Веселость Лебика пропала при появлении пятерых кузенов.
— Что скажешь, друг? — спросил Ивон.
Не успел гигант открыть рот, как невольно вздрогнул, увидев пятерыхчеловек, обнимающих Бералека. Еще двоюродные братья! Эти тоже поднялись наверх. Шевалье смотрел на Лебика, качая головой и говоря кротким голосом:
— Десять из двадцати! Я думаю, что об остальной половине нечего печалиться... не правда ли? Скажи же, правда, нечего...
Вскоре появилось еще пятеро. Потом — еще пятеро. Когда Лебик остался наедине с Ивоном, тот радостно вскричал:
— Ах, как я рад, мой милый, что смогу удовлетворить твое желание!
— Какое желание? — спросил Лебик.
— Но ведь ты сказал, что хотел бы видеть всех моих двоюродных братьев... Теперь ты сможешь это сделать!
Лебик понял, что его перехитрили. Приезд двадцати человек в этот, еще вчера пустынный дом, доказывал, что его разгадали. Он осторожно произнес:
— Благодарю за коллекцию! Но я теперь не смогу войти в вашу комнату, где они набиты, как сельди в бочонке! Я познакомлюсь с ними сегодня вечером, провожая в путь.
Бералек покачал головой и возразил самым кротким голосом:
— Тебе не нужно будет провожать их. ©ни будут жить здесь. Мадам Сюрко так любезна, что предлагает им поселиться у себя.
Великан медленно поднялся с глухим ревом. Его взгляд был прикован к молодому человеку, все еще улыбавшемуся.
— Так они будут жить здесь, — с трудом выговорил он. Ярость душила его.
— Не бойся, милый Лебик, — утешил его Ивон, — не бойся. Твоих услуг, не потребуется. Двадцать! Конечно, тебе было бы слишком хлопотно с ними... особенно, если бы пришлось каждому приносить женщину в постель, когда ты считаешь их спящими...
При этих словах Лебик, чувствуя, что он пойман, поднял свой страшный кулак, думая, что сейчас убьет его, которого он называл мокрой курицей.
Но молодой человек с необыкновенной силой схватил его руку и сдавил, как в тисках.
— Я тебя сейчас разда... — начал было Лебик, но окончил свою речь болезненным ревом.
Ивон спросил его с удивленным видом:
— Что с тобой, дорогой? Только что ты от души веселился... Что с тобой?
Гигант был хитер. Он умел выжидать. Сначала он поддался внезапному порыву ярости, но потом вспомнил об осторожности.
Лицо, искаженное бешенством и болью, пыталось скривиться в бессмысленную улыбку.
— Черт побери! — произнес он со сдержанной яростью. — Черт побери, молодой человек, у вас крепкая рука!
Ивон разжал пальцы и сказал:
— Правда, Лебик? Мне часто приходилось это доказывать. К твоим услугам, мой дорогой, мой милый друг!
— Ваш друг! Как же вы поступаете с врагами! — мычал гигант, тряся пальцами от боли.
— Я пошутил, мой милый. Когда ты замахнулся на меня, я думал, что ты шутишь, и решил поддержать шутку...
— Я, конечно, поступил глупо, но, сознайтесь, ведь вы потешались надо мной по поводу ваших кузенов!
— Ну, что ты, дружище! Ведь я говорил совершенно серьезно.
— Так эти двадцать человек, действительно, ваши братья?.. И они поселятся здесь?.. — медленно спросил Лебик.
— Вон идет мадам Сюрко, ты можешь спросить у нее. Действительно, Лоретта явилась узнать, как принял
Лебик это прибавление жильцов. Но бандит совершенно Пришел в себя и спокойным голосом сиросил ее:
— Правда, что вы принимаете жильцов?
— Да, мой милый, разве тебе это неприятно? — сказала вдова, собравшись с духом.
— Совсем напротив! Чем больше народу, тем больше я получу на водку, — захохотал гигант.
— Я вижу, ты хорошо все понял, пойдем, голубчик, — сказал шевалье, взяв его за руку.
Ивон остановился на втором этаже и сказал;:
— Я забыл тебя предупредить. Мои двадцать кузенов — добрые малые, правда, немного вспыльчивые... Ты не должен раздражать их, потому что, видишь ли, они все вооружены...
Перед дверью своей комнаты Ивон крикнул:
— Братцы!
Двери всех комнат разом отворились и со всех сторон в комнату шевалье ринулись кузены.
— Любезные родственники представляю вам моего почтенного товарища Лебика и особенно поручаю его вашему вниманию! — церемонно произнес Бералек.
— Лебик будет нам дорогим кузеном, — отозвался хор из двадцати голосов.
