Шляпа Сумкоротого неожиданно смялась, словно кто-то треснул его по голове. Ридкулли, глаза которого ужасно слезились, вроде бы разглядел Зубную Фею, опускающую на голову Сумкоротого рукоятку косы.Аркканцлер мыслил весьма здраво, но частенько страдал оттого, что поезд его мышления медленно менял пути. Появление косы привело его в замешательство, ведь трава не имеет зубов, шаровая молния вспыхнула у него в пальцах, и пока руку его обжигала нестерпимая боль, он осознал, что в звуке что-то присутствует. Что-то дополнительное.— О, нет, — проговорил он, пока шаровая молния падала на пол, опалив башмак Казначея. — Он же живой!Он сгреб пивную кружку, яростно добил содержимое и грохнул ее кверху дном на стол.Луна сияла над Клатчской пустыней, прямо над пунктирной линией. Пескам по обе стороны доставалось почти равное количество лунного света, несмотря на то что люди, подобные мистеру Клиту, находили данное состояние дел весьма прискорбным.Сержант брел по утоптанному песку плаца. Он остановился, уселся на песок и извлек на свет божий сигару. Потом он достал спичку, наклонился и чиркнул ею об какой-то торчащий из песка предмет, который произнес:— ДОБРЫЙ ВЕЧЕР.— Я думаю, ты получил достаточно, а, солдат? — спросил сержант.— ДОСТАТОЧНО ЧЕГО, СЕРЖАНТ?— Два дня на солнце, без пищи и воды… Я полагаю, ты обезумел от жажды и умоляешь выкопать тебя, а? — продолжал сержант.— ДА. БЕЗУСЛОВНО, ЗДЕСЬ ОЧЕНЬ СКУЧНО.— Скучно?— БОЮСЬ, ЧТО ДА.— Скучно? Тебе не должно быть скучно! Это же Преисподняя! Ты должен испытывать ужасающие физические и духовные мучения! После одного дня здесь ты должен стать… — сержант исподтишка посмотрел на свою исписанную ладонь —…буйно помешанным! Я наблюдал за тобой весь день, ты даже не стонал! Я не могу усидеть в своей… ну в этом, там сидят, вокруг бумаги и эти, как их…— КАНЦЕЛЯРИЯ.— … и работать, когда ты здесь в таком положении! Я не вынесу этого!Белая Тыква Пустыни взглянул вверх. Он почувствовал, что пришло время для жеста любезности.— ПОМОГИТЕ, ПОМОГИТЕ, ПОМОГИТЕ, ПОМОГИТЕ, — сказал он.Сержант расслабился.— ЭТО ПОМОГАЕТ ЛЮДЯМ ВСЕ ЗАБЫТЬ, ПРАВДА?— Забыть? Да они вообще ничего не помнят после…эээ…— ПРЕИСПОДНЕЙ.— Точно!— А. ВЫ НЕ БУДЕТЕ ВОЗРАЖАТЬ, ЕСЛИ Я ЗАДАМ ВОПРОС?— Чего?— ВЫ НЕ БУДЕТЕ ВОЗРАЖАТЬ, ЕСЛИ Я ПОСИЖУ ЗДЕСЬ ЕЩЕ ОДИН ДЕНЬ?Сержант открыл рот, чтобы ответить, а из-за ближайший песчаной дюны налетели Д'реги.— Музыка? — переспросил Патриций. — Ах. Расскажи поподробнее.Он откинулся на спинку кресла с выражением, предполагающим участливое внимание. Таким образом он создавал некий ментальный эквивалент вакуума. Люди выкладывали все только чтобы заполнить пустоту.Кстати, Лорд Ветинари, верховный правитель Анк-Морпорка, очень любил музыку.Людям страшно хотелось узнать, какая именно музыка могла привлечь такого человека. Заформализованная камерная музыка, может быть? Или громомечущие оперы?На самом же деле он предпочитал стиль, исключающий исполнение. Любое исполнение, полагал он, подвергает музыку издевательствам, заключая ее в высушенные шкуры, останки дохлых кошек и куски металла, расплющивает ее в проволоку и трубки. Она должна оставаться на бумаге, в виде рядов маленьких точек и крючков, аккуратно сидящих на линейке. Только в таком виде она чиста. Она начинает гнить сразу же как только люди дотрагиваются до нее. Куда лучше спокойно сидеть в комнате и читать ноты — ничто не встает между тобой и замыслом композитора, кроме росчерков пера. Слушать ее в исполнении потных жирных мужиков, у которых из ушей растут волосы, а с гобоев капает слюна… сама мысль об этом вызывала у него содрогание. Хотя и не очень сильное, поскольку он никогда и ничего не доводил до крайности. Итак….