А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— Сахару нет, уж не обессудьте…
— Сахар — белая смерть, — успокоила его Катя, с наслаждением отпивая дымящуюся жидкость из чашки. — Я сама пью без сахара.
Дядя Миша крякнул и на всякий случай отошел поближе к Горану. Я, ради приличия, тоже отхлебнул из своей чашки.
— Ну что, обмен любезностями закончен?
— Закончен, — признала Катя и поставила чашку на стол.
— Итак…
— Итак, поговорим об условиях вашей капитуляции. — Она закинула нога за ногу.
— С чего вы взяли, что мы сдадимся без боя? — подал голос молчавший до этого Горан.
— Вы же разумные люди и прекрасно понимаете, что долго не продержитесь. Сколько у вас стволов — пять, шесть, двенадцать? У меня все равно на порядок больше.
— Численное преимущество не всегда обеспечивает победу, — заявил серб.
— В данном случае обеспечит, — отмахнулась Катя.
Я поднял ладонь, показывая Горану, что не стоит злить нашу собеседницу.
— Ладно, Катя, коль вы не начали атаку сразу и пришли на переговоры, у вас наверняка есть к нам предложение. Говорите! Мы ведь деловые люди, рассмотрим, подумаем, дадим ответ…
— Не люблю я это словосочетание, — поморщилась девушка, — сейчас ведь любой мерзавец с китайским «Паркером» — деловой человек… А условия капитуляции следующие: сложите оружие — и никто не пострадает.
— Как бы не так… — вскинулся Горан, но я снова остановил его гнев поднятой ладонью.
— Катя, вы же умная женщина… Неужели вы и вправду думаете, что мы добровольно отправимся в бетонный мешок, затерянный где-то в подмосковном лесу? И станем довольствоваться ежедневной пайкой в виде пакета сухих дров и опасной бритвой со свастикой на рукоятке в качестве единственной собеседницы? Лично меня такая альтернатива не устраивает. И я готов сражаться за свою свободу. Да и все мои товарищи — тоже…
Глаза девушки сузились — то ли от гнева, то ли от испуга. Не знаю уж, где проходили обработку остальные члены партии. Вполне возможно — в другом месте. Скорее всего, о подвале в сгоревшей сторожке знала только Катя и ее гуру-мучитель. Поэтому мои слова вызвали недоумение, испуг и ярость. Это хорошо… Когда человек выведен из равновесия, с ним легче разговаривать.
— Может, рассмотрим иные варианты? — постарался не дать опомниться Кате я. — Скажем, вы возвращаетесь в Приморск и живете как хотите. А мы спокойно убираемся восвояси. Тогда никто не пострадает и все будут довольны.
Девушка несколько раз глубоко вздохнула и натянуто улыбнулась. От этой улыбки ее шрамы налились кровью так, что стали видны следы от швов.
— Мы можем поговорить наедине?
— У меня нет секретов от моих друзей.
— А я и не собираюсь секретничать. Просто хочу вспомнить былые времена. Не хочется вытаскивать весь интим наружу при посторонних.
Горан недовольно засопел и зачем-то передернул затвор автомата.
— Да не бойся ты, брат-славянин, — бросила ему Катя. — Не убью я вашего предводителя. Не знаю я каких-то там приемчиков, чтобы одним ударом завалить такого здорового мужика. И под юбкой у меня пистолеты не спрятаны. Можешь проверить, если хочешь…
— Пусть твои уроды проверяют, — фыркнул Горан. — Меня пока на извращения не тянет.
— Это только пока, — и не подумала обидеться Катя. — Погоди, увидишь с мое — пересмотришь свои взгляды. Кардинально пересмотришь…
Я обернулся и встретился взглядом с Гораном.
— Ну, если ты не против… — поднялся на ноги серб.
— Свистнешь, если чего, — сказал дядя Миша и открыл дверь сторожки.
Мы с Катей остались вдвоем. Какое-то время она не мигая смотрела мне в район переносицы. Затем разлепила губы и тихо спросила:
— Откуда ты знаешь?
— Знаю про что? — уточнил я. — Про то, как тебе накинули лишних полторы тысячи и увезли в глухой лес, а потом избили и посадили в подвал? Или про то, как ты умоляла этого выродка принести тебе героин? Или про то, как ты изуродовала себе лицо и спалила промежность о печку-буржуйку?
— Да откуда ты знаешь??? — взвизгнула Катя и, нарушив свое обещание Горану, метнулась ко мне с явным намерением стереть меня с лица земли.
