! – возмутилась Люция, – Отчего же молчите, когда вас окликают?!
– Я был ослеплён видом ваших белых кружевных панталон…
– Ещё хоть слово и я опущу на вашу голову уцелевший кувшин. Между прочим, вы падали, как сражённый знаменосец, и это тоже выглядело смешно, хотя я и не удостоилась чести лицезреть ваши подштанники. А теперь вставайте, симулянт несчастный!
И тут до Люции, наконец, дошло, что она сидит перед мужчиной (от репутации которого давно остались одни лохмотья) в сыром, хорошо просоленном платье и насквозь мокром лифе.
– Да отвернитесь же! Как вы смеете? И вообще, помогите мне встать, что я так и буду сидеть на полу?
Он поднялся и резким рывком поставил Люцию на ноги, та охнула от боли и возмущения:
– Поаккуратнее! Я вам что, якорь что ли, так меня тянуть?
Торой картинно приподнял бровь:
– Милая, вы выражаетесь, как простолюдинка…
– А кого мне стесняться? Вас? – Она вскинула голову и постаралась пронзить его взглядом. Как он смеет делать ей замечания? Кто он такой? Аферист, пройдоха, маг, исключённый из Высшего Совета за какие-то тёмные делишки. Иными словами, человек с дурными манерами, о котором говорят, что его не повесили только потому, что он умеет хорошо заметать следы. Вот гадость!
– Я думал, барышни не произносят грубых слов вовсе не из боязни оскорбить чей-то слух, а исключительно по причине хорошего воспитания, – усмехнулся он. – Впрочем, я мало, что знаю о культурных барышнях, могу и ошибаться…
Опять укол. И ответить нечего. Ну, ладно, будет и на нашей улице праздник…
– Снова мы с вами обмениваемся шпильками… – с досадой сказала Люция, – А между тем, у меня болят локти, да и о причине своего визита я так и не рассказала…
– Успеете ещё. Кстати, ваше падение было столь эффектно-сокрушительным, что наверняка пострадали не только локти… Впрочем, им вероятно, досталось больше, чем тому месту, падение которому смягчили полсотни юбок…
Люция не нашлась, что ответить. Снова обмениваться колкостями не хотелось, а хороших манер она от Тороя не ждала, знала к кому идёт. Поэтому девушка только кисло улыбнулась.
Похоже, её собеседник оценил подобную кротость по достоинству, во всяком случае, ехидничать перестал.
– Ладно, пойдёмте, поищем, во что вам переодеться, да и насчёт ванны распорядиться было бы не худо, а то вы не только мокрая, как бездомная кошка, но ещё и липкая, словно сахарный леденец.
Он решительно взял её под локоть и увлёк наверх. Поднимаясь по скрипучим ступенькам, путаясь в мокрых юбках, Люция вдруг осознала, что она не только мокрая, как кошка, и липкая, как леденец, но ещё и глупая, как пробка – идти с незнакомым мужчиной в пустой номер, снятый в подозрительной таверне, было верхом безрассудства.
– Стойте!
– Что ещё? Придумали достойный ответ на мою колкость про локти и юбки?
– Думать мне больше не о чем, как о ваших колкостях! – рассердилась Люция. – Немедленно прекратите меня вести неизвестно куда. У вас дурная репутация, говорят, что вы бесчестный и хитрый человек…
– Ну да, а ещё сволочь и висельник. – Охотно поддержал он. – Успокойтесь, это не заразно, так что вам не грозит перенять эти уникальные качества. Да прекратите так трястись, ужасно раздражает!
– Я вас не боюсь, но вдруг вы всё же задумаете какую-нибудь гадость? – откровенно призналась в своих опасениях девушка.
Торой пристально, склонив голову на бок, начал рассматривать её лицо: по-мальчишески короткие русые волосы, чёрные высокие брови, глаза неопределённого зелёно-голубого цвета с невзрачными ресницами, слишком бледные губы – ничего примечательного в чертах, правда и ничего отталкивающего, но всё в целом – довольно банально.
– Нет, милая, я не задумаю гадость, – успокоил он свою спутницу, – гадости обычно задумывают в отношении хорошеньких, смазливых девушек. Вы не тот вариант, так что и не надейтесь на гадости – помыться, переодеться и марш домой, к престарелому папаше – вот и всё на что вы можете рассчитывать с моей стороны. Кстати, это надо успеть сделать до того, как в таверну набьются постояльцы и выпивохи, которые уже к утру следующего дня по всему городу раззвонят о вашем странном визите.
