А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Только никто не ждал его там: ни отец, ни мать, а лишь чужие люди, живущие надеждой, что он даст им свободу. Он не мог обстрелять Милан. Город должен остаться нетронутым для будущих поколений, возможно, даже его потомков.
Эрос тяжело опустился на гнилой ствол без веток и корней, служивший солдатам скамьей, и посочувствовал дереву. Похоже, что и сам он обречен на жизнь в таком усеченном виде: без прошлого и будущего. Неудачник.
– Войны, – произнес он, – меня ждут только войны.
К нему подошли пять офицеров. После бессонной ночи они выглядели, как обычно, бодрыми.
– Какой будет приказ? – спросил Никколо. – Когда атака?
– Не будет атаки.
Эрос взъерошил волосы. Офицеры недоуменно переглянулись.
– Хочешь сказать, что будем ждать подкрепления от генерала Савойского, когда он вернется из Турина? – спросил Джованни.
– Нет, К моменту его возвращения мы будем окружены.
– Мы можем предпринять малую атаку, – предложил Даниэлло. – Захватить их ближние орудия.
– Они отобьются. Они сильнее.
– Но их силы размазаны по линиям обороны, – заметил Нико. – А солдаты в окопах давно утратили боевой пыл, зная о своем численном превосходстве.
– Давай отправим разведку, чтобы узнать их слабые места, – предложил Джованни. – И прорвемся там, где тонко, разделив силы врага.
– Подвергнуться риску быть разбитыми в пух и прах на открытой местности?
Под огнем противника его кирасиры сгорят заживо.
– Что же делать, Эрос? – нахмурился Барбазан.
– Не знаю.
В его распоряжении имелось менее двадцати тысяч людей, конных. За пределами досягаемости вражеской артиллерии. Хотя со стороны французов было неразумно сохранять строгую оборонную линию, они верили, что враг слишком слаб, чтобы атаковать, подставляя себя под огонь, поэтому атаковать и не попытается. И были правы.
– У меня есть предложение, – сказал Греко. – Думаю, единственно правильное решение – это вывести их артиллерию из строя. Можно дождаться ночи и пробраться на линию обороны.
– Жаль, – Эрос оглянулся через плечо, – что я оставил в Агадире свои золотые крылья.
– Рискованно, – заключил Джованни, – но не невозможно.
– Нет, это самоубийство, – твердо заявил Эрос. – Никто оттуда живым не вернется.
– Все или ничего! – воскликнул Нико, но Эрос осадил его сердитым взглядом. – Мы должны что-то делать. Не можем же мы барахтаться в воде, как беспомощные котята.
Эрос замер, уставившись на Нико. Затем на ствол, на котором они сидели. Потом перевел взгляд на город, обнесенный Испанской стеной, соединенный посредством ручьев и каналов в одну систему с городскими водоемами, чтобы никогда не пересыхали.
– У Эроса есть план! – воскликнул Джованни, ударив кулаком по ладони.
– Не совсем. – Эрос поднялся. – Мне нужно подумать. Утро вечера мудренее.
– Тогда ступай с Богом! – крикнул Джованни. – А я поставлю с десяток караульных у твоей палатки, чтобы тебя никто не потревожил.
Аланис проснулась как от толчка, хотя думала, что будет спать как убитая, после того как весь день провела в разъездах с управляющим имения, навещая арендаторов Делламоров и проверяя состояние их жилищ после ремонта. Во сне ее посетило страшное предчувствие. Эрос в опасности.
Она зажгла свечу и прижала к груди его медальон.
– Зачем я отправила тебя на эту войну? – Ей вспомнились слова Маддалены о том, что самой большой мечтой Эроса было стать великим герцогом, как и его отец, герцогом Милана. – Думай о хорошем, – приказала она себе. – Пусть он почувствует, как сильно ты его любишь, даже если забыл тебя. – Она свернулась калачиком и представила себе его лицо. – Пожалуйста, будь осторожен… – взмолилась Аланис, зажмурив глаза.
Горящие факелы и цепи караульных образовали вокруг безмолвных палаток плотное кольцо. Это защитное кольцо огня вокруг освободительной армии вселяло надежду в сердца осажденных в большом городе. Кто-то подошел к их стенам, чтобы дать им свободу. Кто-то из их числа.
Она пришла к нему в ту ночь, светлая, глазастая, красивая, скользнула в его постель.
«Эрос, я люблю тебя. Я никогда-никогда тебя не оставлю». Эрос проснулся. Будь он волком, завыл бы от боли. Обливаясь потом, он сел, взбудораженный, и погрузил руки в свои влажные волосы. Отчаяние. Депрессия. Он чувствовал, что теряет самообладание, и ничего не мог с этим поделать.
