Он оставил свой номер телефона, попросил связаться с ним. Ли, ты ни во что не вляпалась?
– Памела, продиктуй мне номер.
Ли схватила ручку и записала номер Кински, снова заверила Памелу, что тревожиться не о чем, выключила телефон и задумалась.
– Вот ведь черт! – пробормотала она.
Бен посмотрел на нее.
– Так что тебе рассказала Памела?
– Мы попали в газеты. Видимо, кто-то из собравшихся возле театра послал сделанный снимок в газету, надеясь подзаработать.
– Издержки славы.
– Да уж, известность имеет свои недостатки.
– Именно поэтому я и не хотел, чтобы ты поехала со мной, – сказал Бен. – Лучше бы ты осталась в моем доме. – Он забарабанил пальцами по рулевому колесу. – Ладно, чего там, теперь уже поздно переживать. Памела говорила что-то про Оливера?
Ли рассказала про звонок следователя.
– Как ты думаешь, что ему от меня понадобилось?
– Не знаю.
– Может, стоит поехать не в Равенну, а к нему в Австрию? Вдруг у него есть какая-то важная информация.
– С другой стороны, не исключено, что это новая ловушка.
– Да ладно тебе, Бен. Не могу же я всю жизнь скрываться от полиции! Когда-то все равно придется к ним пойти. Если Оливера убили…
– Понимаю. Ты хочешь справедливости.
– Да. Я хочу, чтобы убийцу моего брата судили. А ты разве не хочешь?
– Я хочу, чтобы убийца моего друга поплатился.
– В каком смысле?
– Я не доверяю правосудию. Предпочитаю другие способы воздать по заслугам.
– Да уж, я заметила… – пробормотала Ли.
– Они дают результаты.
– Пуля в лоб – в этом для тебя состоит правосудие?
– Мне это тоже не особо нравится.
– Но ведь именно так ты и поступаешь, верно?
Бен промолчал.
Молчание затянулось. Ли смотрела на скрытую туманом дорогу, слушая ритмичное шуршание стеклоочистителей.
Поток странных событий захлестнул ее с головой. Ли казалось, что она выпала из реальности и бродит где-то без карты и компаса. Иногда ей не верилось, что все происходит на самом деле. Привычный мир остался где-то далеко-далеко, словно на другой планете. Несмотря на бесконечные репетиции и выступления, постоянные переезды из одного оперного театра в другой, из гостиницы в гостиницу, жизнь там была упорядоченной и безопасной, а теперь она перевернулась вверх дном. Интересно, когда-нибудь все вернется на свои места? Чем закончится эта история?
Ли обхватила голову руками.
Бен протянул ей фляжку.
– Хлебни немного.
– Давай, – согласилась Ли и сделала несколько глотков. Ей стало немного легче. – К этому быстро привыкаешь, – заметила она, возвращая фляжку.
– И не говори!
Он тоже отхлебнул.
– Так что насчет следователя Кински?
– Если хочешь с ним повидаться, то мы к нему съездим. Но сначала надо найти Арно. Надеюсь, он поможет нам понять, что к чему.
В Равенну они приехали после десяти вечера и нашли маленький пансион в пригороде. Бен записал их как мистер и миссис Коннорс – пусть думают, что они женаты. Документов хозяева не спросили и с радостью приняли оплату вперед наличными. Хозяйка проводила их в комнату, отперла дверь, вручила ключ и ушла.
Комната оказалась маленькой и просто обставленной. Большую ее часть занимала кровать.
– Кровать двуспальная, – заметила Ли.
– Откуда ж мне было знать? – ответил Бен. – Я просто попросил номер на двоих.
Бросив рюкзак на кресло, он открыл скрипучий платяной шкаф – там обнаружились дополнительные одеяла. Бен свалил их кучей на полу.
– Ли, придется нам ночевать в одной комнате – не могу же я всю ночь сидеть под дверью номера в коридоре.
– Тебе вовсе необязательно спать на полу, – запротестовала она. – Ложись в кровать. Если хочешь, конечно.
– Боюсь, что Крису это не понравится, – буркнул Бен и тут же пожалел о сказанном.
Ли нахмурилась.
– При чем тут Крис?
– Ни при чем. Не обращай внимания. Ничего, на полу посплю, не в первый раз.
– Нет уж, ты мне все-таки скажи, при чем тут Крис?
– Ли, давай не будем.
– Ты имеешь в виду то, что произошло на «Изольде»? И что это, по-твоему, было?
