Если сказать нечего, проваливайте отсюда и займитесь чем-нибудь полезным. – Гесслер улыбнулся. – Вопросы есть?
ГЛАВА 30
Где-то в Италии
Они подождали, пока из окон грузовичка не показалось пламя. Краска на дверях вздулась пузырями, над деревьями заклубился черный столб дыма. Тогда они повернулись и ушли с опушки.
Темнело, в воздухе висела холодная сырость. Забинтованная рука Бена сильно болела, хотя пуля всего лишь ободрала кожу – могло быть и хуже.
Они молча шли по безлюдной проселочной дороге. Внизу, в долине, светились окна какого-то здания; чуть дальше дорога уперлась в ворота.
Во время мертвого сезона центр проката лошадей Росси пустовал. Летом супруги Росси сдавали коттеджи в аренду любителям верховой езды, приехавшим отдохнуть в деревне. Появление двух незнакомцев, предложивших наличные за ночлег, стало приятной неожиданностью. Розальба Росси приготовила макароны с томатным соусом, от которого дом наполнился запахами базилика и чеснока. Джино Росси навел порядок в коттедже и включил отопление.
После ужина Бен купил у Джино две бутылки красного вина. Гости распрощались с хозяевами и ушли в свой коттедж – роскошью он не отличался, зато в нем было тепло и уютно. В комнате стояли две односпальные кровати, покрытые лоскутными одеялами, на побеленной стене висело распятие.
Бен заметил, что Ли почти ничего не ела за ужином. Она села на кровать, устало сгорбившись, измотанная и бледная. Бен уселся рядом и налил в стаканы вина. Они помолчали в ожидании расслабляющего действия алкоголя.
– Я больше не могу, – призналась Ли.
Бен мягко обнял ее и притянул к себе. Ли положила голову ему на плечо и придвинулась. Он чувствовал тепло ее тела, биение сердца, прижатое бедро… и внезапно осознал, что гладит Ли по голове, наслаждаясь шелковистостью волос.
Ему вдруг стало неловко.
– Все будет хорошо.
Он отодвинулся, взял бутылку и долил себе вина.
– Откуда они узнали, что мы там? – тихо спросила Ли.
Бен промолчал, но она, похоже, прочитала его мысли.
– Это я виновата, да? Они прослушивали телефон профессора…
– Ты не виновата. Я тоже пытался ему позвонить. Не переживай. Тебе надо отдохнуть.
– Я ведь назвала свое имя! Ты велел мне не высовываться, а я высунулась. Не послушала тебя, и в результате бедного старика убили!
– Не ты же в него стреляла, – ответил Бен.
– Ну, разве что за меня нажали на спусковой крючок. – Ли вздохнула. – Кто эти люди? От них невозможно скрыться! – Она посмотрела на Бена испуганными глазами. – Нас они тоже убьют, да?
Бен успокаивал ее, а сам напряженно размышлял. До дома Арно километров двадцать. Погони не было, Пока они в безопасности. Вот только ненадолго. А что делать дальше? Письма Моцарта у них нет – похожа следы Оливера оборвались.
Интересно, что имел в виду Арно, когда сказал, что письмо вернулось домой? Профессор спрятал его в надежном месте… в каком именно? Где дом письма Моцарта? Может, там, где оно было написано, то есть в Австрии?
В конце концов Ли заснула, все еще сжимая в руках пустой бокал. Бен забрал его, укрыл Ли одеялом и долго смотрел, как вздымается и опадает ее грудь в такт мерному дыханию. Сидя на своей кровати, он допил вторую бутылку и выкурил последнюю сигарету из пачки, В голове царила неразбериха – сплошные вопросы.
Ближе к полуночи Бен вышел на свежий воздух, чтобы прийти в себя. Под ногами похрустывала заиндевевшая трава. Он по привычке посмотрел на небо и нашел Полярную звезду, чтобы определить стороны света.
Напротив стоявших в ряд коттеджей, на другой стороне залитого лунным светом дворика, возвышались хозяйственные постройки: конюшни и хлипкие сараи из гофрированного железа. Пыльное окно одного из сараев светилось, изнутри доносился лязг инструментов. Бен подошел и заглянул в щелку между ржавыми железными листами: в сарае была мастерская, полная сломанных сельскохозяйственных орудий. Курчавый юноша возился под капотом старенького «фиата». Бен вошел в открытую дверь.
– Привет, – сказал он по-итальянски. – Меня зовут Стив.
Юноша обернулся, оказавшись копией Джино Росси, только помоложе – лет девятнадцати-двадцати.
