И все равно это было его больное место. Тема книг часто всплывала в нашей семье.
Помню один воскресный вечер незадолго до того, как Хэл ушел. Он смотрел телевизор, а я сидела в старом кресле у окна и что-то читала. И вдруг почувствовала на себе взгляд мужа.
– Тебе что, обязательно надо устроить демонстрацию?
– Какую демонстрацию?
– Вот такую! – Хэл гневно ткнул пальцем в мою книгу. – Знаешь, как это называется? Тихая агрессия!
– Чтение? Тихая агрессия?
– А что, нет? Сидишь тут, уткнулась в книжку и всем своим видом говоришь, что ты слишком умна для телевизора! Каждый раз, когда ты шуршишь страницами, ты на самом деле просто вопишь, что телик – это для обывателей.
– Я ничего такого не…
– Не нравится, как я отдыхаю, да? Тебе бы мою работу – всю эту ответственность, и чтоб все время быть на людях, – небось тоже отдыхала бы перед ящиком!
– Хэл, я ведь нередко смотрю телевизор.
– Угу. Раз в сто лет. Если б ты хотела меня поддержать, смотрела бы чаще. Когда ты смотришь телик со мной, ты как бы говоришь, что мы вместе, мы – семья. Если отказываешься смотреть, значит, говоришь, что я один, сам по себе.
У Хэла был жалкий вид. Он что, просил помощи? И потому затеял весь разговор?
– Знаешь, как паршиво чувствовать, что твоя жена где-то там витает? Как будто она спит с другим. Нашла кого-то и трахается с ним, а ты сиди себе, смотри свой телик дальше! Я не стану этого терпеть, даже не думай.
– Хэл, это просто книга. Я бы никогда…
– И вообще, почему только я должен чем-то жертвовать? Я бы тоже хотел сидеть и читать!
– Кто ж тебе не дает?
– Ой, блин! Твою мать! Ну что, довольна? – Хэл махнул на экран, где яростно обнималась кучка футболистов. – Я из-за тебя гол пропустил!
…Когда Хэл вернулся из спальни, я все еще таращилась на его список.
– Это я так, набросал, чтобы не забыть. Мне пока некуда перетащить вещи.
Хэл принес две огромные дорожные сумки – мы купили их в Таиланде в наш последний отпуск. Под мышками у него были зажаты всякие электрические штуки.
– Ничего, если я возьму будильник? – спросил он (хотя уже взял). – И лампочку с твоей стороны кровати? У нее штатив длинней, для меня это важно.
Он опустился на колено, чтобы сложить вещи в одну из сумок. Я могла только смотреть. Это был наш общий фильм, но главная роль досталась Хэлу.
– У нас случайно нет лишнего аккумулятора для зубной щетки? Мой сел.
– Возьми в ванной. Хэл заколебался:
– Правда? Не хотелось бы тебя грабить.
Но все-таки пошел в ванную и взял аккумулятор. Потом он неловко помялся в прихожей, как можно дальше от меня. Ему не терпелось уйти.
– Ну ладно, на первое время хватит. – Он подхватил сумки. – Пора домой. Обещал Грегу посмотреть с ним футбол. Сегодня играют «Олл блэкс».
Домой? Он уходит отсюда , чтобы пойти домой ?
– Ты еще вернешься, Хэл?
Кажется, он хотел пожать плечами, но тяжелые сумки в обеих руках помешали, так что он просто стоял и смотрел на меня. Я заплакала. Ни жалости, ни прощения. Некуда пристроить голову. Ничего мягкого, чтобы в нем утонуть.
– Господи, Джу, до какой же степени нам надо замучить друг друга, чтоб ты согласилась покончить со всем этим? Чтоб ты сама меня отпустила? – Хэл произнес это устало и без злости.
– Но я была с тобой счастлива, Хэл! – потрясенно ответила я.
– Только не говори, что все дело во мне! Не было никакого счастья, сама знаешь!
– Нет, было, Хэл! Было! – твердила я. – Я была счастлива, правда!
Я услышала, как он ругнулся, стаскивая сумки по ступенькам. Он ушел без термоса. Без бутерброда в пакетике. Плохо. Не взял из дому ни кусочка любви. И ничто не приведет его обратно домой.
Я села на то самое место, где до меня сидел он. Хотелось ощутить его тепло. Там я и осталась.
Кто-то заглядывал с крыльца в дом. Не знаю, сколько времени я смотрела на него в упор и не замечала. Может, пару минут, может, час. Знаю одно: даже когда до меня дошло, что у двери стоит посторонний мужчина и сквозь стекло смотрит прямо в мою кухню, – даже тогда я ничего не сделала и не почувствовала.
