Вечером мы с Маркусом отправились в гости, и я начисто позабыла об этой истории. Одна приятельница Маркуса встречалась с белым парнем, и его старшая сестра, адвокат, пригласила нас всех к себе на ужин. Ее звали Джорджина. Очень милая светловолосая и голубоглазая молодая женщина, она встретила нас тепло и радушно. Она жила в собственном очаровательном доме в Западном Кенсингтоне. По всему было видно, что она процветает, и я невольно позавидовала ей. Если бы мне достался контракт с компанией Такамото, я смогла бы купить два или три таких дома. Эта мысль так привязалась ко мне, что, когда мы сели ужинать, я не сразу смогла уловить смысл общего разговора.
Но наконец я очнулась и услышала слова Джорджины:
– Как раз сейчас я веду такое дело. Одна девушка, итальянка, работала в банке. Этот банк купили японцы и сразу ее уволили – потому что им, видите ли, нужны только «британские лица». Мы, говорят, купили британский банк, и все в нем должно быть британским. Итальянка подала на них в суд за расовую дискриминацию.
Слово «японцы» заставило меня серьезно прислушаться к разговору. Маркус сидел рядом и почувствовал мой интерес.
– Давай, – сказал он, – расскажи, что случилось с тобой.
Я заговорила:
– Меня внесли в список кандидаток на контракт с японской фирмой «Такамото инкорпорейтед»…
– О, да, я слышала о них. У них сильный английский уклон, – кивнула Джорджина. – Только не говори мне, что это контракт на проект «ЛЕБЕДЬ», о котором столько шума.
– Именно он. И вот сегодня один из исполнительных директоров – я думаю, так называется его должность, хотя, в общем-то, он внук владельца компании – заявил, что я этого контракта никогда не получу, потому что я – черная.
– Постой, что в точности он сказал?
– Ну, я сама не слышала его слов, но мне передали, что он выразился так: «Мы никогда не дадим контракта черной девушке».
– И есть свидетели?
– Да, он был не один, когда сказал это. Кроме того, он говорил по телефону еще с одним человеком.
– Я думаю, этого достаточно, чтобы начать против них дело, – Джорджина резко отодвинула тарелку и наклонилась вперед. – Обвинение в расовой дискриминации можно построить на отказе принять на работу – если есть возможность доказать, что причиной отказа не послужил ПКП.
– ПКП?
– Извини, это наш юридический жаргон. ПКП означает «производственно-квалификационный признак». Другими словами, когда та или иная работа требует определенной расовой принадлежности. Но они внесли тебя в список кандидаток, следовательно, ясно дали понять, что выбранная девушка не обязательно должна быть белой.
– И свидетельница тоже не совсем белая, – сказала я.
– Подумай об этом и позвони, если решишь начать дело, – сказала Джорджина. – Ну хватит говорить о делах. Маркус, налей мне вина, пожалуйста.
Я поговорила с Грейс Браун на следующий же день. Конечно, она подтвердила, что именно ей сказал Хиро. Она тут же вызвала в агентство Джиджи, и мы попросили ее стать второй свидетельницей. Но Джиджи заупрямилась:
– Послушайте, какого хрена вы ко мне пристаете? Этот парень – мой любовник. И вообще мне сейчас ни к чему влезать в такое дерьмо, иначе у меня самой не останется никаких шансов. Вы об этом подумали?
Я отвела ее в сторону.
– Джиджи, – сказала я. – Когда ты смотришь в зеркало, что ты там видишь? Неужели лилейно-белое личико?
Я понимала, что это удар ниже пояса. Я раньше никогда ни с кем так не поступала, но слишком уж велико было мое разочарование. Именно сейчас мне так нужна ее прямота и храбрость, а она меня подводит.
– Ну ладно, – сказала она. – Я должна подумать. Хорошо?
– Хорошо, – вот и все, что я могла ответить. Но дня через два она мне позвонила:
– Эми? Я помогу тебе. Может быть, помогу. У тебя есть адвокат? Я должна поговорить с ним.
– С ней.
– Неважно. Я хочу поговорить с ней просто так, неофициально. А потом посмотрим.
И тогда я решила, что попробую сразиться с «Такамото инкорпорейтед», позвонила Джорджине и договорилась о первой деловой встрече.
Именно в ту ночь мне и приснились похороны Джиджи. Во что же я ее втянула?