Из его длинной речи Люцию больно хлестнула самая первая фраза, про хорошеньких барышень.
– Я знаю, что не красавица, а вы…
– А я?
Она гордо промолчала, отведя взгляд. Может быть, он тоже не был красавцем, а может, и был. Не зря же за ним тянулся такой длинный шлейф скандалов, связанных с женщинами всех возрастов.
– А вы просто издеваетесь надо мной. И всё же, идёмте, где ваша комната? – она с достоинством высвободила свой локоть и, опережая Тороя на полшага, устремилась вверх.
– Здесь налево.
Люция смешалась и отчего-то повернула направо, в результате её локоть снова был резко подхвачен, после чего последовал крутой разворот в противоположную сторону.
– Налево, говорю я вам. Какая, однако, трусиха… – с этими словами мужчина втолкнул её в полумрак просторной комнаты.
Люция с любопытством огляделась. Обстановка её несколько разочаровала – безупречный порядок и простота. Кровать самых посредственных размеров, рассчитанная на одного человека, стол, несколько стульев, старое бюро, небольшой шкаф, сундук в углу да потёртый коврик на полу. В распахнутом окне дрожала тонкая занавеска, с улицы пахло жасмином и конюшней. Видимо комната выходила окнами во двор.
– И только-то? – в её голосе звучало такое искренне разочарование, что Торой, ковырявшийся в сундуке, обернулся.
– А вы чего ждали? Ларцы с драгоценностями, обнажённых куртизанок на шёлковых простынях или убиенных младенцев, крови которых я собираюсь испить прямо у вас на глазах? – огрызнулся он. – Комната, как комната, скажите спасибо, что вообще впустил, мог бы погнать вас до дому такую, какая есть.
И вдруг, по сварливым и раздражённым ноткам его голоса, Люцию осенила догадка – он был не на много старше её самой!
– Торой, скажите, сколько вам лет?
– Вам-то что за дело?
Люция осторожно присела на краешек кровати, потрогала рукой грубое шерстяное покрывало, под покрывалом что-то прощупывалось, что-то металлическое, что-то…
– Что вы там расселись? А ну вставайте немедленно! Не хватало только, чтобы после вашего визита ещё и от покрывала квасом веяло!
Люция поспешно вскочила.
– Простите… И всё же, сколько вам лет?
– Тридцать. Устроит?
– Нет, точно не тридцать.
– Я хорошо сохранился. А вам?
– Восемнадцать. – Честно призналась Люция, переборов искушение накинуть пару годков.
– Что-то вы, милая, засиделись в невестах, в вашем возрасте девушки уже не девушки и вообще замужем, детей воспитывают.
Дочка птичника в очередной раз залилась румянцем:
– А это уже не ваше дело! Давайте сюда одежду и корыто. Я хочу помыться и переодеться, а то квас сохнет, и у меня руки липнут к телу…
Торой не поворачиваясь, бросил на пол простое платье из коричневого сукна.
– Вот, единственное, что есть. Надеюсь, вы в него влезете.
– Влезу. – Люция прикинула на глаз – размер вроде был подходящий. – А откуда у вас платье?
– На танцы хожу.
– Что вы всё язвите, неужели нельзя просто ответить? – удивилась Люция.
– Какое вам дело до того, откуда у меня взялось это платье? Хотя, если принципиально, то успокойтесь – платье не моё, оно лежит в этом сундуке не первый день. Постоялица, жившая здесь до меня, уезжала в спешке, вот и забыла. На ваше счастье. – Он поднялся на ноги, – Пойду, распоряжусь, насчёт корыта и воды, а сам, пока вы будете оттирать от белых рук квасное сусло, посижу внизу, выпью пару кружек пива…
С этими словами Торой удалился.
Люция пожала плечами и начала раздеваться. Насквозь промокшая ткань прилипла к телу, как вторая кожа. Кое-как сбросив юбки, девушка осталась в кружевных панталонах и корсете. Не спеша, Люция занялась шёлковой шнуровкой, распутала намокшие узлы и с наслаждением скинула отяжелевшую, сырую конструкцию из ткани и китового уса. Оставшись в одной тонкой сорочке, девушка наконец-то смогла свободно вздохнуть, бросив ненавидящий взгляд на валяющийся рядом корсет.
С грохотом открылась дверь, и в комнату с огромным корытом под мышкой и ведром воды в руке ввалился Торой. Люция, ожидавшая увидеть кого угодно, – служанку, камеристку – но только не мужчину, взвизгнула, делая безуспешную попытку прикрыться руками.
