Каждый вечер ждали новую серию. И Энджи оказалась совершенно не готова к бурной реакции Патрика.
– Эта дрянь меня бросила! Сначала мать, теперь Тесс. Как она могла уехать, ничего мне не сказав? И что это за тип, Бобби Фокс?
– Патрик, ради Бога, это уж слишком. Бобби Фокс – ее парень. С тобой она едва знакома. Вы виделись всего один раз…
– Не один! Не один! – хором закричали младшие.
– О чем вы?
– У них были свидания, правда, Патрик? Они пили кофе в Сохо и в Ковент-Гарден. Кофе! Здорово, да? – Джинни засмеялась. Патрик ударил кулаком по столу и выбежал из комнаты.
– Патрик влюбился! Патрик влюбился! – запели сестрицы. Энджи велела им замолчать.
На следующий день на работу позвонил отец.
– Что ты сказала Патрику вчера вечером? Он ушел из дома. Сбежал. Сказал, что хочет найти мать. Энджи, тебе придется бросить работу в агентстве и вернуться в семью. Все в шоке. Ты должна быть здесь. Больше никакой работы, твое место дома, с детьми.
НЬЮ-ЙОРК. МАЙАМИ. 1993–1994
Стэйси Стайн, агент нью-йоркского отделения «Этуаль», совсем измучилась с двумя новенькими. И у той, и у другой здесь не было, как у других девочек, ни заботливой мамы, ни строгого старшего брата. Но дело даже не в этом.
Казалось бы, с Кэсси Дилан вообще не должно быть проблем: превосходные данные, примерное поведение. Новенькие при зачислении в агентство проходили обязательный инструктаж. Правил было много: никому не давать свой адрес и домашний телефон, никогда ничего не подписывать, все делать только через агентство. Девушкам объясняли, как одеваться для пробных съемок и просмотров, как себя вести, как следить за собой, как избегать загара и куда обращаться в случае необходимости. Кэсси все это старательно законспектировала. Она исправно платила за общежитие, никогда не опаздывала на просмотры. Никто бы не смог сказать о ней ничего дурного. Миленькая, улыбчивая, вежливая – но прошло полтора месяца, а у нее еще не было работы.
В конце концов Стэйси пришлось взглянуть правде в глаза: девушка слишком скучна. Постепенно, из отзывов фотографов и редакторов, вырисовывалась общая картина. Дилан – милая девушка, волосы, кожа, зубы – все прекрасно, отличная фигура, ни грамма лишнего веса, потрясающие ноги. Так в чем же дело? Слишком она пресная, слишком стандартно-американская, нет в ней «изюминки». Самое интересное в ней было то, что по улицам она разъезжала на роликовых коньках, не пугаясь уличного движения, но, конечно, на просмотрах никому и в голову не могло прийти, что эта прилизанная девочка с аккуратно уложенными пышными волосами способна на такую лихость.
Наконец Стэйси придумала: нужно постричь волосы. Короткая стрижка наверняка полностью преобразит Кэсси. Но девушка решительно воспротивилась. Она просто встала на дыбы и неожиданно проявила такой характер, что Стэйси даже обрадовалась: значит, не все потеряно, может быть, эта девчонка сумеет переломить судьбу и добиться успеха. Стэйси до хрипоты в горле доказывала своей подопечной, что короткая стрижка пойдет ей на пользу, приводила в пример Линду Евангелисту… Но Кэсси отказывалась слушать и твердила свое: ее парню нравятся только длинные волосы. Ладно, говорила Стэйси, приведи своего парня, мы с ним потолкуем. Нет, это невозможно: он живет в Англии. В общем, переубедить Кэсси так и не удалось. Посылать ее в «Вог», «Харперс» или «Эль» было бесполезно, поэтому Стэйси ограничилась пробами в «Мадемуазель», «Мне семнадцать» и вообще не пропускала ни одного «сладенького» издания, включая даже «Макколс» и «Журнал домохозяек».
С Джиджи Гарсиа была совсем другая история. Дела с ней шли все хуже и хуже. Не потому, что на нее не обращали внимания. Ее-то как раз всюду брали – но тут же об этом жалели. Единственное, что она заработала за месяц – это крайне скверную репутацию. Джиджи прилетела из Майами одним рейсом с Марлоном Уорнером, и об этом сразу заговорили на Манхэттене. Марлон Уорнер – первоклассный фотограф, со своим собственным стилем: нечто среднее между Брюсом Уэбером и Робертом Мэпплторпом. В конце восьмидесятых он заявил о себе как серьезный претендент на роль ведущего фотохудожника в мире рекламы, прямо-таки прославился на поприще мужской моды. Все знали, что девушки-модели изо всех сил стараются попасть именно к нему: если у него так здорово получается с мужчинами, представляете, как он может сфотографировать женщину?