– Не мое дело совать нос в ваши с Крисом отношения.
– Нет у нас никаких отношений.
– Ну вот и хорошо.
– Между нами все давно кончилось. Много лет назад.
– На яхте мне показалось, что вы неплохо ладите друг с другом.
Бен понимал, что сказал больше, чем следовало: он ревнует Ли, как любовник, хотя сам себе в этом признаться не хочет.
Она покраснела.
– Это было совсем не то, что ты подумал.
– Не надо передо мной оправдываться. – Бен достал из рюкзака бутылку вина и вытащил пробку. – Будешь?
– Нет, – покачала головой Ли. – И вовсе я не оправдываюсь… Ладно, Крис действительно хотел бы восстановить отношения и вернуться ко мне, – со вздохом признала она. – Вот что ты увидел. Только с моей стороны никаких чувств не осталось, так что ничего между нами нет. – Она разулась и легла на кровать. – Что было, то прошло. – Она бросила взгляд на Бена.
Он сдул пыль со стакана на ночном столике и налил вина, залпом выпил и налил еще.
– Я думаю, ты права. Что было, то прошло.
ГЛАВА 24
Чуть раньше в тот же вечер
Франция, Бордо
Лекционный зал забили до отказа оживленные слушатели. Лекция проходила на факультете политики и экономики университета Бордо. Вход был свободный, люди толпились в проходах – организаторы встречи никогда не видели, чтобы речь начинающего политика вызвала такой интерес публики.
На улице, под ленивым снегопадом, стояли полицейские и охранники. Дорогу перегородили, пропустив только вереницу машин Филиппа Арагона. Собравшиеся вдоль дороги громадные толпы приветственно кричали и размахивали плакатами. Полиции удалось оттеснить в сторону около двухсот бритоголовых неонацистов, которые пришли поорать и помахать свастиками в знак протеста. Один попытался поджечь чучело Арагона; полицейские заломили ему руки и запихали в фургон. Началась свалка, репортеры ринулись в гущу событий, стараясь заснять, как унесли троих окровавленных полицейских и арестовали с десяток избитых протестантов.
Теперь стражи порядка стояли в ряд, прикрываясь щитами, держа наготове дубинки и слезоточивый газ. Многочисленные телеоператоры и репортеры отошли подальше, надеясь, что снова прольется кровь.
Анри Жюст, ректор университета, улыбаясь в камера, вышел из-за плотного занавеса на сцену. Заднюю часть сцены занимал гигантский экран в пятнадцать футов высотой с лозунгом партии Арагона: «Зеленая Европа». Лозунг идеально выражал суть политики: вновь открытая Европа, экологически чистая, зеленая, полная надежд и радужных перспектив. Сцену также украшали флаги объединенных европейских государств. За кулисами и в центре управления над аудиторией вооруженные охранники напряженно всматривались в мониторы, разглядывая толпу.
Жюст подошел к трибуне и поднял руки. Возбужденный гул в переполненном зале стих.
– Дамы и господа, – начал ректор, – наш сегодняшний оратор в представлениях не нуждается. Никакой другой современный политик не становился знаменитым и не завоевывал столь широкой поддержки публики с такой легкостью и быстротой. Это человек, которого прозвали брюссельским Джоном Кеннеди. Первопроходец в области экологичной архитектуры. Филантроп, пожертвовавший миллионы на защиту интересов малообеспеченных слоев населения. Неутомимый борец за улучшение образования. В сорок один год он стал самым молодым кандидатом в вице-президенты Европейского комитета. Смелая политика и прогрессивное видение истинно объединенной Европы, а также взятый им курс на прекращение зависимости европейской энергетики от атомных станций выдвинули его на первый план среди европейских политиков. Дамы и господа, Филипп Арагон!
Ректор отступил в сторону, и на сцену уверенно вышел Филипп Арагон. Высокий, элегантный молодой политик был одет в отлично сшитый костюм, но без галстука. Подождав, пока стихнут аплодисменты, Арагон заговорил:
– Дамы и господа, спасибо, что пришли. Лозунг за спиной оратора исчез, и в зале послышался гул голосов. Бритые головы, свастика, искаженные лица заполнили большой экран – снимок ультраправых протестантов, сделанный возле здания. Арагон улыбнулся.