Торой раздражённо фыркнул и поставил корыто в центре комнаты.
– Прекратите верещать! Или вы думаете, я ни разу не видел полуголых женщин?
– Мне всё равно, видели или нет, я не желаю щеголять перед вами неглиже. Как вам вообще хватило нахальства придти самому? Я думала, у вас достанет такта прислать служанку!
Торой вылил воду из ведра в корыто и повернулся к красной, как помидор, Люции:
– Барышня, если не ошибаюсь, вы здесь – инкогнито. Я бы мог призвать служанку, нарушая вашу тайну. Но, будучи более осмотрительным, чем вы, решил не рисковать. Что подумает о вас прислуга? Незамужняя девушка, сразу видно – богатая, собирается принять ванну в комнате висельника и сволочи, а? – после этих слов он нахально подмигнул, окинув скорчившуюся Люцию заинтересованным взглядом.
– Вы провокатор, пойдите вон! – она топнула босой ногой с такой силой, что ушибла пятку. – Вон!
Торой проигнорировал её просьбу, снова неспешно порылся в сундуке, извлёк оттуда крахмальную простынь и кусок мыла.
– Вот. Мойтесь. Простыня вам – вместо полотенца, вы, должно быть, привыкли к чему-то более изысканному, но сейчас не та ситуация, чтобы привередничать.
С этими словами мужчина ушёл, положив мыло и простыню на ковёр.
Люция постояла ещё пару минут, боясь, что он снова ввалится без предупреждения, но за дверью было тихо.
Девушка сбросила сорочку и села в корыто. Вода была чуть тёплая, видимо даже не нагретая, а просто взятая из бочки, стоявшей на солнце. Однако это уже не имело никакого значения, Люция с наслаждением начала отмывать липкие руки. Одного ведра воды, чтобы как следует помыться, было, конечно, маловато, но, как верно заметил Торой – не время для капризов.
Кусок мыла, который ей вручил хозяин комнаты, пах ванилью и чем-то горьковатым, тихонько напевая себе под нос, девушка тщательно намылила волосы, плечи и руки и уже собралась погружаться с головой, чтобы смыть сладко пахнущую пену, как вдруг сверху на неё опрокинулся ледяной водопад. Сердце сжалось и болезненно ухнуло, Люция обмерла, а потом открыла глаза.
Торой возвышался над ней с пустым ведром в руках и скучающим выражением на лице:
– Что же вы, собрались плескаться в корыте, в котором и воды-то всего на донышке? Я принёс вам ещё, однако вижу, вы не оценили этих стараний. – Заключил он кисло.
– Да как вы, как вы… – Люция даже задохнулась от стыда и ярости. – Вы намеренно меня унижаете, да? Зачем?
Торой покачал головой и вздохнул.
– И в мыслях не держал. Какая вы все же нервная, ладно, я выйду, но снова зайду через несколько минут, так что побыстрее заканчивайте омовение, говорите, что у вас ко мне за дело и распрощаемся. Наше знакомство и так уже более чем тайное. – Он снова нахально подмигнул девушке и покинул комнату.
Люция завершала туалет со скоростью солдата, поднятого по тревоге. Будучи всё время начеку, она уже не решалась зажмуриваться и постоянно поглядывала на дверь. Как только с мытьём было покончено, девушка быстро освободила корыто, поспешно вытерлась оставленной простынёй и стала натягивать сухую одежду. Платье оказалось великовато – длиннее, чем требовалось и широко в талии, зато было сухое и к телу не липло. Только-только Люция закончила одеваться и начала собирать свою сырую одежду, как в комнату вошёл Торой. Пунктуален, ничего не скажешь.
– Вы, закончили? Тогда хватит топтаться на месте, помогите мне с корытом.
– Я?
– Ну да, вы. А что тут такого, думаете, я вам ярмарочный силач, тащить в одиночку такую тяжесть? Оно и пустое-то весит не меньше пожарного колокола, а уж с водой… Кроме того, сейчас вы уже можете особо не печься о своей репутации, выглядите, как простая служанка, никто и не догадается, что корыто волочит знатная девушка, давайте, давайте, нечего глазеть по сторонам.
Со вздохом, Люция помогла ему стащить корыто вниз по лестнице и даже вынести во внутренний двор, где Торой без церемоний выплеснул содержимое в кусты жасмина.
– Вёдра, так и быть, сам отнесу, – смилостивился он, – а вы пока, ступайте наверх и соберите своё платье.