Незнакомец на крыльце был совсем мал. Он стоял на верхней ступеньке, тихий и неподвижный, – умненький садовый гном. Встревоженный гном. Никто из нас двоих не шевелился. Странная сцена. Как в зоопарке, когда человек и обезьяна пожирают друг друга глазами. Отмечают различия. Дивятся сходству. Видишь себя – и все-таки не совсем себя. Вот что это напоминало. Один в один. Вот только не совсем ясно, с какой стороны клетки была я.
Гном легонько постучал по раме. Тук, тук, тук. Но я не могла встать и впустить его. Та часть меня, что приказывает ногам идти, а сердцу биться, отлетела куда-то в Сторонку. Правда, недалеко. Я чувствовала, что она вьется где-то рядом и наблюдает за мной, совсем как гном на крыльце. Смотрит, как я сижу на кухне во вчерашней одежде. Гном стучал снова и снова, но его стук не делался ни громким, ни беспорядочным. Он оставался деликатным и ритмичным. Тук, тук, тук. И еще он все время смотрел мне прямо в глаза.
Я уже несколько часов пыталась встать и собраться на работу. Но не видела смысла туда идти. И смысла сидеть дома тоже не видела. Как вы знаете, я человек конструктивный и не привыкла впадать в ступор. Даже когда Хэл внезапно ушел, я продолжала жить и что-то делать. Ходила на работу, занималась уборкой, навещала маму, поливала цветы, готовила себе основательную еду. Когда под кроватью обнаружились грязные мужнины носки, я их выстирала, высушила, сложила и убрала на его полку, чтобы они были на месте, если Хэл вернется. Я выгладила рубашки, которые он оставил на сушилке. Я даже записала на кассету фильм, который он пометил в программе. На всякий случай – вдруг Хэл его пропустил.
Но теперь я знала, что он совсем, совсем ушел. И что-то во мне разлетелось на части.
Осколки валялись совсем близко, но мне было слишком плохо, чтобы подобрать их и склеить.
Я была голая. Помню, как подняла руки и с меня стянули платье. Еще помню, как детская ручка взяла мою руку и помогла мне залезть в душевую кабинку. Потом по телу потекла теплая вода – и текла, пока та же ручка не просунулась за занавеску и не завернула краны. А потом мне дали полотенце.
Маленькая мускулистая рука отвела меня в спальню и бережно остановила возле кровати.
– Ну как, лучше? – спросил неожиданно низкий голос. – Джули, только не садись!
Гном встал передо мной и потянулся вверх, к моим плечам. Он придерживал меня, как фарфоровую куклу на полке – чтобы не упала и не разбилась.
– Можешь показать, где у тебя белье? – спросил он.
Я указала на верхний ящик. Гном быстро перебрал трусы и лифчики. Он как будто точно знал, что ищет. Его маленькие ручки откладывали бюстгальтеры с кружевными чашечками и косточками, пока не нашли удобный спортивный лифчик. Затем он отбросил узенькие нейлоновые «стринги» и вытащил большие белые хлопковые шортики.
Гном принес мне белье, скромно опустил глаза, встал на колени у моих ног, взял мою руку и надежно пристроил себе на спину.
– Обопрись на меня, Джули.
Я наклонилась и шагнула в трусы – одной ногой, потом второй. И потянула их вверх: лодыжки, колени, бедра, попа. Вот мы и дома.
– Теперь надевай лифчик, а я достану тебе одежду.
Моя помощь ему больше не понадобилась. Он нашел в шкафу мой рабочий костюм и удобные босоножки и быстро меня одел, застегнул и завязал все, что нужно. Я при этом стояла у большого зеркала с расческой и тюбиком помады в руках.
Гном, приподнявшись на цыпочках, выглядывал из-за моего плеча – проверял свою работу. Виднелись только его глаза и нос. Мы смотрели друг на друга, пока я не шагнула назад и не встала с ним рядом. Он показался еще меньше, а я смотрелась необычно высокой.
– Дальше справишься сама? А я пойду поставлю чайник, – сказал гном.
Я подняла расческу и провела ею по волосам. Раз. Другой.
– Мне чаю, пожалуйста. – Это были мои первые слова в адрес гнома. – С молоком, но без сахара.
Судя по его визитке, Томас Корелли был начинающим психотерапевтом – надо полагать, учеником самого великого маэстро:
ТОМАС КОРЕЛЛИ
Помощник психотерапевта
Мал ростом – велик умом
Именно поэтому он оказался у меня на крыльце. Пришел к пациентке на дом. С цветами в одной руке и бутылкой красного вина в другой. Ему не впервой было спасать отчаявшуюся женщину.