– Я бы также хотел поблагодарить наших друзей неонацистов. – Он выдержал секундную паузу и продолжил: – Само их присутствие здесь подтверждает мои заявления. Дамы и господа, нам говорят, что Европа уже объединилась. – Он замолчал, пережидая смех в зале. Арагон больше не улыбался и обвел лица слушателей внимательным взглядом. – Реальность доказывает обратное. Европа тонет под наплывом националистических страхов и жадности. Но мы можем ее спасти. Вместе мы построим объединенную Европу. Чистую Европу. Свободную Европу. Европу для людей!
Толпа одобрительно заревела. За спиной Арагона фотография неонацистов вновь сменилась лозунгом «Зеленая Европа». Аплодисменты стали громче.
Сидя за кулисами в уютной комнате для гостей, Колетт Арагон наблюдала происходящее на экране монитора, потягивая кофе из пластикового стаканчика и улыбаясь: муж мастерски управляет слушателями. Вокруг слонялись административные сотрудники партии и охранники в штатском. У дальней стены стоял Луи Моро, бывший глава антитеррористического отряда французской жандармерии – Колетт назначила его начальником частной службы безопасности мужа: правительственным подразделениям она не очень-то доверяла. Моро очень серьезно относился к работе. Сложив руки на груди, он разглядывал мониторы, которые под разными ракурсами показывали собравшихся в зале. Бритая макушка отражала свет ламп.
Колетт всегда поддерживала мужа, на публике, однако в душе предпочла бы, чтобы он бросил политику и вернулся в архитектуру. И дело не только в постоянной беготне, суматохе разъездов и бесконечных интервью. Даже сам Филипп не ожидал, что его политическая карьера так стремительно пойдет в гору. Колетт знала, что чем популярнее становился муж, тем большей опасности подвергался. На многолюдных собраниях вроде сегодняшнего никакое количество телохранителей не могло гарантировать полной безопасности: не станешь ведь обыскивать на входе всех подряд. Достаточно одного фанатика фашиста с пистолетом в кармане…
Колетт вздрогнула. Она не верила, что происшествие, случившееся в прошлом январе в Кортине, было случайностью.
ГЛАВА 25
Италия, окрестности Равенны
Когда Ли проснулась на следующее утро, Бен уже сделал восемь звонков и набирал девятый номер. В местном телефонном справочнике профессор Арно не значился, поэтому Бену пришлось звонить всем Арно подряд. Обзвонив половину списка, он наконец сдался и решил заехать в музыкальный институт, где преподавал профессор.
После торопливого завтрака поехали в Равенну. Бен поставил «ситроен» на парковку в центре города, и они пошли по вымощенным камнем улочкам пешеходной зоны. Туристический сезон закончился, прохожих почти не было.
За церковью Сан-Витале стоял институт Монтеверди – высокое узкое здание с колоннами и ступенями из белого камня. Стеклянная дверь открывалась в фойе. Звук шагов по мраморному полу эхом отдавался от высокого потолка. Где-то наверху играли на виолончели, женский голос пел под аккомпанемент рояля…
За конторкой консьержа на входе сидела седая женщина в черном.
– Что вы хотели? – неприветливо спросила она.
– Нам нужен профессор Арно, – сказал Бен по-итальянски.
Женщина покачала головой.
– Профессор Арно здесь больше не работает. Он вышел на пенсию.
– А вы не могли бы дать нам номер его телефона?
Задавая вопрос, Бен уже знал, что получит отказ.
– Мы не даем номера телефонов.
– Я понимаю, но у нас очень важное дело.
Женщина непреклонно скрестила руки на груди.
– Извините. Ничем не могу помочь.
Бен потянулся за бумажником. Всегда можно попробовать получить желаемое за взятку, хотя в данном случае это вряд ли сработает. Ли остановила его.
– Дай-ка я попробую, – сказала она по-английски.
Женщина смотрела на них враждебным взглядом.
Ли с улыбкой заговорила на хорошем итальянском:
– Синьора, позвоните, пожалуйста, директору института.
– Зачем? – опешила консьержка.
Ли подарила ей новую улыбку.
– Скажите, что пришла Ли Ллуэллин и хочет с ним поговорить.
Имя Ли Ллуэллин произвело мгновенное, почти магическое действие на консьержку. Враждебность исчезла, сменившись улыбкой и потоком извинений за то, что не узнала сразу знаменитое сопрано. Женщина провела их по каменной лестнице на второй этаж.
Ли поймала на себе взгляд Бена.
– В чем дело? – прошептала она.
– Я думал, что все понятно объяснил. Тебе полагается сидеть тихо и не высовываться.
– В таком случае как бы мы сюда попали?