— И что произошло потом? — спросил он.— А п'том, вашсьяттство, — сказал Корявый Майкл, лицензированный нищий и неформальный информатор, — он начал петь п'сню про Здор'венные Огненные Яйцы.Патриций вздернул бровь.— Пардон?— Чтот' вродь этво, не мог раз'брать слов, пашему-патамушт — пианин' взорвалась.— О? Представляется, что это в некоторой степени затруднило продолжение концерта.— Не, обезьяна играл' себе дальше на чем осталсь, — сказал Корявый Майкл. — А народ повскакал и начл орать и плясать и топть ногами будто топтали тар'канов.— И ты сказал, что людям из Гильдии Музыкантов был причинен ущерб?— Эт' было охренеть как странн'. После всего эт'во они были белые как простыни, — Корявый Майкл подумал о состоянии своего собственного белья. — Белыми, как нектрые простыни.Пока он рассказывал, Патриций просматривал доносы. Безусловно, это был очень странный вечер. Буйство в «Барабане»… ну, это обычное дело, разве что все это не очень напоминало типичное «барабанное» буйство и он никогда раньше не слышал о пляшущих волшебниках… Была только одна вещь, которая могла встревожить еще больше…— Скажи мне, — попросил он. — Какова была реакция мистера Достабля на все это?— Чего, вашсьяттство?— Достаточно простой вопрос, как мне кажется.Корявый Майкл подобрал слова «но откуда вы узнали, что старина Достабль был там? Я ведь ничего о нем не сказал», привлек к ним внимание голосовых связок, а потом два, три и четыре раза подумал, стоит ли их произносить.— Он сидел, потом вск'чил. С открыт'м ртом. Потом рванул оттуд'.— Я вижу. О, боги. Благодарю, Корявый Майкл. Ты можешь быть свободен.Нищий смешался.— Вонючий Старина Рон ск'зал, чт' вашсьяттство иногда платят за информац'ю, — сказал он.— Да? В самом деле? Он говорил это, да? Что ж, очень интересно, — Ветинари сделал пометку на полях доноса. — Благодарю.— Эээ— Не позволяй мне задерживать тебя и далее.— Эээ. Нет. Боги хр'нят вашсьяттство, — сказал Корявый Майкл и кинулся бежать, пока его не задержали.Когда топот нищего затих вдали, Патриций подошел к окну, постоял, заложив руки за спину, и вздохнул.Вероятно, где-то есть такие города, размышлял он, где правители беспокоятся лишь о всяких пустяках… Нашествия варваров, баланс налогообложения, убийства, локальные извержения вулканов. Там не было людей, деловито отворявших двери реальности и метафорически возглашавших: «Привет, входите, рад вас видеть, какой у вас чудесный топор, а кстати, не могу ли я заработать на вас немного денег, раз уж вы здесь?». Временами Лорду Ветинари хотелось узнать, что же все-таки произошло с мистером Хонгом. Все это знали, конечно. Но только в общих чертах. Неточно.Что за город. Весной загорелась река. Гильдия Алхимиков примерно раз в месяц взрывается.Он вернулся к столу и сделал еще одну краткую пометку. Он сильно опасался, что ему придется кого-то убить.Затем он взял Третью Часть Прелюда Соль-мажор Фонделя и углубился в чтение.Сьюзан возвращалась по аллее туда, где оставила Бинки. С полдюжины человек валялись тут и там на мостовой и постанывали.Сьюзан не обращала на них никакого внимания. Всякий, кто пытался украсть лошадь Смерти, очень скоро начинал понимать метафору «вселенная боли». У Бинки бел меткий глаз. Вселенные получались маленькие и глубоко личные.— Музыка играла его, а не наоборот, — сказала она. — Ты же видел. Я даже не уверена, что его пальцы касались струн.— ПИСК.Сьюзан поглаживала руку — голова Сумкоротого оказалась на редкость крепкой.