как в самой моей, про
истекающей из Бога, им обоснованной и в нем пребывающей свободе
и изначальности и через нее, так и в вза
имодействии с ней. В этом втором, производном слое действие Бога Ц
именно его действие на меня, уже предполагающее мое независи
мое бытие как отдельного существа и мою свободу, Ц становится тем, что об
ычно и по преимуществу испытывается и обозначается как благодать,
Ц именно как содействующая благодать (
gratia concomitans ). Однако и все положительное, значимое, онтологически реально
е в самом моем бытии и в самой моей свободе испытывается тоже
как проявление благодати более первичного порядка , Ц «благ
одати», которую недостаточно назвать «предшествующей» или «подготовит
ельной» благодатью, а можно только понять как творческую, абсолютную, ли
шь трансрационально постижимую «благодать». Каким образом и в каком смы
сле при этом нераздельном, в самой двойственности действующем:. и как бы д
вуслойном единстве «я-с-Богом» еще остается возможным для меня отп
адение от Бога, бытие без Бога и даже против Б
ога Ц это есть особая проблема, к которой мы обратимся в другой связи.
5. Бог-со-мной к
ак любовь
Если мы хотим уловит
ь трансрациональную природу этого соотношения в простом, живом и конкре
тном представлении, то для ее обозначения подходит лишь одно слово на че
ловеческом языке. Это слово есть Ц любовь. Вспомним прежде вс
его, что мы, собственно, разумеем под любовью Ц прежде всего, в отношениях
между людьми.
Любовь есть, как было показано (гл. XV , 5), по
следнее и глубочайшее существо отношения «я-ты», в котором это отношение
себя впервые до конца осуществляет, достигает своей подлинной цели, име
нно формы бытия «я-ты». Любовь уже сама по себе есть таинство: л
юбящий, отдаваясь самозабвенно и самоотверженно любимому, переносит Ц
не переставая быть самим собой Ц средоточие своего бытия в любимого, пр
ебывает в любимом, как и любимый Ц в любящем; я теряю себя в
ты и именно тем обретаю себя , обогащенный привступ
ившим ко мне дарованным мне ты. Дающий и расточающий име
нно в силу этого становится обретающим. Эта связь совершенно очеви
дна в живом опыте, хотя она противоречит самым элементарным аксиомам наш
его логического мышления: определенная величина через вычитание из нее
величины, почти ей равной, не приближается тем к нулю, а, напротив, станови
тся больше . Математически «теорема» должна была бы примерно
выражаться в формуле: АЦ А+А=В. Правда, в таком виде формула не совсем адек
ватна отношению. То, что здесь происходит не вполне совпадает с отношени
ем АЦ А; такому изолированному уничтожению определенной величины путе
м вычитания из нее ее же самой соответствовало бы в живом опыте разве тол
ько самоубийство , а не самопожертвование и самоотдача. Поско
льку отдавание или исчерпание себя совершаются «в виду», «перед лицом»
другого , в направлении к «ты» и в трансцендировании к нему, выч
итание уравновешивается неким своеобразным «сложением». Математическ
и надо было бы выразить получающуюся при этом величину примерно в формул
е А-А+В. И все же остается в силе то противоречие, что АЦ А+В дает в итоге не п
росто В, а именно А+В, Ц более того, что А именно через вычитание из него его
самого перед лицом В само как таковое становится каким-то пот
енцировавным А, чем-то вроде А 2 ; знак плюс означает
здесь именно не простую совместность или сумму, а внутреннее
обогащение самого А как такового через проникновение в него В. Словом, ма
тематически Ц и, тем самым, логически Ц отношение это выразить невозмо
жно Ц и не только потому, что оно не просто количественно, но и качественн
о, но и потому, что оно конституируется живым, превосходящим сферу отвлеч
енного мышления, трансрациональным единством раздельности и взаимопро
никновения.