Рассказывали, что Марлон увидел Джиджи в аэропорту. Она стояла в телефонной будке и горько плакала. Фотограф тут же стал ее снимать. Через четыре дня он привез девушку в «Этуаль», а о том, что произошло в этот промежуток времени, оставалось только догадываться. Чем все с удовольствием и занимались. Фотосерия с мужскими плавками в «Конде наст», ради которой Марлон и летал на четыре дня в Атлантик-Сити, произвела сенсацию. Марлона просто замучили вопросами о знойной, загадочной латиноамериканке, чья полуобнаженная, вся в песке, фигурка постоянно маячила на заднем плане.
Эти, и еще несколько уже студийных, персональных фотографий сделали Джиджи самой популярной моделью «Новых лиц». А потом началось:
– Стэйси, уже половина одиннадцатого! Джиджи Гарсиа не появилась. Она должна была прийти к восьми!
– Стэйси, она все-таки пришла – с опозданием на четыре часа. Я сказал ей: выплюнь жвачку. Знаешь, что она сделала? Повернулась и вышла. Мы думали, в туалет, но она убежала, вылезла через окно по пожарной лестнице… Так что присылай кого-нибудь другого.
– Стэйси, мы надели на нее парик, полчаса с ним возились, но ей не понравилось, и – ты не поверишь! – она схватила пожарное ведро, налила воды и сунула туда голову… Задница кверху… Никто и глазом моргнуть не успел! Парик, понятно, пропал…
В довершение ко всему Джиджи не утруждала себя поездками в метро и перемещалась по городу исключительно на такси. За общежитие не платила. Она задолжала агентству кучу денег, и все на нее уже махнули рукой. Но на съемки ее по-прежнему приглашали. В общем, Джиджи была полной противоположностью Кэсси Дилан.
Что касается вывешенных в холле «Правил проживания в общежитии», то Джиджи нарушала их с тем же постоянством, с каким Кэсси соблюдала.
«МУЖЧИНАМ ВХОД В ОБЩЕЖИТИЕ НЕ РАЗРЕШАЕТСЯ. В КОМНАТАХ НЕ КУРИТЬ. СПИРТНЫЕ НАПИТКИ ЗАПРЕЩЕНЫ».
Джиджи дымила, как паровоз, глушила виски с содовой. В гости к ней приходили только мужчины.
«УВАЖАЙ СВОЮ СОСЕДКУ! СЛЕДИ ЗА ЧИСТОТОЙ, НЕ ОСТАВЛЯЙ ЧЕМОДАНЫ В КОМНАТЕ, УБИРАЙ ИХ В ШКАФ».
Джиджи не оставляла в комнате чемоданы, потому что их у нее попросту не было. Зато у нее было пять или шесть сумок, с которыми она приехала из Майами, и барахло из них валялось по всей комнате. Соседку, Кэсси, Джиджи явно не уважала.
«НЕ ЕШЬ ЧУЖИЕ ПРОДУКТЫ. ПОКУПАЙ СВОИ».
Кэсси покупала продукты и старалась все сразу съесть, потому что, если не успеешь, Джиджи не станет терять времени.
«ВЕЩИ ДЛЯ СТИРКИ СКЛАДЫВАЙ В БЕЛЬЕВУЮ КОРЗИНУ».
Джиджи бросала грязное белье на кровать Кэсси.
Познакомившись с Джиджи поближе, Кэсси поняла, что до этого она в своей жизни еще никого по-настоящему не ненавидела. Никто и никогда так сильно ее не раздражал. Но хуже всего было то, что Кэсси сидела без работы, а Джиджи шла нарасхват. Кэсси не могла не заметить, что Джиджи постоянно направляют на пробы в «Конде наст», тогда как ее, Кэсси, туда послали всего однажды, и то в самом начале, хотя она знала, что Стэйси заботится о ней. Каждый день, ровно в четыре часа, Кэсси обязательно звонила в агентство, и Стэйси всегда была ей рада, всегда говорила что-то обнадеживающее.
– Никак, к маманьке с папанькой в гости? – ехидничала Джиджи, когда Кэсси куда-нибудь собиралась вечером. – Смотри, не засиживайся там. В полдесятого – в постельку. Завтра надо быть в форме – а вдруг работка подвернется? – Сама Джиджи, разумеется, до утра веселилась в ночных клубах и не могла скрыть своей радости: что-то в мире наконец изменилось, если ее, безродную испанку, клиенты заказывают, а эту стопроцентно-американскую куклу – нет. И еще у Джиджи была излюбленная тема для издевательств: «Ну как там твой дружок, не пишет?»– спрашивала она Кэсси.