– Сломалась? – кивнул Бен на «фиат».
– Привет, Стив. Я Сандро, – улыбнулся юноша и помахал гаечным ключом. – Свечи зажигания меняю. Решил продать машину и хочу, чтобы проблем с ней не было.
Закрепив свечи, Сандро захлопнул крышку капота, подошел к открытой дверце и завел двигатель. Бен прислушался. Ничего не стучит, глушитель в порядке, сальники на месте, воздух не подсасывает, из выхлопной трубы синий дымок не вьется.
– Сколько ты за нее просишь?
Сандро вытер грязные руки о джинсы.
– Она у меня старушка, конечно, но в хорошей форме. Тысячи полторы, пожалуй.
Бен достал из кармана наличные.
– Прямо сейчас можно забрать?
Машина тихонько выбралась со двора по изрытой колеями подъездной дорожке и свернула на извилистый проселок. Желтый свет фар выхватывал из темноты покосившиеся дорожные знаки.
Идея навестить дом профессора еще раз – и к тому же без оружия – была чревата опасными последствиями. Однако выбора не оставалось. Бен очень жалел, что не выудил из профессора никаких подробностей о местонахождении письма, – вот и еще одна ошибка, не многовато ли их набралось? Стоило ли вообще искать это дурацкое письмо? Что поделать, сейчас приходилось хвататься за любую соломинку…
До виллы Арно Бен добрался к половине первого ночи и притормозил перед аккуратным газончиком у ворот. Возле дома сверкали мигалки полицейских и стояли две пожарные машины.
Чертыхнувшись, Бен прибавил газу, разглядывая виллу. Собственно, от нее ничего не осталось: почерневшая груда щебня, обвалившаяся крыша, похожая на изломанный хребет гигантской туши, разлетевшаяся в вокруг черепица, обгоревшие куски дерева, осколки стекла…
Пожар явно бушевал долго. Пожарные сворачивали свое имущество – спасать тут было нечего.
Бен проехал мимо, размышляя, что делать дальше. Либо пламя распространилось из кабинета по всему дому, либо кто-то намеренно сжег все дотла. Вторая версия более вероятна. Эти люди, кто бы они ни были, тщательно заметали следы. И огонь в таком деле лучший помощник.
Примерно через километр Бен свернул на ухабистую дорожку, которая вела к заброшенной ферме, где они взяли грузовик. Кроме разнесенной в щепки стены амбара, не осталось никаких следов того, что произошло здесь днем.
Бен заглушил двигатель, вышел из машины и немного постоял в темноте. Никого. Он посветил фонариком: с земли подобрали все до единой гильзы. Кровь с косяка сарая, к которому Бен прибил руку преследователя, вытерли, гвозди вытащили, оставив четыре аккуратные дырочки в дереве.
За спиной вдруг послышался шорох, что-то упало. Бен мгновенно обернулся, напрягшись всем телом.
Черная кошка спрыгнула с верхней полки, уронила ржавую жестянку с гвоздями и выскочила сквозь дырку в стене.
Бен прошел через темный двор к обрушившейся каменной ограде, за которой начиналась территория виллы Арно. Он прятался за деревьями, наблюдая, как уезжают пожарные и как полицейские бродят вокруг разгромленного дома. Бен понимал, что напрасно теряет время – здесь ничего не найти.
Он пошел обратно к пролому в ограде, пробираясь между тонкими деревцами. Облако закрыло луну, погрузив лес в темноту.
В куче листьев, наполовину спрятанный за узловатыми корнями дерева, лежал на земле человек, раскидав руки в стороны. Головы не было.
Бен стоял не шелохнувшись, пока вновь не показалась луна. Подойдя поближе, он тронул находку носком ботинка – это был не труп. Избавляясь от улик, бандиты кое-что пропустили.
На земле валялся пиджак профессора Арно. Бен вспомнил, что Ли уронила его, когда они бежали.
Он поднял холодный, отсыревший пиджак и обнаружил в левом внутреннем кармане продолговатый предмет – бумажник.
– Кто здесь? – испуганно спросила она в темноте.
– Не бойся, это я.
Бен закрыл за собой дверь коттеджа.
– Где ты был?
Бен рассказал.
– Ты ездил туда?
– Виллу сожгли дотла. Там ничего не осталось. Но я кое-что нашел. – Он показал ей свою находку. – Бумажник профессора.
Ли села в кровати. Бен включил свет и сел рядом с ней. Она сонно смахнула с лица прядку черных волос.
– Где ты его нашел?
– Там, где ты бросила пиджак, – в лесу.
