..
— Ну так читай дальше!
«... и передать ей следующие слова, она сумеет их понять: «Разносчик Шарль возвращает вам свободу, которой вы лишили себя, чтобы спасти любимое существо».
— Что за чепуха? — ворчал Кожоль.
— Кем бы могла быть эта женщина? —наивно спрашивал Бералек.
— Я знаю столько же, сколько и ты. Вот и все...
— Это все?
— Еще маленькая приписка, «Одновременно с выдачей миллионов я готовлю вам сюрприз, который должен отомстить за меня».
Друзья удивленно переглянулись.
— О, Господи, аббат нас ждет! Лети к нему, — сказал Кожоль, — а я помчался их выкапывать!
— Хорошо, — сказал Ивон, — но дай мне записку, в которой Пуссета прощается с мадам Сюрко.
Взяв записку, Бералек удалился. Кожоль попрощался с умершей и тоже вышел. Аббат сидел в приемной у Фуше, когда заметил Ивона Бералека, входящего в здание префектуры.
— Гражданин министр, вы позволите переговорить мне с моим человеком?
— Сделайте одолжение, аббат, сделайте одолжение! Может быть, этот молодой человек скажет что-нибудь о семи миллионах! — отвечал Фуше смеясь.
Бералек не мог сообщить при Фуше все подробности, так что он ограничился тем, что прошептал:
— Мы узнали, где лежит сокровище! Кожоль побежал выкапывать его. Я сейчас присоединюсь к Кожолю.
— Нет, шевалье. Ваша помощь понадобится здесь. Вокруг дома бродит много наших, ступайте к ним. Предупредите только Кожоля, где найти меня!
Ивон удалился...
— Итак, гражданин министр, мы можем возобновить наш разговор...
— Так решено, что наш человек стоит бесспорно семь миллионов?
— Да, решено!
— В какую минуту он будет стоить этой суммы?
— Как только он остановит полет триумфатора... Аббат подошел к окну и окликнул Бералека, которого мучило предчувствие какого-то несчастья.
— Нет известий о Кожоле?
— Никаких. Я послал за ним Сен-Режана, но и того еще нет.
Сердце болезненно ныло в груди у аббата. Вдруг он почувствовал на своем плече прикосновение руки Бералека.
— Кожоль подъезжает к дому.
Пьер вошел. Он был смертельно бледен. Аббат едва смог прошептать:
— Сокровище?
— Отыскали раньше меня... все унесено! — хрипло сказал Кожоль.
Карета Бонапарта подъезжала ко дворцу. Фуше поднес к губам свисток.
— Пришла минута дать мне слово, аббат! — сказал он отрывистым голосом.
Аббат резко выпрямился.Он готов был дать клятву. Но его совесть — совесть честного человека, возмутилась, и он тяжело опустился.на стул.
— Пропустите эту карету, господин министр.
— После всего, что случилось, господин Монтескье, вы понимаете, что приобрели во мне жестокого врага.. Даю вам четыре часа для выезда из Парижа... вам и вашим... примите это к сведению, потому что я изучил все места, где могу найти вас...
Он повторил:
— Четыре часа!
ГЛАВА 30
Монтескье обратился к друзьям:
— Вы слышали, нам дают четырехчасовую отсрочку. Позаботьтесь о своей безопасности.
И они расстались.Кожоль, ни слова не говоря, повел друга прямо к заставе Було. Там их ждал Сен-Режан, держа под уздцы двух отличных лошадей. К седлу каждой был привязан походный чемодан.
Друзья попрощались с Сен-Режаном, и он удалился.
— Теперь, Ивон, скорее в седло и в путь! — скомандовал Кожоль, вскакивая на спину лошади.
— Ты ничего не забыл перед отъездом? — спросил шевалье.
Кожоль пожал плечами.
— Не думаю, Ивон. Ты видишь: у нас превосходные лошади, отличное оружие, набитые чемоданы и у меня в поясе — триста луидоров. Я ничего не забыл. Итак, в путь!
— А Лоретта?!
Пьер был невозмутим.
— Мадам Сюрко опять переехала в свой дом. Я заходил к ней и простился за нас обоих, извинившись за тебя, что ты лично не мог повидаться с нею...
— Ты что-то скрываешь от меня?
— Ты с ума спятил? — отвечал Кожоль с громким смехом.
—С ней что-то случилось, а ты скрываешь от меня! Пьер молчал.
— Я хочу еще раз увидеть Лоретту. Может, она умерла?
— Нет, клянусь, что она жива!
— Но что же случилось? Говори, умоляю тебя! Граф снова промолчал.
— Ты молчишь! Понимаю... Что ж... И он повернул лошадь.
Кожоль схватил ее под уздцы.