— Очень приятно, очень, — отвечал бандит, приложив руку к сердцу и кланяясь.
— Вот так, — сказал Ивон, — я тебя не задерживаю, можешь отправляться по своим делам.
«Надо поскорее дать знать об этом вторжении», — решил гигант и бросился к лестнице.
Но едва он спустился на несколько ступенек, как обернулся, услышав шаги.
За ним следовали пять кузенов.Он остановился, чтобы пропустить их. Но те стояли неподвижно.
— Проходите, граждане, — любезно сказал он.
— Мы никогда не позволим себе обойти любимого друга братца, — отвечали ему не менее любезно.
Наконец, он решился спуститься, но пять кузенов последовали за ним.
Вместо того, чтобы войти в лавку, он пошел по коридору, ведущему к черному ходу. Пять кузенов шли в пяти шагах за его спиной.
Желая ввести их в заблуждение, он хлопнул себя по лбу, в то время как брался за ручку двери и сказал:
— Я такой рассеянный, забыл предупредить хозяйку о том, что ухожу!
Он повернул назад. Кузены вежливо посторонились, чтобы дать ему дорогу в узком проходе.
— Тысячу извинений, — вежливо повторял Лебик, проходя мимо.
Он быстро улепетывал в полной уверенности, что кузены пошли на улицу.Он прыгнул к подвальной двери, поднял ее и бросился вниз по лестнице. Но едва он дошел до первого погреба, как новый шум заставил его повернугься.
Пять кузенов стояли сзади него.Лебик понял. Больше он не мог сделать ни одного шага без бдительного надзора. Силы были неравными. Он не мог бороться с пятью хорошо вооруженными людьми. Тогда он проговорил с улыбкой:
— Вас, вероятно, мучит жажда?
— Вовсе нет, — отвечал один из них, — мы пользуемся вашей дружеской любезностью, чтобы осмотреть этот милый дом.
— Я спустился за вином для обеда...
— Позвольте, мы поможем нести бутылки...
— О, вы конфузите меня, — повторил гигант, между тем как ярость душила его.
Короче говоря, целый день несчастный Лебик не мог сделать ни шагу, чтобы не видеть рядом четверти прибывшего гарнизона.Шевалье поручил им всеми силами препятствовать бандиту предупредить своих сообщников и таким образом в одну прекрасную ночь завлечь их в ловушку.
Славные ребята были эти кузены! Понятна бессильная ярость верзилы при виде неусыпной стражи в доме, где он чувствовал себя единственным хозяином!
Подобно дикому зверю, посаженному в клетку, он издавал дикий рев.Каждый раз при этом заботливые кузены дружески осведомлялись об его здоровье.
— Не больны ли вы, милый Лебик?
— Полечитесь, дорогой!
— Поберегите себя для нас!
Гигант, видевший серьезную опасность в этой предупредительности, притворялся, что принимает все за чистую монету и выдавливал улыбку, открывавшую зубы, стиснутые от бешенства.
— Тысяча чертей! — говорил он себе. — Я лопну от злости, если это продолжится долго!.
Наконец, с наступлением ночи, его беспокойство усилилось и стало еще заметнее.Видя, что он так волнуется, кузены удвоили внимание.
— Не рискуйте своим здоровьем!
— Ночной воздух вреден для вашей комплекции!
— Ложитесь спать, дорогой наш!
Последний совет пришелся Лебику по душе. По крайней мере, он будет один в своей мансарде и придумает способ выйти из западни.
— По правде говоря, это будет прекрасно, — отвечал он.
— Я чувствую некоторую усталость и пойду спать, если позволите...
— Умоляем вас! — крикнул хор.
И целая процессия проводила гиганта до двери на чердак. Затем последовали самые любезные пожелания доброй ночи. Наконец, его оставили одного.
— Да, я лопну! — повторял мошенник, па свободе облегчив себя целым потоком ругательств, которые могли бы привести в ужас моряков.
Он сидел на кровати и предавался мрачным размышлениям.
— Если бы я мог знать, что проклятый щеголь не спал..
— бормотал он.
Время шло своим чередом, час за часом. В доме затихли все звуки.Около трех часов ночи Лебик поднялся и тихонько подошел к дверям.
— Все спят. Скорей в подвал!
Отворив дверь, он двинулся в коридор с большими предосторожностями.Понятен припадок бешеной ярости, овладевшей гигантом, когда на третьем шаге он услыхал за собой в темноте пять дружеских голосов:
— Как вы себя чувствуете, Баррасен?
— Не простудитесь, Баррасен!
— Не делайте глупостей, Баррасен!
— Вернитесь скорей, Баррасен!