Преданность Кэсси этому явно мифическому английскому принцу очень веселила Джиджи. Над кроватью, там, где у других девчонок висели портреты Хью Гранта, Кину Ривза и Перла Джэма, у Кэсси красовались картинки из английской жизни. Типично английские усадьбы, пейзажи, Букингемский дворец, принцесса Уэльская, Кейт Мосс, Сил, Эмма Томпсон – в общем, все, что имеет хоть какое-то отношение к Англии.
Кэсси жила мечтой о новой встрече с Томми Лоуренсом. Эта мечта помогала ей не меньше, чем поддержка Стэйси. «Вот заработаю денег, – думала Кэсси, – и сразу в Англию, повидаться с Томми».
Но денег не было, а все силы пока уходили на борьбу с Джиджи. И в конце концов Кэсси потерпела сокрушительное поражение. Вернувшись однажды домой, она обнаружила, что Джиджи съела и мармайт , и шоколадное печенье с джемом, и оксфордский мармелад фирмы «Купер» – словом, все драгоценные английские продукты, купленные в магазине на Гудзоне в качестве очередного этапа подготовки к будущей жизни на земле обетованной.
– Мне жаль тебя, Джиджи, – кричала Кэсси. – Знаешь, почему? Потому что тебе не о чем мечтать. И не о ком!
Но Кэсси ошибалась. Джиджи было о ком мечтать. Она мечтала о Чарли Лобьянко. Она никогда не звонила, как полагалось, своему агенту. Она предпочитала заявляться в агентство лично. И вот в один из таких визитов в конце коридора мелькнул Чарли. Разумеется, у него был здесь свой кабинет. Как это ей раньше не приходило в голову? Джиджи зачастила в агентство, но вскоре выяснилось, что Чарли уехал в одну из своих многочисленных заграничных командировок. Джиджи поинтересовалась у Стэйси, будет ли он когда-нибудь ею заниматься.
– И не надейся, дорогуша, – ответила Стэйси. – Кто ты такая? Да, тобой интересуются, но только потому, что тебя снимал Марлон. Тебе нужно учиться и учиться, ты ничего не умеешь, ты работаешь всего полтора месяца! А Чарли занимается исключительно супермоделями.
– Значит, я стану супермоделью! – объявила Джиджи.
– Не станешь, – вздохнула Стэйси. – По крайней мере, не так быстро, как тебе хочется. Клиентов уже тошнит от старых фотографий Марлона. А новых-то нет. Это настораживает. Я, конечно, никому не говорю, что ты постоянно срываешь съемки и тебя приходится заменять. Но мир слухами полнится. Учти это, Джиджи. Время-то уходит!
Джиджи даже забеспокоилась. Может, Стэйси и права. А может, дело в ее кубинской смуглости? Вдруг именно поэтому к ней так относятся?
Она позвонила Марлону. Не хочет ли он сделать с ней новые фотографии? Может, есть подходящий заказ? Она бы очень для него постаралась. Но даже Марлон уже побаивался связываться с Джиджи. К тому же до его жены дошли слухи о съемках в Атлантик-Сити, и посыпались неприятные вопросы. Джиджи об этом, конечно, не знала, но жена просто потребовала от Марлона больше никогда не снимать эту девчонку.
И наконец Джиджи дождалась звонка, о котором мечтала.
– Джиджи, сможешь прийти в агентство завтра к пяти? – спросила Стэйси. – С тобой хочет поговорить Чарли.
Но все вышло не так, как представляла себе Джиджи. Когда Стэйси привела ее в кабинет, Чарли еще не было. Джиджи тут же принялась разглядывать комнату, хотя Стэйси умоляла ее посидеть спокойно. На стенах, естественно, фотографии Чарли с супермоделями. В углу Джиджи с удивлением обнаружила целый склад спортивного инвентаря: теннисные ракетки, ракетки для сквоша, рыболовные снасти, гири, – потом схватила со стола фотографию в рамочке. Немолодая, но очень красивая женщина: волосы собраны на затылке в элегантный французский пучок, солнцезащитные очки с огромными стеклами подняты на лоб, в руке ветка бугенвилии, за спиной – залитая солнцем средиземноморская вилла. Жена, подумала Джиджи. Наверняка жена.
– Кто это? – спросила она небрежно.
– Его мать. Итальянская аристократка. Поставь фотографию на место, Джиджи. Он ненавидит, когда трогают его вещи.
Неожиданно вошел Чарли. Джиджи отскочила от стола и быстренько уселась рядом со Стэйси. Сердце бешено колотилось. К своему удивлению, Джиджи обнаружила, что смотрит на свои колени, боится поднять голову и встретиться с Чарли взглядом. Впервые в жизни она смущалась.
– Чарли, это Джиджи Гарсиа, вот ее бумаги, – сказала Стэйси. – Я тебе о ней рассказывала.
«Зачем она говорит все это? – удивилась Джиджи. – Он и так все про меня знает». Она собралась с духом и подняла голову. Сейчас он объяснит Стэйси, что сам в курсе всех дел Джиджи, что это он вытащил ее из Майами и отныне будет заниматься ею лично.
