Я попросила одну из наших девушек, которая поехала на съемки в Дублин, зайти и узнать, как у него дела. Но, представляешь, ей сказали, что он уже давно там не работает, уехал в Америку, и с тех пор о нем ни слуху, ни духу…
Дальше я не стала слушать. Линди-Джейн Джонсон видела нас в устричной! Надо срочно позвонить Рори и предупредить, как раз сейчас у себя в отеле он должен давать интервью о своей книге. Я перешла через дорогу и вошла в агентство. Кивнула Грейс: мол, выходные прошли прекрасно. Когда я набрала номер «Блэйкса», мне сказали, что мистер Стирлинг занят и просил его не беспокоить.
Я попыталась сосредоточиться на том, что говорила мне Грейс о наших ближайших планах. «Неделя моды» в Лондоне, потом Милан, потом Париж. Мои дела всегда вела Грейс – я считала это для себя чуть ли не вопросом чести. Ведь лондонское отделение «Этуаль» – мое родное агентство. Да, кстати, о чести…
– Грейс, я слышала, у вас есть замечательная сотрудница, Энджи, если не ошибаюсь…
– Энджи Дойл. Настоящая звезда. Вам надо обязательно познакомиться. Думаю, со временем она займет мое место.
– Если раньше ее кто-нибудь не переманит.
– Вот как?
– Вот так. По-моему, ее пора продвинуть. Пока события не приняли слишком бурный оборот…
– Бурный? Все ясно. Спасибо, Сван. Ума не приложу, откуда ты это узнала? Похоже, ты бываешь иногда в подозрительных компаниях.
Слово «подозрительные» напомнило мне о Линди-Джейн Джонсон. Я была рада, что мне удалось что-то сделать для Энджи Дойл. Я не имела возможности как следует разглядеть ее, но то, что и как она говорила своей приятельнице, произвело на меня самое приятное впечатление. Тесс Такер и некой Кэсси повезло, что у них такой агент.
В «Блэйксе», не обращая внимания на табличку «Не беспокоить», я вошла в номер Рори. Он как раз давал интервью какой-то даме с тонкогубым лягушачьим ртом и сальными волосами. Увидев меня, она удивленно подняла выщипанные брови.
– Познакомься, дорогая, это Джейн Смит, – сказал Рори. При слове «дорогая» я вздрогнула. Зачем так афишировать наши отношения перед незнакомой корреспонденткой?
– Серая девушка с серым именем, – съязвила я, когда она вышла из номера. Мне вообще несвойственна «женская стервозность», но уж больно неприятная внешность была у этой Джейн Смит. Я решила посидеть в спальне, пока Рори будет разговаривать со следующим журналистом. Мне не хотелось, чтобы все газеты раструбили о наших отношениях.
– Добрый день. Меня зовут Рут Пикарди, я из «Индепендент». Простите, но если не секрет, что здесь делала эта дама? Не думаю, что ваш издатель одобрит общение с подобными журналистками. Во всяком случае, к литературе она точно не имеет никакого отношения.
– Вы имеете в виду Джейн Смит из «Гардиан»?
– Из «Гардиан»? Боже мой, о чем вы говорите! Никакая она не Джейн Смит. Ее зовут Линди-Джейн Джонсон, и она пишет для бульварной газетенки. Надеюсь, вы говорили только о книге? Иначе вас ждут большие неприятности.
Я легла на кровать и закрыла глаза. Линди-Джейн Джонсон. Уже второй раз она видит нас с Рори вместе.
Странная это была компания: мы сидели вчетвером в гончарной мастерской и смотрели на огонь, который бушевал в старой, много повидавшей на своем веку печи. Рори обнял меня, чтобы хоть немного согреть, Салли тоже примостилась поближе к Гарри. Мы напоминали детей, забравшихся ночью в интересное «запретное» место, готовых скорее умереть, чем признаться, что затея оказалась не такой уж и приятной: черствые бутерброды не так уж и вкусны, романтический костер не так уж и греет, но все, дрожа от холода, храбрятся и гонят от себя мысли о вкусном мамином ужине и теплой постели.
А в нашем с Рори случае – о теплой постели с четырьмя столбиками в романтической сельской гостинице «Под крылом ангела» в небольшом городке Лэкок на другом краю Уилтшира. Мы с Рори сняли там номер на выходные, и я, честно говоря, опасалась за судьбу старинной кровати, которой придется стать невольной участницей наших ночных бдений.