Десять рук схватили его и втолкнули обратно в комнату, заперев за ним дверь.Ярость клокотала в нем, и он ворчал, заикаясь от ужаса и бешенства.
— Лебик днем... Баррасен ночью... Чертовщина! Эти люди отлично знают меня... Тысяча, миллион виселиц! Что они хотят сделать со мной? Ах, зачем я не убил долговязого!..
Во все последующие дни жизнь его проходила так же. Кузены стали его почетным эскортом. Поочередно караул из пяти человек охранял его денно и нощно, пока другие ели, пили, спали...
В подвале все было перерыто, перевернуто вверх дном, но не открыто ни потаенной двери, ни места клада.
Каждое утро Ивон спрашивал гиганта:
— Лебик, ты ничего не хочешь мне сообщить? Тот смотрел удивленными глазами.
— Что я вам могу сообщить?
— Например, зачем ты поднял меня, полумертвого, после засады на улице Сены и перенес в этот дом?
— У вас слишком пылкое воображение. Откуда вы это взяли? Однажды утром я нашел вас всего в крови у наших дверей, и хозяйка велела внести вас... Вот и все...
— Но ты сам говорил, что принес меня с улицы Сены. С твоей манией говорить вслух... Даю тебе время образумиться, друг мой. Твой язык, конечно, не будет так скрытен завтра..
Но на другой день Лебик давал те же ответы на те же вопросы. А однажды утром раздосадованный Ивон сказал ему:
— Мне пришла в голову мысль!
— Какая?
— Повесить тебя где-нибудь в углу. Посмотрим, может быть, петля на шее расположит тебя к большей откровенности.
—Так поступать с бедным Лебиком, который спас вам жизнь...
— Нет, нет! Избави меня Бог повесить Лебика! Не его я хочу повесить... а другого.
— Кого, же?
— Некоего Баррасена.
— Еще шутки! Я не понимаю, почему вы и ваши друзья называете меня Баррасеном. Что за Баррасен такой?
— Правда, ты его не знаешь?
— Честное слово, — отвечал верзила с невозмутимым спокойствием.
— Тем лучше! И не знакомься с ним. В тот день, когда я его повешу, земля освободится от отъявленного негодяя.
Лебик, конечно, смутился, когда Монтескье прбизнес имя Баррасена в своей бретонской речи. Кроме того, аббат узнал громадные ноги, каторжника, убиравшего камеру королевы в Консьержери.
Ни Бералек, ни Лебик не подозревали, что несколько лет назад они находились в Бретани под одной кровлей. Когда мнимый граф Баррасен рассказывал в хижине Геню-ка о смерти королевы, то он не знал об убежище Ивона в подземелье крестьянина. Только Елена могла бы признать в нем Баррасена. Но Ивон забыл и думать об Елене, падшей женщине, выставлявшей напоказ свой позор.
В сущности Бералек вовсе не думал об исполнении своих угроз. Во-первых, потому что он видел в Лебике смелого, мужественного злодея, не отступающего перед страхом. И, наконец, разбойник был его единственным
средством добраться до врагов Лоретты, ночных охотников за сокровищами.Прошло две недели, Лебик не сознавался.
Двадцать человек аббата обшарили все закоулки. Ни малейшего следа клада! Как будто его здесь и не было!
Миллионы ускользали, потайной ход, откуда появлялись пособники Лебика, тоже еще не был обнаружен...
Неужели гигант нашел средство предупредить их, несмотря на бдительную стражу?
Между тем товарищи шевалье каждый день приставали к нему:
— Позволь нам повесить Лебика, чтоб нельзя было сказать, что мы здесь ничего не делали!
— Подождем, — отвечал Бералек. — Плут хитер... Время шло. Ивон и сам едва сдерживался, чтобы не повесить негодяя.
Несколько раз аббат приходил осведомляться о сокровище. Ивон не мог его ничем утешить. Лебик тоже понимал, что положение его довольно шатко. Он изыскивал средство обмануть бдительный надзор своих сторожей и бежать.
Однажды он явился на утренний допрос в праздничной одежде.
— Ты сегодня хорош, как утренняя звезда! По какому это случаю? — спросил удивленный Ивон.
— Так вы не знаете, какой сегодня праздник? — отвечал верзила.
Бералек порылся в республиканском календаре, который не признавал святых и заменил их названиями овощей и животных.
— Святой Огурец! Ты почитаешь эти овощи, друг Лебик? — вскричал молодой человек.
— Да, сегодня день святого Огурца, но раньше праздновали святого Лаврентия, ангела гражданки.
— Как? Сегодня день ангела мадам Сюрко?