К счастью, девушка действительно не знала особых приемов. Без оружия серьезной опасности она не представляла. Так, попыталась выцарапать мне глаза и заехать коленом в пах. Я предвидел это, поэтому без особого труда увернулся от Катиных атак, вывернул ей руку за спину, прижал к стенке и продержал ее так до тех пор, пока она не остыла.
— Пусти! — попросила девушка, когда ее грудь перестала учащенно вздыматься. — Я больше не буду, обещаю…
Я усадил Катю на место.
— Сильно, черт побери, сильно, — пробормотала она, растирая запястья.
— Я не хотел причинять тебе боль.
— Да я не про боль. Ты знаешь то, что знаем только мы с боссом. И никто, кроме нас. Это действительно сильно. Кто ты? Бог, дьявол, инопланетянин?
— Если тебе полегчает, считай, что я и бог, и дьявол, и ушастый гуманоид из летающей тарелки…
Катя усмехнулась и отпила из чашки остывший чай.
— Впрочем, кто ты такой, мы выясним позже.
— Ты не распрощалась с мечтой обратить нас всех в свою веру?
— Да, не распрощалась, — серьезно ответила девушка. — И сегодня все козыри на моей стороне. Даже если ты бог…
— Я все-таки предлагаю расстаться по-мирному. Если хочешь, мы можем решить эту проблему в личном порядке…
— То есть?!
— Я заплачу тебе деньги. Столько, сколько ты скажешь.
— Мне и так хватает на жизнь, — покачала головой Катя, однако затем вскинула на меня свой жесткий ледяной взгляд. — Впрочем, только что мне в голову пришел еще один вариант.
— Я весь во внимании.
— Я могу отпустить твоих людей, — вслух размышляла девушка. — Да, могу… почему бы и нет?
— Но?
— Но не всех.
— Это что еще за селекция? — нахмурился я.
— Видишь ли, — попыталась объяснить Катя. — Мы действительно хотим, чтобы все люди жили счастливо…
— … и для этого пытаете их?
— Роды тоже причиняют страдание роженице, — пожала плечами девушка, — но зато на свет появляется ребенок. Великая цель всегда оправдывает средства… Так вот, мы хотим, чтобы счастливы были все люди. Понимаешь? Абсолютно все!
— Где-то и когда-то я это уже слышал… — пробормотал я.
— Возможно. Но речь не об этом. Мы прекрасно отдаем себе отчет в том, что к цели надо идти постепенно. Шаг за шагом. И всех сразу мы сделать счастливыми не сможем.
— Уже хорошо…
— Пожалуйста, отнесись к моим словам серьезно. Так вот, для успешной работы нам нужны люди. Талантливые, энергичные, целеустремленные. Поэтому я предлагаю следующую сделку: те, на кого я укажу, — пойдут со мной. Остальных я отпущу с миром. Даю слово.
— И кого же ты хочешь? — от плохих предчувствий у меня засосало под ложечкой.
— Обоих сербов: нам нужны хорошие бойцы. Черногорцева: финансы партии надо держать в порядке. Ну и тебя, естественно.
— Чем обязан такой честью?
— Не скромничай. Ты — самый крупный бриллиант в короне для победителя. Вообще-то я очень рассчитывала на отца Александра. После перевоспитания он смог бы принести много пользы. Но из мертвых мы воскрешать пока не научились. А ты можешь по всем параметрам превзойти нашего непокорного покойного батюшку…
Я вытащил из кармана пачку «Кента», убедился, что все сигареты промокли и засунул ее обратно.
— Неужели ты и вправду думаешь, что я соглашусь?
— Я не думаю, я знаю.
— Но зачем мне жертвовать собою ради других людей?
— Ты не сможешь спокойно жить с сознанием того, что мог спасти их, но не спас.
— Мне наплевать на всех, кроме себя самого.
— Неправда. Если бы так, ты давно бросил бы их и укрылся где-нибудь в укромном месте. Но ты их ведешь — значит, они тебе не безразличны.
Я отрицательно покачал головой, хотя признавал, что в словах девушки есть определенная доля истины. Действительно, после смерти Священника я в определенной степени стал исполнять роль лидера. В свое оправдание могу сказать, что делал я это неосознанно и в здравом уме никогда не позарился бы на роль Моисея.
— Но самое главное, — придвинулась поближе ко мне Катя, — самое главное заключается не в настоящем моменте, а в будущем. Ты обретешь смысл жизни. Ты почувствуешь, какая это прекрасная вещь — вести за собой людей к счастью и постоянно одерживать все новые и новые победы. В твоих жилах будет течь не кровь, а гореть огонь. И ты почувствуешь, что никто и ничто, ни Бог, ни дьявол, не смогут помешать тебе в движении к твоей цели. Это самое лучшее чувство на свете. Выше его нет ничего!