Меня очень беспокоило, как Гарри отнесется к Рори. Прежде всего, я не знала, как Гарри отреагирует на то, что я выдала Рори все наши тайны, и как он отнесется к тому, что в моей жизни появился мужчина, которого я по-настоящему люблю. Потому что теперь мне окончательно стало ясно: я влюблена в Рори. Оказалось, все мои опасения были напрасными. Рори повел себя великолепно. Пожав брату руку, он отвел его в сторону и что-то тихо сказал. Думаю, я так никогда и не узнаю, что именно, но Гарри просто засиял от радости.
– Чудесный парень, этот твой Рори, – сказал он мне.
Мой Рори! Точно так же недавно назвала его и Лаура Лобьянко. Я вдруг вспомнила, что обещала рассказать ей, каков Рори в постели, и, представив, как это будет звучать, невольно рассмеялась.
– Нет, вы только посмотрите на нее! – воскликнул Гарри. – Она всегда так – смеется чему-то своему. Послушай, Худышка, кончай скрытничать. Расскажи всем, над чем ты смеешся.
– Не смей называть меня так!
– Ясно. Психованная, как всегда. Ты, похоже, никогда не повзрослеешь. Ты даже не представляешь, Рори, с кем связался и что тебя ждет.
– Напротив, очень хорошо представляю, – сказал Рори.
– Трудно даже поверить, что ты – известная на весь мир супермодель, – сказала вдруг Салли. – Сидишь тут в потрепанном свитерке, в джинсах, с этим своим хвостиком, хихикаешь, как школьница. – Салли улыбнулась.
Сама она в свитере от Эдины Рони и брюках от Поля Костелло выглядела очень элегантно. Держалась она более расковано, чем во время нашей последней встречи, и, судя по всему, их с Гарри отношения с тех пор существенно укрепились.
– А я больше и не хочу ей быть.
– Что? Кем ты не хочешь быть?
– Просто я думаю, что пора спуститься на землю. Я собираюсь выйти из проекта «Лебедь» и уже попросила Чарли сказать об этом мистеру Такамото. Я должна предупредить о своем уходе за полгода.
– Так что же ты будешь делать? Выйдешь замуж и заведешь детей? – Гарри был в своем репертуаре, Салли попыталась его одернуть, но не успела.
– А почему бы и нет? – прошептала я и почувствовала, как Рори нежно стиснул мою руку. – Но, Гарри, вообще-то мы здесь не для того, чтобы говорить обо мне. Я хочу у тебя кое-что узнать. Недавно в Нью-Йорке я встретилась с Челестой Фэрфакс. Помнишь дядюшку Хьюго и тетушку Пруденс Оливера Фэрфакса? После смерти Венеции и Оливера у них родилась дочь. Она стала моделью. Потрясающая девушка, любит шокировать публику, но это ей даже идет. Она рассказала мне, что перед тем, как познакомиться с Венецией, Оливер путался с Молли Бэйнбридж. Скажи мне, Гарри, и ты, Салли, что вы знаете об этом?
Салли отрицательно покачала головой.
– Оливер Фэрфакс – дерьмо! – вспылил вдруг Гарри. Я наклонилась, чтобы получше разглядеть выражение его лица. По его голосу я поняла, что он очень рассержен. – Ладно, я вам все расскажу. Устраивайтесь поудобнее. Однажды мрачной грозовой ночью…
– Перестань ерничать, Гарри, – сказала я.
– Хорошо. Если помните, в свое время мы вместе с Оливером Фэрфаксом учились в Итоне. Тогда-то он и познакомился с Венецией, да, собственно, это я их и познакомил. Вышло это случайно. Вообще он был большая свинья: развлекался с кучей девочек на стороне, уже когда встречался с Венецией. Помню, он как-то приехал в Лондон с большой компанией, и они все направились в это пресловутое «агентство по вызову». Это был типичный бордель, но для прикрытия назывался агентством фотомоделей. Я помню название: агентство «Цецилия». Оливер был там своим человеком.
– Ты что, завидуешь? – не удержалась я.
– Заткнись, Худышка!
– Эй, вы оба, полегче. Постарайтесь вести себя, как взрослые люди. Я понимаю, для вас это не самые приятные воспоминания. – Салли, как всегда, была права.
– На одной девушке Оливер просто помешался. Он рассказывал, что она, мол, совсем не похожа на остальных, из хорошей семьи. Он, конечно, не собирался «любить ее до гробовой доски», но, честно сказать, был сильно ей увлечен. Потом я познакомил его с Венецией, и до него понемногу стало доходить, что, вообще говоря, глупо так серьезно увлекаться проституткой. Извини, Салли, но речь идет о Молли. Поэтому я тебе никогда об этом и не рассказывал. Не хотел, чтобы ты знала, чем на самом деле занималась твоя сестра. Но одного Оливер не учел – Молли оказалась на редкость цепкой женщиной. Они понимала, кто такой Оливер, и ни за что на свете не хотела его терять. Она все время звонила ему. Нехорошо, конечно, так говорить, но если бы он вовремя не разбился, у него были бы очень большие неприятности. Я точно знаю, что Молли собиралась устроить большой скандал на дне рождения Венеции.