— Я пойду поздравить ее, чтобы получить золотой. Вот почему я облачился в свою куртку, — простодушно говорил Лебик.
При этом известии все в доме переполошились. Во главе с Лебиком гурьба из двадцати веселых мужчин ворвались к имениннице. Никогда обе щеки вдовы не получали такого количества поцелуев.
Весь день готовились к пышному пиршеству в честь ангела мадам Сюрко. Лебик в сопровождении телохранителей спустился в погреб и указал лучшие бутылки, стоящие за охапками дров.
Пока нагружали корзины, лакей воспользовался случаем и сунул в карман склянку, забытую в пустой бочке. Думая, что взял свое наркотическое средство, он прошептал:
— Экое горе, тут не хватит для всех!
И, развеселившись, он сжимал в руке маленький флакон, не подозревая, что он содержит чистую воду, налитую Ивоном... Пришел, наконец, час пирушки и начались обильные возлияния. Гости пили так много, что языки их занемели, головы отяжелели и глаза смыкались.
Всех клонило ко сну и вскоре шумная ватага дежурных отвела Лебика в его мансарду. Но, как ни были они пьяны, гигант превзошел всех, его надо было поддерживать, потому, что он пил, как подобает Геркулесу. Его бросили на постель, как ворох белья, и он тотчас же захрапел.
Все разбрелись по разным углам. Наступила тишина.Тогда Лебик поднялся без малейшего признака опьянения и, улыбаясь пробормотал:
— Они были пьяны в стельку. Теперь они должны мертвецки спать, олухи!
Как и в первую ночь, он тихо отворил дверь и вышел в коридор. На этот раз его не встретили насмешливые голоса. Он двигался потихоньку в полной темноте.
— Скоро я буду с друзьями, — прошептал он, дойдя до первого этажа.
Подняв дверь подвала, он жалобно вздохнул:
— С каким бы наслаждением я передушил бы их всех поодиночке, этих чумазых, которые целый месяц досаждали мне! Но... придет еще мое время!
С этой утешительной мыслью он спустился по подвальной лестнице, закрыв за собой дверь.
— Спокойной ночи, щеголи... Молите Бога, чтобы он не послал в ваши сны Лебика!
Беглец вынул из кармана кремень, трут и высек огонь.
С огнем в руке он дошел до второго подвала... но в ту минуту, когда он входил, его оглушил, как и месяц назад, внезапный крик веселого хора:
— Лебик! Баррасен! Как любезно с твоей стороны, что ты пришел к нам! Мы не смели надеяться на такое счастье!
Лебик попал в яму, которую надеялся вырыть другим. Он притворился пьяным, но его враги сделали то же самое. Теперь, окруженный со всех сторон, он должен был объяснять, зачем среди ночи он спускался в погреб.
Ивон выжидал случая и дождался его! Два часа они ждали в полной темноте прихода Лебика,почти уверенные, что бандит откроет им потайной ход. Успех был полным.
Видя, что его поймали, Лебик притворился пьяным.
— Гражданам пришла в голову та же мысль, — произнес он пьяным голосом.
— А что это за мысль, дружок? — спросил Ивон.
— Я проснулся с такой жаждой в глотке... что подумал, что... винцо... свеженькое... будет лучшим лекарством от жажды.
— И тогда ты вышел, чтобы продолжить пирушку в одиночестве! Да ты настоящий,эгоист! Вместо того, чтобы пригласить нас... — сказал один из кузенов, Сен-Режан.
— Но вы ведь опередили меня! Вам, как и мне, чем больше пьешь, тем больше хочется пить. Надо позаботиться об этом, — сказал гигант с громким смехом.
— Да, Лебик — мастер своего дела! Давай же пить! — кричала веселая толпа.
Опрокинутые пустые бочки послужили столами и полились опять добрые старые вина Сюрко. Бутылки и кувшины менялись с неимоверной быстротой. Все изрядно накачались.
— Брр! — сказал наконец Сен-Режан. — С меня довольно, я иду спать.
Затем он поднялся в дом.Его примеру последовали остальные. Ивон и гигант остались одни.Плут не пил, а выливал вино на песчаный пол погреба. Поэтому он сохранил присутствие духа.Он хорошо помнил необыкновенную силу молодого человека, вдобавок увидел рукоятки двух пистолетов, засунутых за пояс Ивона, когда тот, разгоряченный вином, неожиданно отбросил полу своей куртки.
Ивон расхохотался.
— Старый друг! Что ты скажешь о тех ничтожных сосунках, которые подло оставляют поле сражения в самом разгаре битвы?
— Пфуй! Пфуй! — презрительно произнес гигант. — Им только сыворотку пить! При второй бутылке они уже кричат:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28