– Я не только психотерапевт, но еще и флорист, – сказал он. – Поэтому знаю, как иной раз бывает на свадьбах. На невест вдруг находит – замрут и не двигаются. Вперед идти не могут, назад не хотят. Одна девица вообще заперлась в доме и впала в транс. Сама не выходила и никого не впускала.
Если я правильно поняла, Томас прибыл на место торжества с букетами и бутоньерками и обнаружил родню невесты на лужайке перед домом. Нарядная компания не знала куда деться. Дамы слонялись туда-сюда в атласных платьях и чулках (туфли на шпильках и садовая лужайка – сочетание не из удачных), мальчик-паж нашел в гараже складные стулья и пару бейсболок. К счастью, снаружи стоял холодильник для напитков и в нем завалялась фляга вина. Отец невесты пытался вызвать слесаря по мобильному телефону, мать невесты рыдала на заднем сиденье лимузина, раздевшись до нижней юбки: у нее по крайней мере хватило присутствия духа аккуратно разложить шелковый, расшитый бисером костюм на переднем сиденье.
– У всех уже опустились руки, – рассказывал Томас. – И тут я увидел, как их Лабрадор вбежал в дом через собачий ход. Я даже не успел подумать, что творю, – просто полез вслед за псом. И у меня все получилось! Я поговорил с девушкой, помог ей одеться, и она благополучно вышла замуж.
– И ты даже не был с ней знаком?
– В глаза ее до того не видел! Но у меня есть кое-какой опыт по части утешения красивых женщин в депрессии. Моя мама в свое время попала в финал «Мисс Австралии».
Когда мы с Томасом дотащились до редакции «Дейли пост», было уже около двух. Впервые за день я почувствовала себя неловко.
– Так ты позвонишь моему шефу? – спросил Томас. – Видишь, он прислал меня с цветами. Собирается писать тебе письмо. И вообще очень за тебя переживает.
– А он тебе сказал, что я послала его в задницу?
– Да, он был очень доволен. По его словам, это большой шаг вперед.
– Шаг вперед?
– Он сказал, что гордится тобой.
Гордится? Мной? Я захлопнула дверцу машины, чувствуя, что слеза обожгла мне щеку. Согласна, плакать было совсем уж глупо и незачем. Но мой мир в последнее время стал таким недобрым, что любое проявление заботы выбивало из колеи. Меня потрясло то, что обо мне вообще кто-то думает. Но как он мог решить, что мои дела идут в гору?
С этого момента моя жизнь понеслась бешеным галопом.
18
Арт
Если не подстригать бороду каждый день, она вскоре так разрастется, что начнет прикидываться головой.
Хаким Джами (суфийский поэт, 1414–1492)
Обожаю женскую ванную. Люблю рыться по всех этих причиндалах. Нюхать содержимое всяких бутылочек. Отвинчивать крышечки. Читать ярлычки. Брать с полок разные штучки и ставить обратно. Разглядывать себя в зеркальце с увеличением. Водить пальцами по стеклянным полкам, вдоль ярких флакончиков лака, позолоченных тюбиков помады, парфюмерных склянок с затычками из стразов. Нет-нет, я не такой извращенец, как может показаться. Но что-то сексуальное тут действительно есть.
Женская ванная – это таинственный грот, чудо, которое доказывает: несмотря ни на что, два пола по-прежнему глубоко и восхитительно различны. Растительные маски, лосьоны, пилинги, медово-кокосовый скраб, распорки для педикюра, щипчики для загибания ресниц, кусочки пемзы, крем для укрепления ногтей, тампоны, противозачаточные таблетки, соли и масла… М-м-м. Давайте просто скажем, что это моя маленькая слабость, и успокоимся.
Когда мы разошлись с Марлен, я больше всего скучал по ее утреннему банному ритуалу. Она закрывала стеклянную дверь ванной, примыкавшей к нашей спальне, а я лежал в постели и любовался ее фигурой в клубах пара. Смотрел, как она взбивает пену, ополаскивается, вытирается. Роскошное начало дня! Правда, для Марлен все, наверное, выглядело немножко иначе. Она-то оглядывалась в спальню, где видела (предельно ясно, и пар не мешал) своего никчемного мужа: валяется в кровати, пока она собирается на работу, – опять! Что ж, в этом есть доля истины. Я и не скрываю – мне доставался лучший вид, чем ей.
– Вам что-нибудь нужно, Гордон? – Джули Тринкер стояла в прихожей и говорила со мной через дверь собственной ванной. – Я сварила кофе. Будете торт?
Не знаю, сколько я там проторчал – как можно следить за временем в стране чудес? Но когда я увидел за дверью Джули с улыбкой на лице, что-то изменилось. Вся напряженность между нами куда-то делась, и я в первый раз – клянусь, в первый раз! – как следует взглянул на Джули Тринкер.