Он открыл тонкий бумажник из телячьей кожи.
– Здесь почти ничего нет. Библиотечный абонемент, просроченный. Старые билеты в кино. Пятнадцать евро наличными. И вот еще…
Ли взяла у него бумажку и озадаченно покрутила в руках.
– Что это?
– Квитанция.
– Музей Висконти в Милане, – прочитала она стершиеся буквы.
– Что еще за музей? – спросил Бен.
Ли покачала головой.
– Квитанция удостоверяет, что Арно подарил что-то музею, – сказал Бен. – Что именно, не сказано, но стоит дата – январь прошлого года, всего через несколько дней после смерти Оливера.
Ли посмотрела на Бена.
– Ты думаешь…
– Что письмо в Милане? Не знаю, – ответил он. – Скоро выясним. Поспи немного. В пять поедем.
ГЛАВА 31
Сандро не обманул с машиной: хоть и старушка, но надежная. До Милана они доехали за четыре часа. По дороге остановились на станции техобслуживания с магазинчиком, где Ли купила платок, огромные солнцезащитные очки, новые джинсы и теплую куртку.
Улицы Милана были забиты машинами, так что в музей Висконти, расположенный в пригороде, добрались только часам к десяти утра. Музей музыки оказался внушительным старинным зданием. Высокие портики выходили в огороженный сад, подальше от уличной суеты и шума.
В музее стоял характерный запах затхлости и политуры для дерева. Лишь несколько пожилых посетителей тихонько прохаживались по залам, вполголоса переговариваясь. Ноги скользили на отполированных до блеска паркетных полах. Негромко играла классическая музыка. На всех дверях висели плотные бархатные портьеры. Дежурному охраннику было на вид лет восемьдесят.
Под внимательным взглядом камер видеонаблюдения Бен и Ли переходили из зала в зала, мимо витрин с духовыми инструментами и коллекции великолепных резных арф. Бен заглянул в большой зал с портретами знаменитых композиторов.
– Тут ничего нет. Не считая давно усопших господ в напудренных париках.
– Варвар ты все-таки! – шепотом упрекнула его Ли.
Из главного зала изогнутая полукругом деревянная лестница вела на следующий этаж, в длинную комнату, где вдоль стен стояли стеклянные витрины с оперными костюмами и другими экспонатами. Ли задержалась возле одной и прочитала медную табличку:
– «Костюм Карузо во время первого публичного выступления в тысяча восемьсот девяносто четвертом году». – Ли подошла к другой витрине. – Ого! Смотри, в этом платье пела Мария Каллас в опере «Норма» в Милане в тысяча девятьсот пятьдесят седьмом. С ума сойти! Почему я раньше не знала об этом музее?
– Ли, мы здесь не для того, чтобы пялиться на дурацкие костюмы. Ты про письмо не забыла?
Они вернулись в фойе. Охранник покачал головой.
– У нас нет ни писем, ни других документов.
– Может, есть еще один Музей Висконти? – спросил Бен, заранее зная ответ.
Старик снова грустно покачал головой.
– Я здесь уже пятьдесят лет. Музей всего один.
Бен и Ли отошли в сторонку.
– Я так и думала, что толку от этого не будет, – заявила Ли.
– Но ведь Арно отдал что-то в музей! Квитанция-то осталась!
Они прошли по длинному коридору, с обеих сторон уставленному витринами с антикварными скрипками, альтами и виолончелями.
– Профессор был коллекционером, – возразила Ли, – и мог отдать в музей все, что угодно. Картину какую-нибудь или инструмент. – Она показала на скрипки под стеклом. – Откуда мы знаем, может, он одну из этих скрипок подарил.
Бен застыл на месте.
– Какие же мы идиоты!
– Почему это?
– Оно вернулось домой…
Ли недоуменно уставилась на него.
– Оно вернулось домой, – повторил Бен. – Арно сказал, что письмо вернулось домой. Туда, откуда пришло. Он вовсе не имел в виду музей – в музее-то оно никогда не бывало.
– То есть мы зря сюда пришли?
– Может, и не зря. – Бен оглядел витрины. – Надо найти зал, где собраны фортепьяно.
Лицо Ли озарилось пониманием.
– Черт возьми! По-моему, ты прав!
– Ты узнаешь то старое фортепьяно, которое нашел твои отец?
– Наверное.
Их торопливые шаги застучали по паркету – Бен и Ли вернулись в коридор в поисках секции клавишных инструментов. За сводчатым проходом с красными портьерами обнаружился большой зал, заставленный старыми фортепьяно, спинетами и клавесинами. Все инструменты были отреставрированы, блестели от лака и стояли на огороженных возвышениях с табличками «Руками не трогать».