Люция покорно поплелась в покои нового знакомого. Подобрала с пола юбки, рубашку, корсет, панталоны и сорочку, аккуратно всё сложила в одну кучу и, за неимением лучшего, завернула в мокрую простыню, которая, несколько минут назад, выполняла функцию полотенца. Получился внушительный узел.
– Ого! – присвистнули от двери, – Да вы намного сообразительнее, чем я ожидал. – Итак, садитесь.
Торой повелительно указал на один из стульев. Люция послушно присела на краешек, сложив на коленях руки.
– Говорите, что вам от меня надо? Ради чего я терпел ваше бесцеремонное вторжение, оскорбления, да ещё и попрёки за своё гостеприимство?
Девушка смутилась, покраснела, но, наконец, собралась с духом и, глядя в пол, начала.
– Меня зовут Люция, я дочь Сандро Нониче, того самого, который содержит при королевском дворе оранжерею с редкими птицами. Птиц покупают у моряков и торговцев, приезжающих из всех уголков мира. Мой отец хорошо разбирается в своём деле и сейчас при царском дворе содержится более тысячи экзотических пернатых. Однако не далее как неделю назад, в подарок Его величеству привезли одну из самых редких птиц в мире – паэллу. Говорят, таких на свете всего около сотни и обитают они где-то в лесах Атии. Король радовался, как ребёнок, весь день слушал, как поёт эта проклятая паэлла. А к вечеру…
К вечеру отец отнёс птицу в оранжерею, где собирался выпустить её из клетки, однако его удивило, то, что паэлла вовсе не собиралась никуда лететь, она продолжала сидеть на жердочке и нежно чирикать. Тогда он сам аккуратно извлёк птаху из клетки и чуть не обмер от ужаса – птица оказалась механической! Как мог этот грубый механизм из перьев и металла издавать такие редкостные звуки и выглядеть столь правдоподобно – неизвестно, может быть, тут замешана магия… Но, лишь отец извлёк паэллу из клетки, как она перестала щебетать и изо всех сил вцепилась клювом ему в пальцы, после чего в устройстве что-то хрустнуло, и птица безжизненно поникла. Папа говорит, что это выглядело так, будто у паэллы закончился завод – птица стала похожа на самую заурядную механическую игрушку, утыканную перьями. Теперь паэллы нет, но Его величеству батюшка сказать о подделке побоялся, поскольку, король, так трепетно относящийся к птицам, скорее всего, решит, будто паэлла погибла из-за неправильного ухода. В свою очередь недоброжелатели могут наушничать Его величеству, что отец по недосмотру угробил редкую пташку и, желая сохранить своё место, подсовывает королю жалкую механическую подделку, к тому же сломанную. Иными словами, вся эта история приобретает скандальный характер.
Даже мой батюшка, на глазах у которого сломалась треклятая птица, до сих пор не может поверить в то, что она была механической.
Так или иначе, но с той поры прошла неделя, батюшка даже ездил в соседний город к старому другу – часовому мастеру, в надежде, что тот сможет отремонтировать «паэллу», но мастер сказал, что представления не имеет, как этот непонятный и грубый механизм мог петь.
А вчера король приказал батюшке, чтобы через три дня он поймал птицу и снова посадил в клетку, поскольку Его величество желает показать её своим гостям – кузине и королеве-матери, что завтра прибудут в столицу с визитом. Мой отец в панике и вот уже неделю его мучают недомогания.
Сказать же Его величеству, что паэлла – лишь механическая игрушка – невозможно, тот никогда не поверит, что атийские послы преподнесли ему «фальшивку», скорее он отправит отца в заключение… Или на плаху.
Люция замолчала, с мольбой взирая на Тороя. Тот задумчиво смотрел в окно – в тёмных волосах белел цветок жасмина, брови сосредоточенно сдвинуты. Через пару секунд мужчина, словно очнулся ото сна.
– Весьма слезоточивая история, – равнодушно изрёк он. – Но от меня вы чего хотите? Я не мастер по ремонту механических игрушек, да и в птицах не разбираюсь…
– Я понимаю, но про вас говорят, будто несколько лет назад вы входили в состав Великого Магического Совета…
– Врут.
– … и я подумала, что даже, если это ложь и выдумки, то вы всё равно сможете что-нибудь придумать. Ходят слухи, будто у вас много знакомых, которые умеют разные необычные вещи. В конце концов, чтобы спасти отца я готова заплатить большие деньги, ведь можно же организовать похищение этой птицы из оранжереи, тогда Его величество не будет иметь претензий к папе. – По мере того, как Люция излагала эти невероятные предположения, голос её становился всё тише, а интонации всё безнадёжнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
– Я был ослеплён видом ваших белых кружевных панталон…
– Ещё хоть слово и я опущу на вашу голову уцелевший кувшин. Между прочим, вы падали, как сражённый знаменосец, и это тоже выглядело смешно, хотя я и не удостоилась чести лицезреть ваши подштанники. А теперь вставайте, симулянт несчастный!