И что же я увидел? Да, конечно, она была издергана. И сбита с толку. И не на шутку затрахана жизнью – похуже многих других. Но это не все. Еще Джули Тринкер была – tr?s, tr?s jolie.
– Девяносто девять процентов, что это ее трусики раскрыли мне глаза.
Я объяснял Томасу Корелли, что у Джули и ванной увидел трусики на полу рядом с корзиной для белья и что они, видимо, и разожгли во мне интерес к их хозяйке. Я собой не гордился. Просто смотрел в лицо фактам.
Мы возвращались от Джули, у которой провели сеанс номер три (в рамках нашей новой программы «Помощь на дому»). После той размолвки я уж и не ждал от нее вестей, как вдруг она позвонила – «поблагодарить за вино». Какое вино? «И за цветы – я была очень тронута». Цветы? «Может, Томас как-нибудь зайдет еще раз?» Томас? Еще раз?
– Ты что, рылся в ее белье? – Томас был просто убит. – Ну знаешь ли! Это даже не антиулогично! Это неэтично!
Нелегко принять всерьез рассуждения об этике, когда они исходят от человечка, под которого пришлось подложить четыре телефонных справочника, чтобы он смог вести машину. Томас Корелли правил моим «ситроеном», и я сильно нервничал. Но знал, что Томас в восторге. Я пустил его за руль в лечебных целях – чтобы он почувствовал себя выше. Он и почувствовал. Томас вообще очень изменился с нашей первой встречи. Просто не узнать! Например, после очередного сеанса он отказался от обуви на платформе.
– Когда выбросишь свои бульдозеры? – спросил я.
Томас опешил:
– Какие бульдозеры?
Наверное, в каждом из нас есть что-то такое, чего мы никак не желаем признать. Мы с Томасом дружно посмотрели вниз, на его ботинки. Сделано на заказ: черная кожа, шнуровка плюс те пятнадцать сантиметров, про которые забыл Бог.
– Они тебе не нужны.
– Кто не нужен?
Я уже говорил, что Томас – очень красивый мужчина? Прямо «Мистер Вселенная» удобного карманного размера.
– Друг, ты же симпатичный парень и умный… как правило. Эти штуки недостойны тебя. Когда на тебе такие туфли, всякому видно, в чем твоя проблема.
Уж поверьте, мне нелегко было ему это выложить!
– Стало быть, ты считаешь… – Голосок у Томаса стал еще меньше, чем он сам.
– Пора выпрямиться во весь рост, брат. Даже если это значит стать ниже.
Но вернемся к нашим трусикам. Я вовсе не копался в белье Джули (хотя прежде мне случалось порыться в женском бельишке). Я просто наклонился над корзиной, чтобы понюхать лавандовое масло для ванн на одной из полочек. Трусики завалились за корзину, и этот позабытый лоскутик показался мне очень эротичным. Да, конечно, достойнее было бы сначала отметить ее ум и оценить ее как личность, но что поделать? В плане сексуального влечения мужчины – существа примитивные.
Кое-какие образы всегда будят в мужчине Интерес и порождают лавину фантазий, у которых один финал – обладание женщиной. Встречая молодую маму с коляской, я обязательно смотрю ей вслед. И похоть тут ни при чем. Просто меня бесконечно волнует сам образ. Может, все дело в таинстве рождения: женщина-мадонна, женщина – хранительница жизни на земле. Ну, вы поняли.
Во время домашнего сеанса, о котором я упоминал, как раз и всплыла тема мужской сексуальности. Всплыла как-то сама собой. Я вышел из ванной (слегка вздрюченный, как вы помните), и мы стали пить кофе с тортом, который Джули специально испекла к нашему приходу. Тут-то все и началось. Семейный крах вызвал у Джули ненасытный интерес к тому, как же все-таки устроены мужчины. Томас все время хранил улогическое молчание, предоставив отдуваться мне.
Я пытался объяснить кое-что на примере с коляской, как вдруг Джули перебила:
– То есть вас привлекает любая женщина с коляской?
Мы сидели на полу в ее гостиной, на зеленом коврике, который, похоже, влетел ей в копеечку. Кстати, у Джули оказался неожиданно стильный дом (я-то ожидал обстановку родом из ИКЕА).
Джули пристроила локти на старый, добротный журнальный столик, опустила подбородок на руку и собрала лоб гармошкой. Ни дать ни взять ребенок на уроке математики: ой, как все сложно и непонятно!
– Вообще любая женщина с коляской, Гордон? Меня аж передергивало от этого имени.