– Спасибо, Стэйси. Я помню. Можешь идти.
Стэйси вышла из кабинета. Наконец-то мы одни, думала Джиджи. Конечно, он хочет меня, но он же не дурак… Зачем Стэйси знать, что я для него не такая, как все? Он дивный. И такой милашка!
А в глубине ее сознания звучал голос, которого она не могла расслышать: он – отец, которого у меня никогда не было… он будет заботиться обо мне.
Джиджи нисколько не сомневалась, что сейчас он выйдет из-за стола и обнимет ее. Но – какое страшное разочарование!
– Послушайте, юная леди, – сказал он. – Вчера мы вас обсуждали на совещании. Плохи ваши дела. Стэйси направляет ко мне своих девушек только в самых тяжелых ситуациях. Таких, как ваша. Вам придется меня выслушать, и очень внимательно – если вы хотите остаться в агентстве. В противном случае нам придется расстаться. Вот ваши бумаги. Здесь счет от Марлона Уорнера за фотопробы – ах, вы удивлены? Вы думаете, Марлон делал их бесплатно? Опуститесь на землю, милочка. Так, счета за такси, визитные карточки, ксероксы, распечатки с лазерного принтера, факсы, мгновенные фото, почта, телефон и наконец – вы ни разу не заплатили за общежитие! Вы должны нам больше одиннадцати тысяч долларов, и, насколько я понял из разговора со Стэйси, вы ни разу не справились с работой, которую мы вам предоставляли в изобилии. Довольно. Мы вам помогаем, а результат – нулевой. Что вы можете сказать в свое оправдание?
Джиджи с трудом понимала, о чем он говорит. Да и какая разница – главное, как звучит этот голос! Чарли говорил резко, но никакая резкость не могла заглушить мелодичности легкого итальянского акцента. Чарли отчитывал ее, а ей слышалось прежнее: «А ты хороша-а-а! Как тебя зовут?» Джиджи взглянула на него, стараясь удержать слезы, и заставила себя вернуться в действительность.
И вдруг она поняла: да он ее даже не помнит!
– Эй, детка, ты меня слышишь? Что молчишь? Ладно, подойдем к делу с другой стороны. Думаешь, я стал бы тратить время на разговоры, если бы ты того не стоила? Фотографии Марлона произвели сенсацию. Ты – сенсация. У тебя есть будущее, бесспорно. И я понимаю, что ты… сколько тебе? Пятнадцать? Шестнадцать? Жила под крылышком у родителей, а теперь – одна, в Нью-Йорке. Ты откуда?
Так и есть. Он ничего не помнит про Майами.
Чарли вышел из-за стола, опустился перед Джиджи на корточки, протянул ей большой белый платок.
– Cara, пожалуйста, не надо. Мы здесь для того, чтобы заботиться о тебе, но и ты должна нам помогать. Ты сможешь отработать свой долг, ты сможешь заработать гораздо больше, понимаешь?
Джиджи кивнула. Чарли погладил ее по голове, и она с трудом удержалась, чтобы не прильнуть к нему.
– Тебе надо уехать из этого города. Знаешь, что мы сделаем? Мы отправим тебя в Италию, ко мне на родину. В Милан. Поработай хорошенько в Италии, там полно журналов. У тебя будет много публикаций, ты заработаешь кучу денег. А потом вернешься, и мы попробуем опять в Нью-Йорке. Договорились?
Да, кивнула Джиджи, конечно. У нее не было выбора. А внутренний голос шептал: если я уеду и сделаю в Милане все, что ты от меня хочешь, потом, когда я вернусь, ты ведь полюбишь меня, правда, папа?
С поездкой в Милан возникла одна трудность: у Джиджи не было паспорта. В агентстве ее давно уже спрашивали о паспорте. Теперь пришлось признаться, что паспорта у нее нет и никогда не было, и что она рассчитывала в этом деле на агентство. Тогда, сказали ей, нужно хотя бы свидетельство о рождении.
А это было еще трудней. Ведь Джиджи обманула всех со своим возрастом – так же, как и с ростом. Когда на осмотре заполнялась карточка модели, Джиджи улучила момент и исправила пять футов семь дюймов (сто шестьдесят восемь сантиметров) на пять футов девять дюймов (сто семьдесят три сантиметра). С тех пор она ходила только на каблуках. Оставалось одно: как-то попасть в Майами и поискать в барахле Елены свое свидетельство о рождении.
К бесконечному удивлению Стэйси, после разговора у Чарли Джиджи и впрямь взялась за ум. Она обещала оформить паспорт, звонила каждый день, справлялась о заказах. Но было уже слишком поздно. Все отказывались от нее.
– А что в Майами? Там нет работы? – невинно спросила Джиджи.