ПАРИЖ, 1994
– Пошел в задницу! Да чтоб тебя разорвало! – Джиджи швырнула трубку на рычаг.
С этим типом надо что-то делать, кто бы он ни был, думала она. Откуда, черт подери, он узнал ее телефон? С тех пор, как она приехала в Париж, он звонит каждый день, умоляет о встрече и угрожает, когда она отказывается. Она так и не сумела выяснить, кто он. Он говорил, что прямо помешан на ней: однажды увидел ее на съемках, влюбился и теперь спит с ее надписанной фотографией под подушкой и надеется на скорую встречу.
А потом он по-настоящему напугал ее. Она поняла, что он действительно готов на все.
Она ездила за город на съемки, а когда вернулась, дома ее ждала записка. Записка от него! Выходит, он знает не только код ее подъезда, у него еще и ключ есть… Может быть, он жил в ее квартире, спал в ее постели, мылся в ее ванной! Она рассказала обо всем Хиро, но в ответ он только рассмеялся. Да и сам Хиро в последние дни вел себя как-то странно. Его садистские штучки становились все изощреннее, они уже не доставляли Джиджи удовольствия, а, наоборот, пугали.
Только одни лучик света остался в ее жизни, и она цеплялась за него, как за соломинку. Слова Эми про контракт и цвет кожи не были для нее откровением. Она всегда знала – их занесли в список претенденток только ради галочки. Да, Хиро поговорил с дедом, нажал на свои рычаги и добился включения Джиджи в список, но только потому, что по-своему он тоже помешан на ней, как и этот безумный телефонный поклонник. Но на самом деле этого контракта она не получит никогда. Джиджи знала это твердо.
Тем временем ей как-то позвонили из агентства, рассказали, что выслали фотографии девушек, и ее в том числе Дж. Уолтеру Томпсону – его фирма начинала международную рекламную кампанию новых французских духов – и попросили ее приехать в агентство. Она тут же приехала, ее провели в отдельную комнату, предложили стакан воды. Воды! Как только ее оставили одну, Джиджи вытащила из сумки маленькую фляжку с «Бакарди» и быстро сделала изрядный глоток. Вскоре в комнату вошел художественный редактор и с ним еще несколько человек. Джиджи понравилось их отношение: они разговоривали с ней очень вежливо, уважительно, не так, как с одной из ста – а как будто она уже была девушкой их проекта. По всему чувствовалось, что для них это вопрос решенный. Они глаз с нее не сводили.
После недолгих размышлений они известили агентство, что решили остановиться на Джиджи, и этот выбор окончательный. Она вылетела на съемки на юг Франции. В гостинице ее уже ждала команда из двенадцати человек – визажисты, гримеры, парикмахеры, костюмеры. До сих пор в карьере Джиджи не случалось ничего серьезного – работала она от случая к случаю и больших успехов никогда не добивалась. Появление в списке кандидаток на контракт с Такамото позволило ей попасть в поле зрения Томпсона. Теперь, в этой гостинице, она впервые наслаждалась всеобщим вниманием – подумать только, все эти люди вертятся вокруг нее одной… Потому что знают: если хорошо поработать, из нее получится настоящая звезда. А это основа для успеха новых духов. Если съемки пройдут хорошо, то и дальше все будет как надо.
Фотограф, немец, долго объяснял ей, какими ему видятся эти фотографии, как она должна вести себя в кадре. Впервые в жизни Джиджи внимательно слушала. Потом съемочная группа отправилась на загородную виллу. Сад вокруг нее превратили в роскошную декорацию: казалось, туда принесли растения со всей округи, так что получилась настоящая оранжерея. Для Джиджи там поставили маленькую скамейку и столик. Съемки продолжались два дня.
Джиджи вернулась в Париж, и в агентстве ей сказали, что эти съемки наверняка превратят ее в звезду. Рекламная кампания еще не началась, но основа для успеха Джиджи уже положена. Неожиданно со всех сторон посыпались заманчивые предложения, и теперь она должна лететь в Лондон на просмотр. От Томпсона сообщили, что снимки для французской парфюмерной фирмы получились превосходные, и заказчики очень довольны. Есть только одна заминка. Эта фирма – семейное предприятие, и окончательное решение должны вынести члены семьи. Впрочем, особых проблем, сказали ей, не ожидается. Простая формальность, общепринятая процедура. К тому же до начала рекламной кампании осталась всего неделя – какие уж тут могут быть изменения!
