Там, внизу было так тихо и спокойно, что ведьма на какой-то миг позавидовала людям, живущим в этих чистых уютных домах на тихих ухоженных улочках. Как же это здорово – каждый вечер приходить домой, съедать вкусный ужин и ложиться спать в чистую и тёплую постель. Не нужно бежать, путая следы, не нужно прятаться по лесам, не нужно зубрить бестолковые заклинания, не нужно колдовать и ворожить. Да, это здорово – быть обычным человеком… Вовремя сообразив, что такие мысли не пристали молодой колдунье, Люция встряхнулась, отгоняя соблазнительные видения мещанского быта. Поняв, что за своими размышлениями она заметно утратила бдительность, девушка пристально огляделась – не появился ли в пределах видимости ещё кто-нибудь – иная ведьма или какой ведьмак начинающий (юнцам на первых порах за радость полетать, эдак со свистом в ушах)? Но тьма стояла – хоть глаз коли. Так никого и не высмотрев, колдунья снова с любопытством уставилась на расстилающийся внизу вид. Вот промелькнула Площадь Трёх Фонтанов, ярко освещённая фонарями, потом какой-то шикарный особняк весь в яркой пестрой иллюминации, то ли бумажные фонарики до того ослепительно сияли, то ли магия какая переливалась всеми цветами радуги – с такой высоты было не понять.
Ещё несколько мгновений полёта и остался за спиной королевский дворец с парками, садами и затейливыми постройками, а за ним и весь Мирар, окружённый крепостной стеной, скрылся в темноте. Люция уже приближалась к лесу, когда услышала слабый жалобный детский плач. Чуть снизившись (что поделаешь, женское любопытство) и сбавив скорость, ведьма внимательно всмотрелась в темноту, а в следующую секунду торопливо сплюнула три раза через плечо: «Ну и угораздило же! Плохая примета…» Пробормотав коротенькое заклинание от дурного глаза, девушка оставила за спиной одинокую старую могилу (от которой не осталось даже сколь-нибудь заметного бугорка) и сидящего рядом с ней полупрозрачного ребёнка. Вот ведь как бывает, давным-давно кто-то здесь похоронил новорожденного младенца, а тот теперь никак не успокоится. Скорее всего, в прошлой жизни этот малыш был плодом порочной страсти какой-нибудь горничной из богатого дома или незамужней аристократки, родили его тайно у старой повитухи, а потом, без жалости, избавились – закопали на опушке, подальше от любопытных глаз, да и забыли, как про страшный сон, а ребёночек мучается…
Очередной порыв тёплого ветра снова услужливо донёс до ведьмы жалобные стоны баньши – приведения-плакальщицы. Бросив взгляд через плечо, Люция увидела, что ребёнок-призрак, задрав голову, смотрит в небо – стало быть, почувствовал чужое присутствие. Плач стал ещё горше, когда малыш увидел смутный силуэт молодой ведьмы. Протягивая прозрачные руки к неведомой страннице, призрак со стонами сделал несколько шажков от могилы, но, к счастью, как и все слабые баньши, не смог отойти дальше и застыл на месте, провожая колдунью взглядом пустых глаз…
«Говорила мне бабка, говорила, – причитала про себя Люция, – что ночью безбоязненно к покойникам только чернокнижники да некроманты могут соваться, но никак не ведьмы. Вот ведь, попался на моём пути, Неприкаянный!».
Привидения ведьма не боялась, знала, что чаще всего от этих плакальщиц беды никакой, кроме раздирающих душу стонов, вздохов да рыданий. Просто мается чья-то безвинно погибшая душа и покоя никак не найдёт. С баньши так всегда – либо со свету сжили ни за что, либо до самоубийства довели, вот и бродит беспокойный призрак, оплакивает свою судьбину. Конечно, бывают среди них такие, которые поплачут-поплачут, а потом, шмыг от могилы, и давай сводить счеты со своим обидчикам. Вот только горе баньши в том, что за пределами погоста забывают они свою прошлую жизнь и мстят в итоге всем встречным и поперечным, сводя в могилу безвинных людей. А угомонить этих призраков, ой, как сложно… Тут без хорошего мага никак не обойдешься, только он сможет успокоить мятущуюся душу и отправить её в Мир Скорби.