– Сразу после Рождества – весь январь и февраль, сколько хочешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
– Эта дрянь меня бросила! Сначала мать, теперь Тесс. Как она могла уехать, ничего мне не сказав? И что это за тип, Бобби Фокс?
– Патрик, ради Бога, это уж слишком. Бобби Фокс – ее парень. С тобой она едва знакома. Вы виделись всего один раз…
– Не один! Не один! – хором закричали младшие.
– О чем вы?
– У них были свидания, правда, Патрик? Они пили кофе в Сохо и в Ковент-Гарден. Кофе! Здорово, да? – Джинни засмеялась. Патрик ударил кулаком по столу и выбежал из комнаты.
– Патрик влюбился! Патрик влюбился! – запели сестрицы. Энджи велела им замолчать.
На следующий день на работу позвонил отец.
– Что ты сказала Патрику вчера вечером? Он ушел из дома. Сбежал. Сказал, что хочет найти мать. Энджи, тебе придется бросить работу в агентстве и вернуться в семью. Все в шоке. Ты должна быть здесь. Больше никакой работы, твое место дома, с детьми.
НЬЮ-ЙОРК. МАЙАМИ. 1993–1994
Стэйси Стайн, агент нью-йоркского отделения «Этуаль», совсем измучилась с двумя новенькими. И у той, и у другой здесь не было, как у других девочек, ни заботливой мамы, ни строгого старшего брата. Но дело даже не в этом.
Казалось бы, с Кэсси Дилан вообще не должно быть проблем: превосходные данные, примерное поведение. Новенькие при зачислении в агентство проходили обязательный инструктаж. Правил было много: никому не давать свой адрес и домашний телефон, никогда ничего не подписывать, все делать только через агентство. Девушкам объясняли, как одеваться для пробных съемок и просмотров, как себя вести, как следить за собой, как избегать загара и куда обращаться в случае необходимости. Кэсси все это старательно законспектировала. Она исправно платила за общежитие, никогда не опаздывала на просмотры. Никто бы не смог сказать о ней ничего дурного. Миленькая, улыбчивая, вежливая – но прошло полтора месяца, а у нее еще не было работы.
В конце концов Стэйси пришлось взглянуть правде в глаза: девушка слишком скучна. Постепенно, из отзывов фотографов и редакторов, вырисовывалась общая картина. Дилан – милая девушка, волосы, кожа, зубы – все прекрасно, отличная фигура, ни грамма лишнего веса, потрясающие ноги. Так в чем же дело? Слишком она пресная, слишком стандартно-американская, нет в ней «изюминки». Самое интересное в ней было то, что по улицам она разъезжала на роликовых коньках, не пугаясь уличного движения, но, конечно, на просмотрах никому и в голову не могло прийти, что эта прилизанная девочка с аккуратно уложенными пышными волосами способна на такую лихость.
Наконец Стэйси придумала: нужно постричь волосы. Короткая стрижка наверняка полностью преобразит Кэсси. Но девушка решительно воспротивилась. Она просто встала на дыбы и неожиданно проявила такой характер, что Стэйси даже обрадовалась: значит, не все потеряно, может быть, эта девчонка сумеет переломить судьбу и добиться успеха. Стэйси до хрипоты в горле доказывала своей подопечной, что короткая стрижка пойдет ей на пользу, приводила в пример Линду Евангелисту… Но Кэсси отказывалась слушать и твердила свое: ее парню нравятся только длинные волосы. Ладно, говорила Стэйси, приведи своего парня, мы с ним потолкуем. Нет, это невозможно: он живет в Англии. В общем, переубедить Кэсси так и не удалось. Посылать ее в «Вог», «Харперс» или «Эль» было бесполезно, поэтому Стэйси ограничилась пробами в «Мадемуазель», «Мне семнадцать» и вообще не пропускала ни одного «сладенького» издания, включая даже «Макколс» и «Журнал домохозяек».
С Джиджи Гарсиа была совсем другая история. Дела с ней шли все хуже и хуже. Не потому, что на нее не обращали внимания. Ее-то как раз всюду брали – но тут же об этом жалели. Единственное, что она заработала за месяц – это крайне скверную репутацию. Джиджи прилетела из Майами одним рейсом с Марлоном Уорнером, и об этом сразу заговорили на Манхэттене. Марлон Уорнер – первоклассный фотограф, со своим собственным стилем: нечто среднее между Брюсом Уэбером и Робертом Мэпплторпом. В конце восьмидесятых он заявил о себе как серьезный претендент на роль ведущего фотохудожника в мире рекламы, прямо-таки прославился на поприще мужской моды. Все знали, что девушки-модели изо всех сил стараются попасть именно к нему: если у него так здорово получается с мужчинами, представляете, как он может сфотографировать женщину?