Со всех сторон его обступала тьма. Возникло непреодолимое желание встать и влить в себя бутылку коньяка. Но от него зависели жизни и чаяния миллионов.
Эрос поднялся и смочил водой пересохшее горло. Вдруг он увидел на стене своей палатки три крадущиеся тени с кинжалами в руках. Убийцы. Отточенные за годы опасной жизни, его рефлексы пришли в боевую готовность. Он вынул из ножен кинжал и положил в постель под подушку, потом, босой и полуголый, притаился в засаде в ожидании убийц.
Клапан над входом палатки колыхнулся, и на его кровать пролился лунный свет. Один из убийц остался у входа, а двое направились к постели. Когда убийцы бросились на подушку, Эрос схватил сзади караульного и одним движением перерезал ему горло. Кровь обагрила его пальцы, и человек упал на ковер. Палатка наполнилась пухом. Осознав, что изрезали подушку, убийцы повернулись. Эрос метнул нож в первого, который шевельнулся. Второй прыгнул на него, и они покатились по полу. Вырвав оружие из пальцев убийцы, Эрос приставил лезвие к его шее и прошептал:
– Назовешь имя того, кто тебя прислал, уйдешь подобру-поздорову. Солжешь – тебе не жить. Говори!
Поднялась тревога. Лагерь пришел в движение и наполнился криками. В палатку вошел Джованни, зажег масляную лампу и увидел на полу трупы.
– Вижу, у тебя гости. Акробаты. – Он улыбнулся. – Отличная работа.
– Благодарю. – Сдавливая одной рукой шею неудавшегося убийцы, а второй прижимая к его горлу острие ножа, Эрос поднялся и вздохнул: – К несчастью, не те гости, которые снились.
Джованни нахмурился.
– Не понимаю, куда подевалась твоя охрана.
– Я их отпустил. – Эрос сильнее сдавил горло жертвы. Человек пискнул, но ничего не сказал. – Ты же знаешь, что я не могу спать, когда вокруг меня люди.
– Надо привыкнуть к этому, ваше высочество. Может, вам даже придется нанять лакея. Чтобы помогал облачаться в модные костюмы и брил ваше царственное лицо…
Эрос скривился и хотел сказать, что вряд ли позволит кому-то поднести лезвие к своей шее, но вспомнил, что однажды разрешил… И снова сосредоточил внимание на своей жертве.
– Джова, проверь, что у него в кармане. Кажется, золото.
Проворные пальцы одноглазого великана извлекли на свет божий кожаный кошель, полный монет. Подбросив находку на ладони, он присвистнул.
– Тяжелый. Можешь гордиться. У его мертвых подельников наверняка такие же. Кто-то жаждет твоей смерти, Эрос.
– Подумать только. – Эрос сжал шею пленника, пока тот не потерял сознание. Отбросив со лба волосы, он взял графин с водой и, напившись, жестом велел Джованни бросить ему кошелек. – Хм, французские франки. Но это ничего не значит. Кто угодно мог рассчитаться франками. Можно найти три объяснения. Тот, кто заплатил, хотел, чтобы я думал, будто он француз.
– Оставлю это тебе, – прорычал Джованни. Сбежались часовые.
Эрос почесал подбородок.
– Филиппа мы сразу исключим. У него, не хватило бы мозгов. Остается либо Людовик, либо… «зловещая рука Восьминогого Краба, вот кого ты должен опасаться». – В голове его прозвучал второй сигнал, и он произнес: – Бойся, когда Луна в созвездии Рака.
– Что это значит? – растерянно спросил Джованни, «Аланис поняла бы», – грустно подумал Эрос. Она вспомнила бы предупреждение Саны. Переведя взгляд на приходившего в себя несостоявшегося убийцу, он взвесил мешочек в руке.
– Эй, болван, не хочешь получить это обратно плюс то, что причиталось твоим покойным приятелям?
Похоронный кортеж двинулся в путь в сумерках следующего дня. Факельная процессия змеилась до стен осажденного города. Монахи в черных сутанах, несшие останки убитого принца Миланского, попросили, чтобы им открыли римские ворота. Их единственным желанием было похоронить тело последнего из принцев Сфорца вместе с его предками в холодном каменном соборе Милана.