Правда, Джули искренне считала, что меня так зовут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Помню один воскресный вечер незадолго до того, как Хэл ушел. Он смотрел телевизор, а я сидела в старом кресле у окна и что-то читала. И вдруг почувствовала на себе взгляд мужа.
– Тебе что, обязательно надо устроить демонстрацию?
– Какую демонстрацию?
– Вот такую! – Хэл гневно ткнул пальцем в мою книгу. – Знаешь, как это называется? Тихая агрессия!
– Чтение? Тихая агрессия?
– А что, нет? Сидишь тут, уткнулась в книжку и всем своим видом говоришь, что ты слишком умна для телевизора! Каждый раз, когда ты шуршишь страницами, ты на самом деле просто вопишь, что телик – это для обывателей.
– Я ничего такого не…
– Не нравится, как я отдыхаю, да? Тебе бы мою работу – всю эту ответственность, и чтоб все время быть на людях, – небось тоже отдыхала бы перед ящиком!
– Хэл, я ведь нередко смотрю телевизор.
– Угу. Раз в сто лет. Если б ты хотела меня поддержать, смотрела бы чаще. Когда ты смотришь телик со мной, ты как бы говоришь, что мы вместе, мы – семья. Если отказываешься смотреть, значит, говоришь, что я один, сам по себе.
У Хэла был жалкий вид. Он что, просил помощи? И потому затеял весь разговор?
– Знаешь, как паршиво чувствовать, что твоя жена где-то там витает? Как будто она спит с другим. Нашла кого-то и трахается с ним, а ты сиди себе, смотри свой телик дальше! Я не стану этого терпеть, даже не думай.
– Хэл, это просто книга. Я бы никогда…
– И вообще, почему только я должен чем-то жертвовать? Я бы тоже хотел сидеть и читать!
– Кто ж тебе не дает?
– Ой, блин! Твою мать! Ну что, довольна? – Хэл махнул на экран, где яростно обнималась кучка футболистов. – Я из-за тебя гол пропустил!
…Когда Хэл вернулся из спальни, я все еще таращилась на его список.
– Это я так, набросал, чтобы не забыть. Мне пока некуда перетащить вещи.
Хэл принес две огромные дорожные сумки – мы купили их в Таиланде в наш последний отпуск. Под мышками у него были зажаты всякие электрические штуки.
– Ничего, если я возьму будильник? – спросил он (хотя уже взял). – И лампочку с твоей стороны кровати? У нее штатив длинней, для меня это важно.
Он опустился на колено, чтобы сложить вещи в одну из сумок. Я могла только смотреть. Это был наш общий фильм, но главная роль досталась Хэлу.
– У нас случайно нет лишнего аккумулятора для зубной щетки? Мой сел.
– Возьми в ванной. Хэл заколебался:
– Правда? Не хотелось бы тебя грабить.
Но все-таки пошел в ванную и взял аккумулятор. Потом он неловко помялся в прихожей, как можно дальше от меня. Ему не терпелось уйти.
– Ну ладно, на первое время хватит. – Он подхватил сумки. – Пора домой. Обещал Грегу посмотреть с ним футбол. Сегодня играют «Олл блэкс».
Домой? Он уходит отсюда , чтобы пойти домой ?
– Ты еще вернешься, Хэл?
Кажется, он хотел пожать плечами, но тяжелые сумки в обеих руках помешали, так что он просто стоял и смотрел на меня. Я заплакала. Ни жалости, ни прощения. Некуда пристроить голову. Ничего мягкого, чтобы в нем утонуть.
– Господи, Джу, до какой же степени нам надо замучить друг друга, чтоб ты согласилась покончить со всем этим? Чтоб ты сама меня отпустила? – Хэл произнес это устало и без злости.
– Но я была с тобой счастлива, Хэл! – потрясенно ответила я.
– Только не говори, что все дело во мне! Не было никакого счастья, сама знаешь!
– Нет, было, Хэл! Было! – твердила я. – Я была счастлива, правда!
Я услышала, как он ругнулся, стаскивая сумки по ступенькам. Он ушел без термоса. Без бутерброда в пакетике. Плохо. Не взял из дому ни кусочка любви. И ничто не приведет его обратно домой.
Я села на то самое место, где до меня сидел он. Хотелось ощутить его тепло. Там я и осталась.
Кто-то заглядывал с крыльца в дом. Не знаю, сколько времени я смотрела на него в упор и не замечала. Может, пару минут, может, час. Знаю одно: даже когда до меня дошло, что у двери стоит посторонний мужчина и сквозь стекло смотрит прямо в мою кухню, – даже тогда я ничего не сделала и не почувствовала.