– Так ты уже знал ее, когда она пришла к нам наниматься в няньки? – удивилась я.
– Нет, до этого мы не встречались, но я знал, кто она такая. Она мне сама рассказала. Говорила, что я ей всегда нравился. Оказывается, она шпионила за Оливером и Венецией, и несколько раз видела меня вместе с ними.
– Хочешь сказать, она нанялась в няньки из-за тебя?
– Во всяком случае, тогда мне казалось, что это именно так. Но была и другая причина. Я до сих пор точно не знаю, в чем дело, но, похоже, она кого-то боялась и ей нужно было спрятаться. Надеялась, что в Болтонсе он ее не достанет.
– Кто – он?
– Не знаю.
На самом деле он знал. Я чувствую, когда Гарри врет. У него открытое честное лицо и, разговаривая, он всегда смотрит собеседнику прямо в глаза, что, кстати, порой нелегко выдержать. Но когда он говорит неправду, то всегда отводит глаза в сторону.
– Понятно. Значит, нам остается выяснить, существует ли еще это агентство «Цецилия», и навестить его, – небрежно заметила я.
– Его уже нет, – быстро сказал Гарри. – Закрылось. Много лет назад.
Но я видела, что Гарри снова лжет.
Мы с Рори неторопливо шли по лесу, потом свернули на узкую тропинку вдоль реки; вдалеке показался дом из розового кирпича, залитый блеклым светом неяркого зимнего солнца. Неожиданно в кустах что-то хрустнуло, и на тропинке появился мой отец.
Я давно не видела отца, и, хотя мать предупреждала меня, что он сильно сдал, я, честно говоря, не ожидала, что так сильно. Вид у него был какой-то жалкий: старенькая поношенная кепка, потрепанный твидовый пиджак с кожаными заплатками на локтях, на свитере – дырки, воротничок рубашки замызганный, брюки надо было бы почистить как минимум полгода назад. Словом, человек, который давно на все махнул рукой.
– Папа! – Я обняла его и крепко прижалась к нему щекой. – Папа, познакомься, это Рори, Рори Стирлинг, мой очень хороший друг.
– Сердечно рад, – проговорил отец. – Вы из Лондона?
– Да, сэр, – ответил Рори.
– Мы остановились в Лэкоке, папа.
– Миленькое аббатство. Там, кажется, изобрели фотографию. Или еще что-то в этом роде. Мать видела?
– Еще нет.
– Пойдемте-ка лучше в дом, выпьем чаю. Лавиния, ты напомни мне, пожалуйста, чем сейчас занимаешься. Память, понимаешь, стала совсем ни к черту. Совсем ни к черту.
Ну что ему на это ответить? Рассказать кому в Нью-Йорке – не поверят. Отец не помнит, что его дочь – одна из самых знаменитых в мире супермоделей.
– Я модель, папа.
– Сердечно рад. А вы, мистер Стирлинг, как я понимаю, художник?
– Нет, папа, Рори – писатель. У него как раз сейчас в Англии выходит книжка.
– В «Пингвине»? – со знанием дела осведомился отец, назвав, похоже, единственное оставшееся в памяти книжное издательство.
– Нет, Рори издает «Секер и Уорбург».
– Сердечно рад.
Мать заметила нас из окна спальни и поспешила навстречу. Когда я представила ей Рори, она не удержалась и заплакала.
– Вы извините меня. Это такая неожиданность. Конечно, приятная неожиданность. Но я совершенно не готова. Я так давно ее не видела. Вы уж извините меня…
– Кстати, мама, Рори – давний приятель Норы Николсон.
– О Господи, теперь я знаю, кто вы. Вы, должно быть, сын Аннабель Стирлинг. Бедная Аннабель. Я так огорчилась, когда услышала о ее смерти. Ну, проходите в дом, давайте выпьем чаю, расскажите о вашем отце. Я слышала, он живет настоящим отшельником в Монтане. Кстати, Лавиния, твой отец уже был бы, наверное, тоже где-нибудь на Аляске, если бы за ним не присматривали. – Отец тем временем понуро брел к стеклянной двери в его кабинет. – Представляю, какое он на тебя произвел впечатление. Хотя ведь я предупреждала тебя.