В каждом подлинном отношении любви любимое «ты» представляется нам
бесконечно ценным и Ц так как ценность и бытие в к
онечном счете совпадают в идее осн ования, основоположного
бытия (ср. гл. VII , 2) Ц тем самым бесконечно пол
ным бытия, бытийственно содержательным. Любовь есть ведь, как мы видели, и
менно осознание подлинной реальности чужой души и Ц тем сам
ым Ц ее бесконечной, неисчерпаемой бытийственной глубины. Но перед лицо
м бесконечного все конечное становится величиной исчезающей, кажется н
екоторым «ничто»; поэтому из существа всякой истинной любви вытекает, чт
о перед лицом любимого «ты» я « не ставлю себя
ни во что», считаю себя за «ничто», Ц что мое замкнутое самобыт
ие исчезает из моего взора и заменяется моим бытием для друго
го и в другом. Но бытие в другом, в «ты» в
се же остается вместе с тем бытием в форме «я есмь», бытием «я», и даже пред
ставляется мне каким-то впервые обретенным истинным бытием
«я» Ц именно бытием, обогащенным через обладание «ты». Дело обстоит так,
как если бы обретенное мною через самоотдачу «ты» впервые даровал
о мне мое «я», пробуждало его к истинно обоснованному, положительно
му Ц и притом бесконечно богатому и содержательному Ц бытию. Я «расцве
таю», «обогащаюсь», «углубляюсь», впервые начинаю вообще подлинно «быть
» в смысле опытно осознанного внутреннего бытия, когда я «люблю», т.е. само
забвенно отдаю себя и перестав заботиться о моем замкнутом в себе «я». В э
том и заключается чудо или таинство любви, которое, при всей его непостиж
имости, непонятности для «разума», все же самоочевидно непосредственно
му живому опыту.
Теперь вообразим себе, что любимое «ты» совершенно свободно от субъекти
вности, ограниченности, несовершенства, которые по самому существу свой
ственны всякому человеку и как-то учитываются и любящим сознанием. Именн
о таким Ц реальностью подлинно бесконечной ценности и бесконечной пол
ноты и глубины Ц является нам или испытывается нами «ты» абс
олютного первоначала, Божества; именно таков для меня мой Бог.
По сравнению с ним или перед его лицом я сам представляюсь себе уже а
бсолютным «ничто»; обоснование и обогащение, получаемое мною от этого за
полняющего меня «Ты», испытывается как бесконечное по велич
ине; я испытываю его как созидание меня, как дарование мне жиз
ни, как пробуждение меня к жизни. Более того: само это «Ты» представляется
мне не как некое все же замкнутое в себе бытие, которое как бы лишь случайн
о, «между прочим», обогащает или, точнее, впервые рождает или творит меня;
напротив, само его существо есть такое творческое переливан
ие через край, «дарование» себя; оно не есть «предмет», не есть замкнуто ил
и эгоцентрически пребывающее в самом себе существо; оно не есть также су
щество, как бы лишь случайно обращенное ко мне в «ты-образной» форме быти
я; оно само, по самой своей сущности есть изливающийся на меня и тем меня р
ождающий или вызывающий меня к жизни поток. Оно не есть только «любимый»
и даже не есть только «любящий» Ц оно есть любовь , сама творч
еская любовь. «Бог есть любовь»
[xiii] 1 Ин. 4: 8.[xiii] .
Но явление, обнаружение, откровение, как уже указано, равнозначно здесь с
амой реальности. Реальность данного в живом опыте именно в не
м и открывается. Любимый открывается мне здесь, следовательн
о, не только как любящий, но и как источник любви, как сама любовь. Бог как «Б
ог-со-мной» есть именно творческая любовь, некий поток, постоянно перели
вающийся через края «самого себя», Ц реальность, которая всегда есть
нечто большее , чем только «она сама», Ц именно объ
емлющая, за пределами себя самой, и меня, ею творимого. Я как так
овой, не будучи Богом или будучи не-Богом, иным, другим существом, чем Бог, я
вляюсь тем самым Божьим «иным», не-Богом, который по существу
принадлежит Богу и даже к Богу (ибо существенное д
ля рационально-отвлеченного мышления категориальное различие между «п
ринадлежностью кому -нибудь» и «принадлежностью к
кому-нибудь», между «обладанием» и «бытием», как и все вообще катего
риальные различия, неприменимы к вмещающей их все и их все превосходящей
реальности Бога). Поэтому и сама моя любовь к Богу есть лишь рефлекс его л
юбви ко мне или, вернее, рефлекс и обнаружение Его самого как л
юбви. Даже мое темное искание Бога и беспомощная тоска по Богу есть обнар
ужение власти надо мной его любви, Ц ибо само искание, как было указано, п
редполагает уже обладание искомым (как и мое отвержение Бога,
мое отрицание его, моя слепота в отношении его, под
обно всем вообще формам и содержаниям моего внутреннего бытия и сознани
я, Ц есть обнаружение своеобразной формы его же присутствия
и действия во мне, так что атеист, сущий Ц подобно всему вообще Ц только
через Бога и отрицающий Бога, есть сам в этом смысле Ц как метко было кем-
то сказано Ц «живой каламбур»). Моя любовь к Богу, мое стремление к нему в
озникают сами уже из моей «встречи» с Богом, которая, в свою очередь, есть
некое потенциальное обладание Богом, некое присутствие и действие его в
о мне; они возникают через некое «заражение» от него, или как огонь, возгор
ающийся от искры огромного пламени.