Незнакомец на крыльце был совсем мал. Он стоял на верхней ступеньке, тихий и неподвижный, – умненький садовый гном. Встревоженный гном. Никто из нас двоих не шевелился. Странная сцена. Как в зоопарке, когда человек и обезьяна пожирают друг друга глазами. Отмечают различия. Дивятся сходству. Видишь себя – и все-таки не совсем себя. Вот что это напоминало. Один в один. Вот только не совсем ясно, с какой стороны клетки была я.
Гном легонько постучал по раме. Тук, тук, тук. Но я не могла встать и впустить его. Та часть меня, что приказывает ногам идти, а сердцу биться, отлетела куда-то в Сторонку. Правда, недалеко. Я чувствовала, что она вьется где-то рядом и наблюдает за мной, совсем как гном на крыльце. Смотрит, как я сижу на кухне во вчерашней одежде. Гном стучал снова и снова, но его стук не делался ни громким, ни беспорядочным. Он оставался деликатным и ритмичным. Тук, тук, тук. И еще он все время смотрел мне прямо в глаза.
Я уже несколько часов пыталась встать и собраться на работу. Но не видела смысла туда идти. И смысла сидеть дома тоже не видела. Как вы знаете, я человек конструктивный и не привыкла впадать в ступор. Даже когда Хэл внезапно ушел, я продолжала жить и что-то делать. Ходила на работу, занималась уборкой, навещала маму, поливала цветы, готовила себе основательную еду. Когда под кроватью обнаружились грязные мужнины носки, я их выстирала, высушила, сложила и убрала на его полку, чтобы они были на месте, если Хэл вернется. Я выгладила рубашки, которые он оставил на сушилке. Я даже записала на кассету фильм, который он пометил в программе. На всякий случай – вдруг Хэл его пропустил.
Но теперь я знала, что он совсем, совсем ушел. И что-то во мне разлетелось на части.
Осколки валялись совсем близко, но мне было слишком плохо, чтобы подобрать их и склеить.
Я была голая. Помню, как подняла руки и с меня стянули платье. Еще помню, как детская ручка взяла мою руку и помогла мне залезть в душевую кабинку. Потом по телу потекла теплая вода – и текла, пока та же ручка не просунулась за занавеску и не завернула краны. А потом мне дали полотенце.
Маленькая мускулистая рука отвела меня в спальню и бережно остановила возле кровати.
– Ну как, лучше? – спросил неожиданно низкий голос. – Джули, только не садись!
Гном встал передо мной и потянулся вверх, к моим плечам. Он придерживал меня, как фарфоровую куклу на полке – чтобы не упала и не разбилась.
– Можешь показать, где у тебя белье? – спросил он.
Я указала на верхний ящик. Гном быстро перебрал трусы и лифчики. Он как будто точно знал, что ищет. Его маленькие ручки откладывали бюстгальтеры с кружевными чашечками и косточками, пока не нашли удобный спортивный лифчик. Затем он отбросил узенькие нейлоновые «стринги» и вытащил большие белые хлопковые шортики.
Гном принес мне белье, скромно опустил глаза, встал на колени у моих ног, взял мою руку и надежно пристроил себе на спину.
– Обопрись на меня, Джули.
Я наклонилась и шагнула в трусы – одной ногой, потом второй. И потянула их вверх: лодыжки, колени, бедра, попа. Вот мы и дома.
– Теперь надевай лифчик, а я достану тебе одежду.
Моя помощь ему больше не понадобилась. Он нашел в шкафу мой рабочий костюм и удобные босоножки и быстро меня одел, застегнул и завязал все, что нужно. Я при этом стояла у большого зеркала с расческой и тюбиком помады в руках.
Гном, приподнявшись на цыпочках, выглядывал из-за моего плеча – проверял свою работу. Виднелись только его глаза и нос. Мы смотрели друг на друга, пока я не шагнула назад и не встала с ним рядом. Он показался еще меньше, а я смотрелась необычно высокой.
– Дальше справишься сама? А я пойду поставлю чайник, – сказал гном.
Я подняла расческу и провела ею по волосам. Раз. Другой.
– Мне чаю, пожалуйста. – Это были мои первые слова в адрес гнома. – С молоком, но без сахара.
Судя по его визитке, Томас Корелли был начинающим психотерапевтом – надо полагать, учеником самого великого маэстро:
ТОМАС КОРЕЛЛИ
Помощник психотерапевта
Мал ростом – велик умом
Именно поэтому он оказался у меня на крыльце. Пришел к пациентке на дом. С цветами в одной руке и бутылкой красного вина в другой. Ему не впервой было спасать отчаявшуюся женщину.
