– Извини, а ты случайно не родственница Фионы Фэрфакс?
Челеста усмехнулась и ответила:
– Я ее внучка.
– Ах вот как, – Грейс кивнула. – Ну что ж… Мы будем горды и счастливы что-нибудь для тебя сделать.
ЛОС-АНДЖЕЛЕС–НЬЮ-ЙОРК. 1992–1993
Кэсси Зиммерман встретила мужчину своей мечты при странных обстоятельствах: его вынес к ее ногам калифорнийский прибой. Некоторое время она наблюдала, как этот парень, судя по всему, «чайник», выделывает неимоверные кульбиты на своем серфе, пытаясь одолеть океанские валы, накатывающие на пляж Элис-Бич. Похоже, он вообще в первый раз встал на серф, а Элис-Бич – не самое подходящее место для начала.
Кэсси нужно было как-то отвлечься от мрачных мыслей. Первые шестнадцать лет ее жизни походили на сплошной безоблачный праздник. И вдруг все в одночасье рухнуло.
Типичная калифорнийская девушка, блондинка с фиалковыми глазами и правильным, чуть вздернутым носиком, Кэсси была красива той благородной нордической красотой, которую унаследовала от матери и ее скандинавских предков. Еврейская кровь отца, Эла Зиммермана, похоже, в ней никак не проявилась. Эл работал юристом в шоу-бизнесе, и среди его клиентов числились многие знаменитости голливудского телевидения. Кэсси росла единственным ребенком в семье, в доме на Бенедикт-кэньон, одной из самых престижных улиц Беверли Хиллз. У нее была собственная горничная-филиппинка. Однокашники считали за счастье быть приглашенными к ней в гости: мало того, что у Зиммерманов самый большой в округе бассейн, у Кэсси еще и личный просмотровый зал, настоящий маленький кинотеатрик. Жизнь казалась прекрасной. Да она и на самом деле была такой, за исключением, правда, дурацкой истории, которая случилась год назад.
Кэсси тогда еще не исполнилось и шестнадцати. Этот парень, англичанин, приехал с родителями на лето в Лос-Анджелес, и они снимали дом рядом с Зиммерманами. У Кэсси в классе было много поклонников, конечно, ничего серьезного, но девочка она была симпатичная, мальчики за ней бегали, и ей это нравилось. К тому же она была очень романтична. Но будущее ей виделось весьма обычным: муж, дети, прогулки на пляж и в кино, забавы в бассейне – словом, такая же жизнь, что вела она сама. Кэсси любила детей и надеялась, что когда-нибудь и у нее родится ребенок.
С тем парнем она и потеряла девственность. Ведь англичанин – это так романтично… Во всяком случае, он достоин быть ее первым мужчиной. Родители Кэсси, однако, сочли, что одного английского происхождения недостаточно, чтобы стать отцом ее первого ребенка. Аборт прошел совершенно безболезненно. Эл и Кэри окружили дочь подчеркнутым вниманием и заботой и ни в чем не винили. Они обожали Кэсси. А в жизни бывает всякое. Ну и случилось… Дай Бог, чтобы первый и последний раз. Англичанин с родителями уехал домой, все кончилось благополучно. И никто даже не подозревал, что каждую ночь Кэсси плачет о погибшем ребенке.
Жизнь пошла своим чередом, внешне все выглядело прекрасно, как и раньше.
Но вот однажды четыре полицейских из Лос-Анджелеса избили человека по имени Родни Кинг. А управляющий из водопроводной компании по имени Джордж Холлидей случайно оказался рядом и снял это своей видеокамерой «Сони». Копов судили и оправдали, и это вызвало бурю протеста цветного населения. В результате – десятки убитых и раненых, страшные разрушения на улицах города. Отец Кэсси запаниковал.
– Срочно звони агенту по недвижимости, – говорил Эл Зиммерман своей жене Кэри. – Мы все продаем и переезжаем. В этом городе жить стало опасно.
Но настоящая причина была в другом. Эл больше не мог жить в этом городе, потому что его юридическая практика медленно, но верно приходила в упадок. Начинал он очень удачно, в числе его клиентов было немало громких имен, но стоило им выбиться в звезды, как они тут же уходили от Эла к адвокатам помоложе и поэнергичнее, которые лучше ориентировались в современном динамичном мире. Тридцативосьмилетний Эл начал явно отставать от жизни. В свое время, закончив юридическую школу, он приехал из Нью-Йорка в Калифорнию в поисках счастья. Поначалу фортуна улыбалась ему, но теперь решительно и бесповоротно отвернулась. Беспорядки в связи с «делом Родни Кинга» оказались прекрасным предлогом сменить обстановку и вернуться в Нью-Йорк, на родину и – что, как потом выяснилось, куда важнее – поближе к матери.