6. Парадоксал
ьность жизни как бытия «я-с-Богом»
Мы видели только что
парадоксальность отношения любви и в особенности той ее основоположно
й формы, в которой она есть любовь к Богу и любовь Бога ко мне, Ц в конечном
счете, любовь как обнаружение бытия и действие во мне самого Бога. Мы може
м, однако, обобщить этот вывод. Всякая жизнь в качестве б
ытия «я-с-Богом» по самому своему существу парадоксальна,
т.е. имеет структуру и закономерность, противоречащие всему, что нам
известно из внешнего опыта или что обладает достоверностью для логичес
кой мысли. В моей жизни как бытии-с-Богом обнаруживается не только общая т
рансрациональность всякой вообще конкретной реальности как таковой Ц
совпадение реальности с тем, что мы называем по существу непостижимым,
Ц но и та потенцированная трансрациональность, которая присуща именно
Божеству, абсолютному первоначалу, первоисточнику или первооснове быт
ия и в силу которой Бог, в разъясненном выше потенцированном смысле, есть
реальность « совершенно иная», чем все остальное н
а свете. Эта «совершенная инаковость» Бога, его сущностная «п
арадоксальность», просвечивая через всякое бытие вообще, с явстве
нностью светит и как бы окрашивает в цвет «парадоксальности
», «невероятности» и то конкретное «богочеловеческое» бытие, кото
рое мы имеем в нашей внутренней жизни как бытие «я-с-Богом». По сравнению с
о всем нашим бытием Ц и со всем остальным бытием вообще, Ц поскольку мы в
оспринимаем его вне связи с Богом, как некое довлеющее себе бытие и потом
у поскольку мы постигаем его рационально Ц в понятиях и зако
номерных связях научной мысли или отвлеченной рациональной морали, Ц п
одлинное существо моего внутреннего бытия как «я-с-Богом» или «Бог-со-мн
ой» представляется чем-то противоречащим и здравому смыслу, и здравым пр
авилам поведения. Оно есть всегда «иудеям соблазн и эллинам безумие». Ну
жно иметь духовное мужество и взор, вполне открытый для восприятия после
дних глубин, последней правды реальности, чтобы не отшатнуться от этой п
арадоксальности, не испугаться ее, не считать ее признаком невозможност
и того бытия, которому она присуща, а, напротив, именно в ней увидать призн
ак подлинной, глубинной реальности, подлинной правды, очевид
ной именно в силу ее потенцированной трансрациональности, Ц ее «непоня
тности» и «противоестественности». Подлинная реальность и правда как б
ытие «я-с-Богом» заимствует от самого существа Бога свою коренную сущнос
тную парадоксальность. В ней опрокинуты все мерила и закономерности, дей
ствующие в ином, «земном», т.е. воспринимаемом во внешнем опыте и рационал
ьно истолкованном, аспекте бытия, в ней действуют мерила и закономерност
и совсем иные, противоположные. Все «правильное» с «человеческой» точки
зрения здесь неправильно, и наоборот: все, что здесь, в этом бытии, углубле
нном до связи с первоисточником, правильно и верно, Ц неправильно, проти
воестественно, невероятно, неразумно с точки зрения внешнего «разумног
о» восприятия и понимания бытия.