Люция снова усилием воли отогнала от себя грустные мысли, которые никак не хотели её покидать нынешним вечером, и снизилась аккурат над лесной чащей:
– Идём на посадку. – Строго предупредила ведьма свой летательный аппарат. Когда имеешь дело с посторонними предметами, суровость – первейшая необходимость, поскольку иногда вещи попадаются весьма своенравные, могут выйти из подчинения и наделать гадостей… Однако меч Тороя вёл себя на удивление примерно, что лишний раз подтверждало мнение Люции о том, что он начисто лишён волшебной силы.
Колдунья стремительно спикировала в чащу. Ловко лавируя между веток, она приземлилась на крохотной полянке. Спрыгнув на землю и оставив свой «транспорт» висеть в воздухе, девушка с наслаждением вдохнула такой родной и сладкий запах леса…
«Эх! Прилечь бы сейчас в траву, да поспать пару часиков…» – мечтательно подумала Люция, однако времени на подобные затеи не было. Чтобы хоть как-то приободриться, девушка с затаённой нежностью нащупала спрятанную в юбках Книгу.
Если вы думаете, что древний трактат о магическом могуществе был огромным тяжеленным фолиантом, то глубоко ошибаетесь. На самом деле Книга Рогона (кстати, сильнейшего из древних магов) была размером всего лишь с ладонь, да и в толщину не более двух пальцев.
Ведьма довольно улыбнулась. Старинный манускрипт, о котором ходили невероятные легенды, самый загадочный и древний источник магической Силы был у неё в руках. Теперь-то уж необразованной юной чародейке не придётся трепетать при одной мысли о великом Магическом Совете, что так и норовит истребить ей подобных. Отныне она сможет стать сильной колдуньей и будет жить, не боясь костра или виселицы. Отпадёт необходимость прятаться по лесам и болотам…
Поняв, что замечталась, Люция взяла себя в руки и (с некоторым сожалением) отбросила соблазнительные видения сладкого будущего. Надо сосредоточиться на настоящем, а настоящее заключается в том, что она почти ничего не умеет. Кроме того, очень скоро за ней в погоню отправится один из сильнейших магов современности, причём подогревать его будет недюжинная ярость. Ведьма усмехнулась при мысли о том, каково сейчас Торою. Яд Гриба перестанет действовать как минимум через несколько суток, а значит, нынче молодому чародею приходится ой, как несладко.
Отогнав эти блаженные мысли, девушка огляделась. Меч, нетерпеливо подрагивая, висел рядом, простыня ярким пятном выделялась на фоне общей темноты. Ещё бы! Еловый лес и при свете дня-то мрачный, а уж ночью… Тем не менее наша искательница приключений была в родной стихии и страха не испытывала вовсе. Хлопнув в ладоши, она зажгла над собой яркую искорку. Поляна осветилась неверным светом болотного огонька. Ведьма опустилась на колени и стала торопливо собирать в специально припасённый холщовый мешочек еловую хвою. Где-то громко застучал дятел. Люция вскинула голову и прислушалась, её глаза блеснули в полумраке тем же зеленоватым болотным светом, что и тлеющая в воздухе искорка. Тишина… Девушка снова занялась сбором еловых иголок. Через некоторое время, набив мешок под завязку хвоей, травками и какими-то веточками, необходимыми для дальнейших хитростей, колдунья поднялась на ноги. С сожалением посмотрев вглубь чащи, Люция вернулась на место стоянки. Снова запрыгнула на меч и опять строго скомандовала: «Вперёд!»
Однако, вместо того, чтобы резво рвануть с места, оружие, утратившее силу магического заклинания, безжизненно упало в траву.
Выругавшись, девушка подняла свой, завёрнутый в ткань трофей, и, принюхавшись к ночному воздуху, направилась в нужном направлении. Раз уж Торой так бесстыдно сдал её стражникам, следовало тщательнее запутать следы…
* * *
Мальчик был талантливым и упрямым. А это две основных составляющих в деле успешного обучения мага.
Отец привёл сына к главному чародею королевства, когда ребёнку было всего семь лет. Привел силой, поскольку тот вырывался, как волчонок. Главной причиной неуёмной злости паренька было то, что он прекрасно понимал – родители просто хотят избавиться от этакой тяжкой обузы в виде вздорного и не в меру талантливого старшенького. Ещё бы, помимо этого дикого зверёныша в семье росли ещё трое, куда более примерных ребятишек, да и мать снова была в ожидании… Но главной причиной отказа от чада всё же была совершенная неукротимость и неуправляемость первенца.