– Я бы что-нибудь придумал.
– Пистолет ей к виску приставил?
– Может, и стоило бы, – пробормотал он.
Постучав в дверь, консьержка заглянула внутрь и выпалила что-то на итальянском так быстро, что Бен ничего не понял. Из комнаты ответил мужской голос:
– La Llewellyn? Qui?
Из кабинета вылетел круглый коротышка в темном костюме. Директор с энтузиазмом потряс руки гостям и велел консьержке принести кофе и печенье.
– Меня зовут Альберто Фабиани, – представился он, широко улыбаясь и не сводя глаз с Ли. – Маэстро, вы оказали нам великую честь. Чем могу служить?
Ли повторила, что им нужно поговорить с профессором Арно.
Директор замялся.
– Надеюсь, профессор не умер?
– Нет, нет, он жив-здоров, – поспешно заверил Фабиани, – Живет за городом, километрах в десяти отсюда. Я с удовольствием дам его адрес и телефон. Но должен вас предупредить… – Он помедлил. – Не могу сказать ничего плохого про Франческо Арно, когда-то его считали величайшим знатоком Моцарта. Однако с возрастом он… как бы помягче выразиться… стал несколько странным.
– В каком смысле «странным»? – поинтересовался Бен.
Фабиани пожал плечами.
– Убеждения у него странные. Мания, можно сказать. В последние годы профессор стал эксцентричным, часто ругался с коллегами… Честно говоря, в конце концов мой старый друг стал посмешищем всего института. Даже студенты его дразнили, обожали доводить до белого каления. Стоило профессору завестись, и он мог говорить часами, его лекции превратились в фарс… – Фабиани грустно улыбнулся. – Между нами говоря, я не очень-то расстроился, когда Арно объявил об уходе на пенсию.
– И в чем же стояли убеждения профессора? – спросил Бен.
Фабиани закатил глаза.
– Вы с ним сами поговорите, тогда узнаете.
ГЛАВА 26
Тем же утром
Австрия
В окнах закрытого бассейна виднелись заснеженные земли усадьбы и полоска соснового леса на горизонте.
Обнаженный мужчина подошел к краю трамплина и пару раз качнулся. Ростом он был почти шесть с половиной футов и весил двести шестьдесят фунтов – при этом на мощном теле не было ни грамма жира. Втянув воздух в легкие, здоровяк прыгнул вниз. Прыжок вышел безукоризненный, почти без всплеска. Ныряльщик ушел в глубину, вынырнул на поверхность и поплыл. Почти не запыхавшись, он сделал тридцать кругов, вылез из воды и подошел к стулу, где лежала аккуратно сложенная одежда.
Мужчина смахнул с лица рыжеватые волосы и потянулся за полотенцем. Вытираясь, он любовался своим подтянутым телом. На мускулистых руках и груди виднелись шрамы от ранений; девять пулевых и три ножевых. У каждого шрама была своя история, и ни один из тех, кто их оставил, не прожил после этого и трех минут.
Сорокатрехлетнего уроженца Лондона и бывшего солдата британской армии звали Джек Гласс.
Напившись, он иногда хвастал своими подвигами в легендарном британском спецназе и любил показывать вытатуированную на правом плече эмблему – кинжал с крылышками.
Правда состояла в том, что много лет назад в спецназ его не взяли. Психологическое тестирование выявило определенные черты характера, которые отнюдь не привели в восторг начальство. Непригодность подтвердилась, когда Джек попытался застрелить офицера, сообщившего ему эту новость. Гласса с позором отправили обратно в часть, судили и выгнали из армии.
Джек болтался без дела, деньги быстро закончились. Как и многие армейские отставники, он был вынужден перебиваться физическим трудом. Путь в охранные агентства был заказан из-за приговора военного трибунала.
Одним дождливым вечером в Лондоне Джек встретил в баре бывшего знакомого, который предложил полувоенную работу в Африке. Платили прекрасно, да и работенка была для Джека в самый раз. Он немедленно согласился и через три дня уже летел в Африку – чтобы никогда не вернуться в Британию.
Джек работал в Конго, Руанде и Либерии – на любого, кто платил больше остальных. Он подавлял антиправительственные восстания, сжигал школы, уничтожал деревни, убивал целые семьи, вовлеченные в кровавые межплеменные войны, – делал все, что говорили, брал наличные и не задавал вопросов.
Именно в Либерии ему изуродовали ухо: мочку оторвало пулей из АК-47. Стреляла чернокожая девчонка лет девяти-десяти, и это был последний патрон в магазине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
– Памела, продиктуй мне номер.