Кэсси пришла в ужас. Распрощаться с Калифорнией, с веселой жизнью у моря… Да уж лучше умереть! К счастью, мать разделяла ее чувства, а против двоих Эл оказался слаб. Но через год его деловой партнер настоял на продаже фирмы, и семье волей-неволей пришлось подчиниться. В конце лета 1992 года Эл намеревался отправить жену с ребенком к матери в Нью-Йорк, а сам решил пока остаться, чтобы свернуть дела и продать недвижимость в Калифорнии.
Кэсси отчаянно старалась взять все, что возможно, от этого последнего лета, от их чудесного домика в роскошной пляжной колонии Малибу. Может статься, больше она этого никогда не увидит. Правда, насчет дома родители еще ничего не решили, и, может быть, Эл согласится оставить его, чтобы приезжать сюда на лето. Каждый день Кэсси бродила по берегу океана, выходила за ограду пляжа колонии, мельком взглядывая на огромные щиты с предупреждающими надписями, что обычной публике сюда вход заказан. Мимо волнореза и ресторана Элис она шла на общий пляж, иногда брала напрокат роликовые коньки. Мужчины повсюду провожали ее долгими взглядами, и она это знала. Да и было на что смотреть: между узенькой полоской бикини и свободными, приспущенными на бедрах шортами – гладкий бронзовый живот. Ноги – неимоверно длинные, загорелые, стройные. Иногда она шла в другую сторону, вверх по Прибрежному шоссе, на Зуму – свой любимый пляж. Каждый вечер на закате она садилась на скамейку и, вытянув ноги, зачарованно смотрела на огромное живое тело Тихого океана. Осталось всего три недели, и ее увезут в бетонные джунгли большого города. Если только не явится прекрасный принц: он примчится на гребне огромной волны, сойдет на берег и заберет ее с собой.
Но что это там за «чайник» на серфе? Комедия! Он и пары секунд не может устоять на доске! Кэсси от нечего делать решила подойти поближе и посмотреть. Океан в этом вместе вдавался в сушу небольшим заливчиком, и Кэсси решила пройти к общему пляжу прямо по воде. В этот миг «чайника» накрыла большая волна, и он скрылся из виду. Кэсси даже немножко испугалась. Она знала – тут очень коварные течения. Паренька вполне может затянуть на дно. Она взглянула на вышку спасателя – пусто. Тело «чайника» на мгновение мелькнуло в волнах, и через секунду прибой вынес его прямо к ее ногам.
Она опустилась рядом с ним на колени. Что за болван, как можно лезть в океан, когда не умеешь обращаться с серфом! Но такого романтического лица ей никогда не доводилось видеть. Мокрые пряди черных волос живописно спадали на лоб. Глаза закрыты, и ресницы такие длинные – казалось, они закрывают пол-лица. Длинный и прямой нос, чувственный рот и едва уловимая тень мужественной щетины на верхней губе и подбородке. Тело крепкое, загорелое, мускулистое.
Он вдруг открыл глаза и посмотрел на нее. И Кэсси впервые в жизни поняла, что значит выражение «она обмерла», которое так часто встречалось ей в исторических романах. Ей захотелось обнять его и заплакать – как Дебора Керр над распростертым на линии прибоя телом Берта Ланкастера в фильме «Отныне и навсегда». Но вместо этого она просто спросила:
– Ты в порядке?
К ее удивлению, он протянул руку, и Кэсси взяла ее. Он вдруг вскочил на ноги, и, как собака, затряс мокрой головой. Он улыбнулся, и Кэсси пришлось отвернуться, чтобы он не заметил, с каким идиотским обожанием она глядит на него. Какой красавец! Божественный красавец!
– Похоже, я чуть не попал в серьезную переделку, – сказал он.
Кэсси вздрогнула.
– Ты англичанин!
– А ты точно американка. Ты что – модель?
– Кто?
– Модель. Фотомодель. Ну, девушка, которая позирует фотографам. Понимаешь?
– Нет, я пока учусь в школе.
– Одно другому не мешает.
– Почему я обязательно должна быть моделью?
Кэсси занервничала. А вдруг она ему не понравится, потому что не модель?
– Чего ты насупилась? Просто ты красивая. Высокая. Кожа у тебя замечательная, да и зубы, и волосы. И ноги длинные. Да ты настоящая красавица. Вот я и подумал, почему бы тебе не быть моделью?
– Потому. И вообще, глупо так спрашивать. Я ведь не спрашиваю, почему ты не солдат Королевской гвардии, или как это там у вас в Англии называется? – В Англии, кстати, тоже есть фотомодели. И потом, может, я как раз он и есть.