— Можно ли уничтожить ее, не убивая его?— ПИСК.— Ни малейшей надежды, — перевел ворон. — Музыка — это все, что привязывает его к жизни.— Но Деду… но он сказал, что она в любом случае убьет его!— Это большая, широкая, удивительная вселенная в полном порядке, — сказал ворон.— ПИСК.— Но послушай… если это какой-то… паразит, — сказала Сьюзан, когда Бинки взмыла в небо. — То какой ему смысл губить своего хозяина?— ПИСК.— Он говорит, что тут ты его поймала, — сказал ворон. — Не сбросишь ли меня над Квирмом?— Что ей от него надо? — спросила Сьюзан. — Она использует его, но для чего?— Двадцать семь долларов! — сказал Ридкулли. — Двадцать семь долларов за ваше освобождение! И этот сержант все время ухмылялся! Арестованные волшебники!Он прошелся вдоль строя унылых фигур.— Я хочу сказать: часто ли такое случалось, чтобы в «Барабан» вызывали Стражу? — вопросил он. — Я хотел бы знать, что по вашему мнению вы делали?— бурбурбурбур, — сказал Декан, глядя в пол.— Я извиняюсь?— бурбурбурбур танцевалибурбурбур.— Танцевали, — ровным голосом повторил Ридкулли, возвращаясь вдоль строя. — Так надо танцевать, по-вашему? Колошматя окружающих? Швыряя друг друга через голову? Крутясь и вертясь? Даже тролли не ведут себя так — и не думайте, что я имею что-то против троллей — а ведь вы вроде бы волшебники! Предполагается, что люди должны смотреть на вас снизу вверх и вовсе не потому, что вы кувыркаетесь у них над головами, Руносложение, не думай, что я не заметил этого маленького представления, я был крайне возмущен! Бедный Казначей вынужден был упасть на пол! Танцы — это… хоровод вокруг майского дерева или чего-то еще в том же роде, пристойные покачивания, может быть небольшой светлый танцевальный зал… а не раскручивание людей вокруг себя, будто гномы топорами — и имейте в виду, я всегда говорил, что гномы — соль земли. Я достаточно ясно выразился?— бурбурбурбурвсетакделалибурбурбурбурбур, — пробурчал Декан, все так же глядя в пол.— Никогда не думал, что мне придется говорить это волшебникам старше семнадцати, но вы все находитесь под домашним арестом вплоть до особых распоряжений! — заорал Ридкулли.Оказаться заточенным в стенах Университета — не такое уж суровое наказание. Волшебники в принципе не доверяют воздуху, если он не выдержан хорошенько в закрытом помещении, а живут в некотором подобии желоба, катаясь по нему между своими комнатами и обеденным столом. Но тут им стало не по себе.— бурбурбурбур непонимаюпочему бурбурбурбур, — пробормотал Декан.Много позже, в день, когда музыка умерла, он объяснял, что все из-за того, что он никогда не был действительно молодым, или по крайней мере достаточно старым, чтобы осознать, что он молод. Как и большинство волшебников, он приступил к учебе будучи таким маленьким, что официальная остроконечная шляпа сползала ему на глаза. А потом он сразу стал, ну, волшебником. И у него не возникало ощущения, что он что-то где-то упустил. Вплоть до последних двух-трех дней. Он не знал, что это было. Но он хотел, чтобы это произошло, и как можно скорее. Он чувствовал себя как обитатель тундры, проснувшийся однажды утром с непреодолимым желанием покататься на водных лыжах. И уж совершенно точно он не желал сидеть взаперти, когда в воздухе носилась музыка.— бурбурбурбур несобираюсьсидетьвзаперти бурбурбурбур…Непривычное ощущение пронзило его — он жаждал неповиновения! Неповиновения всему подряд, включая закон всемирного тяготения. Совершенно определенно, он не собирался больше аккуратно складывать одежду перед сном! Если бы Ридкулли сказал — а, так ты бунтарь, и против чего же ты бунтуешь? — он бы ответил, он бы сказал нечто чертовски запоминающееся, да, сказал бы! Но Ридкулли величественно удалился.