— Куца? — спросил Мустафа.
— На площадь Атаба.
Машина помчалась по пустынному Каиру к началу улицы Фарука и цалыие, к площади Атаба. Оба молчали, погруженные в свои мысли. Когда добрались цо места, Азиз попросил:
— Пожалуйста, возле почты. — Потом добавил: — Мы не прецставились цруг цругу. Я — Азиз, стуцент последнего курса медицинского факультета.
— А я — Мустафа, двоюродный брат Нации, стуцент юридического.
— Спасибо тебе большое за все. Я нацеюсь, мы еще увидимся.
— Не за что. Счастливо тебе.
Азиз пожал ему руку, вылез из машины, захлопнул за собой дверцу. Потом пошел по тротуару, постепенно ускоряя шаг. Жизненная энергия возвращалась к нему. Пройдя по улице Абцель Азиза, он свернул на улицу Саха, пересек ее напротив редакции газеты "Аль-Ахрам" и вошел через главный вхоц.
Через некоторое время он вышел в ту же цверь, сбежал по лестнице на улицу, сел в первое попавшееся такси и поехал в направлении Медицинской ассоциации. Там он отпустил такси, подошел к небольшому магазину с вывеской: "Похоронное обслуживание в любое время дня и ночи". Разговор с высоким тощим человеком, напоминавшим высохшее дерево, занял около десяти минут. После короткого спора с выразительной жестикуляцией они ударили по рукам.
В тот вечер Сидки-паша арестовал большое число членов Национального комитета рабочих и студентов. Азиз решил не заходить ни к кому из товарищей, пока не выяснит толком, что же в действительности произошло. К двум часам ночи ему удалось добыть полный список арестованных. Пришлось немало покрутиться по городу в поисках информации. В редакции "Аль-Ахрам" он передал список одному из друзей.
Шагая по ночным улицам, он впервые за целый день по-настоящему пришел в себя, осознал, что живет и двигается. Глубока, всей грудью вдохнул прохладный влажный воздух и вдруг вспомнил, что не позвонил Надии. Он тотчас заторопился к центральной телефонной станции, находившейся на площади Атаба. Оператор спал глубоким сном, положив голову на руки. С трудом удалось его разбудить. Он щурил покрасневшие глаза, с недовольством и одновременно с любопытством разглядывал Азиза, бормотал что-то насчет некоторых господ, которые проводят ночи на улицах. Азиз вручил ему монетку в один пиастр, и оператор, порывшись в выдвижном ящике, протянул ему медный жетон. Азиз зашел в кабину и застывшими от холода пальцами набрал номер 7-37-51. В трубке три раза прогудело, прежде чем на другом конце тихий женский голос сказал:
-Алло.
— Это Азиз, — отозвался он.
— Азиз, это Надия. Ну как вы там? Где вы сейчас? — Он уловил в ее голосе оттенок беспокойства.
— Я звоню с Атабы. Все в порядке. А вы как?
— Я тут сижу с тех пор, как вы ушли. Приготовила ей кофе с корицей. Она попила и ушла к себе в комнату. Я как раз собиралась зайти к ней, когда зазвонил телефон.
— Ну а она как?
— В шоке. Кажется, не осознает, что произошло.
— Не оставляйте ее. Будьте с ней рядом, а я утром подъеду.
— А куда вы собираетесь?
— Переночую тут на Атабе у одного знакомого.
— Какие-нибудь новости есть?
— Да. Арестованы двадцать членов комитета. Но завтра же во всех газетах будет заявление комитета.
— А когда вас ждать завтра?
— Около девяти. Что-нибудь принести?
Недолгая пауза, потом она сказала:
— Нет. Я вас подожду.
— Прекрасно. Тогда пока все. Спокойной ночи. — Он уже собрался положить трубку, когда она неуверенно сказала:
— Азиз... -Да?
— Берегите себя.
Он держал трубку, не зная, что ответить. Прежде чем надумал, что сказать, в трубке послышались гудки.
Он вышел из кабины. Оператор по-прежнему спал глубоким сном. Его лысина поблескивала в тусклом свете. Азиз двинулся по безлюдной улице, неторопливо пересек площадь.
Быстрым шагом Азиз миновал университетский городок, пересек пустырь, протянувшийся до кварталов Харты. В домах уже горели лампы. Окна были наглухо закрыты, чтобы сберечь тепло. С наступлением темноты лампочки загорались повсюду чуть ли не одновременно, словно ими управляла неведомая рука с единого пульта. Ночь не могла застать людей врасплох.