Мать была совершенно очарована Рори. Он так старался ей понравиться, что я даже начала испытывать легкие уколы ревности. Мы остались обедать. Ко второму блюду из кабинета появился отец и присоединился к нам. Ел он очень неряшливо, ронял еду на пол и пил вместо вина виски. После обеда мы пошли пить кофе в библиотеку, которая была на самом деле как бы продолжением кабинета отца, и только тут он, по сути дела, впервые обратил внимание на Рори. И виноват был в этом наш старый черный лабрадор Голли, получивший свою не совсем приличную кличку от слова «голливог» . Так вот, в библиотеке Голли подошел к Рори и попытался лизнуть его руку. Случай небывалый! Обычно, когда приходили гости, Голли запирали, потому что он на всех рычал и скалил свои страшные зубы. На самом деле он давно почти ослеп от старости и ничего не видел, но страху нагнать мог. Однако в тот день Рори определенно всем нравился. Голли не отходил от него ни на шаг и даже попытался было взобраться ему на колени.
– Голли! – одернула его мать. – Сколько раз тебе говорить: ты не болонка. А ну-ка, ступай прочь!
Отец с умилением наблюдал эту сцену. Если молодой человек понравился Голли, значит, я сделала хороший выбор.
В заключение вечера Рори совершил потрясающий поступок. Перед тем, как попрощаться с родителями и отправиться к нашей чудесной кровати с четырьмя столбиками, он вдруг встал, торжественно подошел к отцу и, слегка наклонив голову, произнес:
– Сэр, я прошу у вас руки вашей дочери.
Отец совершенно растерялся и только и смог что пробормотать:
– Сердечно рад.
Первое, что я сделала, когда мы вернулись в Лондон, – нашла в телефонном справочнике агентство «Цецилия». Оно по-прежнему успешно функционировало.
– Туда лучше поехать тебе, – сказала я Рори. – Сделай вид, что хочешь развлечься. Меня могут узнать, и это сразу попадет в газеты.
– А что, неплохая история. Супермодель посылает жениха в бордель на другой день после помолвки.
Я огрела его подушкой, а потом мы серьезно поговорили и решили, что нашу помолвку лучше держать в строгом секрете. Я позвонила матери и попросила никому ничего не рассказывать.
– Конечно, доченька, я сделаю так, как ты хочешь. А что касается отца, то, думаю, он уже и забыл об этом.
– Мы собираемся тихо пожениться в Лондоне, когда я вернусь из турне. Вы с отцом сможете приехать? Мы найдем какую-нибудь укромную церковь…
– Я, конечно, приеду. Но насчет отца ничего обещать не могу. Послушай, у меня есть прекрасная идея: почему бы вам не обвенчаться в часовне Фэрфаксов в Тривейне? Я поговорю с Хьюго и Пруденс, они никому ничего не расскажут. А место самое идеальное.
– Прекрасная мысль, мама. По странному совпадению я недавно встретила в Нью-Йорке Челесту.
– Я все организую. Не беспокойся. Пока ты будешь ездить, мы объявим о помолвке, пройдет как раз достаточно времени.
Я так увлеклась приятными деталями предстоящего события, что совсем забыла о важной миссии Рори. Он вернулся с плохими вестями. В агентстве ему заявили, что ни о какой Молли Бэйнбридж они ничего не знают, вообще вели себя очень подозрительно, и, как он ни старался, ему так и не удалось их убедить, что он не имеет никакого отношения к журналистке, которая была у них неделю назад и тоже расспрашивала о некой Молли Бэйнбридж и каком-то господине по имени Гарри Крайтон-Лейк.
Мне незачем было даже спрашивать, что это за журналистка. Я и без того прекрасно знала ее имя: Линди-Джейн Джонсон.
НЬЮ-ЙОРК, 1994
Уотер Детройт улетел в Калифорнию, и Челеста вздохнула с облегчением. Он ей очень нравился, но уж слишком серьезно к себе относился. Челеста чувствовала себя неуютно в Верхнем Ист Сайде, чего Уотер никак не мог понять. Он считал ее представительницей высшего света Англии. Саму Англию Уотер не любил, да и не знал, поскольку, за исключением вояжа на премьеру «Пытки», был там всего один раз лет восемь назад с родителями в туристической поездке. Тогда он наделал кучу фотографий, которые аккуратно хранились в специальном альбоме.
Ему нравилась английская внешность Челесты, которой особую прелесть придавала как бы потенциально заложенная в ней карьера супермодели. Но относился он к Челесте, как к вздорной девочке-подростку, хоть и красивой, но глупенькой. Уотер был помешан на деньгах. Она – на развлечениях. А возможность развлечься представилась только после его отъезда.