В сущности, все религии на свете имеют в большей или меньшей мере это созн
ание, более или менее смутно ощущают религиозную жизнь Ц бытие-с-Богом
Ц как нечто совершенно особое, непохожее по своей структуре и закономер
ности на всю остальную, «земную», чисто утилитарную или «разумную» челов
еческую и даже космическую жизнь. Это сознание неразрывно связано с сами
м существом религиозной жизни, Ц с самим Богосознанием как таковым. Но н
и в одной религии это сознание не выражено так ясно, выпукло, смело, в тако
й мере без всякого компромисса с человеческим «умом» и обычн
ыми человеческими моральными мерилами, как в откровении, данном в словах
, образе и жизни Иисуса Христа, и в основанном на нем христианском учении.
Это определено тем, что христианская религия есть именно религия не толь
ко Бога вообще, а сверх того специально религия бога как моего «Отца», как
«Бога-со-мной» или «Бога-с-нами» (Эмману-эля). В известных парадоксальных ф
ормулировках Тертуллиана эта парадоксальность христианской правды, пр
авды жизни как «я-с-Богом», выражена с особенной отчетливостью
[xiv] Имеется в
виду, в частности, известное выражение Тертуллиана: « Credo quia absordum
» («Верую, потому что абсурдно»). Tertullian. De Carne Christi, V.[xiv] .
Приведем только для примера некоторые
образцы этой парадоксальности жизни как бытия «я-с-Богом». В ней и для нее
«первые» в земной жизни («первые» не только по богатству, славе, могущест
ву, но и по нравственному и умственному уровню, даже по «правоверию») оказ
ываются перед лицом Бога «последними», а «последние» Ц «первыми». Здесь
, вопреки всей естественной справедливости, «имущим» дается, а от «неиму
щих» берется и последнее, награда не пропорциональна труду, а есть чисты
й дар, зависящий от воли дарящего. Здесь величайший грешник Ц поскольку
только он в акте покаяния свидетельствует, что он есть с Богом, стоит пере
д лицом Бога, Ц угоднее Богу, оценивается выше добродетельного и правед
ного человека, не имеющего этого сознания, и о нем больше радости на небес
ах, чем о 99 праведниках, Ц как и вернувшийся в отчий дом, расточивший досто
яние отца «блудный сын» милее отцу, чем сын, добродетельно трудившийся в
доме. Здесь сила есть слабость, а немощь сила; бедность есть богатство, а б
огатство Ц нищета; страдание есть радостный путь к блаженству, а благоп
олучие есть путь к гибели. Здесь плачущие утешены, а веселящиеся обречен
ы на муки. Здесь «нищие духом» обладают всей полнотой духовного богатств
а в лице «царствия небесного» и неразумным младенцам открыто то, что ута
ено от мудрых и разумных. Здесь нет принципиального различия между убийц
ей и человеком, который гневается на своего ближнего, нет различия между
развратным «прелюбодеем» и тем, кто хоть раз взглянул на женщину с вожде
лением. Здесь чужой может оказаться ближним, а самый близкий Ц чужим. Зде
сь надо «радоваться и веселиться», когда на нас клевещут и поносят нас зл
ыми словами. Ц Но нам пришлось бы привести едва ли не все содержание еван
гельских притч и поучений и апостольских посланий, чтобы со сколько-нибу
дь исчерпывающей полнотой дать представление о всех содержащихся в них
указаниях на парадоксальность истинной жизни как бытия-с-Богом.
Все это не есть просто благочестивые наставления, не есть даже только ук
азание на возвышенный, но, а сущности, недостижимый для человеческих сил
«идеал». Такая обычная оценка свидетельствует лишь о том, что
смысл этих идей внутренне остается для нас скрытым, не дошел до того орга
на восприятия и познания, каким мы должны его уловить. Это есть, напротив,
чисто объективное, в своем специфическом роде совершенно «трезвое», т.е.
точное, отчетливое, адекватное описание некого онтологического с
остава Ц именно неотменимого, подлинно сущего своеобр
азного строения того глубинного, последнего слоя человеческого бытия, в
котором оно есть бытие меня-с-Богом. Эти парадоксы суть «аксио
мы» некой точной, не допускающей никакого произвола «н
ауки» о духовном бытии как бытии с Богом.