Золдан, в ту пору уже почтенный (и опытом, и положением), уважаемый всеми маг, входивший в состав Великого Магического Совета, с непритворным интересом смотрел на худенького, полуголодного и плохо одетого крестьянского ребёнка. Исходящей от мальчика Силе могли бы позавидовать многие из учеников придворного чародея. Да, что там – учеников! Кое-кто из Магического Совета тоже мог бы поскрипеть зубами с досады. Что и говорить, природа ребёночка одарила с несвойственной ей пристрастностью.
Отец опустил вырывающегося мальчишку на пол и застыл рядом в той униженно-просящей позе маленького человека, который давно принял как данность то, что никто не считается с его мнением и мольбами.
В кабинете королевского чародея (здесь Золдан раз в месяц принимал простой люд) царила сдержанная роскошь, в сочетании с изысканной простотой интерьера. Крестьянин, не привыкший к утончённому быту аристократии, чувствовал себя неловко и, стоя рядом с сыном, переминался с ноги на ногу. По случаю визита к высокопоставленному лицу, мужчина надел новые холщовые брюки и, слегка узковатую (видимо позаимствованную из гардероба более богатого родственника) в плечах рубаху. В огрубевших узловатых руках пришедший мял старенький, застиранный картуз.
А вот мальчишка стоял рядом с отцом, гордо вскинув голову, спрятав за спину руки, и ничем не выказывал не то что волнения, но даже маломальского почтения. Бросая искоса настороженные взгляды, ребёнок пытливо разглядывал сорокалетнего чародея.
Между тем, отец, запинаясь, мямлил:
– Ваше магическое святейшество… – (Золдан спрятал улыбку в смоляную бороду, хм, магическое святейшество – так к нему ещё никто не обращался), – Может, возьмёте моего стервеца на воспитание? Замучались мы с ним, никакого сладу, своенравный, как бес…
Чародей нахмурился:
– Раз уж вы – родители не можете с ним справиться, то мне, обыкновенному чародею и вовсе не суметь. Отдайте-ка его на воспитание в монастырь.
– Дык… – крестьянин даже побледнел от такой перспективы, – За монастырь ведь платить надо, а где уж нам, сами еле кормимся, жена вон, опять беременная, и помимо этого паршивца дома ещё три рта.
Золдан снова спрятал улыбку в бороду, посмотрев, как вспыхнул от слов отца мальчишка. Во взгляде смышлёного парнишки читалось непримиримое чувство обиды на отца и мать, стыд за свою бедность и… В общем, много чего ещё.
– Ну, а я, милейший Автан, воспитанием трудных детей тоже не занимаюсь, в ученики беру только способных. – Для порядка бросил последнюю дежурную фразу маг.
Крестьянин оживился, даже картуз мять перестал, и снова разрумянился, переминаясь с ноги на ногу:
– Так, ваше магическое святейшество, есть у него, супостата, талант, есть! Не далее, как вчера устроил я ему порку за то, что не окучил он делянку с кукурузой, только отработал его розгами…
Чародей поморщился. Ободрившийся, было, крестьянин снова сник.
– Вот я и говорю, – робко продолжил мужчина, – только отработал его розгами (а этот стервец ни в жисть не плачет, аж зло берёт), так повалил такой град! Размером разве что не с кулак! Всю кукурузу побил. Ничего не осталось!
– А при чём здесь магия, милейший Автан? – спокойно осведомился Золдан, перебирая в руках магические малахитовые чётки искусной гномьей работы. – Град ведь и сам по себе пойти мог.
Крестьянин снова покраснел, но со словами королевского чародея согласился:
– Мог. Но ведь, ваше магическое святейшество, – с обидой в голосе продолжил мужчина, – пошёл-то он только над его не окученной делянкой!
Маг удивлённо приподнял брови:
– Ещё какие-нибудь странности замечали? – снова поинтересовался он, глядя на угрюмого мальчишку.