Бен прошелся по залу.
– Ты его видишь?
– Вот! – Ли указала на старое фортепьяно у окна – большое и богато украшенное резьбой. Дерево тускло поблескивало в свете ламп. Ли подбежала к инструменту. – Черт возьми, последний раз я его видела отреставрированным всего наполовину и частично разобранным, но я уверена, что это оно и есть!
– Абсолютно уверена?
– Да я бы его где угодно узнала!
Бен внимательно осмотрел фортепьяно: тяжелый инструмент, футов двенадцать в длину, покрытая толстым слоем лака поверхность, вставки из перламутра, поблескивающие клавиши из слоновой кости и черного дерева. Над клавиатурой надпись золотыми буквами: «Йозеф Бом, Вена». Инструмент стоял на трех покрытых искусной резьбой ножках: две спереди и одна сзади.
– Так которая ножка оказалась полой? – спросил Бен.
Ли задумалась.
– Одна из передних.
– Правая или левая?
– Правая, кажется. Нет, левая.
Бен перегнулся через ограждение, но толком ничего не увидел: слишком далеко. Он огляделся: вокруг никого. Откуда-то из соседнего зала доносились шаги старого охранника.
– Правая, – сказала Ли. – Точно правая.
– Ты уверена?
– Уверена.
Из угла под потолком смотрел черный зрачок видеокамеры. Бен отвернулся от фортепьяно, со скучающим видом вышел из поля зрения камеры и, подобравшись к ней вдоль стены, внимательно осмотрел ее. Затем он подошел обратно к фортепьяно и спокойно перелез через ограждение.
– От этой камеры толку никакого, – с улыбкой сказал он Ли. – Она почти одного возраста с фортепьяно, и половина проводов отсоединены.
– Итальянцы, – вздохнула Ли. – Что с них взять!
– В нашем случае грех жаловаться!
Бен присел на корточки возле фортепьяно, приглядываясь к правой ножке. Тщательно отреставрированный инструмент был в прекрасном состоянии, ни за что не скажешь, что ему двести лет. Сначала Бен ничего не увидел, потом глаз зацепился за трещинку в лакировке в верхней четверти ножки. Он поскреб дерево ногтем – чешуйки лака осыпались, открывая тонкую линию. Бен поскреб еще немного. Едва заметная линия шла по всей окружности ножки. Похоже, после реставрации кто-то снял полую ножку, поставил ее на место и закрасил трещину бесцветным лаком.
Существовал один-единственный способ убедиться в этом.
ГЛАВА 32
В тот же день
Бельгия
Филипп Арагон все утро читал документы и подписывал письма – на его письменном столе громоздилась кипа бумаг в фут высотой. Если была возможность, Арагон предпочитал работать дома. Этот дом он сам спроектировал и построил еще в те времена, когда работал архитектором. С точки зрения отца-миллиардера, дом Арагонов возле Брюсселя был простым и скромным – совсем не похожим на роскошную виллу, в которой Филипп провел детство. От роскоши Филипп устал: роскошь мог позволить себе любой, были бы деньги. Смысла в ней никакого.
Работая, Филипп время от времени посматривал на стоящие на столе фотографии в рамках: родители, жена, сын Винсент на велосипеде, который ему подарили на десять лет, четырехлетняя красавица дочурка Дельфина, смеющаяся на качелях, и Роже.
Старина Роже. Подумав о нем, Филипп снова загрустил. Он отложил ручку и взял в руки фотографию. Старый друг и наставник… Какие добрые глаза! До сих пор невозможно примириться с тем, что случилось. И понять тоже невозможно.
Роже Базен был известен как бывший швейцарский политик и уважаемый государственный деятель. Для Филиппа, знавшего Роже с детства, он был практически членом семьи и многому его научил, хотя их политические взгляды расходились все дальше по мере того, как Филипп взрослел. Роже не нравился уклон Арагона в социализм и экологию, и они провели в спорах не один вечер. Несмотря на растущие разногласия, интеллектуальные схватки со старым политиком за бутылкой коньяка стали прекрасной тренировкой для политика молодого, подготовив его к предстоящим баталиям. Филипп всегда считал Роже чем-то вечным и неизменным, непременной частью своей жизни, как старый дуб за окном кабинета.
Боль утраты не утихла и становилась лишь острее от того, что Роже мог быть каким-то образом замешан в том, что произошло той ночью.