Джиджи была уже в воздухе, когда в агентство пришел ответ семьи. Отрицательный ответ, и никаких объяснений. Просто они считают, что ее лицо не подходит для рекламы их товара.
Но Джиджи еще ничего не знала. Когда самолет приземлился в Хитроу, она была на седьмом небе от счастья. Из «Этуаль» за ней обещали прислать лимузин – ведь теперь она не кто-нибудь, а звезда рекламы. Она вышла в зал ожидания, выглядывая в толпе встречающих плакат со своим именем.
Вот оно: «Джиджи Гарсиа».
Правда, на шофере не было униформы, но Джиджи утешила себя: ладно, это не так уж важно. И вместо обещанного лимузина она увидела обычный небольшой автомобиль. Ну что ж, сказала она себе, когда кампания начнет раскручиваться, все переменится.
Шофер ничего не говорил – молча взял чемоданы, молча провел ее к машине. И только когда она уселась на заднее сиденье, он обернулся и произнес:
– Ну вот, наконец-то мы встретились.
И она сразу узнала этот голос с французским акцентом – голос сумасшедшего телефонного фаната.
ЛОНДОН, 1994
Мы никогда не узнаем, сбылся ли тот мой сон про похороны Джиджи. Жива ли она? А может быть, лежит мертвая где-нибудь в подворотне?
Сперва Грейс и Энджи сильно рассердились: Джиджи Гарсиа опять не явилась на просмотр! Впрочем, она в своем репертуаре. Но потом они начали беспокоиться, и уж совсем заволновались, когда Энджи вспомнила про сумасшедшего, который изводил Джиджи звонками. Одна из младших секретарш агентства в Париже призналась, что дала номер Джиджи человеку, чье имя даже не удосужилась узнать.
Самое печальное, что у Джиджи никого не было в целом свете – ни родных, ни друзей. И не у кого было узнать, где она. Два года она провела в мире моды – два скандальных, безумных года. Казалось, земля горит у нее под ногами. А теперь вот она исчезла без следа – и нас всех охватило тягостное чувство безвозвратной потери. Такая уж была Джиджи: она могла невыносимо раздражать, но без нее стало грустно и тоскливо. И все же она словно осталась с нами, где-то в глубине подсознания: яркий, незабываемый образ… Наверное, именно такой и должна быть настоящая супермодель.
А для меня ее исчезновение означало еще одну трудность, правда, мне стыдно было даже думать об этом, – я потеряла своего главного свидетеля.
– Это как раз не так страшно, – сказала мне Грейс, – оказывается, я записала разговор с Хиро на пленку.
Джорджина уже дала делу ход. Мне позвонила Лебедь и сказала, что старик Такамото очень огорчен выдвинутыми против его компании обвинениями в расовой дискриминации и собирается сам прилететь в Лондон. Джорджина дала понять его адвокатам, что располагает для возбуждения дела материалами и двумя железными свидетелями – тогда бедная Джиджи еще была с нами. Джорджина предложила «Такамото инкорпорейтед» решить вопрос мирным путем, до судебного разбирательства. Лебедь объяснила мне, что мистер Такамото сам взбешен словами Хиро и очень обеспокоен – ведь если они проиграют дело, то его компания будет дискредитирована, потеряет свое лицо. Поэтому он согласился уладить дело без суда.
Я получила деньги. Не слишком большую сумму, что-то около двадцати пяти тысяч фунтов, и вложила ее не так, как предполагал Маркус. Я сняла большую квартиру, чтобы у мамы, Тути и Лероя было по собственной комнате. А сама собиралась поселиться с Маркусом. Я уже точно знала, что скоро выйду за него замуж, и поэтому была готова с ним спать. Сам Маркус, правда, хотел, чтобы мы поженились, когда его фотоагентство станет на ноги.
Но я могла и подождать. Мне перестали сниться кошмары. Каждый день мне в голову приходили новые идеи, я придумывала новую одежду, кроме того, у нас в семье появилась и новая модель. Я примеряла свои задумки на нашу маленькую певицу Тути, и всякий раз поражалась: как она вытянулась! Ее подростковая фигура нежно округлилась, так что она стала для меня поистине идеальной моделью. Я смотрела, как она расхаживает взад-вперед по комнате, перелистывала журналы мод, которые теперь могла позволить себе покупать, и, рассматривая глянцевые развороты, с трудом могла поверить, что целый год, промелькнувший, словно миг, я сама принадлежала этому миру. Но это было так далеко, на другой планете.