– Да с ним ни дня без странностей. – В сердцах бросил отец. – То залезет в буфет за вареньем, а, чтобы мать не отогнала, крысу позовёт из погреба. Эдак, пальцами щёлкнет, и вот она, крыса, бегает вокруг табуретки, не даёт жене спуститься на пол, а этот шалопай варенья объестся и бегом в лес, чтобы уши не оторвали. Или, например, не хочет зимой за дровами идти на улицу, эдак тоже щёлкнет пальцами-то, и огонь в печи сам собою горит. Ну, от этого хоть польза какая… А бывает, гадости замыслит. Например, если хочешь ему по шее надавать, ну, чтобы душу отвести, он, паразит, спрячется в шкафу и достать его оттуда нет никакой возможности, словно стена невидимая отгораживает. Замучались мы с этим дармоедом, просто сил нет, думаю, может, вы в ученики возьмёте, кажись ведь, умеет чёй-то.
Чародей глубоко задумался, подперев холёной рукой подбородок. Н-да, давненько он не видел такого одарённого ребёнка. Сочетание возможностей просто потрясающее – погодная магия, умение повелевать животными и, одна только Сила знает, что ещё.
Крестьянин с надеждой всматривался в бесстрастное лицо мага.
– Бать, пойдём отседова, – начал, было, мальчик, но схлопотал от отца увесистый подзатыльник и снова насупился.
Наконец, Золдан очнулся от своих размышлений и опять обратился к мужчине:
– Это ваш родной ребёнок или приёмный?
Мальчишка навострил уши и пытливо воззрился на отца. Тот в очередной раз судорожно смял в руках картуз и тяжко вздохнул:
– Родной… Был бы приёмный, уж, поди, убил бы, супостата.
Чадо шмыгнуло носом и снова враждебно уставилось на чародея.
Золдан встал со стула и, заложив руки за спину, пару раз прошёлся по комнате. Мальчишка внимательно наблюдал за каждым его движением, но в основном внимание паренька было приковано к широкому серебряному браслету, красовавшемуся на запястье королевского чародея. Золдан, тем временем, подошёл к высокому стрельчатому окну и, заложив руки за спину, задумчиво посмотрел куда-то вдаль, после чего, не поворачиваясь, ответил нервно переминающемуся с ноги на ногу крестьянину:
– Я забираю вашего сына на воспитание. Но учтите, отныне вы не имеете на ребёнка никаких прав, если только он сам не решит иначе. Вы поняли? – Обрадованный отец поспешно закивал. – Тогда, – продолжил чародей, – вот вам небольшая сумма в качестве компенсации за расходы на поездку. – Маг повернулся и извлёк из широкого хитона увесистый кошель с серебром. Крестьянин при виде денег раскланялся с удвоенным почтением и, подтолкнув сына к чародею, быстро ретировался за дверь.
Паренёк даже не проводил отца взглядом, застыл посреди комнаты, нахохлившись, словно воронёнок. Чёрные, давно нечёсаные волосы, торчали во все стороны, бледное лицо испачкано в пыли, рубашонка застёгнута только на две верхние уцелевшие пуговицы, короткие штанишки открывали поцарапанные, все в синяках и кровоподтёках, босые грязные ноги.
Золдан снова сел на стул и поманил к себе это худое немытое создание. Мальчишка не шевельнулся, только упрямо шмыгнул носом и для верности отступил на шаг к двери.
Маг резко рванул непокорного пострелёнка к себе при помощи слабого броска Силы. Мальчик дёрнулся, но не сдвинулся с места. Золдан довольно улыбнулся – поразительные способности…
Вздохнув, чародей сделал небрежный взмах рукой над стоящим рядом столиком. На мраморной столешнице прямо из воздуха возникла хрустальная вазочка со сливочными тянучками.
– Ты, я слышал, любишь сладкое? Варенья у меня нет, но, думаю, конфеты тебе понравятся не меньше. Угощайся… – и маг с интересом воззрился на ребёнка. Мальчишка несколько секунд исподлобья смотрел на бородатого чародея, после чего звонко щёлкнул грязными пальцами. Вазочка со сладостями взмыла в воздух и изящно приземлилась в исцарапанные детские руки. Что ж, этот чумазый ребёнок уже имел свой, весьма оригинальный, стиль волшебства.
Золдан в который раз за последние полчаса улыбнулся.
– Ты быстро соображаешь, мальчик…
– Меня зовут…
– Мне неинтересно, как тебя зовут, пока ты представляешь собой столь жалкое существо.
Ребёнок снова внутренне ощетинился, но, чувствуя, что сидящий на высоком стуле мужчина превосходит его в знаниях и, самое главное, в Силе, в ответ только промолчал.
