— Говорю тебе, она его любовница и в ее прошлом — позорные поступки. Думая, что я могу открыть ее тайны Баррасу, она подослала ко мне убийц!
— Так ты обвиняешь Елену в этом злодеянии! — возмутился граф.
— Кому же еще нужна была моя жизнь в Париже, где я пробыл всего двенадцать часов и никого не знал!
— Я могу доказать, что это не так!
— Вот как!
— Если эта женщина желала твоей смерти, зачем же она назначила тебе свидание на следующий вечер?
— Она! Назначила мне свидание?
— Да, ты исчез, а я, после долгих поисков, возвратился в отель «Страус». Хозяин подал мне записку, предназначенную тебе. Если помнишь, я принял твое имя. Думая найти твои следы, я прочел ее. Там было приглашение на встречу.
— Она узнала, что моего трупа не нашли на улицах, и эта записочка имела целью втянуть меня в новую западню!
Кожоль спросил:
— Ты совсем выбросил Елену из головы?
— Совсем.
Граф решил, что бесполезно говорить всю правду. Они заговорили о другом.Пьер с глубоким вниманием выслушал рассказ о сокровищах, потом спросил:
— Так ты предполагаешь, что люди, похитившие меня, тоже ищут клад?
— Уверен в этом. Как иначе объяснить причину их таинственного появления в этом доме? Если бы они хотели обокрасть его, так давно бы уже это сделали. А между тем, они уже несколько лет рыщут тут.
— Кто же, кроме покойного парфюмера, мог знать о миллионах?
— Если Лебик — одно лицо с Баррасеном, так это мошенник, присутствовавший при допросе Дюбарри! Через него эта шайка узнала о существовании миллионов, — соображал Ивон.
— Таинственная шайка! Если желаешь знать ее название, я могу тебе сказать его: она зовется, вероятно, по кличке своего главаря — Точильщика.
— Как ты сказал? — воскликнул шевалье, вздрогнувший от удивления при этом имени.
— Я сказал — Точильщик!
— Ты знаешь, кто такой Точильщик?
— Смелый негодяй, командующий другими негодяями.
— Во время твоего заточения имя Точильщика приобрело страшную и мрачную известность. Это — шайка поджигателей, наводящая на окрестности Парижа ужас своими неслыханными жестокостями. Три дня назад полицейские надеялись накрыть ее главаря на улице Билль де Эвек, но опоздали. По-видимому, кто-то покровительствует ему, предупреждая о ловушках.
Кожоль неожиданно подскочил, дрожа от волнения.
— Что с тобой? — спросил Ивон.
— Со мной — ничего, — отвечал граф. — Я просто хотел отогнать сон. Я падаю от усталости...
Шевалье понял, что спрашивать дальше бесполезно и притворился, что поверил объяснению.
— Хочешь, я провожу тебя до постели? —-Да, с удовольствием.
Когда Бералек уже выходил из комнаты, Кожоль остановил его вопросом:
— Мадам Сюрко, надо полагать, еще сохранила свою красоту?
— Сохранила?! Да ведь я говорил тебе, ей не больше двадцати лет!
— Да, действительно, но мне хочется спать. Когда я высплюсь, мы с тобой договорим.
Ивон тоже пошел немного отдохнуть.Когда он проснулся, то сразу же собрался к другу. По дороге его остановил Сен-Режан и подал записку.
— Кожоль, уходя, оставил вам письмо.
— Как? Ушел? Так он не ложился?
— Через пять минут после того, как Кожоль вошел в свою комнату, он оттуда вышел...
Письмо гласило:
«Точильщик должен мне одиннадцать месяцев заточения. Я иду за расплатой, но будь уверен, что при этом я выиграю миллионы».
ГЛАВА 26
Что побудило Кожоля обмануть своего друга? Что поразило его? Уж не нашел ли Собачий Нос тот след, который Бералек так долго и тщетно искал?
Когда Кожоль вышел на улицу, было шесть часов. Все вокруг сияло под лучами утреннего солнца.
— Ах, — воскликнул он, набирая полную грудь воздуха, — солнце и воздух — вот две вещи, которых мне нехватало в плену у Точильщика. Ну, Собачий Нос, навостри свое чутье, а особенно — нога...
При выходе из парфюмерной лавочки Пьер пересек улицу и уперся в стену противоположного дома. Он стал внимательно осматривать его.
— Это и есть тот дом, — сказал он себе.
На фасаде висела вывеска: «Роберт Брикет, галунщик».Кожоль вошел в магазин галунщика, где нашел в эту раннюю пору только одного приказчика, сметавшего пыль с конторок и стеклянных ящиков.
— Что желаете, господин? — спросил тот.