События прошлой зимы в Кортине никогда не изгладятся из памяти Филиппа Арагона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
ГЛАВА 30
Где-то в Италии
Они подождали, пока из окон грузовичка не показалось пламя. Краска на дверях вздулась пузырями, над деревьями заклубился черный столб дыма. Тогда они повернулись и ушли с опушки.
Темнело, в воздухе висела холодная сырость. Забинтованная рука Бена сильно болела, хотя пуля всего лишь ободрала кожу – могло быть и хуже.
Они молча шли по безлюдной проселочной дороге. Внизу, в долине, светились окна какого-то здания; чуть дальше дорога уперлась в ворота.
Во время мертвого сезона центр проката лошадей Росси пустовал. Летом супруги Росси сдавали коттеджи в аренду любителям верховой езды, приехавшим отдохнуть в деревне. Появление двух незнакомцев, предложивших наличные за ночлег, стало приятной неожиданностью. Розальба Росси приготовила макароны с томатным соусом, от которого дом наполнился запахами базилика и чеснока. Джино Росси навел порядок в коттедже и включил отопление.
После ужина Бен купил у Джино две бутылки красного вина. Гости распрощались с хозяевами и ушли в свой коттедж – роскошью он не отличался, зато в нем было тепло и уютно. В комнате стояли две односпальные кровати, покрытые лоскутными одеялами, на побеленной стене висело распятие.
Бен заметил, что Ли почти ничего не ела за ужином. Она села на кровать, устало сгорбившись, измотанная и бледная. Бен уселся рядом и налил в стаканы вина. Они помолчали в ожидании расслабляющего действия алкоголя.
– Я больше не могу, – призналась Ли.
Бен мягко обнял ее и притянул к себе. Ли положила голову ему на плечо и придвинулась. Он чувствовал тепло ее тела, биение сердца, прижатое бедро… и внезапно осознал, что гладит Ли по голове, наслаждаясь шелковистостью волос.
Ему вдруг стало неловко.
– Все будет хорошо.
Он отодвинулся, взял бутылку и долил себе вина.
– Откуда они узнали, что мы там? – тихо спросила Ли.
Бен промолчал, но она, похоже, прочитала его мысли.
– Это я виновата, да? Они прослушивали телефон профессора…
– Ты не виновата. Я тоже пытался ему позвонить. Не переживай. Тебе надо отдохнуть.
– Я ведь назвала свое имя! Ты велел мне не высовываться, а я высунулась. Не послушала тебя, и в результате бедного старика убили!
– Не ты же в него стреляла, – ответил Бен.
– Ну, разве что за меня нажали на спусковой крючок. – Ли вздохнула. – Кто эти люди? От них невозможно скрыться! – Она посмотрела на Бена испуганными глазами. – Нас они тоже убьют, да?
Бен успокаивал ее, а сам напряженно размышлял. До дома Арно километров двадцать. Погони не было, Пока они в безопасности. Вот только ненадолго. А что делать дальше? Письма Моцарта у них нет – похожа следы Оливера оборвались.
Интересно, что имел в виду Арно, когда сказал, что письмо вернулось домой? Профессор спрятал его в надежном месте… в каком именно? Где дом письма Моцарта? Может, там, где оно было написано, то есть в Австрии?
В конце концов Ли заснула, все еще сжимая в руках пустой бокал. Бен забрал его, укрыл Ли одеялом и долго смотрел, как вздымается и опадает ее грудь в такт мерному дыханию. Сидя на своей кровати, он допил вторую бутылку и выкурил последнюю сигарету из пачки, В голове царила неразбериха – сплошные вопросы.
Ближе к полуночи Бен вышел на свежий воздух, чтобы прийти в себя. Под ногами похрустывала заиндевевшая трава. Он по привычке посмотрел на небо и нашел Полярную звезду, чтобы определить стороны света.
Напротив стоявших в ряд коттеджей, на другой стороне залитого лунным светом дворика, возвышались хозяйственные постройки: конюшни и хлипкие сараи из гофрированного железа. Пыльное окно одного из сараев светилось, изнутри доносился лязг инструментов. Бен подошел и заглянул в щелку между ржавыми железными листами: в сарае была мастерская, полная сломанных сельскохозяйственных орудий. Курчавый юноша возился под капотом старенького «фиата». Бен вошел в открытую дверь.
– Привет, – сказал он по-итальянски. – Меня зовут Стив.
Юноша обернулся, оказавшись копией Джино Росси, только помоложе – лет девятнадцати-двадцати.
– Сломалась? – кивнул Бен на «фиат».