Ли схватила ручку и записала номер Кински, снова заверила Памелу, что тревожиться не о чем, выключила телефон и задумалась.
– Вот ведь черт! – пробормотала она.
Бен посмотрел на нее.
– Так что тебе рассказала Памела?
– Мы попали в газеты. Видимо, кто-то из собравшихся возле театра послал сделанный снимок в газету, надеясь подзаработать.
– Издержки славы.
– Да уж, известность имеет свои недостатки.
– Именно поэтому я и не хотел, чтобы ты поехала со мной, – сказал Бен. – Лучше бы ты осталась в моем доме. – Он забарабанил пальцами по рулевому колесу. – Ладно, чего там, теперь уже поздно переживать. Памела говорила что-то про Оливера?
Ли рассказала про звонок следователя.
– Как ты думаешь, что ему от меня понадобилось?
– Не знаю.
– Может, стоит поехать не в Равенну, а к нему в Австрию? Вдруг у него есть какая-то важная информация.
– С другой стороны, не исключено, что это новая ловушка.
– Да ладно тебе, Бен. Не могу же я всю жизнь скрываться от полиции! Когда-то все равно придется к ним пойти. Если Оливера убили…
– Понимаю. Ты хочешь справедливости.
– Да. Я хочу, чтобы убийцу моего брата судили. А ты разве не хочешь?
– Я хочу, чтобы убийца моего друга поплатился.
– В каком смысле?
– Я не доверяю правосудию. Предпочитаю другие способы воздать по заслугам.
– Да уж, я заметила… – пробормотала Ли.
– Они дают результаты.
– Пуля в лоб – в этом для тебя состоит правосудие?
– Мне это тоже не особо нравится.
– Но ведь именно так ты и поступаешь, верно?
Бен промолчал.
Молчание затянулось. Ли смотрела на скрытую туманом дорогу, слушая ритмичное шуршание стеклоочистителей.
Поток странных событий захлестнул ее с головой. Ли казалось, что она выпала из реальности и бродит где-то без карты и компаса. Иногда ей не верилось, что все происходит на самом деле. Привычный мир остался где-то далеко-далеко, словно на другой планете. Несмотря на бесконечные репетиции и выступления, постоянные переезды из одного оперного театра в другой, из гостиницы в гостиницу, жизнь там была упорядоченной и безопасной, а теперь она перевернулась вверх дном. Интересно, когда-нибудь все вернется на свои места? Чем закончится эта история?
Ли обхватила голову руками.
Бен протянул ей фляжку.
– Хлебни немного.
– Давай, – согласилась Ли и сделала несколько глотков. Ей стало немного легче. – К этому быстро привыкаешь, – заметила она, возвращая фляжку.
– И не говори!
Он тоже отхлебнул.
– Так что насчет следователя Кински?
– Если хочешь с ним повидаться, то мы к нему съездим. Но сначала надо найти Арно. Надеюсь, он поможет нам понять, что к чему.
В Равенну они приехали после десяти вечера и нашли маленький пансион в пригороде. Бен записал их как мистер и миссис Коннорс – пусть думают, что они женаты. Документов хозяева не спросили и с радостью приняли оплату вперед наличными. Хозяйка проводила их в комнату, отперла дверь, вручила ключ и ушла.
Комната оказалась маленькой и просто обставленной. Большую ее часть занимала кровать.
– Кровать двуспальная, – заметила Ли.
– Откуда ж мне было знать? – ответил Бен. – Я просто попросил номер на двоих.
Бросив рюкзак на кресло, он открыл скрипучий платяной шкаф – там обнаружились дополнительные одеяла. Бен свалил их кучей на полу.
– Ли, придется нам ночевать в одной комнате – не могу же я всю ночь сидеть под дверью номера в коридоре.
– Тебе вовсе необязательно спать на полу, – запротестовала она. – Ложись в кровать. Если хочешь, конечно.
– Боюсь, что Крису это не понравится, – буркнул Бен и тут же пожалел о сказанном.
Ли нахмурилась.
– При чем тут Крис?
– Ни при чем. Не обращай внимания. Ничего, на полу посплю, не в первый раз.
– Нет уж, ты мне все-таки скажи, при чем тут Крис?
– Ли, давай не будем.
– Ты имеешь в виду то, что произошло на «Изольде»? И что это, по-твоему, было?
– Не мое дело совать нос в ваши с Крисом отношения.