— Ты не поедешь, — отрывисто бросил он.
— Пусти, Пьер, — проговорил Ивон с едва сдерживаемой яростью.
— Поверь мне, ты должен отказаться от желания увидеть Лоретту!
Ивон вынул пистолет и взвел курок,
— Пьер, подумай о моем отчаянии. Ведь я буду вынужден убить тебя! — сказал он.
— Ступай, упрямец! Я хотел тебя избавить от этого! — грустно отвечал Пьер.
Копыта лошадей дробно застучали. Расстояние между заставой и улицей Мон-Блан покрылось мгновенно.
Шевалье подлетел к дому Сюрко, обезумев от отчаяния.Кожоль еще раз остановил его, загородив собой дверь и последний раз повторив:
— Откажись видеть Лоретту!
Не отвечая ни слова, влюбленный отшвырнул его и вбежал в дом.
— Бедный Ивон! — прошептал Кожоль, бросаясь за ним. Ивон жил в этом доме целый год, и он хорошо знал все его закоулки, чтобы заблудиться в темноте. Дверь комнаты вдовы была распахнута настежь. Бералек вбежал с криком:
— Лоретта! Лоретта!
Внезапно он отшатнулся, пораженный ужасом. Мадам Сюрко лежала на кровати бледная и без движения.
— Умерла!
Адский хохот раздался ему в ответ. Затем послышался дребезжащий голос:
— О, нет! Не умерла! Она еще долго будет жить... чтобы мучиться... а иначе я не буду вполне отомщен!
Ивон поднял глаза и увидел за изголовьем кровати отвратительного старика с выражением мрачного торжества на лице. Несколько минут Бералек рассматривал эту жуткую личность.
— Кто ты? — спросил он.
— Я — Сюрко, муж этой женщины, которого считали мертвецом! — захохотал старик.
Шевалье в ужасе отшатнулся.
— Ты лжешь! Лжешь!
— Спроси тоге, кто стоит у тебя за спиной! Ивон обернулся и увидел Кожоля.
— Да, это правда, он действительно Сюрко, — сказал граф.
— Откуда ты это знаешь?!
— Лоретта сама подтвердила это мне, когда он предстал перед ней. Он вышел из подземелья Точильщика, куда тот его упрятал.
Ивон был близок к помешательству.
— Я убъю его!
Но Кожоль стал перед ним.
— Во имя той, которая здесь лежит, я приказываю вам пощадить этого человека. Такова ее воля, и моя обязанность позаботиться об ее исполнении.
— Твоя обязанность, Пьер?
— Да, моя обязанность. Лоретта — моя сестра, а этот подлец, мой прежний лакей, заставил ее выйти за себя замуж под страхом эшафота, куда отправил мою мать.
— И ты не даешь мне убить его!
— Нет. Я поклялся сестре, что сохраню его жизнь. Ивон без сил опустился на стул.
— Да, — продолжал Кожоль, — вот почему я не пускал тебя сюда, мой бедный друг. Я хотел оставить только себе ту ужасную истину, которую сегодня узнал от Лебика.
— Ты видел этого разбойника?!
— Ты все узнаешь, но надо торопиться. У нас мало времени.
— И мы оставим ее в руках этого мерзавца?
— Так надо...
Нагнувшись к уху друга, граф прошептал так тихо, что Сюрко не мог ничего расслышать.
— Ивон, не все потеряно, надейся!
Затем он подошел к Сюрко и, указывая ему на бездыханное тело Лоретты, произнес спокойно, но твердо:
— Лабранш, эта женщина сегодня два раза спасла тебе жизнь. В первый раз я готов был убить тебя, во второй я спас тебя от своего друга. Помни это. Не вздумай требовать у нее ответа за прошлое. Она так же невинна, как новорожденный младенец. В противном же случае — берегись!
Бросив прощальный взгляд на сестру, все еще скованную тяжелым обмороком, Кожоль увел шевалье.Когда стук копыт донесся до слуха старика, он дико захохотал:
— А, похитители сокровищ! Вы украли у меня золото с помощью этой проклятой женщины и еще хотите, чтобы я не мстил ей! Она моя, она в моей власти, моя, моя, моя! Я сам видел ее в постели с любовником. А они уверяют, что она невинна!..
Он остановился, задыхаясь от злобы.
— Неважно, если я потом умру!
И отвратительный старик, задыхаясь от жестокого предвкушения, протянул к Лоретте свои крючковатые руки... В этот момент огромная рука мягко легла на его затылок. Старик задергал было головой, пытаясь высвободить шею, но исполинские пальцы медленно, страшно
медленно обхватили ее и сжимали до тех пор, пока не раздался отвратительный треск позвонков... ...Вот что случилось с Кожолем, когда он бросился откапывать сокровище...