Правда, если мои мечты сбудутся, – а я верила, что так оно и случится, – я снова стану частью этого мира. Только на этот раз я сама буду определять свою судьбу – черную или белую.
ЛОНДОН, 1994
Элис Джонсон все еще не представилась возможность отомстить Джеральдине за показ «Шанель» в Париже. Но в ее не слишком оригинальной головке постепенно созревал план мести.
Всю неделю Джеральдина мучилась вопросом: что надеть на предстоящий званый ужин. Правда, как обычно, пригласили не ее, а Элис, но на этот раз Элис сама благословила ее представлять на ужине агентство Картера. Ужин устраивал владелец одной новой фирмы по производству одежды. Он мечтал поставить дело на широкую ногу и выпускать модели одежды ведущих дизайнеров, для чего всячески заигрывал с королями мира моды.
Сама же Элис решила не идти на ужин, потому что у нее были другие планы на вечер. Наконец-то она добилась приглашения на грандиозный прием на Итон-сквер. Она объяснила Джеральдине, что сейчас для нее самое важное – это знакомства в обществе, «а торговля шмотьем, моя милая, может и в сторонке подождать». И подумала про себя: в конце концов, приличные мужья не висят на вешалках с модной одеждой.
Но пока что надо было разобраться с Джеральдиной.
– Джеральдина, дорогая, – сказала она. – Зачем же так мучиться? Почему бы тебе не заглянуть в наш платяной шкаф? Уверена, там ты подберешь что-нибудь подходящее.
– Ой… но я думала, что нам не полагается… То есть я хочу сказать… А можно мне?
Джеральдина прямо задыхалась от восторга. В огромном, словно комната, шкафу висела дюжина платьев последних моделей самых выдающихся модельеров: Флайт Остелл, Ануска Хемпел, Келвин Клейн, Александр Макквин, Хелен Стори, Бен де Лизи… Правда, придется быть очень осторожной. Все это модельеры прислали для съемок, и нужно было обязательно вернуть модели на следующей неделе. Джеральдина выбрала платье от Ануски Хемпел. Когда еще она сама сможет себе позволить подобную роскошь?
Все получилось так, как и рассчитывала Элис. Джеральдина вошла в зал и сразу же натолкнулась на заведующую отделом рекламы и связи с прессой Ануски Хемпел: именно она и послала это платье Элис Джонсон в «Картерс» с расчетом получить его обратно сразу же после съемки. Надевать его должна была только модель. Бедная Джеральдина это прекрасно знала и поняла, что серьезно влипла. Никакие объяснения тут не помогут. И она была уверена: если сослаться на Элис, та ни за что не подтвердит, что сама разрешила ей надеть это платье.
Элис вернулась с приема очень поздно, да и выпила она больше, чем следует. Так что утром она позволила себе немного поваляться в постели, а уже потом сняла трубку и набрала рабочий номер Линди-Джейн. Ей было приятно рассказывать сестре о своей светской жизни. Бедную Линди-Джейн это явно злит: хотя Элис, видит Бог, делает все, чтобы помочь ей, та явно не способна продвинуться ни по служебной, ни по социальной лестнице.
Был уже полдень, но ей ответили, что Линди-Джейн еще нет. Оказывается, она не появлялась на работе целую неделю. Элис даже забеспокоилась. Действительно, Линди-Джейн не отвечает на послания на автоответчике уже больше недели. Где же она?
Если бы Элис только знала!
В это самое время на глазах у Линди-Джейн душили на кровати полуодетого мужчину.
Она работала в клубе всего неделю. Несколько месяцев назад Линди-Джейн поехала в агентство «Цецилия» и попросила принять ее на работу. Она собиралась продолжить свое расследование. К сожалению, ответили ей, агентство закрывается. Но управляющий пообещал, что свяжется с ней. И как только новый клуб открылся – на этот раз под названием «Бригитта», – он позвонил ей, и ее взяли на работу с недельным испытательным сроком. От девушек, работающих в агентстве, она слышала разные страшные истории. Если тебе действительно доверяли, то поручали удерживать клиента и отвлекать его, а в это время кто-то приходил и убивал его. И все это снималось на видеопленку. Так что лучше уж, говорили ей, не соваться в это дело.
Но где-то же, рассуждала Линди-Джейн, должны храниться эти пленки?
На первом этаже здания клуба помещался офис, постоянно закрытый. Вход в него был только со двора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38