Дать систематическое объяснение этой парадоксальности бытия с Богом з
начило бы представить теорию общей природы и структуры религиозной жиз
ни, саму систему науки о духовном бытии как бытии-с-Богом, Ц что выходит д
алеко за пределы нашей темы. Мы должны здесь ограничиться этим простым к
онстатированием парадоксальности жизни «я-с-Богом».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
истекающей из Бога, им обоснованной и в нем пребывающей свободе
и изначальности и через нее, так и в вза
имодействии с ней. В этом втором, производном слое действие Бога Ц
именно его действие на меня, уже предполагающее мое независи
мое бытие как отдельного существа и мою свободу, Ц становится тем, что об
ычно и по преимуществу испытывается и обозначается как благодать,
Ц именно как содействующая благодать (
gratia concomitans ). Однако и все положительное, значимое, онтологически реально
е в самом моем бытии и в самой моей свободе испытывается тоже
как проявление благодати более первичного порядка , Ц «благ
одати», которую недостаточно назвать «предшествующей» или «подготовит
ельной» благодатью, а можно только понять как творческую, абсолютную, ли
шь трансрационально постижимую «благодать». Каким образом и в каком смы
сле при этом нераздельном, в самой двойственности действующем:. и как бы д
вуслойном единстве «я-с-Богом» еще остается возможным для меня отп
адение от Бога, бытие без Бога и даже против Б
ога Ц это есть особая проблема, к которой мы обратимся в другой связи.
5. Бог-со-мной к
ак любовь
Если мы хотим уловит
ь трансрациональную природу этого соотношения в простом, живом и конкре
тном представлении, то для ее обозначения подходит лишь одно слово на че
ловеческом языке. Это слово есть Ц любовь. Вспомним прежде вс
его, что мы, собственно, разумеем под любовью Ц прежде всего, в отношениях
между людьми.
Любовь есть, как было показано (гл. XV , 5), по
следнее и глубочайшее существо отношения «я-ты», в котором это отношение
себя впервые до конца осуществляет, достигает своей подлинной цели, име
нно формы бытия «я-ты». Любовь уже сама по себе есть таинство: л
юбящий, отдаваясь самозабвенно и самоотверженно любимому, переносит Ц
не переставая быть самим собой Ц средоточие своего бытия в любимого, пр
ебывает в любимом, как и любимый Ц в любящем; я теряю себя в
ты и именно тем обретаю себя , обогащенный привступ
ившим ко мне дарованным мне ты. Дающий и расточающий име
нно в силу этого становится обретающим. Эта связь совершенно очеви
дна в живом опыте, хотя она противоречит самым элементарным аксиомам наш
его логического мышления: определенная величина через вычитание из нее
величины, почти ей равной, не приближается тем к нулю, а, напротив, станови
тся больше . Математически «теорема» должна была бы примерно
выражаться в формуле: АЦ А+А=В. Правда, в таком виде формула не совсем адек
ватна отношению. То, что здесь происходит не вполне совпадает с отношени
ем АЦ А; такому изолированному уничтожению определенной величины путе
м вычитания из нее ее же самой соответствовало бы в живом опыте разве тол
ько самоубийство , а не самопожертвование и самоотдача. Поско
льку отдавание или исчерпание себя совершаются «в виду», «перед лицом»
другого , в направлении к «ты» и в трансцендировании к нему, выч
итание уравновешивается неким своеобразным «сложением». Математическ
и надо было бы выразить получающуюся при этом величину примерно в формул
е А-А+В. И все же остается в силе то противоречие, что АЦ А+В дает в итоге не п
росто В, а именно А+В, Ц более того, что А именно через вычитание из него его
самого перед лицом В само как таковое становится каким-то пот
енцировавным А, чем-то вроде А 2 ; знак плюс означает
здесь именно не простую совместность или сумму, а внутреннее
обогащение самого А как такового через проникновение в него В. Словом, ма
тематически Ц и, тем самым, логически Ц отношение это выразить невозмо
жно Ц и не только потому, что оно не просто количественно, но и качественн
о, но и потому, что оно конституируется живым, превосходящим сферу отвлеч
енного мышления, трансрациональным единством раздельности и взаимопро
никновения.