Граф вошел в помещение через отверстие, проделанное в печи дома Сюрко и добрался до погребка, где так долго сидел в заточении.Здесь он остановился в изумлении. Ковры, занавеси, мебель — все исчезло. Остались только голые стены, тускло отражавшие свет его фонаря.
Вдруг он споткнулся и упал в углубление, сделанное в земле.
— Я опоздал...
Кожоль вылез из ямы, освещая земляной пол фонарем. Он заметил, что все углы изрыты.
— Все похищено! — повторил он.
Неожиданно раздался громкий смех. Дверь погреба быстро захлопнулась, и лязгнул засов.Опять Кожоль был в плену.Он яростно бросился к двери. За ней слышался насмешливый хохот.
— Отвори, негодяй! — крикнул он.
— Ого, — отвечал голос, — это слишком грубое обращение к вашему другу Лебику!
— Чего ты хочешь за мое освобождение? — спросил он голосом, которому пытался придать твердость.
— Почти ничего, господин Кожоль, я, собственно, ничего не имею против вас... при случае... даже не откажусь услужить вам некоторыми сведениями. Я вам сейчас отопру, только дайте мне честное слово дворянина, что ничего не предпримете против меня и беспрепятственно отпустите после того, как мы с вами побеседуем.
Кожолю ничего не оставалось делать, как согласиться.
— Даю слово, — отвечал он.
Он услыхал лязг засова. Дверь отворилась и вошел Лебик, хохоча, как уличный мальчишка, выкинувший забавную шутку.
— Я был уверен, — произнес он, — что мышка попадет в мышеловку. Уже три дня, как я вас караулю.
— Зачем? — спросил Пьер.
— Да затем, чтобы отблагодарить за указание места, где искать сокровища!
— По-твоему, это я указал, где лежат миллионы?
— Вы не можете себе представить, скольких трудов и неприятностей стоил мне этот клад! Рассказать?
— Рассказывай.
— Охотно. Я думаю, что не стоит рассказывать, как он попал в руки к Сюрко и его приятеля от Дюбарри...
— Мой друг Бералек познакомил меня с некоторыми твоими похождениями, Баррасен.
— Видите ли, когда сокровище было похищено двумя приятелями, я задался мыслью непременно стянуть его для себя. Но в то время некто Функье Тинвилль сильно интересовался мною. Настолько сильно, что я вынужден был бежать. В одно из таких путешествий я и познакомился с Точильщиком, моим дорогим другом.
— Кстати, Лебик, не замешан ли ты немножко в смерти своего дорогого друга? Два часа тому назад я видел его труп.
— Не сбивайте меня... Прежде всего мне нужен был надежный помощник, и я выбрал Шарля. Решили честно поделить добычу. Месяц спустя мы были опять в Париже и с нами — тридцать славных товарищей.
— Да, шайка Точильщика.
— Именно. Сначала я было решил прижать Сюрко. Предчувствие подсказывало мне, что именно он был хранителем клада. Одно обстоятельство подтвердило мое предположение — его женитьба. Сюрко был дальновидный человек. Он сообразил, что революционное господство не вечно будет длиться. В один прекрасный день смиренные возвысятся, а гордые унизятся. Обворованные потребуют свое имущество. Словом, надо заранее создать себе обеспеченное положение...
— Отлично придумано.
— Он рассуждал так: «Если власть снова перейдет к дворянам, они не станут меня трогать, когда узнают,- что я женился на благородной девушке и спас ее тем от эшафота. А миллионы можно представить, как деньги жены...» Итак, он добился освобождения от эшафота, а затем и из тюрьмы одной шестнадцатилетней девушки, и она вышла за него, боясь гильотины.
— И кто же эта несчастная, согласившаяся связать себя с этим стариком? — спросил Кожоль.
Лебик насмешливо покачал головой и отвечал.
— Не следует отзываться об этом слишком презрительно, особенно вам, господин Кожоль!
— Почему же? — удивленно спросил граф.
— Потому, что эта женщина, ваша сестра — Лора Кожоль!
Пьер вскочил, как ужаленный.
— Не может быть! Лабранш уверял, что моя сестра умерла!
Гигант захохотал.
— Вы никогда не могли подозревать, что ваш Лабранш — в то же время — Сюрко!
Кожоль скрипнул зубами.
— Продолжай, — отрывисто произнес он.
— Прибыв в Париж, Сюрко выдал обеих женщин. Их заключили в тюрьму. Он хотел овладеть несколькими жалкими луидорами, которые дамы дали ему на хранение. Но в его интересы входило спасти молодую девушку. А она, считая его преданным слугой, дала свое согласие на брак с ним. Она верила, что он это делает только для того, чтобы спасти ее от эшафота. Позднее она надеялась, что при благоприятных обстоятельствах он вернет ей свободу.