Рассказывали, что Марлон увидел Джиджи в аэропорту. Она стояла в телефонной будке и горько плакала. Фотограф тут же стал ее снимать. Через четыре дня он привез девушку в «Этуаль», а о том, что произошло в этот промежуток времени, оставалось только догадываться. Чем все с удовольствием и занимались. Фотосерия с мужскими плавками в «Конде наст», ради которой Марлон и летал на четыре дня в Атлантик-Сити, произвела сенсацию. Марлона просто замучили вопросами о знойной, загадочной латиноамериканке, чья полуобнаженная, вся в песке, фигурка постоянно маячила на заднем плане.
Эти, и еще несколько уже студийных, персональных фотографий сделали Джиджи самой популярной моделью «Новых лиц». А потом началось:
– Стэйси, уже половина одиннадцатого! Джиджи Гарсиа не появилась. Она должна была прийти к восьми!
– Стэйси, она все-таки пришла – с опозданием на четыре часа. Я сказал ей: выплюнь жвачку. Знаешь, что она сделала? Повернулась и вышла. Мы думали, в туалет, но она убежала, вылезла через окно по пожарной лестнице… Так что присылай кого-нибудь другого.
– Стэйси, мы надели на нее парик, полчаса с ним возились, но ей не понравилось, и – ты не поверишь! – она схватила пожарное ведро, налила воды и сунула туда голову… Задница кверху… Никто и глазом моргнуть не успел! Парик, понятно, пропал…
В довершение ко всему Джиджи не утруждала себя поездками в метро и перемещалась по городу исключительно на такси. За общежитие не платила. Она задолжала агентству кучу денег, и все на нее уже махнули рукой. Но на съемки ее по-прежнему приглашали. В общем, Джиджи была полной противоположностью Кэсси Дилан.
Что касается вывешенных в холле «Правил проживания в общежитии», то Джиджи нарушала их с тем же постоянством, с каким Кэсси соблюдала.
«МУЖЧИНАМ ВХОД В ОБЩЕЖИТИЕ НЕ РАЗРЕШАЕТСЯ. В КОМНАТАХ НЕ КУРИТЬ. СПИРТНЫЕ НАПИТКИ ЗАПРЕЩЕНЫ».
Джиджи дымила, как паровоз, глушила виски с содовой. В гости к ней приходили только мужчины.
«УВАЖАЙ СВОЮ СОСЕДКУ! СЛЕДИ ЗА ЧИСТОТОЙ, НЕ ОСТАВЛЯЙ ЧЕМОДАНЫ В КОМНАТЕ, УБИРАЙ ИХ В ШКАФ».
Джиджи не оставляла в комнате чемоданы, потому что их у нее попросту не было. Зато у нее было пять или шесть сумок, с которыми она приехала из Майами, и барахло из них валялось по всей комнате. Соседку, Кэсси, Джиджи явно не уважала.
«НЕ ЕШЬ ЧУЖИЕ ПРОДУКТЫ. ПОКУПАЙ СВОИ».
Кэсси покупала продукты и старалась все сразу съесть, потому что, если не успеешь, Джиджи не станет терять времени.
«ВЕЩИ ДЛЯ СТИРКИ СКЛАДЫВАЙ В БЕЛЬЕВУЮ КОРЗИНУ».
Джиджи бросала грязное белье на кровать Кэсси.
Познакомившись с Джиджи поближе, Кэсси поняла, что до этого она в своей жизни еще никого по-настоящему не ненавидела. Никто и никогда так сильно ее не раздражал. Но хуже всего было то, что Кэсси сидела без работы, а Джиджи шла нарасхват. Кэсси не могла не заметить, что Джиджи постоянно направляют на пробы в «Конде наст», тогда как ее, Кэсси, туда послали всего однажды, и то в самом начале, хотя она знала, что Стэйси заботится о ней. Каждый день, ровно в четыре часа, Кэсси обязательно звонила в агентство, и Стэйси всегда была ей рада, всегда говорила что-то обнадеживающее.
– Никак, к маманьке с папанькой в гости? – ехидничала Джиджи, когда Кэсси куда-нибудь собиралась вечером. – Смотри, не засиживайся там. В полдесятого – в постельку. Завтра надо быть в форме – а вдруг работка подвернется? – Сама Джиджи, разумеется, до утра веселилась в ночных клубах и не могла скрыть своей радости: что-то в мире наконец изменилось, если ее, безродную испанку, клиенты заказывают, а эту стопроцентно-американскую куклу – нет. И еще у Джиджи была излюбленная тема для издевательств: «Ну как там твой дружок, не пишет?»– спрашивала она Кэсси.
Преданность Кэсси этому явно мифическому английскому принцу очень веселила Джиджи. Над кроватью, там, где у других девчонок висели портреты Хью Гранта, Кину Ривза и Перла Джэма, у Кэсси красовались картинки из английской жизни. Типично английские усадьбы, пейзажи, Букингемский дворец, принцесса Уэльская, Кейт Мосс, Сил, Эмма Томпсон – в общем, все, что имеет хоть какое-то отношение к Англии.