– Кто? Королевский гвардеец?
– Или сотрудник фирмы «Ллойд» в лондонском Сити, а может, у меня огромное поместье с охотничьими угодьями и прудами, которые кишат рыбой.
– Правда? – Сердце Кэсси затрепетало от восторга. – Ты что, из благородных англичан, какой-нибудь лорд Уиттингтон-Дуглас-Фэрбенкс, или как там у вас?
– Зови меня просто Томми Лоуренс.
– Ах, ну да. А меня зовут Кэсси. Кэсси Зиммерман. А что ты делаешь в Калифорнии?
– Я здесь с родителями. Мы остановились в «Беверли Уилшир».
И все. Хоть бы рассказал, почему именно в «Беверли Уилшир», и что его родители делают в Лос-Анджелесе.
– А ты учишься в Англии? То есть, я хочу спросить…
– Учусь ли я в школе? Нет. А ты? Раз ты не модель, то, наверное, после школы, собираешься в колледж, или как это у вас в Америке называется?
– Наверное, – вздохнула Кэсси. – Точно пока не знаю, куда я собираюсь. Понимаешь, мы скоро переезжаем в Нью-Йорк.
– Везет!
– Не думаю. Слушай, Томми, я сегодня вечером собираюсь дома крутить последний фильм Брэда Пита. Если ты не очень занят и хочешь посмотреть…
На самом деле она не собиралась сегодня смотреть никакого Брэда Пита, но если Томми согласится, она позвонит отцу, поклянется вести себя как ангел и не канючить больше против Нью-Йорка. Только бы он достал ей до вечера эту пленку.
– Если хочешь позвонить своим в отель, можем пойти прямо сейчас к нам домой. Я имею в виду в наш летний дом. Это тут недалеко, прямо на пляже. Мой просмотровый зальчик в нашем другом доме, в Беверли Хиллз. К сожалению, в летнем домике даже просмотровой комнатки пока нет.
Ее слова явно произвели на него впечатление. Хотя, конечно, судя по тому, что он говорил, у себя в Англии он, наверное, живет в каком-нибудь замке или даже настоящем маленьком дворце.
– Вечеринка? Чудесно. Дай мне адрес. Обязательно приду.
Не собиралась она устраивать никакой вечеринки. Она думала, они будут смотреть кино вдвоем. Ну ладно, это неважно.
Если надо, она умела вить из отца веревки.
– Папочка, я боюсь, это будет последний просмотр в нашем зале, в нашем доме. Хочется, чтобы фильм был стоящий. Пожалуйста, достань Брэда Пита, а? Папочка, миленький, сделай так, чтобы к семи вечера пленка была уже у нас дома. А я обещаю, папочка, что научусь любить Нью-Йорк. Ну, пожалуйста, папочка, ну, миленький…
Эл вздохнул и с горечью подумал, что в лучшие времена он мог бы достать дочке на вечер не только пленку, но самого Брэда Пита лично.
Она не слышала, как подъехал Томми, хотя все время сидела у окна и прислушивалась. Неужели у него такая тихая машина? Потом в дверь ее комнаты постучала горничная и сказала, что он ждет внизу. Он пришел пешком. Пешком? Но в Лос-Анджелесе никто никуда не ходит пешком. Может, англичане все такие эксцентричные? Нет, наверное, он приехал из гостиницы на такси. Точно. Но тогда почему не подъехал к самому дому?
Кэсси на всю жизнь запомнила момент, когда компания ее приятелей вошла в просмотровый зал, и она начала знакомить их с Томми. Все были потрясены: такой красавец да к тому же англичанин. Она наблюдала, как Томми пожимает руки ее друзьям. Рукопожатия! Такого здесь отродясь не видывали. И вместо обычного «Привет» вежливо говорил «Рад познакомиться». Чудно! Но Кэсси это нравилось.
К концу вечера она была определенно влюблена.
Пока смотрели фильм, Томми держал ее за руку. В самом начале, когда по экрану бежали титры, он положил свою руку на ее, да так и оставил. Картина закончилась, зажегся свет, Кэсси как бы со стороны услышала свой голос:
– Спасибо, что зашли. Пока. Анджелина, проводи ребят.
Она никого не пригласила остаться. Ей хотелось, чтобы все поскорее ушли и оставили их с Томми наедине.