– Нет у нас никаких отношений.
– Ну вот и хорошо.
– Между нами все давно кончилось. Много лет назад.
– На яхте мне показалось, что вы неплохо ладите друг с другом.
Бен понимал, что сказал больше, чем следовало: он ревнует Ли, как любовник, хотя сам себе в этом признаться не хочет.
Она покраснела.
– Это было совсем не то, что ты подумал.
– Не надо передо мной оправдываться. – Бен достал из рюкзака бутылку вина и вытащил пробку. – Будешь?
– Нет, – покачала головой Ли. – И вовсе я не оправдываюсь… Ладно, Крис действительно хотел бы восстановить отношения и вернуться ко мне, – со вздохом признала она. – Вот что ты увидел. Только с моей стороны никаких чувств не осталось, так что ничего между нами нет. – Она разулась и легла на кровать. – Что было, то прошло. – Она бросила взгляд на Бена.
Он сдул пыль со стакана на ночном столике и налил вина, залпом выпил и налил еще.
– Я думаю, ты права. Что было, то прошло.
ГЛАВА 24
Чуть раньше в тот же вечер
Франция, Бордо
Лекционный зал забили до отказа оживленные слушатели. Лекция проходила на факультете политики и экономики университета Бордо. Вход был свободный, люди толпились в проходах – организаторы встречи никогда не видели, чтобы речь начинающего политика вызвала такой интерес публики.
На улице, под ленивым снегопадом, стояли полицейские и охранники. Дорогу перегородили, пропустив только вереницу машин Филиппа Арагона. Собравшиеся вдоль дороги громадные толпы приветственно кричали и размахивали плакатами. Полиции удалось оттеснить в сторону около двухсот бритоголовых неонацистов, которые пришли поорать и помахать свастиками в знак протеста. Один попытался поджечь чучело Арагона; полицейские заломили ему руки и запихали в фургон. Началась свалка, репортеры ринулись в гущу событий, стараясь заснять, как унесли троих окровавленных полицейских и арестовали с десяток избитых протестантов.
Теперь стражи порядка стояли в ряд, прикрываясь щитами, держа наготове дубинки и слезоточивый газ. Многочисленные телеоператоры и репортеры отошли подальше, надеясь, что снова прольется кровь.
Анри Жюст, ректор университета, улыбаясь в камера, вышел из-за плотного занавеса на сцену. Заднюю часть сцены занимал гигантский экран в пятнадцать футов высотой с лозунгом партии Арагона: «Зеленая Европа». Лозунг идеально выражал суть политики: вновь открытая Европа, экологически чистая, зеленая, полная надежд и радужных перспектив. Сцену также украшали флаги объединенных европейских государств. За кулисами и в центре управления над аудиторией вооруженные охранники напряженно всматривались в мониторы, разглядывая толпу.
Жюст подошел к трибуне и поднял руки. Возбужденный гул в переполненном зале стих.
– Дамы и господа, – начал ректор, – наш сегодняшний оратор в представлениях не нуждается. Никакой другой современный политик не становился знаменитым и не завоевывал столь широкой поддержки публики с такой легкостью и быстротой. Это человек, которого прозвали брюссельским Джоном Кеннеди. Первопроходец в области экологичной архитектуры. Филантроп, пожертвовавший миллионы на защиту интересов малообеспеченных слоев населения. Неутомимый борец за улучшение образования. В сорок один год он стал самым молодым кандидатом в вице-президенты Европейского комитета. Смелая политика и прогрессивное видение истинно объединенной Европы, а также взятый им курс на прекращение зависимости европейской энергетики от атомных станций выдвинули его на первый план среди европейских политиков. Дамы и господа, Филипп Арагон!
Ректор отступил в сторону, и на сцену уверенно вышел Филипп Арагон. Высокий, элегантный молодой политик был одет в отлично сшитый костюм, но без галстука. Подождав, пока стихнут аплодисменты, Арагон заговорил:
– Дамы и господа, спасибо, что пришли. Лозунг за спиной оратора исчез, и в зале послышался гул голосов. Бритые головы, свастика, искаженные лица заполнили большой экран – снимок ультраправых протестантов, сделанный возле здания. Арагон улыбнулся.