Капитан охраны провел переговоры со своим начальством. По городу распространился слух, что принц Стефано был убит в своей походной постели. Теперь слух подтвердился: Стефано Андреа Сфорца мертв. Часовые на стене видели, как неприятель сворачивает лагерь. Отсутствия двух сотен солдат никто не заметил. Было темно, и никто не удостоил вниманием плывущие по южным каналам в город бревна. У линии укреплений, где железные решетки фильтруют воду от мусора, бревна остановились.
– Сделайте глубокий вдох, – сказал Эрос людям, спрятавшимся с ним в распиленных полых внутри стволах. – Нам предстоит проплыть изрядное расстояние под водой.
Единственное, что Нико видел, – блеск белого на фоне темной кожи, блестящие глаза и мерцание бриллианта.
– Все или ничего, – произнес он, перед тем как погрузиться, в черноту вод.
Вода была холодной как лед, подпитываемая тающими ледниками с Альп. Только энергичная работа конечностей помогла согреть застывшую кровь. Помоги им, Господи. Если нарисованная им по памяти схема ирригационных сооружений окажется неправильной, две сотни его солдат утонут. Думать об этом не хотелось. Он еще быстрее заработал руками и ногами. Ярд за ярдом плыли они вдоль замшелых стен канала, темные тени, закаленные морем. Когда наконец они вынырнули на поверхность, лица у всех были синими. Мысленно поблагодарив Бога, Эрос выбрался из водоема. Они находились во внутреннем периметре Испанской стены.
Появились остальные члены отряда. Некоторым из них предстояло войти в город, обезвредить часовых и открыть ворота. Остальные должны были просочиться в проходы в стене и очистить их от людей и металла, чтобы соединиться с силами снаружи, где стояла могучая батарея пушек. К этому времени, как рассчитывал Эрос, его армия снимется с лагеря и покинет поле сражения.
Они снова разбились по парам и вошли в темные сводчатые коридоры стены. Босые и мокрые, Нико и Эрос двигались как призраки. Заметив охрану, тихо ее убрали, заставив замолчать навеки. Продолжая продвигаться вперед, они встретились со своими товарищами на стене, где вывели из строя орудия. Когда Эрос спустился по веревке со стены, небо на востоке окрасилось позолотой. Присев, он натянул сапоги, которые нес на спине, и зашагал к батарее пушек.
– Операция завершена! – приветствовал его Греко. – Они все заряжены и готовы к бою, славные стальные монстры. И развернуты все, как ты велел, в другую сторону. На свою же стену!
Эрос обвел взглядом батарею орудий, обращенных стволами в противоположную сторону.
– Отличная работа, Греко. А теперь разбудим мертвых. – Когда команды заняли боевые позиции, он поднял руку. – Огонь! – крикнул Эрос, и Испанская стена рухнула.
От залпа тысячи орудий и грохота рухнувшей стены город очнулся от сна. В светлеющее небо поднялись тучи пыли. Началась паника. Сонные солдаты, выскакивая из казарм, бежали смотреть, что послужило причиной суматохи, и останавливались, не веря своим глазам. На южной границе города на месте стены лежали окутанные пылью развалины. Внутри стены разрушений почти не было, но само зрелище повергало в ужас. Внезапно земля задрожала.
С юга, как полчища саранчи, в город хлынули кирасиры. На боевых конях, в доспехах из вороненой стали, они неслись безудержным потоком в гуле цокота подкованных железом копыт. Над их головами реяло знамя Сфорца и красный крест на белом фоне – символ Милана.
Французские командиры наспех занимали боевые позиции. Испуганные матери загоняли детей по домам. Даже самые храбрые из горожан разбежались бы искать укрытие, если бы не высокий мужчина, вскарабкавшийся на каменные обломки стены. Не обращая внимания на стрельбу французских пехотинцев, засевших по углам, Эрос орлиным взглядом окинул тысячи обращенных к нему лиц и поднял руки.
– Миланцы! Настала пора оказать варварам сопротивление, взять в руки оружие и вышвырнуть иностранные орды из Италии!
Миланцы взорвались ликованием.
– Благородная кровь латинян! – воззвал Эрос к землякам. – Сколько можно страдать под гнетом чужаков и понапрасну проливать свою кровь? Не делайте кумиром пустое имя! Во имя Бога! Сердца, ставшие жестокими и закрытыми по воле свирепого Марса, откроются, воспарят и обретут свободу!
Он вынул шпагу и указал на белый Дуомо, тронутый позолотой восходящего солнца.
Всегда готовые ко всему, миланцы вынули пистолеты и ножи. Эрос ощутил прилив крови.
– «Моя Италия! Вражескую ярость одолеет добродетель и выиграет бой! Верные своей родословной итальянские сердца докажут свое римское могущество!»