— Я пришел за заказом от друга вашего хозяина, — невозмутимо ответил посетитель.
— Если это друг господина Брикета, то, кажется, он не часто бывает в Париже, потому что даже не знает о несчастье, — вздохнул приказчик.
— А что случилось?
— Хозяин вышел однажды вечером подышать воздухом и с тех пор о нем ни слуху ни духу... Правда, на другой день хозяйка посылала меня опознавать труп, выловленный из реки...
— Это был он?
- Он был так обезображен, что я не мог бы его узнать даже, если это был он.
— Вы думаете, это был не господин Брикет?
— Мне сказали, что это был какой-то негодяй, убитый в ночной схватке на улице Сены.
— Ну прощайте, не буду вам мешать. Я вернусь, когда встанет хозяйка, — сказал граф.
Потом он направился на бульвар.
— Хорошее начало, — говорил он себе. — Держу пари, что покойный галунщик был сообщником Точильщика! Он и был убит Ивоном во время ночного нападения. Точильщик нарочно обезображивает трупы убитых, чтобы их не могли узнать.
Кожоль вернулся к группе вооруженных кузенов в дом Сюрко.
— Итак, друзья, мы договорились, что вы поможете мне против Точильщика? — спросил он.
Кузены были в восторге.
— Поверьте, в этом приключении нет ничего неприятного, я веду вас к молодой, хорошенькой женщине...
— В шесть часов утра!
— Это лучшее время застать ее в постели. Они весело двинулись в путь.
За полчаса маленькая группа достигла «Люксембурга».
— Вот место нашего назначения, — сказал Кожоль, указывая на кокетливый домик, расположенный слева от входа в сад.
— Да это дом Пуссеты, актрисы «Трубадуров»! — сказал один из кузенов.
— Вы останетесь у дверей и будете следить за всеми входящими и выходящими. Если увидите мужчину около тридцати лет с бледным лицом, двое из вас войдут за ним в дом и не отставайте от него ни на шаг. Если вы увидите, что он выходит, будете наблюдать за ним. Понятно?
- Да.
— Я иду в дом. Итак, будьте настороже. Не пропустите дичь.
После этого наставления Кожоль проскользнул в дом актрисы. В передней он встретил горничную.
— Шарль наверху? — спросил он так, будто это был его лучший друг.
— Нет, Шарль еще не приходил, но мадам ждет его к завтраку, — отвечала камеристка,
— Досадно, досадно, — произнес недовольный граф, — я занят и не смогу зайти еще раз, а мне необходимо переговорить с ним...
— Тогда поговорите с мадам, она передаст все, что нужно.
— Она встала?
— Ей не спится.
— Доложи, что пришел Собачий Нос. Она, вероятно, запомнила мое имя...
Оставшись один, Кожоль выбежал на улицу и позвал людей, которых затем расставил в передней.Минуту спустя белокурая Пуссета появилась в зале нижнего этажа, где ждал ее Пьер.
— Вот как! — весело произнесла она. — Это тот молодой человек, который провел ночь в моей спальне! Однако, вы не надоедаете своими посещениями!
— Мы такие близкие друзья, Пуссета, что я пришел оказать вам услугу.
— Какую?
— Вы ждете Шарля, не правда ли? Он не придет, потому что подвергся опасности, которую только вы способны отвести от него. Поэтому он прислал меня за вами.
Маленькая блондинка побледнела.
— Едем, — проговорила она.
— Не со мной, Пуссета. Здесь двое моих друзей, которые проводят вас. А я должен заняться другими делами для его же спасения, но я вскоре присоединюсь к вам...
Он вышел в переднюю.
— Проводите ее в дом Сюрко и не теряйте из виду, я вам вверяю залог, — шепнул граф двоим ожидавшим.
Маленький дом артистки, примыкавший к Люксембургскому саду, состоял из нижнего этажа и двух других, опоясанных террасами в итальянском стиле.Нижний этаж состоял из двух отделений: маленького зала и обширной столовой, служившей для ужина веселой компании, когда беглец пробрался к актрисе. В бельэтаже был будуар, уборная и спальня белокурой Пуссеты.
Кожоль сидел возле окна в столовой, выходящего на улицу, С этого наблюдательного пункта он видел всех, кто входил в дом.
Горничная то и дело вбегала, готовя все для завтрака.
— Как тебя зовут? — спросил молодой человек.
— Бушго.
— А имя? —Розалия.
— Да ты дикарка для парижанки!
— А я и не парижанка, я из Венсена... а в Венсене еще не перевелись честные девушки, поверьте мне.
— Растолкуй мне, милая, — продолжал он, — каким образом ты, при всей твоей добродетели, находишься в услужении актрисы... репутация и нравы которой должны сильно шокировать твои принципы деревенской добродетели?