– Я бы также хотел поблагодарить наших друзей неонацистов. – Он выдержал секундную паузу и продолжил: – Само их присутствие здесь подтверждает мои заявления. Дамы и господа, нам говорят, что Европа уже объединилась. – Он замолчал, пережидая смех в зале. Арагон больше не улыбался и обвел лица слушателей внимательным взглядом. – Реальность доказывает обратное. Европа тонет под наплывом националистических страхов и жадности. Но мы можем ее спасти. Вместе мы построим объединенную Европу. Чистую Европу. Свободную Европу. Европу для людей!
Толпа одобрительно заревела. За спиной Арагона фотография неонацистов вновь сменилась лозунгом «Зеленая Европа». Аплодисменты стали громче.
Сидя за кулисами в уютной комнате для гостей, Колетт Арагон наблюдала происходящее на экране монитора, потягивая кофе из пластикового стаканчика и улыбаясь: муж мастерски управляет слушателями. Вокруг слонялись административные сотрудники партии и охранники в штатском. У дальней стены стоял Луи Моро, бывший глава антитеррористического отряда французской жандармерии – Колетт назначила его начальником частной службы безопасности мужа: правительственным подразделениям она не очень-то доверяла. Моро очень серьезно относился к работе. Сложив руки на груди, он разглядывал мониторы, которые под разными ракурсами показывали собравшихся в зале. Бритая макушка отражала свет ламп.
Колетт всегда поддерживала мужа, на публике, однако в душе предпочла бы, чтобы он бросил политику и вернулся в архитектуру. И дело не только в постоянной беготне, суматохе разъездов и бесконечных интервью. Даже сам Филипп не ожидал, что его политическая карьера так стремительно пойдет в гору. Колетт знала, что чем популярнее становился муж, тем большей опасности подвергался. На многолюдных собраниях вроде сегодняшнего никакое количество телохранителей не могло гарантировать полной безопасности: не станешь ведь обыскивать на входе всех подряд. Достаточно одного фанатика фашиста с пистолетом в кармане…
Колетт вздрогнула. Она не верила, что происшествие, случившееся в прошлом январе в Кортине, было случайностью.
ГЛАВА 25
Италия, окрестности Равенны
Когда Ли проснулась на следующее утро, Бен уже сделал восемь звонков и набирал девятый номер. В местном телефонном справочнике профессор Арно не значился, поэтому Бену пришлось звонить всем Арно подряд. Обзвонив половину списка, он наконец сдался и решил заехать в музыкальный институт, где преподавал профессор.
После торопливого завтрака поехали в Равенну. Бен поставил «ситроен» на парковку в центре города, и они пошли по вымощенным камнем улочкам пешеходной зоны. Туристический сезон закончился, прохожих почти не было.
За церковью Сан-Витале стоял институт Монтеверди – высокое узкое здание с колоннами и ступенями из белого камня. Стеклянная дверь открывалась в фойе. Звук шагов по мраморному полу эхом отдавался от высокого потолка. Где-то наверху играли на виолончели, женский голос пел под аккомпанемент рояля…
За конторкой консьержа на входе сидела седая женщина в черном.
– Что вы хотели? – неприветливо спросила она.
– Нам нужен профессор Арно, – сказал Бен по-итальянски.
Женщина покачала головой.
– Профессор Арно здесь больше не работает. Он вышел на пенсию.
– А вы не могли бы дать нам номер его телефона?
Задавая вопрос, Бен уже знал, что получит отказ.
– Мы не даем номера телефонов.
– Я понимаю, но у нас очень важное дело.
Женщина непреклонно скрестила руки на груди.
– Извините. Ничем не могу помочь.
Бен потянулся за бумажником. Всегда можно попробовать получить желаемое за взятку, хотя в данном случае это вряд ли сработает. Ли остановила его.
– Дай-ка я попробую, – сказала она по-английски.
Женщина смотрела на них враждебным взглядом.
Ли с улыбкой заговорила на хорошем итальянском:
– Синьора, позвоните, пожалуйста, директору института.
– Зачем? – опешила консьержка.
Ли подарила ей новую улыбку.
– Скажите, что пришла Ли Ллуэллин и хочет с ним поговорить.
Имя Ли Ллуэллин произвело мгновенное, почти магическое действие на консьержку. Враждебность исчезла, сменившись улыбкой и потоком извинений за то, что не узнала сразу знаменитое сопрано. Женщина провела их по каменной лестнице на второй этаж.
Ли поймала на себе взгляд Бена.
– В чем дело? – прошептала она.
– Я думал, что все понятно объяснил. Тебе полагается сидеть тихо и не высовываться.
– В таком случае как бы мы сюда попали?
– Я бы что-нибудь придумал.
– Пистолет ей к виску приставил?