Он шел, не сбавляя темпа, ловко обходя разбросанные булыжники, кучи песка, колючие кактусы. Он так часто ходил этим путем, что, наверное, мог бы пройти по нему с завязанными глазами. Вот овощная лавка. В сумраке гладкие круглые помидоры казались темно-алыми, как кровь на асфальте. Он внутренне содрогнулся от такого сравнения — ведь и сам он совсем недавно был на волосок от смерти.
Подойдя к лестнице, он вздохнул с облегчением. Вспомнил вдруг, что с утра ничего не ел. Перепрыгивая через ступеньки, взбежал наверх, трижды постучал в дверь.
— Кто там? — послышался женский голос.
— Тетя, это я, Азиз.
Дверь открылась. Тетка всматривалась в него слабыми старческими глазами, пораженными катарактой.
— Откуда ты взялся? Заходи, заходи...
— Я приехал с Атабы.
— Вот как? А что с Эмадом? Почему его забрали? Что с ним будет? Боже мой, пожалей ты меня. Я больше не могу, заждалась, сил моих нет...
Говорила она торопливо, без пауз. Долго копились эти слова, эти вопросы. Теперь они прорвались наружу —не остановишь.
— Вы знаете, тетя, он в центральной тюрьме. Но вы не волнуйтесь. Его скоро отпустят, через несколько дней, вот увидите.
— Ты уверен?
— Да там уже большую часть выпустили, оставили совсем немного.
— Ну а его-то почему оставили?
— Скоро и остальных освободят, л вам точно говорю.
— О господи... Ну а как он там?
— Нормально. Все в порядке. Я сегодня виделся с Халилем, это мой приятель, может быть помните? Его как раз сегодня выпустили. Он говорит, что с Эмадом все в порядке.
— На чем же он там спит? Азиз рассмеялся:
— Как на чем? У него теплое шерстяное одеяло, и не одно. Она горестно вздохнула:
— Смеешься ты надо мной. Где уж тебе понять сердце матери...
— Да не смеюсь я, ей-богу. Я вам правду говорю.
— Ну а что там едят?
— Понимаете, мы собрали деньжат, скинулись понемногу и послали им туда еды... А вообще-то я только на минутку. Пора идти.
— Так быстро? Да что ты, Азиз! Даже не присел. Я бы тебя чаем напоила. Это никуда не годится.
— Ладно, пустяки. Вы, пожалуйста, не волнуйтесь, успокойтесь насчет Эмада. За ним хорошо присматривают.
Он протянул ей две фунтовые бумажки. Она глянула на зеленые банкноты в его руке и отшатнулась.
— Что это?
— Это часть денег, которые мы собрали для помощи семьям арестованных.
— Не надо мне денег.
— Вы это кому-нибудь другому расскажите, а не мне. Возьмите, пожалуйста. — Он протянул ей деньги, и она нерешительно взяла их. От смущения она даже отвернулась.
— Вы мне лучше скажите, что еще нужно?
— Ничего. Спасибо, сынок. Для меня самое главное, чтобы с Эмадом все было нормально.
— Даст бог, скоро увидитесь, Спокойной ночи, я побежал.
— Спокойной ночи, сынок.
Сбегая по лестнице, он услышал, как захлопнулась дверь.
Он вышел на улицу, с удовольствием вдохнул полной грудью. А потом побежал, энергично работая руками. Дышалось легко — сказывались годы тренировок. Он был абсолютно спокоен. Мимо проплывали лавочки, фонарные столбы, окна прилепившихся друг к другу домов. Казалось, ноги сами несут его через темные улицы домой, в маленькую комнату с окнами в сад, с широким письменным столом, заваленным книгами, цветными карандашами, листами бумаги, с постелью, накрытой белоснежными простынями, пахнущими мылом...
Он бежал как заведенный, думая о делах, к которым ему уже очень хотелось вернуться. Эти мысли навевали спокойствие, внушали чувство уверенности. Времени он не замечал, дороги не выбирал. Только смутно сознавал, что бежит в правильном направлении.
Вот и автобусная остановка. Пришлось подождать. Несколько минут ждал, пока из темноты не показались мощные круглые фары — глаза монстра, чья огромная туша была неразличима. Когда автобус приблизился, Азиз увидел ряд тусклых желтых лампочек на потолке, неподвижные, как у кукол, головы пассажиров.
Азиз вскочил в автобус, бросил уставшее тело на свободное сиденье. Рядом дремал старик. Его седая голова упиралась в ладони, положенные на набалдашник трости. Каждый раз, когда автобус останавливался, он открывал глаза и вновь закрывал их, как только движение возобновлялось.
Автобус проехал через мост Абу аль-Аля. Стальные конструкции промелькнули мимо, как обнажённые ребра динозавра, плывущего над черной водой реки. Не сбавляя скорости, автобус промчался мимо мечети — прохожие шарахались в сторону чуть ли не из-под колес.