— бурбурбурбур… — дерзко заявил Декан, бунтарь без паузы.Раздался стук в дверь, едва слышный за шумом. Клиф чуть-чуть приоткрыл ее.— Это я, Гибискус. Вот ваше пиво. Глотайте его и проваливайте.— Как мы можем проваливать? — спросил Глод. — Как только они видят нас, они пытаются заставить нас играть еще.Гибискус пожал плечами.— Меня это не касается, — сказал он. — А вы должны мне доллар за пиво и двадцать пять за сломанную мебель…Клиф захлопнул дверь.— Я мог бы поторговаться с ним, — сказал Глод.— Мы не можем себе этого позволить, — сказал Бадди.Они посмотрели друг на друга.— Ну что же, толпа любит нас, — сказал Бадди. — Я думаю, это был большой успех. Хм.В наступившей тишине Клиф отбил горлышко и запрокинул бутылку над головой Пиво троллей — это раствор сульфид аммония в спирту, на вкус — как ферментированные батарейки

.— Что нам всем хотелось бы знать, — сказал Глод. — Это что мы там творили.— Гуук.— И как получилось, — добавил Клиф, дожевывая остатки бутылки, — что мы все знали что играть?— Гуук.— А кроме того, — сказал Глод. — Что ты пел?— Ээ…— Не Наступай на мои Голубые Ботинки? — сказал Клиф.— Гуук.— Грациозная Милашка Полли? — сказал Глод.— Ээ..— Стогелитские кружева? — сказал Глод.— Гуук?— Это такие очень тонкие кружева, которые плетут в Сто Гелите, — объяснил Глод, бросив на Бадди пронизывающий взгляд. — Ты еще сказал ни с того ни с сего: «привет, малышка»… Зачем ты это сказал?— Ээ…— Я хочу сказать — не то чтобы они так уж пускали в «Барабан» маленьких детишек, — пояснил Глод.— Я не знаю. Слова возникали сами собой, — сказал Бадди. — Вроде как часть музыки.— И ты чудно двигался. Как будто у тебя возникли проблемы со штанами, — сказал Глод. — Я не эксперт по людям, но я заметил, что некоторые дамы из публики смотрели на тебя как гном смотрит на девчонку, когда знает, что у ее папаши большая шахта и несколько богатых пластов.— Ага, — сказал Клиф. — Или как тролль, когда думает — ты только погляди на ее формации.— Ты точно уверен, что в тебе нет ничего эльфийского? — спросил Глод. — Раз или два мне показалось, что ты ведешь себя немного… по-эльфийски.— Я не знаю, что происходит! — сказал Бадди.Гитара заскулила. Они взглянули на нее.— Вот что мы сделаем, — сказал Клиф. — Мы возьмем это и вышвырнем в реку. Кто за, скажите «За!». «Уук» тоже можно.Опять наступила тишина. Никто не бросился хватать инструмент.— Но штука в том… — сказал Глод. — Штука в том, что эти вон там действительно нас любят.Они обдумали это.— Я не чувствую, что это… плохо, — сказал Бадди.— Согласен… Да у меня в жизни не было такой публики, — сказал Клиф.— Уук!— Если мы такие хорошие, — сказал Глод, — то почему такие бедные?— Потому что ты вел переговоры, — сказал Клиф. — Если мы заплатим за эту мебель, мне придется питаться через соломинку.— Хочешь сказать, я нехорош? — спросил Глод, вскакивая на ноги.— Ты отличный трубач. Но не финансовый волшебник.— Ха, посмотрел бы я…В дверь опять постучали. Клиф пожал плечами.— Опять Гибискус. Передайте мне то зеркало, попробую огреть его им.Это действительно был Гибискус, но перед ним стоял маленький человечек в длинном пальто и широко, дружелюбно улыбался.— А! — сказал человечек. — Ты ведь Бадди, так?— Эээ… Да.Человечек, вроде бы не двигаясь с места, вдруг оказался в комнате и захлопнул дверь перед носом у хозяина.— Достабль моя фамилия, — представился он. — С.Р.Б.Н. Достабль. — Уверен, слышали про меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33