– Привет, Стив. Я Сандро, – улыбнулся юноша и помахал гаечным ключом. – Свечи зажигания меняю. Решил продать машину и хочу, чтобы проблем с ней не было.
Закрепив свечи, Сандро захлопнул крышку капота, подошел к открытой дверце и завел двигатель. Бен прислушался. Ничего не стучит, глушитель в порядке, сальники на месте, воздух не подсасывает, из выхлопной трубы синий дымок не вьется.
– Сколько ты за нее просишь?
Сандро вытер грязные руки о джинсы.
– Она у меня старушка, конечно, но в хорошей форме. Тысячи полторы, пожалуй.
Бен достал из кармана наличные.
– Прямо сейчас можно забрать?
Машина тихонько выбралась со двора по изрытой колеями подъездной дорожке и свернула на извилистый проселок. Желтый свет фар выхватывал из темноты покосившиеся дорожные знаки.
Идея навестить дом профессора еще раз – и к тому же без оружия – была чревата опасными последствиями. Однако выбора не оставалось. Бен очень жалел, что не выудил из профессора никаких подробностей о местонахождении письма, – вот и еще одна ошибка, не многовато ли их набралось? Стоило ли вообще искать это дурацкое письмо? Что поделать, сейчас приходилось хвататься за любую соломинку…
До виллы Арно Бен добрался к половине первого ночи и притормозил перед аккуратным газончиком у ворот. Возле дома сверкали мигалки полицейских и стояли две пожарные машины.
Чертыхнувшись, Бен прибавил газу, разглядывая виллу. Собственно, от нее ничего не осталось: почерневшая груда щебня, обвалившаяся крыша, похожая на изломанный хребет гигантской туши, разлетевшаяся в вокруг черепица, обгоревшие куски дерева, осколки стекла…
Пожар явно бушевал долго. Пожарные сворачивали свое имущество – спасать тут было нечего.
Бен проехал мимо, размышляя, что делать дальше. Либо пламя распространилось из кабинета по всему дому, либо кто-то намеренно сжег все дотла. Вторая версия более вероятна. Эти люди, кто бы они ни были, тщательно заметали следы. И огонь в таком деле лучший помощник.
Примерно через километр Бен свернул на ухабистую дорожку, которая вела к заброшенной ферме, где они взяли грузовик. Кроме разнесенной в щепки стены амбара, не осталось никаких следов того, что произошло здесь днем.
Бен заглушил двигатель, вышел из машины и немного постоял в темноте. Никого. Он посветил фонариком: с земли подобрали все до единой гильзы. Кровь с косяка сарая, к которому Бен прибил руку преследователя, вытерли, гвозди вытащили, оставив четыре аккуратные дырочки в дереве.
За спиной вдруг послышался шорох, что-то упало. Бен мгновенно обернулся, напрягшись всем телом.
Черная кошка спрыгнула с верхней полки, уронила ржавую жестянку с гвоздями и выскочила сквозь дырку в стене.
Бен прошел через темный двор к обрушившейся каменной ограде, за которой начиналась территория виллы Арно. Он прятался за деревьями, наблюдая, как уезжают пожарные и как полицейские бродят вокруг разгромленного дома. Бен понимал, что напрасно теряет время – здесь ничего не найти.
Он пошел обратно к пролому в ограде, пробираясь между тонкими деревцами. Облако закрыло луну, погрузив лес в темноту.
В куче листьев, наполовину спрятанный за узловатыми корнями дерева, лежал на земле человек, раскидав руки в стороны. Головы не было.
Бен стоял не шелохнувшись, пока вновь не показалась луна. Подойдя поближе, он тронул находку носком ботинка – это был не труп. Избавляясь от улик, бандиты кое-что пропустили.
На земле валялся пиджак профессора Арно. Бен вспомнил, что Ли уронила его, когда они бежали.
Он поднял холодный, отсыревший пиджак и обнаружил в левом внутреннем кармане продолговатый предмет – бумажник.
– Кто здесь? – испуганно спросила она в темноте.
– Не бойся, это я.
Бен закрыл за собой дверь коттеджа.
– Где ты был?
Бен рассказал.
– Ты ездил туда?
– Виллу сожгли дотла. Там ничего не осталось. Но я кое-что нашел. – Он показал ей свою находку. – Бумажник профессора.
Ли села в кровати. Бен включил свет и сел рядом с ней. Она сонно смахнула с лица прядку черных волос.
– Где ты его нашел?
– Там, где ты бросила пиджак, – в лесу.
Он открыл тонкий бумажник из телячьей кожи.