Ее собственная квартира была на Горацио-стрит, всего в квартале от суперстудии «Индустрия», где по большей части и приходилось работать. Со временем, когда появятся деньги, она снимет квартиру в южном конце Кэнел-стрит, – там в одном из домов Западного Бродвея живут почти все знаменитые супермодели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Дальше я не стала слушать. Линди-Джейн Джонсон видела нас в устричной! Надо срочно позвонить Рори и предупредить, как раз сейчас у себя в отеле он должен давать интервью о своей книге. Я перешла через дорогу и вошла в агентство. Кивнула Грейс: мол, выходные прошли прекрасно. Когда я набрала номер «Блэйкса», мне сказали, что мистер Стирлинг занят и просил его не беспокоить.
Я попыталась сосредоточиться на том, что говорила мне Грейс о наших ближайших планах. «Неделя моды» в Лондоне, потом Милан, потом Париж. Мои дела всегда вела Грейс – я считала это для себя чуть ли не вопросом чести. Ведь лондонское отделение «Этуаль» – мое родное агентство. Да, кстати, о чести…
– Грейс, я слышала, у вас есть замечательная сотрудница, Энджи, если не ошибаюсь…
– Энджи Дойл. Настоящая звезда. Вам надо обязательно познакомиться. Думаю, со временем она займет мое место.
– Если раньше ее кто-нибудь не переманит.
– Вот как?
– Вот так. По-моему, ее пора продвинуть. Пока события не приняли слишком бурный оборот…
– Бурный? Все ясно. Спасибо, Сван. Ума не приложу, откуда ты это узнала? Похоже, ты бываешь иногда в подозрительных компаниях.
Слово «подозрительные» напомнило мне о Линди-Джейн Джонсон. Я была рада, что мне удалось что-то сделать для Энджи Дойл. Я не имела возможности как следует разглядеть ее, но то, что и как она говорила своей приятельнице, произвело на меня самое приятное впечатление. Тесс Такер и некой Кэсси повезло, что у них такой агент.
В «Блэйксе», не обращая внимания на табличку «Не беспокоить», я вошла в номер Рори. Он как раз давал интервью какой-то даме с тонкогубым лягушачьим ртом и сальными волосами. Увидев меня, она удивленно подняла выщипанные брови.
– Познакомься, дорогая, это Джейн Смит, – сказал Рори. При слове «дорогая» я вздрогнула. Зачем так афишировать наши отношения перед незнакомой корреспонденткой?
– Серая девушка с серым именем, – съязвила я, когда она вышла из номера. Мне вообще несвойственна «женская стервозность», но уж больно неприятная внешность была у этой Джейн Смит. Я решила посидеть в спальне, пока Рори будет разговаривать со следующим журналистом. Мне не хотелось, чтобы все газеты раструбили о наших отношениях.
– Добрый день. Меня зовут Рут Пикарди, я из «Индепендент». Простите, но если не секрет, что здесь делала эта дама? Не думаю, что ваш издатель одобрит общение с подобными журналистками. Во всяком случае, к литературе она точно не имеет никакого отношения.
– Вы имеете в виду Джейн Смит из «Гардиан»?
– Из «Гардиан»? Боже мой, о чем вы говорите! Никакая она не Джейн Смит. Ее зовут Линди-Джейн Джонсон, и она пишет для бульварной газетенки. Надеюсь, вы говорили только о книге? Иначе вас ждут большие неприятности.
Я легла на кровать и закрыла глаза. Линди-Джейн Джонсон. Уже второй раз она видит нас с Рори вместе.
Странная это была компания: мы сидели вчетвером в гончарной мастерской и смотрели на огонь, который бушевал в старой, много повидавшей на своем веку печи. Рори обнял меня, чтобы хоть немного согреть, Салли тоже примостилась поближе к Гарри. Мы напоминали детей, забравшихся ночью в интересное «запретное» место, готовых скорее умереть, чем признаться, что затея оказалась не такой уж и приятной: черствые бутерброды не так уж и вкусны, романтический костер не так уж и греет, но все, дрожа от холода, храбрятся и гонят от себя мысли о вкусном мамином ужине и теплой постели.
А в нашем с Рори случае – о теплой постели с четырьмя столбиками в романтической сельской гостинице «Под крылом ангела» в небольшом городке Лэкок на другом краю Уилтшира. Мы с Рори сняли там номер на выходные, и я, честно говоря, опасалась за судьбу старинной кровати, которой придется стать невольной участницей наших ночных бдений.
Меня очень беспокоило, как Гарри отнесется к Рори. Прежде всего, я не знала, как Гарри отреагирует на то, что я выдала Рори все наши тайны, и как он отнесется к тому, что в моей жизни появился мужчина, которого я по-настоящему люблю. Потому что теперь мне окончательно стало ясно: я влюблена в Рори. Оказалось, все мои опасения были напрасными. Рори повел себя великолепно. Пожав брату руку, он отвел его в сторону и что-то тихо сказал. Думаю, я так никогда и не узнаю, что именно, но Гарри просто засиял от радости.