– Должен сказать тебе, мальчик, маг – это не столько и не только тот, кто умеет повелевать погодой или животными. Маг – это тот, кто помимо всего прочего хороший воин и грамотный человек. А самое главное… – Золдан снова улыбнулся в смоляную бороду, – самое главное – умытый, причёсанный и с хорошими манерами.
Мальчик отправил в рот пригоршню тянучек и счастливо улыбнулся. Если такую вкуснятину здесь будут давать каждый день, то можно согласиться не только на противные процедуры умывания-причёсывания, но и даже отказаться от излюбленной привычки ковырять в носу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Ещё несколько мгновений полёта и остался за спиной королевский дворец с парками, садами и затейливыми постройками, а за ним и весь Мирар, окружённый крепостной стеной, скрылся в темноте. Люция уже приближалась к лесу, когда услышала слабый жалобный детский плач. Чуть снизившись (что поделаешь, женское любопытство) и сбавив скорость, ведьма внимательно всмотрелась в темноту, а в следующую секунду торопливо сплюнула три раза через плечо: «Ну и угораздило же! Плохая примета…» Пробормотав коротенькое заклинание от дурного глаза, девушка оставила за спиной одинокую старую могилу (от которой не осталось даже сколь-нибудь заметного бугорка) и сидящего рядом с ней полупрозрачного ребёнка. Вот ведь как бывает, давным-давно кто-то здесь похоронил новорожденного младенца, а тот теперь никак не успокоится. Скорее всего, в прошлой жизни этот малыш был плодом порочной страсти какой-нибудь горничной из богатого дома или незамужней аристократки, родили его тайно у старой повитухи, а потом, без жалости, избавились – закопали на опушке, подальше от любопытных глаз, да и забыли, как про страшный сон, а ребёночек мучается…
Очередной порыв тёплого ветра снова услужливо донёс до ведьмы жалобные стоны баньши – приведения-плакальщицы. Бросив взгляд через плечо, Люция увидела, что ребёнок-призрак, задрав голову, смотрит в небо – стало быть, почувствовал чужое присутствие. Плач стал ещё горше, когда малыш увидел смутный силуэт молодой ведьмы. Протягивая прозрачные руки к неведомой страннице, призрак со стонами сделал несколько шажков от могилы, но, к счастью, как и все слабые баньши, не смог отойти дальше и застыл на месте, провожая колдунью взглядом пустых глаз…
«Говорила мне бабка, говорила, – причитала про себя Люция, – что ночью безбоязненно к покойникам только чернокнижники да некроманты могут соваться, но никак не ведьмы. Вот ведь, попался на моём пути, Неприкаянный!».
Привидения ведьма не боялась, знала, что чаще всего от этих плакальщиц беды никакой, кроме раздирающих душу стонов, вздохов да рыданий. Просто мается чья-то безвинно погибшая душа и покоя никак не найдёт. С баньши так всегда – либо со свету сжили ни за что, либо до самоубийства довели, вот и бродит беспокойный призрак, оплакивает свою судьбину. Конечно, бывают среди них такие, которые поплачут-поплачут, а потом, шмыг от могилы, и давай сводить счеты со своим обидчикам. Вот только горе баньши в том, что за пределами погоста забывают они свою прошлую жизнь и мстят в итоге всем встречным и поперечным, сводя в могилу безвинных людей. А угомонить этих призраков, ой, как сложно… Тут без хорошего мага никак не обойдешься, только он сможет успокоить мятущуюся душу и отправить её в Мир Скорби.
Люция снова усилием воли отогнала от себя грустные мысли, которые никак не хотели её покидать нынешним вечером, и снизилась аккурат над лесной чащей:
– Идём на посадку. – Строго предупредила ведьма свой летательный аппарат. Когда имеешь дело с посторонними предметами, суровость – первейшая необходимость, поскольку иногда вещи попадаются весьма своенравные, могут выйти из подчинения и наделать гадостей… Однако меч Тороя вёл себя на удивление примерно, что лишний раз подтверждало мнение Люции о том, что он начисто лишён волшебной силы.