И тут до Люции, наконец, дошло, что она сидит перед мужчиной (от репутации которого давно остались одни лохмотья) в сыром, хорошо просоленном платье и насквозь мокром лифе.
– Да отвернитесь же! Как вы смеете? И вообще, помогите мне встать, что я так и буду сидеть на полу?
Он поднялся и резким рывком поставил Люцию на ноги, та охнула от боли и возмущения:
– Поаккуратнее! Я вам что, якорь что ли, так меня тянуть?
Торой картинно приподнял бровь:
– Милая, вы выражаетесь, как простолюдинка…
– А кого мне стесняться? Вас? – Она вскинула голову и постаралась пронзить его взглядом. Как он смеет делать ей замечания? Кто он такой? Аферист, пройдоха, маг, исключённый из Высшего Совета за какие-то тёмные делишки. Иными словами, человек с дурными манерами, о котором говорят, что его не повесили только потому, что он умеет хорошо заметать следы. Вот гадость!
– Я думал, барышни не произносят грубых слов вовсе не из боязни оскорбить чей-то слух, а исключительно по причине хорошего воспитания, – усмехнулся он. – Впрочем, я мало, что знаю о культурных барышнях, могу и ошибаться…
Опять укол. И ответить нечего. Ну, ладно, будет и на нашей улице праздник…
– Снова мы с вами обмениваемся шпильками… – с досадой сказала Люция, – А между тем, у меня болят локти, да и о причине своего визита я так и не рассказала…
– Успеете ещё. Кстати, ваше падение было столь эффектно-сокрушительным, что наверняка пострадали не только локти… Впрочем, им вероятно, досталось больше, чем тому месту, падение которому смягчили полсотни юбок…
Люция не нашлась, что ответить. Снова обмениваться колкостями не хотелось, а хороших манер она от Тороя не ждала, знала к кому идёт. Поэтому девушка только кисло улыбнулась.
Похоже, её собеседник оценил подобную кротость по достоинству, во всяком случае, ехидничать перестал.
– Ладно, пойдёмте, поищем, во что вам переодеться, да и насчёт ванны распорядиться было бы не худо, а то вы не только мокрая, как бездомная кошка, но ещё и липкая, словно сахарный леденец.
Он решительно взял её под локоть и увлёк наверх. Поднимаясь по скрипучим ступенькам, путаясь в мокрых юбках, Люция вдруг осознала, что она не только мокрая, как кошка, и липкая, как леденец, но ещё и глупая, как пробка – идти с незнакомым мужчиной в пустой номер, снятый в подозрительной таверне, было верхом безрассудства.
– Стойте!
– Что ещё? Придумали достойный ответ на мою колкость про локти и юбки?
– Думать мне больше не о чем, как о ваших колкостях! – рассердилась Люция. – Немедленно прекратите меня вести неизвестно куда. У вас дурная репутация, говорят, что вы бесчестный и хитрый человек…
– Ну да, а ещё сволочь и висельник. – Охотно поддержал он. – Успокойтесь, это не заразно, так что вам не грозит перенять эти уникальные качества. Да прекратите так трястись, ужасно раздражает!
– Я вас не боюсь, но вдруг вы всё же задумаете какую-нибудь гадость? – откровенно призналась в своих опасениях девушка.
Торой пристально, склонив голову на бок, начал рассматривать её лицо: по-мальчишески короткие русые волосы, чёрные высокие брови, глаза неопределённого зелёно-голубого цвета с невзрачными ресницами, слишком бледные губы – ничего примечательного в чертах, правда и ничего отталкивающего, но всё в целом – довольно банально.
– Нет, милая, я не задумаю гадость, – успокоил он свою спутницу, – гадости обычно задумывают в отношении хорошеньких, смазливых девушек. Вы не тот вариант, так что и не надейтесь на гадости – помыться, переодеться и марш домой, к престарелому папаше – вот и всё на что вы можете рассчитывать с моей стороны. Кстати, это надо успеть сделать до того, как в таверну набьются постояльцы и выпивохи, которые уже к утру следующего дня по всему городу раззвонят о вашем странном визите.
Из его длинной речи Люцию больно хлестнула самая первая фраза, про хорошеньких барышень.