– Чудесный парень, этот твой Рори, – сказал он мне.
Мой Рори! Точно так же недавно назвала его и Лаура Лобьянко. Я вдруг вспомнила, что обещала рассказать ей, каков Рори в постели, и, представив, как это будет звучать, невольно рассмеялась.
– Нет, вы только посмотрите на нее! – воскликнул Гарри. – Она всегда так – смеется чему-то своему. Послушай, Худышка, кончай скрытничать. Расскажи всем, над чем ты смеешся.
– Не смей называть меня так!
– Ясно. Психованная, как всегда. Ты, похоже, никогда не повзрослеешь. Ты даже не представляешь, Рори, с кем связался и что тебя ждет.
– Напротив, очень хорошо представляю, – сказал Рори.
– Трудно даже поверить, что ты – известная на весь мир супермодель, – сказала вдруг Салли. – Сидишь тут в потрепанном свитерке, в джинсах, с этим своим хвостиком, хихикаешь, как школьница. – Салли улыбнулась.
Сама она в свитере от Эдины Рони и брюках от Поля Костелло выглядела очень элегантно. Держалась она более расковано, чем во время нашей последней встречи, и, судя по всему, их с Гарри отношения с тех пор существенно укрепились.
– А я больше и не хочу ей быть.
– Что? Кем ты не хочешь быть?
– Просто я думаю, что пора спуститься на землю. Я собираюсь выйти из проекта «Лебедь» и уже попросила Чарли сказать об этом мистеру Такамото. Я должна предупредить о своем уходе за полгода.
– Так что же ты будешь делать? Выйдешь замуж и заведешь детей? – Гарри был в своем репертуаре, Салли попыталась его одернуть, но не успела.
– А почему бы и нет? – прошептала я и почувствовала, как Рори нежно стиснул мою руку. – Но, Гарри, вообще-то мы здесь не для того, чтобы говорить обо мне. Я хочу у тебя кое-что узнать. Недавно в Нью-Йорке я встретилась с Челестой Фэрфакс. Помнишь дядюшку Хьюго и тетушку Пруденс Оливера Фэрфакса? После смерти Венеции и Оливера у них родилась дочь. Она стала моделью. Потрясающая девушка, любит шокировать публику, но это ей даже идет. Она рассказала мне, что перед тем, как познакомиться с Венецией, Оливер путался с Молли Бэйнбридж. Скажи мне, Гарри, и ты, Салли, что вы знаете об этом?
Салли отрицательно покачала головой.
– Оливер Фэрфакс – дерьмо! – вспылил вдруг Гарри. Я наклонилась, чтобы получше разглядеть выражение его лица. По его голосу я поняла, что он очень рассержен. – Ладно, я вам все расскажу. Устраивайтесь поудобнее. Однажды мрачной грозовой ночью…
– Перестань ерничать, Гарри, – сказала я.
– Хорошо. Если помните, в свое время мы вместе с Оливером Фэрфаксом учились в Итоне. Тогда-то он и познакомился с Венецией, да, собственно, это я их и познакомил. Вышло это случайно. Вообще он был большая свинья: развлекался с кучей девочек на стороне, уже когда встречался с Венецией. Помню, он как-то приехал в Лондон с большой компанией, и они все направились в это пресловутое «агентство по вызову». Это был типичный бордель, но для прикрытия назывался агентством фотомоделей. Я помню название: агентство «Цецилия». Оливер был там своим человеком.
– Ты что, завидуешь? – не удержалась я.
– Заткнись, Худышка!
– Эй, вы оба, полегче. Постарайтесь вести себя, как взрослые люди. Я понимаю, для вас это не самые приятные воспоминания. – Салли, как всегда, была права.
– На одной девушке Оливер просто помешался. Он рассказывал, что она, мол, совсем не похожа на остальных, из хорошей семьи. Он, конечно, не собирался «любить ее до гробовой доски», но, честно сказать, был сильно ей увлечен. Потом я познакомил его с Венецией, и до него понемногу стало доходить, что, вообще говоря, глупо так серьезно увлекаться проституткой. Извини, Салли, но речь идет о Молли. Поэтому я тебе никогда об этом и не рассказывал. Не хотел, чтобы ты знала, чем на самом деле занималась твоя сестра. Но одного Оливер не учел – Молли оказалась на редкость цепкой женщиной. Они понимала, кто такой Оливер, и ни за что на свете не хотела его терять. Она все время звонила ему. Нехорошо, конечно, так говорить, но если бы он вовремя не разбился, у него были бы очень большие неприятности. Я точно знаю, что Молли собиралась устроить большой скандал на дне рождения Венеции.