— Ах, я совсем одурела в Венсенской крепости!
— Так ты жила в крепости?
— Да, мой отец — тюремщик.
— В самом деле?
— И моих два брата.
— Тоже тюремщики?
— Да. И если бы я не убежала вовремя, то меня бы выдали замуж за Матюрина.
— Четвертого тюремщика?
— Совершенно справедливо!
— В таком случае, семейство Бушю — почти хозяева Венсенской крепости!.. Это нужно принять к сведению. Если меня посадят туда, я запасусь твоими рекомендациями, красавица.
— Я не думаю возвращаться в Венсен, разве только решусь на замужество.
— А почему бы тебе не стать женой Матюрина?
— Он слишком стар.
— И очень стар?
— Еще бы! Когда я собиралась уехать, его назначили смотрителем... по старшинству. Папа и братья говорили, что это даст мне завидное положение.
— Твой отец и братья правы, Розалия. Посуди сама: госпожа-смотрительница Венсена! Это щекочет самолюбие...
— Я не хочу выходить за Матюрина, чтобы потом умирать с тоски, когда я совершенно счастлива здесь, со своей госпожой.
— Ты ее очень любишь?
— Она так мила, кротка и весела... и добра просто до глупости. Если бы она не была так добра, разве бы она согласилась жить одна в этом углу, сохраняя верность этому мрачному красавцу, который приходит сюда, когда ему вздумается!
— Мне кажется, это очень приятно.
— Да, но в ожидании проходит золотая молодость, а между тем у нее не было недостатка в развлечениях, если бы она приняла хотя бы четверть всех предложений...
— Пожалуй, Розалия, ты слишком строга к себе и снисходительна к другим!
— А она слишком глупа! Только и дышит своим Шарлем. Ради него способна на все...
— Готова ради него в огонь и воду, — прибавил Кожоль, смеясь.
— Пять месяцев назад, когда горел «Одеон», мы рисковали изжариться. Соседи все выбрались, а она — нет. Ее милый был там и не хотел выходить, так и она осталась, как дура, возле своего возлюбленного!
Розалия говорила правду. Пять месяцев тому назад огонь истребил театр «Одеон».
— Неужели твоя госпожа Пуссета так влюблена в своего Шарля?
— Просто без ума!
— А он любит ее?
— Он ее обожает. Настоящие голубки.
— В таком случае, бедняжка Шарль будет просто в отчаянии. Думаю, что наша встреча будет из-за этого еще более радостной.
— Так он не ждет вас?
— Я готовлю ему сюрприз... и чтобы он был еще приятнее, попрошу тебя об одной услуге...
— Какой?
— Не докладывай ему, что я здесь и что Пуссета уехала. Не говори ни слова... а то испортишь радость, которую я думаю ему доставить. Впоследствии от отблагодарит тебя.
Девушка убежала на кухню.Часы пробили десять.Минуту спустя в дверь входил Точильщик.
— Право, я умираю от голода в ожидании вас! Ошеломленный Точильщик отступил на шаг. Но сзади, перекрыв дверь стояли друзья графа.
Увидев, что отступление отрезано, глаза Точильщика вспыхнули, а руки, опустившиеся в широкие карманы плаща, показались снова уже с двумя пистолетами...
— Прикажи своим людям пропустить меня, или ты будешь убит, — сказал Шарль.
Граф откинулся на спинку стула и засмеялся:
— А Пуссета? Дурак! Ты забываешь, что малютка поплатится за твои необдуманные действия! Отдай свое оружие этим господам и садись за стол. Мы потолкуем за бутылочкой вина.
В этом убийце, ужасавшем села и города своей жестокостью, было одно человеческое чувство — он был накрепко привязан к этой белокурой болтушке...
При имени актрисы он повернулся к кузенам и молча подал им оружие. В изнеможении от страшного нервного потрясения он опустился на стул и спросил глухим, дрожащим голосом:
— Что вы сделали с Пуссетой?
— Голубчик, я умираю с голоду, так позволь поскорее проглотить что-нибудь! Что за глупости! У нас, слава Богу, хватит времени поговорить о голубке.
Говоря это, молодой человек поигрывал стаканом и вилкой.Бандит в припадке ярости конвульсивно сжимал под столом ручку столового ножа.
— Знаешь, Шарль, не стесняйся. Если хочешь, я позову Розалию, она приготовит стакан флер-д-оранжевой воды. Говорят, это отличное средство для успокоения нервов.
Точильщик схватился за голову.
— Скажите же о Пуссете, ради самого неба, — бормотал он.