– Я знаю, что не красавица, а вы…
– А я?
Она гордо промолчала, отведя взгляд. Может быть, он тоже не был красавцем, а может, и был. Не зря же за ним тянулся такой длинный шлейф скандалов, связанных с женщинами всех возрастов.
– А вы просто издеваетесь надо мной. И всё же, идёмте, где ваша комната? – она с достоинством высвободила свой локоть и, опережая Тороя на полшага, устремилась вверх.
– Здесь налево.
Люция смешалась и отчего-то повернула направо, в результате её локоть снова был резко подхвачен, после чего последовал крутой разворот в противоположную сторону.
– Налево, говорю я вам. Какая, однако, трусиха… – с этими словами мужчина втолкнул её в полумрак просторной комнаты.
Люция с любопытством огляделась. Обстановка её несколько разочаровала – безупречный порядок и простота. Кровать самых посредственных размеров, рассчитанная на одного человека, стол, несколько стульев, старое бюро, небольшой шкаф, сундук в углу да потёртый коврик на полу. В распахнутом окне дрожала тонкая занавеска, с улицы пахло жасмином и конюшней. Видимо комната выходила окнами во двор.
– И только-то? – в её голосе звучало такое искренне разочарование, что Торой, ковырявшийся в сундуке, обернулся.
– А вы чего ждали? Ларцы с драгоценностями, обнажённых куртизанок на шёлковых простынях или убиенных младенцев, крови которых я собираюсь испить прямо у вас на глазах? – огрызнулся он. – Комната, как комната, скажите спасибо, что вообще впустил, мог бы погнать вас до дому такую, какая есть.
И вдруг, по сварливым и раздражённым ноткам его голоса, Люцию осенила догадка – он был не на много старше её самой!
– Торой, скажите, сколько вам лет?
– Вам-то что за дело?
Люция осторожно присела на краешек кровати, потрогала рукой грубое шерстяное покрывало, под покрывалом что-то прощупывалось, что-то металлическое, что-то…
– Что вы там расселись? А ну вставайте немедленно! Не хватало только, чтобы после вашего визита ещё и от покрывала квасом веяло!
Люция поспешно вскочила.
– Простите… И всё же, сколько вам лет?
– Тридцать. Устроит?
– Нет, точно не тридцать.
– Я хорошо сохранился. А вам?
– Восемнадцать. – Честно призналась Люция, переборов искушение накинуть пару годков.
– Что-то вы, милая, засиделись в невестах, в вашем возрасте девушки уже не девушки и вообще замужем, детей воспитывают.
Дочка птичника в очередной раз залилась румянцем:
– А это уже не ваше дело! Давайте сюда одежду и корыто. Я хочу помыться и переодеться, а то квас сохнет, и у меня руки липнут к телу…
Торой не поворачиваясь, бросил на пол простое платье из коричневого сукна.
– Вот, единственное, что есть. Надеюсь, вы в него влезете.
– Влезу. – Люция прикинула на глаз – размер вроде был подходящий. – А откуда у вас платье?
– На танцы хожу.
– Что вы всё язвите, неужели нельзя просто ответить? – удивилась Люция.
– Какое вам дело до того, откуда у меня взялось это платье? Хотя, если принципиально, то успокойтесь – платье не моё, оно лежит в этом сундуке не первый день. Постоялица, жившая здесь до меня, уезжала в спешке, вот и забыла. На ваше счастье. – Он поднялся на ноги, – Пойду, распоряжусь, насчёт корыта и воды, а сам, пока вы будете оттирать от белых рук квасное сусло, посижу внизу, выпью пару кружек пива…
С этими словами Торой удалился.
Люция пожала плечами и начала раздеваться. Насквозь промокшая ткань прилипла к телу, как вторая кожа. Кое-как сбросив юбки, девушка осталась в кружевных панталонах и корсете. Не спеша, Люция занялась шёлковой шнуровкой, распутала намокшие узлы и с наслаждением скинула отяжелевшую, сырую конструкцию из ткани и китового уса. Оставшись в одной тонкой сорочке, девушка наконец-то смогла свободно вздохнуть, бросив ненавидящий взгляд на валяющийся рядом корсет.
С грохотом открылась дверь, и в комнату с огромным корытом под мышкой и ведром воды в руке ввалился Торой. Люция, ожидавшая увидеть кого угодно, – служанку, камеристку – но только не мужчину, взвизгнула, делая безуспешную попытку прикрыться руками.
Торой раздражённо фыркнул и поставил корыто в центре комнаты.