Азиз вспомнил свою последнюю встречу с Халилем. Огромное помещение, потрескавшиеся стены, готовые вот-вот рухнуть. Они сидели на длинном высоком диване спиной к стене, сложив ноги по-турецки, пили горячий отвар хельбы — волчьих бобов.
В свое время Азиз много читал о Бастилии, о королевских тюрьмах, об ужасах концлагерей. Все это вспомнилось, когда он шел на встречу с Халилем — одним из лидеров, уже успевших побывать за решеткой. Хотелось услышать от него, каково там, в неволе.
— Ну что, Азиз? Как дела? — Халиль начал с расспросов. — Соскучились мы по вас, оставшихся на воле.
— Мы по вас тоже, Халиль.
— Ну уж, наверное, не до такой степени.
— Почему же?..
— Очень просто. Вы имели возможность продолжать борьбу, а мы только мечтали быть с вами. Ни о чем другом не думали.
— Ты, конечно, прав, Халиль. Но знаешь, как нам вас не хватало! Из-за вашего ареста пришлось отложить многое, что нужно было сделать сразу. Сидки использовал сложившуюся ситуацию, чтобы внести сумятицу. Создал параллельный комитет с участием реакционных партий и фанатиков и назвал его Комитетом патриотов. Предоставил в их распоряжение радио, официальную прессу. А они и давай выступать с заявлениями, призывать к спокойствию и миру. Получилась полная неразбериха. Люди запутались: какому комитету верить? Многие вообще не поняли, что есть два разных комитета. Мы пытались действовать в провинции, в деревнях, но ничего не вышло.
Слушая Азиза, Халиль кивал, но Азиз видел, что он обдумывает какие-то свои идеи.
— А сейчас как?
— Сейчас нам надо удвоить усилия, если мы хотим разоблачить заговоры, разработанные дворцом и правительством, не дать им осуществиться.
Халиль уставился в пол. Азиз смотрел на небольшой плоский жировик на его лбу, на ставшее вдруг бесстрастным лицо.
— Планируя наши действия, надо заранее продумывать все как следует, — сказал Халиль.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду... Словом, нельзя, чтобы нас заносило.
— Заносило? Как и куда?
— Нельзя руководствоваться одними эмоциями, доверяться лишь чувствам.
— Чувствам? А что плохого в наших чувствах? Наши чувства — это то, что связывает нас с нашей страной.
— Ты не понял, к чему я, собственно, клоню. Видишь ли, нам нужно выбрать подходящий момент, дождаться, когда сложится благоприятная ситуация. Наши действия должны строиться на основе ясной политической линии и четко сформулированной идеологии.
— Подходящий момент? — В голосе Азиза прозвучали нетерпеливые нотки. — А разве может быть более подходящий момент, чем сейчас? Страна едина в своем требовании независимости. Исключение составляет лишь кучка реакционеров. Народ повсюду включается в борьбу, ряды борцов ширятся, решимость растет. Многие уже отдали свои жизни. И, кстати сказать, все это создал не Национальный комитет. Сам по себе комитет лишь организует и направляет народное движение, призывает к дальнейшим действиям. Ты говоришь — ясная политическая линия. Но как она может сложиться? Через понимание ситуации и продуманный анализ? Согласен. Но кроме того и, возможно, в не меньшей степени, в горниле практических действий, в непосредственном участии в борьбе, которую ведет народ.
Халиль молчал, рассеянно потягивая отвар хельбы. В теплых лучах солнца, падающих из окна, стакан с напитком отбрасывал золотой отсвет на овальную мраморную плиту стола. Наконец он сказал:
— Все это требует более тщательного обдумывания. В любом случае мы еще вернемся к этому вопросу. Одним махом сейчас всего не решить. Расскажи-ка лучше о себе. Как у тебя дела с учебой?
— О себе? Ну что сказать? Занят по горло. Счастлив. Увлечен своим делом. Конечно, все это за счет учебы, она застопорилась. Но я стараюсь наверстать упущенное, занимаясь по ночам. К счастью, я так устроен, что обхожусь малой толикой сна, хотя иной раз устаю чертовски.
— Слушай, а может быть, нам стоит вместе заниматься?
Я бы тоже хотел наверстать упущенное.
— Я не возражаю. Ты будешь третьим. Ты, Хусейн и я. Можем заниматься поочередно друг у друга, а если хочешь, будем собираться у меня.
— Отлично.
Халиль вынес из комнаты поднос со стаканами. Вскоре он вернулся. Азиз ждал его с вопросом.