– Я не только психотерапевт, но еще и флорист, – сказал он. – Поэтому знаю, как иной раз бывает на свадьбах. На невест вдруг находит – замрут и не двигаются. Вперед идти не могут, назад не хотят. Одна девица вообще заперлась в доме и впала в транс. Сама не выходила и никого не впускала.
Если я правильно поняла, Томас прибыл на место торжества с букетами и бутоньерками и обнаружил родню невесты на лужайке перед домом. Нарядная компания не знала куда деться. Дамы слонялись туда-сюда в атласных платьях и чулках (туфли на шпильках и садовая лужайка – сочетание не из удачных), мальчик-паж нашел в гараже складные стулья и пару бейсболок. К счастью, снаружи стоял холодильник для напитков и в нем завалялась фляга вина. Отец невесты пытался вызвать слесаря по мобильному телефону, мать невесты рыдала на заднем сиденье лимузина, раздевшись до нижней юбки: у нее по крайней мере хватило присутствия духа аккуратно разложить шелковый, расшитый бисером костюм на переднем сиденье.
– У всех уже опустились руки, – рассказывал Томас. – И тут я увидел, как их Лабрадор вбежал в дом через собачий ход. Я даже не успел подумать, что творю, – просто полез вслед за псом. И у меня все получилось! Я поговорил с девушкой, помог ей одеться, и она благополучно вышла замуж.
– И ты даже не был с ней знаком?
– В глаза ее до того не видел! Но у меня есть кое-какой опыт по части утешения красивых женщин в депрессии. Моя мама в свое время попала в финал «Мисс Австралии».
Когда мы с Томасом дотащились до редакции «Дейли пост», было уже около двух. Впервые за день я почувствовала себя неловко.
– Так ты позвонишь моему шефу? – спросил Томас. – Видишь, он прислал меня с цветами. Собирается писать тебе письмо. И вообще очень за тебя переживает.
– А он тебе сказал, что я послала его в задницу?
– Да, он был очень доволен. По его словам, это большой шаг вперед.
– Шаг вперед?
– Он сказал, что гордится тобой.
Гордится? Мной? Я захлопнула дверцу машины, чувствуя, что слеза обожгла мне щеку. Согласна, плакать было совсем уж глупо и незачем. Но мой мир в последнее время стал таким недобрым, что любое проявление заботы выбивало из колеи. Меня потрясло то, что обо мне вообще кто-то думает. Но как он мог решить, что мои дела идут в гору?
С этого момента моя жизнь понеслась бешеным галопом.
18
Арт
Если не подстригать бороду каждый день, она вскоре так разрастется, что начнет прикидываться головой.
Хаким Джами (суфийский поэт, 1414–1492)
Обожаю женскую ванную. Люблю рыться по всех этих причиндалах. Нюхать содержимое всяких бутылочек. Отвинчивать крышечки. Читать ярлычки. Брать с полок разные штучки и ставить обратно. Разглядывать себя в зеркальце с увеличением. Водить пальцами по стеклянным полкам, вдоль ярких флакончиков лака, позолоченных тюбиков помады, парфюмерных склянок с затычками из стразов. Нет-нет, я не такой извращенец, как может показаться. Но что-то сексуальное тут действительно есть.
Женская ванная – это таинственный грот, чудо, которое доказывает: несмотря ни на что, два пола по-прежнему глубоко и восхитительно различны. Растительные маски, лосьоны, пилинги, медово-кокосовый скраб, распорки для педикюра, щипчики для загибания ресниц, кусочки пемзы, крем для укрепления ногтей, тампоны, противозачаточные таблетки, соли и масла… М-м-м. Давайте просто скажем, что это моя маленькая слабость, и успокоимся.
Когда мы разошлись с Марлен, я больше всего скучал по ее утреннему банному ритуалу. Она закрывала стеклянную дверь ванной, примыкавшей к нашей спальне, а я лежал в постели и любовался ее фигурой в клубах пара. Смотрел, как она взбивает пену, ополаскивается, вытирается. Роскошное начало дня! Правда, для Марлен все, наверное, выглядело немножко иначе. Она-то оглядывалась в спальню, где видела (предельно ясно, и пар не мешал) своего никчемного мужа: валяется в кровати, пока она собирается на работу, – опять! Что ж, в этом есть доля истины. Я и не скрываю – мне доставался лучший вид, чем ей.
– Вам что-нибудь нужно, Гордон? – Джули Тринкер стояла в прихожей и говорила со мной через дверь собственной ванной. – Я сварила кофе. Будете торт?
Не знаю, сколько я там проторчал – как можно следить за временем в стране чудес? Но когда я увидел за дверью Джули с улыбкой на лице, что-то изменилось. Вся напряженность между нами куда-то делась, и я в первый раз – клянусь, в первый раз! – как следует взглянул на Джули Тринкер.