– Прекратите верещать! Или вы думаете, я ни разу не видел полуголых женщин?
– Мне всё равно, видели или нет, я не желаю щеголять перед вами неглиже. Как вам вообще хватило нахальства придти самому? Я думала, у вас достанет такта прислать служанку!
Торой вылил воду из ведра в корыто и повернулся к красной, как помидор, Люции:
– Барышня, если не ошибаюсь, вы здесь – инкогнито. Я бы мог призвать служанку, нарушая вашу тайну. Но, будучи более осмотрительным, чем вы, решил не рисковать. Что подумает о вас прислуга? Незамужняя девушка, сразу видно – богатая, собирается принять ванну в комнате висельника и сволочи, а? – после этих слов он нахально подмигнул, окинув скорчившуюся Люцию заинтересованным взглядом.
– Вы провокатор, пойдите вон! – она топнула босой ногой с такой силой, что ушибла пятку. – Вон!
Торой проигнорировал её просьбу, снова неспешно порылся в сундуке, извлёк оттуда крахмальную простынь и кусок мыла.
– Вот. Мойтесь. Простыня вам – вместо полотенца, вы, должно быть, привыкли к чему-то более изысканному, но сейчас не та ситуация, чтобы привередничать.
С этими словами мужчина ушёл, положив мыло и простыню на ковёр.
Люция постояла ещё пару минут, боясь, что он снова ввалится без предупреждения, но за дверью было тихо.
Девушка сбросила сорочку и села в корыто. Вода была чуть тёплая, видимо даже не нагретая, а просто взятая из бочки, стоявшей на солнце. Однако это уже не имело никакого значения, Люция с наслаждением начала отмывать липкие руки. Одного ведра воды, чтобы как следует помыться, было, конечно, маловато, но, как верно заметил Торой – не время для капризов.
Кусок мыла, который ей вручил хозяин комнаты, пах ванилью и чем-то горьковатым, тихонько напевая себе под нос, девушка тщательно намылила волосы, плечи и руки и уже собралась погружаться с головой, чтобы смыть сладко пахнущую пену, как вдруг сверху на неё опрокинулся ледяной водопад. Сердце сжалось и болезненно ухнуло, Люция обмерла, а потом открыла глаза.
Торой возвышался над ней с пустым ведром в руках и скучающим выражением на лице:
– Что же вы, собрались плескаться в корыте, в котором и воды-то всего на донышке? Я принёс вам ещё, однако вижу, вы не оценили этих стараний. – Заключил он кисло.
– Да как вы, как вы… – Люция даже задохнулась от стыда и ярости. – Вы намеренно меня унижаете, да? Зачем?
Торой покачал головой и вздохнул.
– И в мыслях не держал. Какая вы все же нервная, ладно, я выйду, но снова зайду через несколько минут, так что побыстрее заканчивайте омовение, говорите, что у вас ко мне за дело и распрощаемся. Наше знакомство и так уже более чем тайное. – Он снова нахально подмигнул девушке и покинул комнату.
Люция завершала туалет со скоростью солдата, поднятого по тревоге. Будучи всё время начеку, она уже не решалась зажмуриваться и постоянно поглядывала на дверь. Как только с мытьём было покончено, девушка быстро освободила корыто, поспешно вытерлась оставленной простынёй и стала натягивать сухую одежду. Платье оказалось великовато – длиннее, чем требовалось и широко в талии, зато было сухое и к телу не липло. Только-только Люция закончила одеваться и начала собирать свою сырую одежду, как в комнату вошёл Торой. Пунктуален, ничего не скажешь.
– Вы, закончили? Тогда хватит топтаться на месте, помогите мне с корытом.
– Я?
– Ну да, вы. А что тут такого, думаете, я вам ярмарочный силач, тащить в одиночку такую тяжесть? Оно и пустое-то весит не меньше пожарного колокола, а уж с водой… Кроме того, сейчас вы уже можете особо не печься о своей репутации, выглядите, как простая служанка, никто и не догадается, что корыто волочит знатная девушка, давайте, давайте, нечего глазеть по сторонам.
Со вздохом, Люция помогла ему стащить корыто вниз по лестнице и даже вынести во внутренний двор, где Торой без церемоний выплеснул содержимое в кусты жасмина.
– Вёдра, так и быть, сам отнесу, – смилостивился он, – а вы пока, ступайте наверх и соберите своё платье.