В каждом подлинном отношении любви любимое «ты» представляется нам
бесконечно ценным и Ц так как ценность и бытие в к
онечном счете совпадают в идее осн ования, основоположного
бытия (ср. гл. VII , 2) Ц тем самым бесконечно пол
ным бытия, бытийственно содержательным. Любовь есть ведь, как мы видели, и
менно осознание подлинной реальности чужой души и Ц тем сам
ым Ц ее бесконечной, неисчерпаемой бытийственной глубины. Но перед лицо
м бесконечного все конечное становится величиной исчезающей, кажется н
екоторым «ничто»; поэтому из существа всякой истинной любви вытекает, чт
о перед лицом любимого «ты» я « не ставлю себя
ни во что», считаю себя за «ничто», Ц что мое замкнутое самобыт
ие исчезает из моего взора и заменяется моим бытием для друго
го и в другом. Но бытие в другом, в «ты» в
се же остается вместе с тем бытием в форме «я есмь», бытием «я», и даже пред
ставляется мне каким-то впервые обретенным истинным бытием
«я» Ц именно бытием, обогащенным через обладание «ты». Дело обстоит так,
как если бы обретенное мною через самоотдачу «ты» впервые даровал
о мне мое «я», пробуждало его к истинно обоснованному, положительно
му Ц и притом бесконечно богатому и содержательному Ц бытию. Я «расцве
таю», «обогащаюсь», «углубляюсь», впервые начинаю вообще подлинно «быть
» в смысле опытно осознанного внутреннего бытия, когда я «люблю», т.е. само
забвенно отдаю себя и перестав заботиться о моем замкнутом в себе «я». В э
том и заключается чудо или таинство любви, которое, при всей его непостиж
имости, непонятности для «разума», все же самоочевидно непосредственно
му живому опыту.
Теперь вообразим себе, что любимое «ты» совершенно свободно от субъекти
вности, ограниченности, несовершенства, которые по самому существу свой
ственны всякому человеку и как-то учитываются и любящим сознанием. Именн
о таким Ц реальностью подлинно бесконечной ценности и бесконечной пол
ноты и глубины Ц является нам или испытывается нами «ты» абс
олютного первоначала, Божества; именно таков для меня мой Бог.
По сравнению с ним или перед его лицом я сам представляюсь себе уже а
бсолютным «ничто»; обоснование и обогащение, получаемое мною от этого за
полняющего меня «Ты», испытывается как бесконечное по велич
ине; я испытываю его как созидание меня, как дарование мне жиз
ни, как пробуждение меня к жизни. Более того: само это «Ты» представляется
мне не как некое все же замкнутое в себе бытие, которое как бы лишь случайн
о, «между прочим», обогащает или, точнее, впервые рождает или творит меня;
напротив, само его существо есть такое творческое переливан
ие через край, «дарование» себя; оно не есть «предмет», не есть замкнуто ил
и эгоцентрически пребывающее в самом себе существо; оно не есть также су
щество, как бы лишь случайно обращенное ко мне в «ты-образной» форме быти
я; оно само, по самой своей сущности есть изливающийся на меня и тем меня р
ождающий или вызывающий меня к жизни поток. Оно не есть только «любимый»
и даже не есть только «любящий» Ц оно есть любовь , сама творч
еская любовь. «Бог есть любовь»
[xiii] 1 Ин. 4: 8.[xiii] .
Но явление, обнаружение, откровение, как уже указано, равнозначно здесь с
амой реальности. Реальность данного в живом опыте именно в не
м и открывается. Любимый открывается мне здесь, следовательн
о, не только как любящий, но и как источник любви, как сама любовь. Бог как «Б
ог-со-мной» есть именно творческая любовь, некий поток, постоянно перели
вающийся через края «самого себя», Ц реальность, которая всегда есть
нечто большее , чем только «она сама», Ц именно объ
емлющая, за пределами себя самой, и меня, ею творимого. Я как так
овой, не будучи Богом или будучи не-Богом, иным, другим существом, чем Бог, я
вляюсь тем самым Божьим «иным», не-Богом, который по существу
принадлежит Богу и даже к Богу (ибо существенное д
ля рационально-отвлеченного мышления категориальное различие между «п
ринадлежностью кому -нибудь» и «принадлежностью к
кому-нибудь», между «обладанием» и «бытием», как и все вообще катего
риальные различия, неприменимы к вмещающей их все и их все превосходящей
реальности Бога). Поэтому и сама моя любовь к Богу есть лишь рефлекс его л
юбви ко мне или, вернее, рефлекс и обнаружение Его самого как л
юбви. Даже мое темное искание Бога и беспомощная тоска по Богу есть обнар
ужение власти надо мной его любви, Ц ибо само искание, как было указано, п
редполагает уже обладание искомым (как и мое отвержение Бога,
мое отрицание его, моя слепота в отношении его, под
обно всем вообще формам и содержаниям моего внутреннего бытия и сознани
я, Ц есть обнаружение своеобразной формы его же присутствия
и действия во мне, так что атеист, сущий Ц подобно всему вообще Ц только
через Бога и отрицающий Бога, есть сам в этом смысле Ц как метко было кем-
то сказано Ц «живой каламбур»). Моя любовь к Богу, мое стремление к нему в
озникают сами уже из моей «встречи» с Богом, которая, в свою очередь, есть
некое потенциальное обладание Богом, некое присутствие и действие его в
о мне; они возникают через некое «заражение» от него, или как огонь, возгор
ающийся от искры огромного пламени.