И что же я увидел? Да, конечно, она была издергана. И сбита с толку. И не на шутку затрахана жизнью – похуже многих других. Но это не все. Еще Джули Тринкер была – tr?s, tr?s jolie.
– Девяносто девять процентов, что это ее трусики раскрыли мне глаза.
Я объяснял Томасу Корелли, что у Джули и ванной увидел трусики на полу рядом с корзиной для белья и что они, видимо, и разожгли во мне интерес к их хозяйке. Я собой не гордился. Просто смотрел в лицо фактам.
Мы возвращались от Джули, у которой провели сеанс номер три (в рамках нашей новой программы «Помощь на дому»). После той размолвки я уж и не ждал от нее вестей, как вдруг она позвонила – «поблагодарить за вино». Какое вино? «И за цветы – я была очень тронута». Цветы? «Может, Томас как-нибудь зайдет еще раз?» Томас? Еще раз?
– Ты что, рылся в ее белье? – Томас был просто убит. – Ну знаешь ли! Это даже не антиулогично! Это неэтично!
Нелегко принять всерьез рассуждения об этике, когда они исходят от человечка, под которого пришлось подложить четыре телефонных справочника, чтобы он смог вести машину. Томас Корелли правил моим «ситроеном», и я сильно нервничал. Но знал, что Томас в восторге. Я пустил его за руль в лечебных целях – чтобы он почувствовал себя выше. Он и почувствовал. Томас вообще очень изменился с нашей первой встречи. Просто не узнать! Например, после очередного сеанса он отказался от обуви на платформе.
– Когда выбросишь свои бульдозеры? – спросил я.
Томас опешил:
– Какие бульдозеры?
Наверное, в каждом из нас есть что-то такое, чего мы никак не желаем признать. Мы с Томасом дружно посмотрели вниз, на его ботинки. Сделано на заказ: черная кожа, шнуровка плюс те пятнадцать сантиметров, про которые забыл Бог.
– Они тебе не нужны.
– Кто не нужен?
Я уже говорил, что Томас – очень красивый мужчина? Прямо «Мистер Вселенная» удобного карманного размера.
– Друг, ты же симпатичный парень и умный… как правило. Эти штуки недостойны тебя. Когда на тебе такие туфли, всякому видно, в чем твоя проблема.
Уж поверьте, мне нелегко было ему это выложить!
– Стало быть, ты считаешь… – Голосок у Томаса стал еще меньше, чем он сам.
– Пора выпрямиться во весь рост, брат. Даже если это значит стать ниже.
Но вернемся к нашим трусикам. Я вовсе не копался в белье Джули (хотя прежде мне случалось порыться в женском бельишке). Я просто наклонился над корзиной, чтобы понюхать лавандовое масло для ванн на одной из полочек. Трусики завалились за корзину, и этот позабытый лоскутик показался мне очень эротичным. Да, конечно, достойнее было бы сначала отметить ее ум и оценить ее как личность, но что поделать? В плане сексуального влечения мужчины – существа примитивные.
Кое-какие образы всегда будят в мужчине Интерес и порождают лавину фантазий, у которых один финал – обладание женщиной. Встречая молодую маму с коляской, я обязательно смотрю ей вслед. И похоть тут ни при чем. Просто меня бесконечно волнует сам образ. Может, все дело в таинстве рождения: женщина-мадонна, женщина – хранительница жизни на земле. Ну, вы поняли.
Во время домашнего сеанса, о котором я упоминал, как раз и всплыла тема мужской сексуальности. Всплыла как-то сама собой. Я вышел из ванной (слегка вздрюченный, как вы помните), и мы стали пить кофе с тортом, который Джули специально испекла к нашему приходу. Тут-то все и началось. Семейный крах вызвал у Джули ненасытный интерес к тому, как же все-таки устроены мужчины. Томас все время хранил улогическое молчание, предоставив отдуваться мне.
Я пытался объяснить кое-что на примере с коляской, как вдруг Джули перебила:
– То есть вас привлекает любая женщина с коляской?
Мы сидели на полу в ее гостиной, на зеленом коврике, который, похоже, влетел ей в копеечку. Кстати, у Джули оказался неожиданно стильный дом (я-то ожидал обстановку родом из ИКЕА).
Джули пристроила локти на старый, добротный журнальный столик, опустила подбородок на руку и собрала лоб гармошкой. Ни дать ни взять ребенок на уроке математики: ой, как все сложно и непонятно!
– Вообще любая женщина с коляской, Гордон? Меня аж передергивало от этого имени.
Правда, Джули искренне считала, что меня так зовут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26