Люция покорно поплелась в покои нового знакомого. Подобрала с пола юбки, рубашку, корсет, панталоны и сорочку, аккуратно всё сложила в одну кучу и, за неимением лучшего, завернула в мокрую простыню, которая, несколько минут назад, выполняла функцию полотенца. Получился внушительный узел.
– Ого! – присвистнули от двери, – Да вы намного сообразительнее, чем я ожидал. – Итак, садитесь.
Торой повелительно указал на один из стульев. Люция послушно присела на краешек, сложив на коленях руки.
– Говорите, что вам от меня надо? Ради чего я терпел ваше бесцеремонное вторжение, оскорбления, да ещё и попрёки за своё гостеприимство?
Девушка смутилась, покраснела, но, наконец, собралась с духом и, глядя в пол, начала.
– Меня зовут Люция, я дочь Сандро Нониче, того самого, который содержит при королевском дворе оранжерею с редкими птицами. Птиц покупают у моряков и торговцев, приезжающих из всех уголков мира. Мой отец хорошо разбирается в своём деле и сейчас при царском дворе содержится более тысячи экзотических пернатых. Однако не далее как неделю назад, в подарок Его величеству привезли одну из самых редких птиц в мире – паэллу. Говорят, таких на свете всего около сотни и обитают они где-то в лесах Атии. Король радовался, как ребёнок, весь день слушал, как поёт эта проклятая паэлла. А к вечеру…
К вечеру отец отнёс птицу в оранжерею, где собирался выпустить её из клетки, однако его удивило, то, что паэлла вовсе не собиралась никуда лететь, она продолжала сидеть на жердочке и нежно чирикать. Тогда он сам аккуратно извлёк птаху из клетки и чуть не обмер от ужаса – птица оказалась механической! Как мог этот грубый механизм из перьев и металла издавать такие редкостные звуки и выглядеть столь правдоподобно – неизвестно, может быть, тут замешана магия… Но, лишь отец извлёк паэллу из клетки, как она перестала щебетать и изо всех сил вцепилась клювом ему в пальцы, после чего в устройстве что-то хрустнуло, и птица безжизненно поникла. Папа говорит, что это выглядело так, будто у паэллы закончился завод – птица стала похожа на самую заурядную механическую игрушку, утыканную перьями. Теперь паэллы нет, но Его величеству батюшка сказать о подделке побоялся, поскольку, король, так трепетно относящийся к птицам, скорее всего, решит, будто паэлла погибла из-за неправильного ухода. В свою очередь недоброжелатели могут наушничать Его величеству, что отец по недосмотру угробил редкую пташку и, желая сохранить своё место, подсовывает королю жалкую механическую подделку, к тому же сломанную. Иными словами, вся эта история приобретает скандальный характер.
Даже мой батюшка, на глазах у которого сломалась треклятая птица, до сих пор не может поверить в то, что она была механической.
Так или иначе, но с той поры прошла неделя, батюшка даже ездил в соседний город к старому другу – часовому мастеру, в надежде, что тот сможет отремонтировать «паэллу», но мастер сказал, что представления не имеет, как этот непонятный и грубый механизм мог петь.
А вчера король приказал батюшке, чтобы через три дня он поймал птицу и снова посадил в клетку, поскольку Его величество желает показать её своим гостям – кузине и королеве-матери, что завтра прибудут в столицу с визитом. Мой отец в панике и вот уже неделю его мучают недомогания.
Сказать же Его величеству, что паэлла – лишь механическая игрушка – невозможно, тот никогда не поверит, что атийские послы преподнесли ему «фальшивку», скорее он отправит отца в заключение… Или на плаху.
Люция замолчала, с мольбой взирая на Тороя. Тот задумчиво смотрел в окно – в тёмных волосах белел цветок жасмина, брови сосредоточенно сдвинуты. Через пару секунд мужчина, словно очнулся ото сна.
– Весьма слезоточивая история, – равнодушно изрёк он. – Но от меня вы чего хотите? Я не мастер по ремонту механических игрушек, да и в птицах не разбираюсь…
– Я понимаю, но про вас говорят, будто несколько лет назад вы входили в состав Великого Магического Совета…
– Врут.
– … и я подумала, что даже, если это ложь и выдумки, то вы всё равно сможете что-нибудь придумать. Ходят слухи, будто у вас много знакомых, которые умеют разные необычные вещи. В конце концов, чтобы спасти отца я готова заплатить большие деньги, ведь можно же организовать похищение этой птицы из оранжереи, тогда Его величество не будет иметь претензий к папе. – По мере того, как Люция излагала эти невероятные предположения, голос её становился всё тише, а интонации всё безнадёжнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61