– Здесь почти ничего нет. Библиотечный абонемент, просроченный. Старые билеты в кино. Пятнадцать евро наличными. И вот еще…
Ли взяла у него бумажку и озадаченно покрутила в руках.
– Что это?
– Квитанция.
– Музей Висконти в Милане, – прочитала она стершиеся буквы.
– Что еще за музей? – спросил Бен.
Ли покачала головой.
– Квитанция удостоверяет, что Арно подарил что-то музею, – сказал Бен. – Что именно, не сказано, но стоит дата – январь прошлого года, всего через несколько дней после смерти Оливера.
Ли посмотрела на Бена.
– Ты думаешь…
– Что письмо в Милане? Не знаю, – ответил он. – Скоро выясним. Поспи немного. В пять поедем.
ГЛАВА 31
Сандро не обманул с машиной: хоть и старушка, но надежная. До Милана они доехали за четыре часа. По дороге остановились на станции техобслуживания с магазинчиком, где Ли купила платок, огромные солнцезащитные очки, новые джинсы и теплую куртку.
Улицы Милана были забиты машинами, так что в музей Висконти, расположенный в пригороде, добрались только часам к десяти утра. Музей музыки оказался внушительным старинным зданием. Высокие портики выходили в огороженный сад, подальше от уличной суеты и шума.
В музее стоял характерный запах затхлости и политуры для дерева. Лишь несколько пожилых посетителей тихонько прохаживались по залам, вполголоса переговариваясь. Ноги скользили на отполированных до блеска паркетных полах. Негромко играла классическая музыка. На всех дверях висели плотные бархатные портьеры. Дежурному охраннику было на вид лет восемьдесят.
Под внимательным взглядом камер видеонаблюдения Бен и Ли переходили из зала в зала, мимо витрин с духовыми инструментами и коллекции великолепных резных арф. Бен заглянул в большой зал с портретами знаменитых композиторов.
– Тут ничего нет. Не считая давно усопших господ в напудренных париках.
– Варвар ты все-таки! – шепотом упрекнула его Ли.
Из главного зала изогнутая полукругом деревянная лестница вела на следующий этаж, в длинную комнату, где вдоль стен стояли стеклянные витрины с оперными костюмами и другими экспонатами. Ли задержалась возле одной и прочитала медную табличку:
– «Костюм Карузо во время первого публичного выступления в тысяча восемьсот девяносто четвертом году». – Ли подошла к другой витрине. – Ого! Смотри, в этом платье пела Мария Каллас в опере «Норма» в Милане в тысяча девятьсот пятьдесят седьмом. С ума сойти! Почему я раньше не знала об этом музее?
– Ли, мы здесь не для того, чтобы пялиться на дурацкие костюмы. Ты про письмо не забыла?
Они вернулись в фойе. Охранник покачал головой.
– У нас нет ни писем, ни других документов.
– Может, есть еще один Музей Висконти? – спросил Бен, заранее зная ответ.
Старик снова грустно покачал головой.
– Я здесь уже пятьдесят лет. Музей всего один.
Бен и Ли отошли в сторонку.
– Я так и думала, что толку от этого не будет, – заявила Ли.
– Но ведь Арно отдал что-то в музей! Квитанция-то осталась!
Они прошли по длинному коридору, с обеих сторон уставленному витринами с антикварными скрипками, альтами и виолончелями.
– Профессор был коллекционером, – возразила Ли, – и мог отдать в музей все, что угодно. Картину какую-нибудь или инструмент. – Она показала на скрипки под стеклом. – Откуда мы знаем, может, он одну из этих скрипок подарил.
Бен застыл на месте.
– Какие же мы идиоты!
– Почему это?
– Оно вернулось домой…
Ли недоуменно уставилась на него.
– Оно вернулось домой, – повторил Бен. – Арно сказал, что письмо вернулось домой. Туда, откуда пришло. Он вовсе не имел в виду музей – в музее-то оно никогда не бывало.
– То есть мы зря сюда пришли?
– Может, и не зря. – Бен оглядел витрины. – Надо найти зал, где собраны фортепьяно.
Лицо Ли озарилось пониманием.
– Черт возьми! По-моему, ты прав!
– Ты узнаешь то старое фортепьяно, которое нашел твои отец?
– Наверное.
Их торопливые шаги застучали по паркету – Бен и Ли вернулись в коридор в поисках секции клавишных инструментов. За сводчатым проходом с красными портьерами обнаружился большой зал, заставленный старыми фортепьяно, спинетами и клавесинами. Все инструменты были отреставрированы, блестели от лака и стояли на огороженных возвышениях с табличками «Руками не трогать».