– Так ты уже знал ее, когда она пришла к нам наниматься в няньки? – удивилась я.
– Нет, до этого мы не встречались, но я знал, кто она такая. Она мне сама рассказала. Говорила, что я ей всегда нравился. Оказывается, она шпионила за Оливером и Венецией, и несколько раз видела меня вместе с ними.
– Хочешь сказать, она нанялась в няньки из-за тебя?
– Во всяком случае, тогда мне казалось, что это именно так. Но была и другая причина. Я до сих пор точно не знаю, в чем дело, но, похоже, она кого-то боялась и ей нужно было спрятаться. Надеялась, что в Болтонсе он ее не достанет.
– Кто – он?
– Не знаю.
На самом деле он знал. Я чувствую, когда Гарри врет. У него открытое честное лицо и, разговаривая, он всегда смотрит собеседнику прямо в глаза, что, кстати, порой нелегко выдержать. Но когда он говорит неправду, то всегда отводит глаза в сторону.
– Понятно. Значит, нам остается выяснить, существует ли еще это агентство «Цецилия», и навестить его, – небрежно заметила я.
– Его уже нет, – быстро сказал Гарри. – Закрылось. Много лет назад.
Но я видела, что Гарри снова лжет.
Мы с Рори неторопливо шли по лесу, потом свернули на узкую тропинку вдоль реки; вдалеке показался дом из розового кирпича, залитый блеклым светом неяркого зимнего солнца. Неожиданно в кустах что-то хрустнуло, и на тропинке появился мой отец.
Я давно не видела отца, и, хотя мать предупреждала меня, что он сильно сдал, я, честно говоря, не ожидала, что так сильно. Вид у него был какой-то жалкий: старенькая поношенная кепка, потрепанный твидовый пиджак с кожаными заплатками на локтях, на свитере – дырки, воротничок рубашки замызганный, брюки надо было бы почистить как минимум полгода назад. Словом, человек, который давно на все махнул рукой.
– Папа! – Я обняла его и крепко прижалась к нему щекой. – Папа, познакомься, это Рори, Рори Стирлинг, мой очень хороший друг.
– Сердечно рад, – проговорил отец. – Вы из Лондона?
– Да, сэр, – ответил Рори.
– Мы остановились в Лэкоке, папа.
– Миленькое аббатство. Там, кажется, изобрели фотографию. Или еще что-то в этом роде. Мать видела?
– Еще нет.
– Пойдемте-ка лучше в дом, выпьем чаю. Лавиния, ты напомни мне, пожалуйста, чем сейчас занимаешься. Память, понимаешь, стала совсем ни к черту. Совсем ни к черту.
Ну что ему на это ответить? Рассказать кому в Нью-Йорке – не поверят. Отец не помнит, что его дочь – одна из самых знаменитых в мире супермоделей.
– Я модель, папа.
– Сердечно рад. А вы, мистер Стирлинг, как я понимаю, художник?
– Нет, папа, Рори – писатель. У него как раз сейчас в Англии выходит книжка.
– В «Пингвине»? – со знанием дела осведомился отец, назвав, похоже, единственное оставшееся в памяти книжное издательство.
– Нет, Рори издает «Секер и Уорбург».
– Сердечно рад.
Мать заметила нас из окна спальни и поспешила навстречу. Когда я представила ей Рори, она не удержалась и заплакала.
– Вы извините меня. Это такая неожиданность. Конечно, приятная неожиданность. Но я совершенно не готова. Я так давно ее не видела. Вы уж извините меня…
– Кстати, мама, Рори – давний приятель Норы Николсон.
– О Господи, теперь я знаю, кто вы. Вы, должно быть, сын Аннабель Стирлинг. Бедная Аннабель. Я так огорчилась, когда услышала о ее смерти. Ну, проходите в дом, давайте выпьем чаю, расскажите о вашем отце. Я слышала, он живет настоящим отшельником в Монтане. Кстати, Лавиния, твой отец уже был бы, наверное, тоже где-нибудь на Аляске, если бы за ним не присматривали. – Отец тем временем понуро брел к стеклянной двери в его кабинет. – Представляю, какое он на тебя произвел впечатление. Хотя ведь я предупреждала тебя.