Толпа пришла в неистовство, повторяя слова вместе с Эросом и потрясая кулаками. Кирасиры ворвались в город. Французские мушкетеры встретили их огнем. Начался рукопашный бой, и миланцы не остались в стороне.
С оружием в руках к Эросу подскочил Джованни.
– Помни, что должен уцелеть!
– Если останешься в живых, – крикнул ему Эрос, пересиливая грохот сражения, – отправляйся домой на Сицилию и женись на той сельской девушке, которая ставит для тебя на окне свечу!
– Слушаюсь, капитан! – улыбнулся Джованни и ринулся в гущу боя.
Эрос последовал за ним. Блокировал одного французского солдата, затем другого, не обращая внимания на взрывы ядер, плюющих в лицо землей и металлом. Вражеские батальоны поливали атакующих сокрушительным огнем, но сильные духом итальянцы не сдавались.
Эрос слишком поздно заметил летевшее в него ядро, когда что-то сбило его с ног. Он ударился головой о землю, но не почувствовал жгучей боли открытой раны.
– Эрос… – простонал, кашляя кровью, его спаситель. Эрос сразу узнал этот голос, как узнал темно-русые волосы.
Нико лежал в луже крови с разорванным ядром телом, закрыв его собой. Какого черта совершил он этот безумный поступок?
– Никколо. – Эрос выполз из-под него и приподнял его голову. Второй рукой зажал открытую рану на животе. Над головой свистели снаряды. – Ты славно сражался, мой друг, до последнего момента, когда вдруг решил, что моя жизнь дороже твоей.
– Это так, – слабо улыбнулся Нико. – Для Милана и всей Италии. Жаль, что я не увижу нашу страну объединенной.
– Увидишь, если побережешь силы, – сказал Эрос. Хотя знал, что состояние Никколо безнадежное. – Ты поедешь домой, в Венецию, как мечтал, откроешь торговую линию…
– Слишком скучно, – рассмеялся Нико, захлебываясь кровью, и, простонав, взглянул на Эроса. – Никогда не думал, что мой друг будет принцем и будет держать меня за руку в мой предсмертный час. Я твой должник. Ты дал мне двенадцать лет свободы, Эрос. В Алжире я не продержался бы и года.
– Ты ничего мне не должен, – ответил Эрос, испытав боль при мысли, что ради него Нико пожертвовал собой.
Дыхание Нико стало поверхностным.
– Можешь сделать для меня кое-что? – пробормотал он.
– Все что угодно, – пообещал Эрос.
– Скажи ей…
Эрос напряженно застыл. Нико слабо улыбнулся.
– Скажи ей, что любишь ее.
Это были его последние слова.
Эрос положил голову Нико на землю и зажмурился. Кто-то тронул его за плечо. Рядом стояли Джованни и Даниэлло. Теперь он понял, почему до сих пор его не застрелили. Друзья его защищали.
– Я хочу, чтобы его похоронили в Венеции, – сказал Эрос, голос его дрогнул. – Даниэлло, позаботься, чтобы его похоронили по-христиански. И чтобы его семья ни в чем не нуждалась.
– Я все сделаю, – хрипло ответил Даниэлло. Встряхнувшись, Эрос встал.
Бои шли уже по всему городу, ввергая его в хаос и разрушения. Городские улицы были неподходящим местом для кавалерии, и столкновение превратилось в жестокую резню. Враг упорно сражался, и каждый ярд давался с огромным трудом. Эрос крушил всех, кто попадался ему под руку. Образы реальности утратили четкость очертаний. Его сковал внутренний холод, укрепивший сердце и приглушивший чувства. Это ощущение было ему хорошо знакомо: отделение разума от тела, когда сознание отказывается воспринимать ужасы, творимые собственными руками, когда физические силы на исходе, когда пот и кровь омывают лицо и не замечаешь криков боли, когда, устав от смерти, молишь Бога смилостивиться над твоей душой и знаешь, что не заслуживаешь милости.
Холодный темный интерьер навеял на него мысли о царстве, куда едва не попал. По углам мерцали поминальные свечи, унося души умерших еще выше в небо. Его великий предок, герцог Джан Галеаццо Висконти, возвел это готическое здание как символ власти, но для Эроса Дуомо символизировал нечто другое.
Громко стуча сапогами по мраморным плитам пола, он спустился в мрачное подземелье, служившее гробницей. Им овладело смешанное чувство покоя и горечи потери. Он вернулся, но не к радостной, счастливой жизни, которую знал здесь, а к холодной, безжизненной могиле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32