Я откашлялся и с честью выдержал взгляд девушки.
— Знаешь, твои обещания звучат очень заманчиво. Но я не экстремал по натуре, хотя и вляпываюсь постоянно бог весть во что. Мне хватает адреналина в крови. И тот кайф, который я получаю от вполне обычных вещей, меня полностью устраивает. Поэтому мое предложение остается прежним. Я довольно обеспечен и могу купить тебе дом в любой стране мира. Кроме того, я оплачу все пластические операции. Мы наймем самых лучших гинекологов, и они отремонтируют твои женские достоинства. Еще я положу на твой счет в швейцарском банке круглую сумму, и ты будешь жить на проценты. Купишь новый паспорт и новое лицо. Твой сумасшедший босс никогда тебя не найдет…
— Хватит! — перебила меня Катя. — Я думала, ты умнее и сможешь оценить красоту и мощь нашей идеи. Но раз нет, так нет. Я не настаиваю. Ты все равно будешь у нас. Только процесс немного растянется во времени, и тебе будет немного больно. Самую малость — я лично прослежу, чтобы тебе не причинили особого вреда.
— Ты очень любезна, — пробормотал я.
— Спасибо за чай, — улыбнулась Катя и поднялась с кровати. — До скорого свиданья!
— Прощай!
Девушка гордо вскинула голову и, не оборачиваясь, вышла из сторожки. Я стоял у распахнутой двери и наблюдал, как дядя Миша, ворча что-то под нос, открывает калитку. Ко мне подошел Горан и недвусмысленно повел стволом автомата вслед удаляющейся гостье.
— Мы можем решить одну проблему прямо сейчас.
Я положил руку на мокрую сталь «Калашникова».
— Нет, не надо.
— Но почему?
— Ты не решишь проблему — ты только озлобишь всех, кто приехал вместе с ней.
— Нападающие потеряют предводителя! — не унимался Горан. — Тело без мозга — безобидный кусок мяса!
— У них и так нет мозга, — вздохнул я. — А если мы убьем Катю прямо сейчас, ее сторонники просто перережут всех, кого найдут в лагере. Ты этого хочешь?
— По крайней мере, мы дорого продадим свои жизни, — пожал плечами серб. — Разве в этом нет смысла?
— Единственный смысл я вижу в том, чтобы остаться живыми… Закрывайте калитку и приготовьтесь к атаке…
Минут пятнадцать мы провели в томительном ожидании. Горан снова залез на дерево. Правда, уже не на тополь, а на клен, росший довольно далеко от забора. Для снайпера эта позиция была неудобной, но как наблюдательный пункт годилась вполне. Мы ведь ничего не видели из-за забора — в первую очередь потому, что погода стала еще более мерзкой. Дождь шел такой силы, что потоки не успевали стекать с асфальтовых дорожек в дренажные отводы и мы ходили по щиколотку в воде. От порывов ветра треснуло оконное стекло в сторожке. Я боялся, что в такой шквал мы не увидим группу захвата «Стоящих», если Катя догадается послать их в обход и атаковать лагерь с другой стороны. Возможно, разумнее было бы организовать оборону одного лишь летнего кинотеатра. Я надеялся, что все колонисты уже успели забраться на его крышу. Там мы смогли бы сосредоточить более плотную огневую мощь. Однако такой вариант годился только в случае незамедлительного прибытия вертолета: крыша кинотеатра отлично простреливалась, и несколько человек вполне могли хладнокровно расстрелять всех, кто находился наверху, в то время как мы оборонялись бы внизу от основной массы нападавших.
Я в очередной раз призвал Свина, но ответа не было. Теперь я уже не подозревал его в попытках еще раз вкусить похабной радости от Риммы. Какой бы свиньей ни был мой старший офицер, он всегда отличался трезвостью суждений и ни за что не позволил бы себе расслабиться в столь ответственный момент. Значит, с ним что-то случилось, полезли в голову мрачные мысли. Я попытался прогнать их, но получалось плохо. Под потоками хлябей небесных, в десяти шагах от смерти, я внезапно осознал, что желаю добра своему старшему офицеру. Это чувство было для меня крайне необычным, поскольку я запретил себе испытывать какие-либо чувства уже много лет назад. Но сейчас в области сердца что-то шевельнулось. Какой-то крохотный лучик тепла, связанный с Свином. Я не хотел, чтобы он погиб и попал на суд случайным образом. Я желал, чтобы Свин выбрался и, сопровождаемый Ангелом, спокойно отправился в трехмесячный карантин, а затем воплотился бы в облюбованной им рязанской семье частных предпринимателей. Когда я думал об этом, в моей груди происходило что-то новое. Я не был готов к таким чувствам и поэтому преувеличенно рьяно переключился на Горана, который слез с клена и теперь подходил ко мне, чтобы поведать о результатах наблюдения.