Кэсси жила мечтой о новой встрече с Томми Лоуренсом. Эта мечта помогала ей не меньше, чем поддержка Стэйси. «Вот заработаю денег, – думала Кэсси, – и сразу в Англию, повидаться с Томми».
Но денег не было, а все силы пока уходили на борьбу с Джиджи. И в конце концов Кэсси потерпела сокрушительное поражение. Вернувшись однажды домой, она обнаружила, что Джиджи съела и мармайт , и шоколадное печенье с джемом, и оксфордский мармелад фирмы «Купер» – словом, все драгоценные английские продукты, купленные в магазине на Гудзоне в качестве очередного этапа подготовки к будущей жизни на земле обетованной.
– Мне жаль тебя, Джиджи, – кричала Кэсси. – Знаешь, почему? Потому что тебе не о чем мечтать. И не о ком!
Но Кэсси ошибалась. Джиджи было о ком мечтать. Она мечтала о Чарли Лобьянко. Она никогда не звонила, как полагалось, своему агенту. Она предпочитала заявляться в агентство лично. И вот в один из таких визитов в конце коридора мелькнул Чарли. Разумеется, у него был здесь свой кабинет. Как это ей раньше не приходило в голову? Джиджи зачастила в агентство, но вскоре выяснилось, что Чарли уехал в одну из своих многочисленных заграничных командировок. Джиджи поинтересовалась у Стэйси, будет ли он когда-нибудь ею заниматься.
– И не надейся, дорогуша, – ответила Стэйси. – Кто ты такая? Да, тобой интересуются, но только потому, что тебя снимал Марлон. Тебе нужно учиться и учиться, ты ничего не умеешь, ты работаешь всего полтора месяца! А Чарли занимается исключительно супермоделями.
– Значит, я стану супермоделью! – объявила Джиджи.
– Не станешь, – вздохнула Стэйси. – По крайней мере, не так быстро, как тебе хочется. Клиентов уже тошнит от старых фотографий Марлона. А новых-то нет. Это настораживает. Я, конечно, никому не говорю, что ты постоянно срываешь съемки и тебя приходится заменять. Но мир слухами полнится. Учти это, Джиджи. Время-то уходит!
Джиджи даже забеспокоилась. Может, Стэйси и права. А может, дело в ее кубинской смуглости? Вдруг именно поэтому к ней так относятся?
Она позвонила Марлону. Не хочет ли он сделать с ней новые фотографии? Может, есть подходящий заказ? Она бы очень для него постаралась. Но даже Марлон уже побаивался связываться с Джиджи. К тому же до его жены дошли слухи о съемках в Атлантик-Сити, и посыпались неприятные вопросы. Джиджи об этом, конечно, не знала, но жена просто потребовала от Марлона больше никогда не снимать эту девчонку.
И наконец Джиджи дождалась звонка, о котором мечтала.
– Джиджи, сможешь прийти в агентство завтра к пяти? – спросила Стэйси. – С тобой хочет поговорить Чарли.
Но все вышло не так, как представляла себе Джиджи. Когда Стэйси привела ее в кабинет, Чарли еще не было. Джиджи тут же принялась разглядывать комнату, хотя Стэйси умоляла ее посидеть спокойно. На стенах, естественно, фотографии Чарли с супермоделями. В углу Джиджи с удивлением обнаружила целый склад спортивного инвентаря: теннисные ракетки, ракетки для сквоша, рыболовные снасти, гири, – потом схватила со стола фотографию в рамочке. Немолодая, но очень красивая женщина: волосы собраны на затылке в элегантный французский пучок, солнцезащитные очки с огромными стеклами подняты на лоб, в руке ветка бугенвилии, за спиной – залитая солнцем средиземноморская вилла. Жена, подумала Джиджи. Наверняка жена.
– Кто это? – спросила она небрежно.
– Его мать. Итальянская аристократка. Поставь фотографию на место, Джиджи. Он ненавидит, когда трогают его вещи.
Неожиданно вошел Чарли. Джиджи отскочила от стола и быстренько уселась рядом со Стэйси. Сердце бешено колотилось. К своему удивлению, Джиджи обнаружила, что смотрит на свои колени, боится поднять голову и встретиться с Чарли взглядом. Впервые в жизни она смущалась.
– Чарли, это Джиджи Гарсиа, вот ее бумаги, – сказала Стэйси. – Я тебе о ней рассказывала.
«Зачем она говорит все это? – удивилась Джиджи. – Он и так все про меня знает». Она собралась с духом и подняла голову. Сейчас он объяснит Стэйси, что сам в курсе всех дел Джиджи, что это он вытащил ее из Майами и отныне будет заниматься ею лично.