— Ты тогда был у Сюрко?
— Нет. Но поступил к нему месяц спустя. Он был тогда в силе и пользовался покровительством могущественных лиц. Надо было пуститься на хитрость. Каждую ночь, усыпив супругов, мы с Точильщиком обшаривали дом. А между тем надо было на что-то жить и занять товарищей. Точильщик совершал набеги на деревни, но он так часто прибегал к развлечениям типа разогревания ног, что о нем скоро заговорили. Что касается Сюрко, то мы еще не могли привести в исполнение одну мою идейку...
— Твою идейку?
— Разумеется... Наступил день, когда всем покровителям Сюрко отрубили головы на эшафоте. В тот день я имел счастье потерять милого Функье Тинвилля. Сюрко присутствовал на их казни и по возвращении с площади принес на спине свой приговор — начальные буквы, означающие «Товарищи Точильщика» — сигнал, заранее условленный, чтобы вернее покончить с ним. Через два часа он переходил в вечность на руках своего соседа, галунщика Брикета.
— Брикет уже был в шайке Точильщика?
— Нет. Он был еще честным галунщиком, но потихоньку занимался изготовлением фальшивых ассигнаций. Мы узнали об этом, и ему ничего не оставалось, как присоединиться к нам. Итак, мне и еще одному человеку было поручено доставить гроб на кладбище. Пока мы пили в одном из кабачков, товарищи обменяли гроб на другой с
кирпичами. А Сюрко попал к Точильщику. Теперь вы понимаете все остальное?
— Все-таки доскажи!
— Когда Точильщик вывел Сюрко из летаргии, обманувшей даже докторов, было пущено в ход все, чтобы вырвать у него секрет. Но безуспешно... Мы снова принялись за поиски. Мы, как дураки, сами себя перехитрили...
— В чем?
— Мы заставили Сюрко думать, будто он за двадцать лье от Парижа.
— Черт возьми, я сам был в этом уверен!
— Если бы он не думал, что он так далеко, а понимал, что находится в погребах Брикета, он сам невольно выдал бы себя.
— Как же он ничего не понял?
— Во-первых, потому что его помещение находилось в одном из погребов «Черного Барана». Во-вторых, мы все так замаскировали, что их нельзя было узнать. Это место служило жильем Точильщику, когда он не знал Пуссеты.
— А когда же ты открыл сокровище? Ведь ты его стащил!
— Именно стащил! — весело отозвался Лебик. — Я же вам сказал, что вы мне сами указали на него, когда болтали у моей кровати в полной уверенности, что я сплю. Когда вы рассказали своему другу о посещении вдовы Брикета, о найме их погребов, я сразу все сообразил!
— Ты не ошибся...
— Вот и Точильщик, явившись сюда, увидел, что пташки улетели!
— Он, наконец, добился признания Сюрко?
— Мы возбудили в сердце нашего добряка страшную ненависть против его жены, уверив, что она хотела избавиться от него и жить со своим возлюбленным. Для этого мы показали ему картину, которую я заранее подготовил. Старик стал бредить местью, и ему предложили возможность исполнить это желание в обмен на сокровища. Но он стоял на своем. Это время совпадает со временем похищения Пуссеты. Желая возвратить себе Пуссету, Точильщик пошел на такие пытки, что старик понял, что он может потерять все, а не только золото. Он пожертвовал миллионами за возможность отомстить. Точильщик поспешил сюда, но вместо миллионов нашел своего друга Лебика, готового поквитаться за старые долги.
— Ты хорошо поквитался с ним.
— Он был скручен в ту же минуту, как вошел сюда и с кляпом во рту я отнес его в дом красотки. Я привязал его под кроватью, где он не мог ни шевельнуться, ни крикнуть. Затем я вызвал письмом актрису... Когда малютка явилась, я рассказал ей все о похождениях ее красавца. А он, лежа под кроватью, слышал все, но не мог пошевелиться и пикнуть. Затем я ушел, отчасти догадываясь, что должно
произойти.
— Пуссета умерла от удушья!
— И Точильщик воспользовался тем же способом, он-таки повесился, мой дорогой друг!
— Его смерть рассеет шайку.
— Он умер, а другой уже на его месте и с его именем.
— Ты, что ли? Лебик с удивлением вытаращил глаза.
— С какой стати? Теперь, когда я обладаю миллионами, мне остается только запастись званием честного человека. И вот мне пришла в голову одна мысль...
— Какая?
— Ивон — хитрая штучка, провел-таки Лебика! Да и вы кажетесь мне молодцом. Бог не обидел вас разумом. Вы оба нравитесь мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28