– Может, и стоило бы, – пробормотал он.
Постучав в дверь, консьержка заглянула внутрь и выпалила что-то на итальянском так быстро, что Бен ничего не понял. Из комнаты ответил мужской голос:
– La Llewellyn? Qui?
Из кабинета вылетел круглый коротышка в темном костюме. Директор с энтузиазмом потряс руки гостям и велел консьержке принести кофе и печенье.
– Меня зовут Альберто Фабиани, – представился он, широко улыбаясь и не сводя глаз с Ли. – Маэстро, вы оказали нам великую честь. Чем могу служить?
Ли повторила, что им нужно поговорить с профессором Арно.
Директор замялся.
– Надеюсь, профессор не умер?
– Нет, нет, он жив-здоров, – поспешно заверил Фабиани, – Живет за городом, километрах в десяти отсюда. Я с удовольствием дам его адрес и телефон. Но должен вас предупредить… – Он помедлил. – Не могу сказать ничего плохого про Франческо Арно, когда-то его считали величайшим знатоком Моцарта. Однако с возрастом он… как бы помягче выразиться… стал несколько странным.
– В каком смысле «странным»? – поинтересовался Бен.
Фабиани пожал плечами.
– Убеждения у него странные. Мания, можно сказать. В последние годы профессор стал эксцентричным, часто ругался с коллегами… Честно говоря, в конце концов мой старый друг стал посмешищем всего института. Даже студенты его дразнили, обожали доводить до белого каления. Стоило профессору завестись, и он мог говорить часами, его лекции превратились в фарс… – Фабиани грустно улыбнулся. – Между нами говоря, я не очень-то расстроился, когда Арно объявил об уходе на пенсию.
– И в чем же стояли убеждения профессора? – спросил Бен.
Фабиани закатил глаза.
– Вы с ним сами поговорите, тогда узнаете.
ГЛАВА 26
Тем же утром
Австрия
В окнах закрытого бассейна виднелись заснеженные земли усадьбы и полоска соснового леса на горизонте.
Обнаженный мужчина подошел к краю трамплина и пару раз качнулся. Ростом он был почти шесть с половиной футов и весил двести шестьдесят фунтов – при этом на мощном теле не было ни грамма жира. Втянув воздух в легкие, здоровяк прыгнул вниз. Прыжок вышел безукоризненный, почти без всплеска. Ныряльщик ушел в глубину, вынырнул на поверхность и поплыл. Почти не запыхавшись, он сделал тридцать кругов, вылез из воды и подошел к стулу, где лежала аккуратно сложенная одежда.
Мужчина смахнул с лица рыжеватые волосы и потянулся за полотенцем. Вытираясь, он любовался своим подтянутым телом. На мускулистых руках и груди виднелись шрамы от ранений; девять пулевых и три ножевых. У каждого шрама была своя история, и ни один из тех, кто их оставил, не прожил после этого и трех минут.
Сорокатрехлетнего уроженца Лондона и бывшего солдата британской армии звали Джек Гласс.
Напившись, он иногда хвастал своими подвигами в легендарном британском спецназе и любил показывать вытатуированную на правом плече эмблему – кинжал с крылышками.
Правда состояла в том, что много лет назад в спецназ его не взяли. Психологическое тестирование выявило определенные черты характера, которые отнюдь не привели в восторг начальство. Непригодность подтвердилась, когда Джек попытался застрелить офицера, сообщившего ему эту новость. Гласса с позором отправили обратно в часть, судили и выгнали из армии.
Джек болтался без дела, деньги быстро закончились. Как и многие армейские отставники, он был вынужден перебиваться физическим трудом. Путь в охранные агентства был заказан из-за приговора военного трибунала.
Одним дождливым вечером в Лондоне Джек встретил в баре бывшего знакомого, который предложил полувоенную работу в Африке. Платили прекрасно, да и работенка была для Джека в самый раз. Он немедленно согласился и через три дня уже летел в Африку – чтобы никогда не вернуться в Британию.
Джек работал в Конго, Руанде и Либерии – на любого, кто платил больше остальных. Он подавлял антиправительственные восстания, сжигал школы, уничтожал деревни, убивал целые семьи, вовлеченные в кровавые межплеменные войны, – делал все, что говорили, брал наличные и не задавал вопросов.
Именно в Либерии ему изуродовали ухо: мочку оторвало пулей из АК-47. Стреляла чернокожая девчонка лет девяти-десяти, и это был последний патрон в магазине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31