Колдунья стремительно спикировала в чащу. Ловко лавируя между веток, она приземлилась на крохотной полянке. Спрыгнув на землю и оставив свой «транспорт» висеть в воздухе, девушка с наслаждением вдохнула такой родной и сладкий запах леса…
«Эх! Прилечь бы сейчас в траву, да поспать пару часиков…» – мечтательно подумала Люция, однако времени на подобные затеи не было. Чтобы хоть как-то приободриться, девушка с затаённой нежностью нащупала спрятанную в юбках Книгу.
Если вы думаете, что древний трактат о магическом могуществе был огромным тяжеленным фолиантом, то глубоко ошибаетесь. На самом деле Книга Рогона (кстати, сильнейшего из древних магов) была размером всего лишь с ладонь, да и в толщину не более двух пальцев.
Ведьма довольно улыбнулась. Старинный манускрипт, о котором ходили невероятные легенды, самый загадочный и древний источник магической Силы был у неё в руках. Теперь-то уж необразованной юной чародейке не придётся трепетать при одной мысли о великом Магическом Совете, что так и норовит истребить ей подобных. Отныне она сможет стать сильной колдуньей и будет жить, не боясь костра или виселицы. Отпадёт необходимость прятаться по лесам и болотам…
Поняв, что замечталась, Люция взяла себя в руки и (с некоторым сожалением) отбросила соблазнительные видения сладкого будущего. Надо сосредоточиться на настоящем, а настоящее заключается в том, что она почти ничего не умеет. Кроме того, очень скоро за ней в погоню отправится один из сильнейших магов современности, причём подогревать его будет недюжинная ярость. Ведьма усмехнулась при мысли о том, каково сейчас Торою. Яд Гриба перестанет действовать как минимум через несколько суток, а значит, нынче молодому чародею приходится ой, как несладко.
Отогнав эти блаженные мысли, девушка огляделась. Меч, нетерпеливо подрагивая, висел рядом, простыня ярким пятном выделялась на фоне общей темноты. Ещё бы! Еловый лес и при свете дня-то мрачный, а уж ночью… Тем не менее наша искательница приключений была в родной стихии и страха не испытывала вовсе. Хлопнув в ладоши, она зажгла над собой яркую искорку. Поляна осветилась неверным светом болотного огонька. Ведьма опустилась на колени и стала торопливо собирать в специально припасённый холщовый мешочек еловую хвою. Где-то громко застучал дятел. Люция вскинула голову и прислушалась, её глаза блеснули в полумраке тем же зеленоватым болотным светом, что и тлеющая в воздухе искорка. Тишина… Девушка снова занялась сбором еловых иголок. Через некоторое время, набив мешок под завязку хвоей, травками и какими-то веточками, необходимыми для дальнейших хитростей, колдунья поднялась на ноги. С сожалением посмотрев вглубь чащи, Люция вернулась на место стоянки. Снова запрыгнула на меч и опять строго скомандовала: «Вперёд!»
Однако, вместо того, чтобы резво рвануть с места, оружие, утратившее силу магического заклинания, безжизненно упало в траву.
Выругавшись, девушка подняла свой, завёрнутый в ткань трофей, и, принюхавшись к ночному воздуху, направилась в нужном направлении. Раз уж Торой так бесстыдно сдал её стражникам, следовало тщательнее запутать следы…
* * *
Мальчик был талантливым и упрямым. А это две основных составляющих в деле успешного обучения мага.
Отец привёл сына к главному чародею королевства, когда ребёнку было всего семь лет. Привел силой, поскольку тот вырывался, как волчонок. Главной причиной неуёмной злости паренька было то, что он прекрасно понимал – родители просто хотят избавиться от этакой тяжкой обузы в виде вздорного и не в меру талантливого старшенького. Ещё бы, помимо этого дикого зверёныша в семье росли ещё трое, куда более примерных ребятишек, да и мать снова была в ожидании… Но главной причиной отказа от чада всё же была совершенная неукротимость и неуправляемость первенца.
Золдан, в ту пору уже почтенный (и опытом, и положением), уважаемый всеми маг, входивший в состав Великого Магического Совета, с непритворным интересом смотрел на худенького, полуголодного и плохо одетого крестьянского ребёнка. Исходящей от мальчика Силе могли бы позавидовать многие из учеников придворного чародея. Да, что там – учеников! Кое-кто из Магического Совета тоже мог бы поскрипеть зубами с досады. Что и говорить, природа ребёночка одарила с несвойственной ей пристрастностью.