— Как хорошо у тебя звучит: «Ради самого неба»! Мне так и слышится голос фермера, которому ты изжарил ноги в прошлую ночь... как говорит Ангелочек. Да, кстати, знаешь, что с-ним случилось?.. Мы оплакиваем его, нашего кроткого друга... Он слишкомтуто стянулсебе шею галстуком и задохнулся.
Точильщик не отвечал. Он сидел мрачный, положив локти на стол, кусая свои кулаки, с глазами, налитыми кровью, и задыхаясь от сдержанной ярости.
— Отдай мне Пуссету, — повторил Шарль.
— Ты дал мне ее на сохранение, что ли?
— Вы ее похитили!
— Чем ты докажешь, что милая девушка не ушла добровольно, узнав, что ее возлюбленный — подлый негодяй?
Точильщик судорожно выпрямился.
— Вы лжете! — крикнул он.
— Ах ты, мразь!
— Да, лжете! Послушайте, граф... Я смертельно ненавижу вас, я сделаю все, чтобы отомстить...
— Слушай меня,—прервал его граф.—Твои злодейства не трогают меня. Рано или поздно ты за них ответишь правосудию. Я знаю, что ты неустрашим, и страх смерти не развяжет твой язык. В тебе одна, только одна, чувствительная струна... любовь к Пуссете.
— Чего же вы хотите в таком случае? На каких условиях вернете мне эту женщину?
— Я тебе продам ее.
Шарль размышлял некоторое время, пытаясь отгадать причины столь странного предложения.
— Сколько? — просил он наконец.
— Миллионы.
— Надо определить сумму.
— Столько, сколько их в сокровищнице покойного Сюрко!
— Покойного Сюрко? — переспросил Точильщик.
— Да, верного супруга прелестной женщины, которую ты счел почему-то нужным уложить однажды рядышком с моим другом.
— Но у меня нет этого сокровища!
— Желание увидеть Пуссету заставит тебя найти его. Шарль минуту думал.
— Хорошо, я выдам это сокровище... но с двумя условиями.
— Какими?
— Первое: вы мне дадите время отыскать его.
— Сколько времени тебе понадобится?
— Три месяца.
— Много.
— Может быть, вы получите его завтра,., или через месяц... или через три... Оно не лежит в кармане...
Пьер понял, что надо соглашаться.
— Согласен. Каково второе условие?
— Пока я буду искать, вы ничего не будете предпринимать против меня
— Хорошо. Но сначала отдайте мне моего слугу Лаб-ранша.
Точильщик покачал головой и повторил:
— Ни за что на свете!
— Но я обещал ему... Шарль повторил:
— Ни за что на свете!
— Ну ладно, — вынужден был согласиться Кожоль,
— И пока сокровище не выдано, вы беретесь охранять Пуссету от всяких невзгод и молчать о моей тайне.
— Клянусь.
— Итак, я свободен?
— Как воздух!
Шарль направился к двери, но с полдороги вернулся и подошел к графу.
— Господин Кожоль, вы дали мне срок отыскать сокровище. Пуссета будет возвращена сразу же после... уплаты?
— Сударь, — ответил Пьер, — по истечений срока, не получив миллионы, я убью Пуссету.
Глаза Точильщика метали молнии ненависти, но он промолчал. Кожоль добавил:
- Итак, Шарль, срок — три месяца,, потом, когда Пуссета будет обменена, сможешь придумать нам хорошую месть — Ивону и мне.
При этих словах Точильщик засмеялся:
— Месть... к чему? Я буду отомщен, когда выдам вам сокровища, Вы затеяли неудачную сделку, граф!
ГЛАВА 27
Когда Точильщик исчез, Кожоль обратился к своим друзьям, молча присутствовавшим при свидании.
— Что вы думаете об этом негодяе? Гозье что-то промычал и покачал головой.
— Ты думаешь, что он не выдаст нам миллионы?
— Я нисколько не сомневаюсь в успехе. Если бы этому человеку нужно было бы для получения Пуссеты перевернуть небо и землю, он бы это сделал. Только.,,
— Что — только?
— Это прощание... оно предсказывает тебе и Ивону какой-то удар из-за угла.
— Ну, — возразил Пьер, — придет время — подумаем, как отразить удар!.. Кстати, какое сегодня число? Когда будет конец срока?
Гозье с минуту подумал:
— Вчера мы праздновали канун дня святого Лаврентия... Стало быть, сегодня десятое августа, а конец срока — десятое октября.
Кожоль отпустил товарищей, предварительно дав наставления.
— Вернитесь к Бералеку. Скажите ему, чтобы он поскорее поместил Пуссету в безопасное место. Пусть он спрячет ее в обществе своей обожаемой.
— Сказать Бералеку о твоем скором возвращении?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28