6. Парадоксал
ьность жизни как бытия «я-с-Богом»
Мы видели только что
парадоксальность отношения любви и в особенности той ее основоположно
й формы, в которой она есть любовь к Богу и любовь Бога ко мне, Ц в конечном
счете, любовь как обнаружение бытия и действие во мне самого Бога. Мы може
м, однако, обобщить этот вывод. Всякая жизнь в качестве б
ытия «я-с-Богом» по самому своему существу парадоксальна,
т.е. имеет структуру и закономерность, противоречащие всему, что нам
известно из внешнего опыта или что обладает достоверностью для логичес
кой мысли. В моей жизни как бытии-с-Богом обнаруживается не только общая т
рансрациональность всякой вообще конкретной реальности как таковой Ц
совпадение реальности с тем, что мы называем по существу непостижимым,
Ц но и та потенцированная трансрациональность, которая присуща именно
Божеству, абсолютному первоначалу, первоисточнику или первооснове быт
ия и в силу которой Бог, в разъясненном выше потенцированном смысле, есть
реальность « совершенно иная», чем все остальное н
а свете. Эта «совершенная инаковость» Бога, его сущностная «п
арадоксальность», просвечивая через всякое бытие вообще, с явстве
нностью светит и как бы окрашивает в цвет «парадоксальности
», «невероятности» и то конкретное «богочеловеческое» бытие, кото
рое мы имеем в нашей внутренней жизни как бытие «я-с-Богом». По сравнению с
о всем нашим бытием Ц и со всем остальным бытием вообще, Ц поскольку мы в
оспринимаем его вне связи с Богом, как некое довлеющее себе бытие и потом
у поскольку мы постигаем его рационально Ц в понятиях и зако
номерных связях научной мысли или отвлеченной рациональной морали, Ц п
одлинное существо моего внутреннего бытия как «я-с-Богом» или «Бог-со-мн
ой» представляется чем-то противоречащим и здравому смыслу, и здравым пр
авилам поведения. Оно есть всегда «иудеям соблазн и эллинам безумие». Ну
жно иметь духовное мужество и взор, вполне открытый для восприятия после
дних глубин, последней правды реальности, чтобы не отшатнуться от этой п
арадоксальности, не испугаться ее, не считать ее признаком невозможност
и того бытия, которому она присуща, а, напротив, именно в ней увидать призн
ак подлинной, глубинной реальности, подлинной правды, очевид
ной именно в силу ее потенцированной трансрациональности, Ц ее «непоня
тности» и «противоестественности». Подлинная реальность и правда как б
ытие «я-с-Богом» заимствует от самого существа Бога свою коренную сущнос
тную парадоксальность. В ней опрокинуты все мерила и закономерности, дей
ствующие в ином, «земном», т.е. воспринимаемом во внешнем опыте и рационал
ьно истолкованном, аспекте бытия, в ней действуют мерила и закономерност
и совсем иные, противоположные. Все «правильное» с «человеческой» точки
зрения здесь неправильно, и наоборот: все, что здесь, в этом бытии, углубле
нном до связи с первоисточником, правильно и верно, Ц неправильно, проти
воестественно, невероятно, неразумно с точки зрения внешнего «разумног
о» восприятия и понимания бытия.