Отец опустил вырывающегося мальчишку на пол и застыл рядом в той униженно-просящей позе маленького человека, который давно принял как данность то, что никто не считается с его мнением и мольбами.
В кабинете королевского чародея (здесь Золдан раз в месяц принимал простой люд) царила сдержанная роскошь, в сочетании с изысканной простотой интерьера. Крестьянин, не привыкший к утончённому быту аристократии, чувствовал себя неловко и, стоя рядом с сыном, переминался с ноги на ногу. По случаю визита к высокопоставленному лицу, мужчина надел новые холщовые брюки и, слегка узковатую (видимо позаимствованную из гардероба более богатого родственника) в плечах рубаху. В огрубевших узловатых руках пришедший мял старенький, застиранный картуз.
А вот мальчишка стоял рядом с отцом, гордо вскинув голову, спрятав за спину руки, и ничем не выказывал не то что волнения, но даже маломальского почтения. Бросая искоса настороженные взгляды, ребёнок пытливо разглядывал сорокалетнего чародея.
Между тем, отец, запинаясь, мямлил:
– Ваше магическое святейшество… – (Золдан спрятал улыбку в смоляную бороду, хм, магическое святейшество – так к нему ещё никто не обращался), – Может, возьмёте моего стервеца на воспитание? Замучались мы с ним, никакого сладу, своенравный, как бес…
Чародей нахмурился:
– Раз уж вы – родители не можете с ним справиться, то мне, обыкновенному чародею и вовсе не суметь. Отдайте-ка его на воспитание в монастырь.
– Дык… – крестьянин даже побледнел от такой перспективы, – За монастырь ведь платить надо, а где уж нам, сами еле кормимся, жена вон, опять беременная, и помимо этого паршивца дома ещё три рта.
Золдан снова спрятал улыбку в бороду, посмотрев, как вспыхнул от слов отца мальчишка. Во взгляде смышлёного парнишки читалось непримиримое чувство обиды на отца и мать, стыд за свою бедность и… В общем, много чего ещё.
– Ну, а я, милейший Автан, воспитанием трудных детей тоже не занимаюсь, в ученики беру только способных. – Для порядка бросил последнюю дежурную фразу маг.
Крестьянин оживился, даже картуз мять перестал, и снова разрумянился, переминаясь с ноги на ногу:
– Так, ваше магическое святейшество, есть у него, супостата, талант, есть! Не далее, как вчера устроил я ему порку за то, что не окучил он делянку с кукурузой, только отработал его розгами…
Чародей поморщился. Ободрившийся, было, крестьянин снова сник.
– Вот я и говорю, – робко продолжил мужчина, – только отработал его розгами (а этот стервец ни в жисть не плачет, аж зло берёт), так повалил такой град! Размером разве что не с кулак! Всю кукурузу побил. Ничего не осталось!
– А при чём здесь магия, милейший Автан? – спокойно осведомился Золдан, перебирая в руках магические малахитовые чётки искусной гномьей работы. – Град ведь и сам по себе пойти мог.
Крестьянин снова покраснел, но со словами королевского чародея согласился:
– Мог. Но ведь, ваше магическое святейшество, – с обидой в голосе продолжил мужчина, – пошёл-то он только над его не окученной делянкой!
Маг удивлённо приподнял брови:
– Ещё какие-нибудь странности замечали? – снова поинтересовался он, глядя на угрюмого мальчишку.
– Да с ним ни дня без странностей. – В сердцах бросил отец. – То залезет в буфет за вареньем, а, чтобы мать не отогнала, крысу позовёт из погреба. Эдак, пальцами щёлкнет, и вот она, крыса, бегает вокруг табуретки, не даёт жене спуститься на пол, а этот шалопай варенья объестся и бегом в лес, чтобы уши не оторвали. Или, например, не хочет зимой за дровами идти на улицу, эдак тоже щёлкнет пальцами-то, и огонь в печи сам собою горит. Ну, от этого хоть польза какая… А бывает, гадости замыслит. Например, если хочешь ему по шее надавать, ну, чтобы душу отвести, он, паразит, спрячется в шкафу и достать его оттуда нет никакой возможности, словно стена невидимая отгораживает. Замучались мы с этим дармоедом, просто сил нет, думаю, может, вы в ученики возьмёте, кажись ведь, умеет чёй-то.