— Ну что там? Они послали группу в обход?
— Нет. Собираются идти в лобовую атаку. Я думаю, КрАЗ вышибет ворота, а автобусы с группами захвата на крыше подъедут к забору.
Что ж, комбинация вполне предсказуемая. Но я не мог придумать какую-либо хитрость: силы были слишком неравными.
— И вот еще что, — наклонился к самому моему уху серб. — По-моему, они готовят ложную посадочную площадку для вертолета.
— Что?!
— Человек двадцать заняты тем, что собирают хворост и складывают его в кучу. Поджечь ее им пока не удалось: дерево слишком мокрое. Но, насколько я видел, у них есть несколько канистр с бензином, а может, и сигнальные шашки.
Вот это был сюрприз… Только сейчас я вспомнил, что мы не сообщили летчикам точного места эвакуации. Если они увидят пламя и светящиеся искры сигнальных огней, вполне могут решить, что мы ждем их за территорией лагеря. Таким образом, наша надежда на спасение попадет прямиком в руки «Стоящих».
— Черт, откуда они знают про вертолет? — пробормотал я, чтобы скрыть растерянность.
— Они вообще много знают, — поморщился серб. — Слишком много, чтобы это могло выглядеть простым совпадением. Среди нас есть стукач.
— И почти у всех есть мобильные телефоны… Сейчас не время играть в гестапо, — сказал я и подозвал к себе Черногорцева.
— Постарайтесь как можно быстрее вернуться в корпус 2-А. На верхнем этаже найдете рацию. Немедленно свяжитесь с пилотами вертолета и скажите, что мы будем их ждать на крыше летнего кинотеатра. А на костер и сигнальные огни пусть не обращают внимания. Вам все понятно?
— Да.
— Это очень важно. Только крыша кинотеатра! Давайте быстрее! Как только сообщите вертолету информацию, возвращайтесь обратно! У нас каждый ствол на счету…
Финансовый спекулянт скрылся в пелене дождевых капель.
— Кажется, скоро начнут, — поделился своими предчувствиями Горан.
— Ну что же, по местам! — приказал я, чувствуя себя если не реинкарнацией Константина Заслонова, то, по крайней мере, сумасшедшим, вообразившим, что он, ну скажем, легендарный комдив Гражданской войны начала прошлого века.
Мы с дядей Мишей вошли в сторожку. Сторож проверил механизм пулемета и пожаловался на боли в голове. Я признал, что боли эти неудивительны, более того — совершенно естественны в сложившейся ситуации. У меня самого поднялась температура, а как иначе, если я несколько часов ходил в мокрой одежде.
— Тут дело не только в ситуации, — перебил меня дядя Миша. — Что-то будет. Что-то случится.
— Разумеется, — согласился я, стараясь не думать о том, что именно должно случиться. Вариантов, как ни крути, крайне мало.
— Не понимаешь ты меня, сынок, — вздохнул сторож. — Не про этих выродков я говорю. Погода меня беспокоит.
Я признал, что погода могла бы быть и получше. Дядя Миша осведомился о месте моего рождения и, узнав, что большую часть жизни я провел в Москве, покачал головой, очевидно, сожалея о моей несмышлености. Выяснилось, что он боялся шторма. Лагерь находился почти возле самого берега. Настоящие бури случались здесь крайне редко. На памяти дяди Миши их было всего две. Одна — сразу после войны, другая — в середине восьмидесятых.
— И что, сильно трясло? — поинтересовался я, осторожно выглядывая в окно.
— Трясло, может, и не сильно. Но вода километра на два вглубь пробралась.
— То есть как на два километра?!
— Очень просто. Волны большие были. Как пошла стена метров в десять высотой, так и смела все на своем пути. От лагеря одни ошметки остались. Несколько лет потом отстраивали.
— Зачем же строить лагерь в таком месте?
— Так ведь редко море волнуется. Море — оно доброе, пока его люди не взбаламутят…
Я вспомнил о Блуждающем Сгустке. Не хотелось верить, что возмущение стихии вызвали мы со Свином. Но моя вера мало кого интересовала.
— Раньше систем оповещения много было, — продолжал сторож. — Буи всякие с передатчиками далеко в море закидывали. Самолеты летали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40