Бен прошелся по залу.
– Ты его видишь?
– Вот! – Ли указала на старое фортепьяно у окна – большое и богато украшенное резьбой. Дерево тускло поблескивало в свете ламп. Ли подбежала к инструменту. – Черт возьми, последний раз я его видела отреставрированным всего наполовину и частично разобранным, но я уверена, что это оно и есть!
– Абсолютно уверена?
– Да я бы его где угодно узнала!
Бен внимательно осмотрел фортепьяно: тяжелый инструмент, футов двенадцать в длину, покрытая толстым слоем лака поверхность, вставки из перламутра, поблескивающие клавиши из слоновой кости и черного дерева. Над клавиатурой надпись золотыми буквами: «Йозеф Бом, Вена». Инструмент стоял на трех покрытых искусной резьбой ножках: две спереди и одна сзади.
– Так которая ножка оказалась полой? – спросил Бен.
Ли задумалась.
– Одна из передних.
– Правая или левая?
– Правая, кажется. Нет, левая.
Бен перегнулся через ограждение, но толком ничего не увидел: слишком далеко. Он огляделся: вокруг никого. Откуда-то из соседнего зала доносились шаги старого охранника.
– Правая, – сказала Ли. – Точно правая.
– Ты уверена?
– Уверена.
Из угла под потолком смотрел черный зрачок видеокамеры. Бен отвернулся от фортепьяно, со скучающим видом вышел из поля зрения камеры и, подобравшись к ней вдоль стены, внимательно осмотрел ее. Затем он подошел обратно к фортепьяно и спокойно перелез через ограждение.
– От этой камеры толку никакого, – с улыбкой сказал он Ли. – Она почти одного возраста с фортепьяно, и половина проводов отсоединены.
– Итальянцы, – вздохнула Ли. – Что с них взять!
– В нашем случае грех жаловаться!
Бен присел на корточки возле фортепьяно, приглядываясь к правой ножке. Тщательно отреставрированный инструмент был в прекрасном состоянии, ни за что не скажешь, что ему двести лет. Сначала Бен ничего не увидел, потом глаз зацепился за трещинку в лакировке в верхней четверти ножки. Он поскреб дерево ногтем – чешуйки лака осыпались, открывая тонкую линию. Бен поскреб еще немного. Едва заметная линия шла по всей окружности ножки. Похоже, после реставрации кто-то снял полую ножку, поставил ее на место и закрасил трещину бесцветным лаком.
Существовал один-единственный способ убедиться в этом.
ГЛАВА 32
В тот же день
Бельгия
Филипп Арагон все утро читал документы и подписывал письма – на его письменном столе громоздилась кипа бумаг в фут высотой. Если была возможность, Арагон предпочитал работать дома. Этот дом он сам спроектировал и построил еще в те времена, когда работал архитектором. С точки зрения отца-миллиардера, дом Арагонов возле Брюсселя был простым и скромным – совсем не похожим на роскошную виллу, в которой Филипп провел детство. От роскоши Филипп устал: роскошь мог позволить себе любой, были бы деньги. Смысла в ней никакого.
Работая, Филипп время от времени посматривал на стоящие на столе фотографии в рамках: родители, жена, сын Винсент на велосипеде, который ему подарили на десять лет, четырехлетняя красавица дочурка Дельфина, смеющаяся на качелях, и Роже.
Старина Роже. Подумав о нем, Филипп снова загрустил. Он отложил ручку и взял в руки фотографию. Старый друг и наставник… Какие добрые глаза! До сих пор невозможно примириться с тем, что случилось. И понять тоже невозможно.
Роже Базен был известен как бывший швейцарский политик и уважаемый государственный деятель. Для Филиппа, знавшего Роже с детства, он был практически членом семьи и многому его научил, хотя их политические взгляды расходились все дальше по мере того, как Филипп взрослел. Роже не нравился уклон Арагона в социализм и экологию, и они провели в спорах не один вечер. Несмотря на растущие разногласия, интеллектуальные схватки со старым политиком за бутылкой коньяка стали прекрасной тренировкой для политика молодого, подготовив его к предстоящим баталиям. Филипп всегда считал Роже чем-то вечным и неизменным, непременной частью своей жизни, как старый дуб за окном кабинета.
Боль утраты не утихла и становилась лишь острее от того, что Роже мог быть каким-то образом замешан в том, что произошло той ночью.
События прошлой зимы в Кортине никогда не изгладятся из памяти Филиппа Арагона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31