Мать была совершенно очарована Рори. Он так старался ей понравиться, что я даже начала испытывать легкие уколы ревности. Мы остались обедать. Ко второму блюду из кабинета появился отец и присоединился к нам. Ел он очень неряшливо, ронял еду на пол и пил вместо вина виски. После обеда мы пошли пить кофе в библиотеку, которая была на самом деле как бы продолжением кабинета отца, и только тут он, по сути дела, впервые обратил внимание на Рори. И виноват был в этом наш старый черный лабрадор Голли, получивший свою не совсем приличную кличку от слова «голливог» . Так вот, в библиотеке Голли подошел к Рори и попытался лизнуть его руку. Случай небывалый! Обычно, когда приходили гости, Голли запирали, потому что он на всех рычал и скалил свои страшные зубы. На самом деле он давно почти ослеп от старости и ничего не видел, но страху нагнать мог. Однако в тот день Рори определенно всем нравился. Голли не отходил от него ни на шаг и даже попытался было взобраться ему на колени.
– Голли! – одернула его мать. – Сколько раз тебе говорить: ты не болонка. А ну-ка, ступай прочь!
Отец с умилением наблюдал эту сцену. Если молодой человек понравился Голли, значит, я сделала хороший выбор.
В заключение вечера Рори совершил потрясающий поступок. Перед тем, как попрощаться с родителями и отправиться к нашей чудесной кровати с четырьмя столбиками, он вдруг встал, торжественно подошел к отцу и, слегка наклонив голову, произнес:
– Сэр, я прошу у вас руки вашей дочери.
Отец совершенно растерялся и только и смог что пробормотать:
– Сердечно рад.
Первое, что я сделала, когда мы вернулись в Лондон, – нашла в телефонном справочнике агентство «Цецилия». Оно по-прежнему успешно функционировало.
– Туда лучше поехать тебе, – сказала я Рори. – Сделай вид, что хочешь развлечься. Меня могут узнать, и это сразу попадет в газеты.
– А что, неплохая история. Супермодель посылает жениха в бордель на другой день после помолвки.
Я огрела его подушкой, а потом мы серьезно поговорили и решили, что нашу помолвку лучше держать в строгом секрете. Я позвонила матери и попросила никому ничего не рассказывать.
– Конечно, доченька, я сделаю так, как ты хочешь. А что касается отца, то, думаю, он уже и забыл об этом.
– Мы собираемся тихо пожениться в Лондоне, когда я вернусь из турне. Вы с отцом сможете приехать? Мы найдем какую-нибудь укромную церковь…
– Я, конечно, приеду. Но насчет отца ничего обещать не могу. Послушай, у меня есть прекрасная идея: почему бы вам не обвенчаться в часовне Фэрфаксов в Тривейне? Я поговорю с Хьюго и Пруденс, они никому ничего не расскажут. А место самое идеальное.
– Прекрасная мысль, мама. По странному совпадению я недавно встретила в Нью-Йорке Челесту.
– Я все организую. Не беспокойся. Пока ты будешь ездить, мы объявим о помолвке, пройдет как раз достаточно времени.
Я так увлеклась приятными деталями предстоящего события, что совсем забыла о важной миссии Рори. Он вернулся с плохими вестями. В агентстве ему заявили, что ни о какой Молли Бэйнбридж они ничего не знают, вообще вели себя очень подозрительно, и, как он ни старался, ему так и не удалось их убедить, что он не имеет никакого отношения к журналистке, которая была у них неделю назад и тоже расспрашивала о некой Молли Бэйнбридж и каком-то господине по имени Гарри Крайтон-Лейк.
Мне незачем было даже спрашивать, что это за журналистка. Я и без того прекрасно знала ее имя: Линди-Джейн Джонсон.
НЬЮ-ЙОРК, 1994
Уотер Детройт улетел в Калифорнию, и Челеста вздохнула с облегчением. Он ей очень нравился, но уж слишком серьезно к себе относился. Челеста чувствовала себя неуютно в Верхнем Ист Сайде, чего Уотер никак не мог понять. Он считал ее представительницей высшего света Англии. Саму Англию Уотер не любил, да и не знал, поскольку, за исключением вояжа на премьеру «Пытки», был там всего один раз лет восемь назад с родителями в туристической поездке. Тогда он наделал кучу фотографий, которые аккуратно хранились в специальном альбоме.
Ему нравилась английская внешность Челесты, которой особую прелесть придавала как бы потенциально заложенная в ней карьера супермодели. Но относился он к Челесте, как к вздорной девочке-подростку, хоть и красивой, но глупенькой. Уотер был помешан на деньгах. Она – на развлечениях. А возможность развлечься представилась только после его отъезда.
Ее собственная квартира была на Горацио-стрит, всего в квартале от суперстудии «Индустрия», где по большей части и приходилось работать. Со временем, когда появятся деньги, она снимет квартиру в южном конце Кэнел-стрит, – там в одном из домов Западного Бродвея живут почти все знаменитые супермодели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38