В сущности, все религии на свете имеют в большей или меньшей мере это созн
ание, более или менее смутно ощущают религиозную жизнь Ц бытие-с-Богом
Ц как нечто совершенно особое, непохожее по своей структуре и закономер
ности на всю остальную, «земную», чисто утилитарную или «разумную» челов
еческую и даже космическую жизнь. Это сознание неразрывно связано с сами
м существом религиозной жизни, Ц с самим Богосознанием как таковым. Но н
и в одной религии это сознание не выражено так ясно, выпукло, смело, в тако
й мере без всякого компромисса с человеческим «умом» и обычн
ыми человеческими моральными мерилами, как в откровении, данном в словах
, образе и жизни Иисуса Христа, и в основанном на нем христианском учении.
Это определено тем, что христианская религия есть именно религия не толь
ко Бога вообще, а сверх того специально религия бога как моего «Отца», как
«Бога-со-мной» или «Бога-с-нами» (Эмману-эля). В известных парадоксальных ф
ормулировках Тертуллиана эта парадоксальность христианской правды, пр
авды жизни как «я-с-Богом», выражена с особенной отчетливостью
[xiv] Имеется в
виду, в частности, известное выражение Тертуллиана: « Credo quia absordum
» («Верую, потому что абсурдно»). Tertullian. De Carne Christi, V.[xiv] .
Приведем только для примера некоторые
образцы этой парадоксальности жизни как бытия «я-с-Богом». В ней и для нее
«первые» в земной жизни («первые» не только по богатству, славе, могущест
ву, но и по нравственному и умственному уровню, даже по «правоверию») оказ
ываются перед лицом Бога «последними», а «последние» Ц «первыми». Здесь
, вопреки всей естественной справедливости, «имущим» дается, а от «неиму
щих» берется и последнее, награда не пропорциональна труду, а есть чисты
й дар, зависящий от воли дарящего. Здесь величайший грешник Ц поскольку
только он в акте покаяния свидетельствует, что он есть с Богом, стоит пере
д лицом Бога, Ц угоднее Богу, оценивается выше добродетельного и правед
ного человека, не имеющего этого сознания, и о нем больше радости на небес
ах, чем о 99 праведниках, Ц как и вернувшийся в отчий дом, расточивший досто
яние отца «блудный сын» милее отцу, чем сын, добродетельно трудившийся в
доме. Здесь сила есть слабость, а немощь сила; бедность есть богатство, а б
огатство Ц нищета; страдание есть радостный путь к блаженству, а благоп
олучие есть путь к гибели. Здесь плачущие утешены, а веселящиеся обречен
ы на муки. Здесь «нищие духом» обладают всей полнотой духовного богатств
а в лице «царствия небесного» и неразумным младенцам открыто то, что ута
ено от мудрых и разумных. Здесь нет принципиального различия между убийц
ей и человеком, который гневается на своего ближнего, нет различия между
развратным «прелюбодеем» и тем, кто хоть раз взглянул на женщину с вожде
лением. Здесь чужой может оказаться ближним, а самый близкий Ц чужим. Зде
сь надо «радоваться и веселиться», когда на нас клевещут и поносят нас зл
ыми словами. Ц Но нам пришлось бы привести едва ли не все содержание еван
гельских притч и поучений и апостольских посланий, чтобы со сколько-нибу
дь исчерпывающей полнотой дать представление о всех содержащихся в них
указаниях на парадоксальность истинной жизни как бытия-с-Богом.
Все это не есть просто благочестивые наставления, не есть даже только ук
азание на возвышенный, но, а сущности, недостижимый для человеческих сил
«идеал». Такая обычная оценка свидетельствует лишь о том, что
смысл этих идей внутренне остается для нас скрытым, не дошел до того орга
на восприятия и познания, каким мы должны его уловить. Это есть, напротив,
чисто объективное, в своем специфическом роде совершенно «трезвое», т.е.
точное, отчетливое, адекватное описание некого онтологического с
остава Ц именно неотменимого, подлинно сущего своеобр
азного строения того глубинного, последнего слоя человеческого бытия, в
котором оно есть бытие меня-с-Богом. Эти парадоксы суть «аксио
мы» некой точной, не допускающей никакого произвола «н
ауки» о духовном бытии как бытии с Богом.
Дать систематическое объяснение этой парадоксальности бытия с Богом з
начило бы представить теорию общей природы и структуры религиозной жиз
ни, саму систему науки о духовном бытии как бытии-с-Богом, Ц что выходит д
алеко за пределы нашей темы. Мы должны здесь ограничиться этим простым к
онстатированием парадоксальности жизни «я-с-Богом».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71