Чародей глубоко задумался, подперев холёной рукой подбородок. Н-да, давненько он не видел такого одарённого ребёнка. Сочетание возможностей просто потрясающее – погодная магия, умение повелевать животными и, одна только Сила знает, что ещё.
Крестьянин с надеждой всматривался в бесстрастное лицо мага.
– Бать, пойдём отседова, – начал, было, мальчик, но схлопотал от отца увесистый подзатыльник и снова насупился.
Наконец, Золдан очнулся от своих размышлений и опять обратился к мужчине:
– Это ваш родной ребёнок или приёмный?
Мальчишка навострил уши и пытливо воззрился на отца. Тот в очередной раз судорожно смял в руках картуз и тяжко вздохнул:
– Родной… Был бы приёмный, уж, поди, убил бы, супостата.
Чадо шмыгнуло носом и снова враждебно уставилось на чародея.
Золдан встал со стула и, заложив руки за спину, пару раз прошёлся по комнате. Мальчишка внимательно наблюдал за каждым его движением, но в основном внимание паренька было приковано к широкому серебряному браслету, красовавшемуся на запястье королевского чародея. Золдан, тем временем, подошёл к высокому стрельчатому окну и, заложив руки за спину, задумчиво посмотрел куда-то вдаль, после чего, не поворачиваясь, ответил нервно переминающемуся с ноги на ногу крестьянину:
– Я забираю вашего сына на воспитание. Но учтите, отныне вы не имеете на ребёнка никаких прав, если только он сам не решит иначе. Вы поняли? – Обрадованный отец поспешно закивал. – Тогда, – продолжил чародей, – вот вам небольшая сумма в качестве компенсации за расходы на поездку. – Маг повернулся и извлёк из широкого хитона увесистый кошель с серебром. Крестьянин при виде денег раскланялся с удвоенным почтением и, подтолкнув сына к чародею, быстро ретировался за дверь.
Паренёк даже не проводил отца взглядом, застыл посреди комнаты, нахохлившись, словно воронёнок. Чёрные, давно нечёсаные волосы, торчали во все стороны, бледное лицо испачкано в пыли, рубашонка застёгнута только на две верхние уцелевшие пуговицы, короткие штанишки открывали поцарапанные, все в синяках и кровоподтёках, босые грязные ноги.
Золдан снова сел на стул и поманил к себе это худое немытое создание. Мальчишка не шевельнулся, только упрямо шмыгнул носом и для верности отступил на шаг к двери.
Маг резко рванул непокорного пострелёнка к себе при помощи слабого броска Силы. Мальчик дёрнулся, но не сдвинулся с места. Золдан довольно улыбнулся – поразительные способности…
Вздохнув, чародей сделал небрежный взмах рукой над стоящим рядом столиком. На мраморной столешнице прямо из воздуха возникла хрустальная вазочка со сливочными тянучками.
– Ты, я слышал, любишь сладкое? Варенья у меня нет, но, думаю, конфеты тебе понравятся не меньше. Угощайся… – и маг с интересом воззрился на ребёнка. Мальчишка несколько секунд исподлобья смотрел на бородатого чародея, после чего звонко щёлкнул грязными пальцами. Вазочка со сладостями взмыла в воздух и изящно приземлилась в исцарапанные детские руки. Что ж, этот чумазый ребёнок уже имел свой, весьма оригинальный, стиль волшебства.
Золдан в который раз за последние полчаса улыбнулся.
– Ты быстро соображаешь, мальчик…
– Меня зовут…
– Мне неинтересно, как тебя зовут, пока ты представляешь собой столь жалкое существо.
Ребёнок снова внутренне ощетинился, но, чувствуя, что сидящий на высоком стуле мужчина превосходит его в знаниях и, самое главное, в Силе, в ответ только промолчал.
– Должен сказать тебе, мальчик, маг – это не столько и не только тот, кто умеет повелевать погодой или животными. Маг – это тот, кто помимо всего прочего хороший воин и грамотный человек. А самое главное… – Золдан снова улыбнулся в смоляную бороду, – самое главное – умытый, причёсанный и с хорошими манерами.
Мальчик отправил в рот пригоршню тянучек и счастливо улыбнулся. Если такую вкуснятину здесь будут давать каждый день, то можно согласиться не только на противные процедуры умывания-причёсывания, но и даже отказаться от излюбленной привычки ковырять в носу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61