Они проговорили до двух ночи. Никогда и ни перед кем она так не откровенничала. Она говорила ему даже то, в чем сама не хотела себе признаться. Единственное, о чем она умолчала, – о том первом своем английском мальчике. Томми сидел тихо, держал ее за руку и слушал. Он казался Кэсси пришельцем из другого мира – так не похож он был на спортивных, загорелых пляжных мальчиков с квадратными подбородками и выгоревшими на солнце волосами, которых она привыкла видеть. Чувственность сквозила в каждом его жесте, в каждой черточке его красивого лица. У него была стройная фигура – впрочем, как и у многих ребят на пляже, но лицо… Романтическое, загадочное, цыганское. Длинные черные волосы забраны в красивый хвост, в ушах – серьги, в форме золотых подковок.
– Не знаю, как буду жить в Нью-Йорке, – жаловалась она ему. – Мне страшно. Я боюсь. Я привыкла жить на воле, у моря, на пляже. А там эта страшная бетонная квартира. Как тюрьма.
– Тебе бы понравилась жизнь в английском поместье. Кстати, ты ездишь верхом?
– Довольно часто. У меня лошадь в конюшне на Топанга-кэньон. Я люблю кататься вдоль моря. Но с этим тоже придется распрощаться. А у вас в Англии много земли?
– Много. Очень много. Сама увидишь.
«Сама увидишь». Эти слова запали Кэсси в самое сердце. Они были своего рода обещанием того, что в один прекрасный день Томми покажет ей свои владения. А может быть, они станут и ее владениями. Он рассказывал о своей далекой и непонятной английской жизни, и ей казалось, это она сама шагает по осенней подмерзшей грязи в странных сапогах под загадочным названием «ботфорты» и сидит в охотничьей засаде. И выходит замуж, и рожает английского ребеночка, которого у нее отобрали, и начинается прекрасная новая жизнь…
На прощание, перед тем, как сесть в такси, он поцеловал ее. Кэсси целовалась со многими, но поцелуй Томми показался ей совершенно особенным. Ее язык и ее губы словно сами собой, без участия воли, слились с восхитительным ртом Томми. Кэсси вдруг почувствовала страстное желание прижаться к этому крепкому телу, обвить эти синие джинсы своими длинными ногами. Рука ее потянулась к пряжке его ремня… Но тут загудел клаксон таксиста.
– Парень, так ты едешь или нет?
– Боюсь, мне пора. Послушай, Кэсси, завтра я должен уезжать с родителями в пустыню, но, когда вернусь, обязательно тебе позвоню.
– Но мы же переезжаем В Нью-Йорк. Как ты найдешь меня?! – закричала она вслед.
Он выглянул из окна машины.
– Не волнуйся. Найду. Вот увидишь.
Вот и все. Надо возвращаться домой. И только два коротких слова «Вот увидишь».
В эти оставшиеся до отъезда недели ей казалось, она встречает его повсюду. У тетушки в Шерман Оукс она была уверена, что это именно он катил тележку с товарами по залу супермаркета «Хьюджес». Но как, черт возьми, он мог оказаться в Шерман Оукс? В другой раз она была в гостях у одноклассницы, они загорали в шезлонгах около бассейна, и вдруг приятельница вскочила и сказала:
– Кэсси, прикрой грудь. Я забыла тебе сказать, к нам теперь раз в неделю приходит новый парень чистить бассейн.
Сама она побежала в дом, а Кэсси обернулась и увидела, как «новый парень» поворачивает за угол дома. И она готова была поклясться, что это Томми.
И еще два раза ей казалось, что она видит его – и в самых неподходящих местах. Наконец накануне отъезда в Нью-Йорк она не выдержала и пошла в гостиницу «Беверли Уилшир».
– Вы не знаете, – спросила она портье, – когда Лоуренсы собирались вернуться в гостиницу?
– Таких постояльцев у нас нет.
– Я понимаю. Но они жили тут совсем недавно, молодой человек с родителями. Они уехали, но скоро должны вернуться.
Портье был тверд как скала.
– Мне очень жаль, мисс, но у нас такие не останавливались.
Кэсси мало общалась с бабушкой Зиммерман. У нее были какие-то смутные полудетские воспоминания о пожилой женщине, несколько раз приезжавшей к ним в Калифорнию, которая почему-то постоянно на все жаловалась: солнце слишком жаркое, воздух из кондиционера слишком холодный, улицы слишком безлюдные, смога столько, что нечем дышать; но все это были цветочки по сравнению с Дорис Зиммерман во всей ее красе, да еще на «своей территории».
Вот уже пятьдесят лет она безвыездно жила в Верхнем Вестсайде, на углу Вест-энд-авеню и 97-й улицы. Отец Кэсси родился и вырос в этой квартире. Он часто говаривал, что именно открывавшийся из их окна вид на Гудзон был причиной того, что он приехал в Калифорнию и поселился на берегу океана. Кэсси с первого взгляда поняла, что надо очень сильно постараться, чтобы из окон квартиры Дорис Зиммерман разглядеть Гудзон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38