— Халиль! А ты мне, между прочим, ничего не рассказал о днях, проведенных в-тюрьме. Это ведь определенный жизненный опыт. Хотелось бы узнать об этом поподробней.
— Да, жизненный опыт, и весьма полезный. Азиз ждал, что он продолжит. Но Халиль молчал.
— В каком смысле полезный?
— Во многих, Азиз. Я научился многим важным вещам.
— Страшно было?
— Страшно? Ничуть. Когда есть цель, чего же бояться?
— Цель, говоришь? Но ведь цель - это одно, а страх - другое. По крайней мере я так чувствую.
— Видишь ли, когда человек силен, уверен в себе, у него нет причин бояться чего-либо.
Азиз почувствовал смущение. Он готов был признаться, что иногда ему бывает страшно, нопередумал.
— Хорошо, скажи мне тогда, чему ты там научился, что полезного почерпнул? Что ты чувствовал, когда тебя отпустили?
— Об этом долго рассказывать. Увидимся в следующий раз — я тебе подробно все расскажу. А сейчас у меня важная встреча. Мне еще надо переодеться.
т-Ну что ж, тогда разойдемся. Даст бог, завтра в шесть вечера встретимся у меня.
— Ты приехал на своем знаменитом велосипеде?
— На сей раз нет. Оставил его дома.
— Ну, до свиданья. Привет от меня Хусейну.
— Счастливо.
Азиз поднялся. Халиль крепко стиснул его руку, воскликнул с радостью:
— Отлично, что мы опять будем собираться все вместе! Азиз потер ладонями коленки. Ноги затекли и замерзли.
Он поймал себя на мысли, что в разговоре с Халилем постоянно испытывал какую-то непонятную ^тревогу. Но, вспомнив добродушный смех Халиля, его неизменно теплую дружескую манеру, Азиз успокоился. Просто, видимо, сказалось напряжение последних дней, он стал излишне мнительным, нервным. Азиз поглядел в окно поверх головы спавшего рядом с ним старика: автобус вот-вот прибудет на площадь Атаба. Снова им овладело беспричинное беспокойство. Отчего встреча с Халилем оставила у него неприятный осадок? Может быть, из-за странной неподвижности его глаз за стеклами очков? Такое ощущение, что разговариваешь со слепым: голова откинута назад, а глаза смотрят в одну точку. Или, может быть, что-то отталкивающее было в его лице, смуглом, с желтизной, как у выздоравливающего после долгой болезни? Или же причиной беспокойства было ощущение какой-то недоговоренности во время их встречи, туманные ответы о пребывании в тюрьме и планах на будущее? Как бы там ни было, но Азизу никак не удавалось избавиться от чувства глубокого разочарования.
Автобус стал притормаживать, резко остановился, как перед неожиданным препятствием. Азиз протолкался сквозь толпу пассажиров, соскочил с подножки. Здесь ему предстояло сделать пересадку. Он поискал глазами остановку нужного автобуса. Машина как раз стояла, готовая к отправлению.
Тот же старик, с которым он до этого сидел на одном сиденье, спустя несколько секунд с трудом поднялся в автобус и снова сел рядом. Азиз глянул на часы: половина одиннадцатого. Через четверть часа он будет дома и сразу ляжет спать. Ничего больше не хотелось делать. Он поймал на себе взгляд сидевшего рядом старика, но не повернулся к нему и стал глядеть в другую сторону — не хотелось вступать в разговор.
Еще несколько минут автобус, подрагивая, стоял на месте, потом рывком дернулся и пошел, набирая скорость. Прохладный ветер задувал через открытую дверь. Старик, сидевший рядом с ним, ежился от холода.
Зазвенел колокольчик, возвещая отправление поезда. Его звон утонул в оглушающем шуме, царившем на длинных платформах под высокими жестяными навесами. Визжали колеса багажных тележек, застревавших в выбоинах в асфальте перрона. Остерегающие крики носильщиков, зычные вопли торговцев, предлагающих сладости и сигареты, прощальные поцелуи. Шипенье локомотивного пара. Детский смех. Протяжный предупреждающий свист паровоза перед отправлением.
Вагон тронулся с места. Азиз быстро наклонился к печальному бледному лицу У мм Асад, поцеловал ее.
— Дай вам бог, матушка... Напишите нам по приезде в Бейрут.
Надия тоже наклонилась к ней. В глазах у нее застыли слезы. Попрощавшись, Азиз с Нацией торопливо пошли по вагонному проходу, с трудом протискиваясь среди пассажиров и багажа. Азиз спрыгнул на платформу, протянул Нации руки. На мгновение он ощутил тепло ее тела в своих руках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43