– Спасибо, Стэйси. Я помню. Можешь идти.
Стэйси вышла из кабинета. Наконец-то мы одни, думала Джиджи. Конечно, он хочет меня, но он же не дурак… Зачем Стэйси знать, что я для него не такая, как все? Он дивный. И такой милашка!
А в глубине ее сознания звучал голос, которого она не могла расслышать: он – отец, которого у меня никогда не было… он будет заботиться обо мне.
Джиджи нисколько не сомневалась, что сейчас он выйдет из-за стола и обнимет ее. Но – какое страшное разочарование!
– Послушайте, юная леди, – сказал он. – Вчера мы вас обсуждали на совещании. Плохи ваши дела. Стэйси направляет ко мне своих девушек только в самых тяжелых ситуациях. Таких, как ваша. Вам придется меня выслушать, и очень внимательно – если вы хотите остаться в агентстве. В противном случае нам придется расстаться. Вот ваши бумаги. Здесь счет от Марлона Уорнера за фотопробы – ах, вы удивлены? Вы думаете, Марлон делал их бесплатно? Опуститесь на землю, милочка. Так, счета за такси, визитные карточки, ксероксы, распечатки с лазерного принтера, факсы, мгновенные фото, почта, телефон и наконец – вы ни разу не заплатили за общежитие! Вы должны нам больше одиннадцати тысяч долларов, и, насколько я понял из разговора со Стэйси, вы ни разу не справились с работой, которую мы вам предоставляли в изобилии. Довольно. Мы вам помогаем, а результат – нулевой. Что вы можете сказать в свое оправдание?
Джиджи с трудом понимала, о чем он говорит. Да и какая разница – главное, как звучит этот голос! Чарли говорил резко, но никакая резкость не могла заглушить мелодичности легкого итальянского акцента. Чарли отчитывал ее, а ей слышалось прежнее: «А ты хороша-а-а! Как тебя зовут?» Джиджи взглянула на него, стараясь удержать слезы, и заставила себя вернуться в действительность.
И вдруг она поняла: да он ее даже не помнит!
– Эй, детка, ты меня слышишь? Что молчишь? Ладно, подойдем к делу с другой стороны. Думаешь, я стал бы тратить время на разговоры, если бы ты того не стоила? Фотографии Марлона произвели сенсацию. Ты – сенсация. У тебя есть будущее, бесспорно. И я понимаю, что ты… сколько тебе? Пятнадцать? Шестнадцать? Жила под крылышком у родителей, а теперь – одна, в Нью-Йорке. Ты откуда?
Так и есть. Он ничего не помнит про Майами.
Чарли вышел из-за стола, опустился перед Джиджи на корточки, протянул ей большой белый платок.
– Cara, пожалуйста, не надо. Мы здесь для того, чтобы заботиться о тебе, но и ты должна нам помогать. Ты сможешь отработать свой долг, ты сможешь заработать гораздо больше, понимаешь?
Джиджи кивнула. Чарли погладил ее по голове, и она с трудом удержалась, чтобы не прильнуть к нему.
– Тебе надо уехать из этого города. Знаешь, что мы сделаем? Мы отправим тебя в Италию, ко мне на родину. В Милан. Поработай хорошенько в Италии, там полно журналов. У тебя будет много публикаций, ты заработаешь кучу денег. А потом вернешься, и мы попробуем опять в Нью-Йорке. Договорились?
Да, кивнула Джиджи, конечно. У нее не было выбора. А внутренний голос шептал: если я уеду и сделаю в Милане все, что ты от меня хочешь, потом, когда я вернусь, ты ведь полюбишь меня, правда, папа?
С поездкой в Милан возникла одна трудность: у Джиджи не было паспорта. В агентстве ее давно уже спрашивали о паспорте. Теперь пришлось признаться, что паспорта у нее нет и никогда не было, и что она рассчитывала в этом деле на агентство. Тогда, сказали ей, нужно хотя бы свидетельство о рождении.
А это было еще трудней. Ведь Джиджи обманула всех со своим возрастом – так же, как и с ростом. Когда на осмотре заполнялась карточка модели, Джиджи улучила момент и исправила пять футов семь дюймов (сто шестьдесят восемь сантиметров) на пять футов девять дюймов (сто семьдесят три сантиметра). С тех пор она ходила только на каблуках. Оставалось одно: как-то попасть в Майами и поискать в барахле Елены свое свидетельство о рождении.
К бесконечному удивлению Стэйси, после разговора у Чарли Джиджи и впрямь взялась за ум. Она обещала оформить паспорт, звонила каждый день, справлялась о заказах. Но было уже слишком поздно. Все отказывались от нее.
– А что в Майами? Там нет работы? – невинно спросила Джиджи.
– Сразу после Рождества – весь январь и февраль, сколько хочешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38