Поправив на голове капюшон плаща, маг направился в противоположную сторону – к пепелищу, на котором пряталась ведьма. Некоторое время волшебник ещё чувствовал лёгкое покалывание во всём теле, однако оно за считанные секунды вновь переместилось к кончикам пальцев, а потом и вовсе исчезло, словно никогда и не возникало.
Чернокнижники-подранки уже пропали за углом. Маг знал – больше они не придут. Самонадеянные юнцы поняли, что зря ввязались в схватку. Поняли они и то, что Торой без труда мог бы убить их обоих, тем более после того, как забрал существенную часть их Силы. Мог, но почему-то не стал. А это уже вызывало настороженность и почтение. Обычно-то ведь маги не церемонились с колдунами. Тем более с сильными. А этот странный волшебник отчего-то отпустил своих преследователей, подарив на память лишь пару синяков, да временную немочь.
Между тем, сам Торой тоже терялся в догадках, но, разумеется, по другому поводу. Он не знал, что за странная Сила приходила к нему, помогая и спасая. Бросок мощи, которую устремил на него некромант, мог бы свалить с ног почти любого. Но он-то выстоял. Каким образом? И почему остановилось течение времени, когда низложенный чародей достиг пика не принадлежащей ему Мощи? Что происходило вокруг него?
Но вот, маг, безвозвратно погружённый в свои мысли, неожиданно оказался в чьих-то крепких объятиях – ведьма вцепилась в волшебника, словно в родного, и повисла у него на шее. Лицо её, мокрое от снега, было перемазано сажей и жирной копотью, зелёно-голубые глаза сияли то ли от радости, то ли от восхищения:
– Ты их прогнал! Ты их прогнал!
И девушка снова стиснула мага в объятиях. Он, скорее непроизвольно, нежели осознанно приобнял её за бесформенную талию и согласился, с некоторым удивлением в голосе, словно и сам не верил случившемуся:
– Прогнал…
Молодая колдунья подняла на него чумазое, всё в разводах сажи лицо и счастливо улыбнулась. Торой аккуратно вытер ей щёки, но вместо того, чтобы сделать мордашку чище, только ещё сильнее размазал копоть по коже. Усмехнулся, глядя на странное нечто, лишь отдалённо напоминающее девушку – в бесформенном плаще, огромной юбке, с грязным, угольно-чёрным лицом и сияющими глазами. Люция была похожа, скорее, на огородное пугало нежели на зловредную ведьму. Волшебник еле сдержал смешок. Вместо этого он подвёл окончательную черту в торжестве своей спутницы:
– Идти надо. Где Илан?
Ведьма поняла, что Торою уже более чем достаточно её восторгов и, путаясь в юбке, исчезла на пепелище, а через пару секунд вышла оттуда, неся в охапке спящего паренька и свой узелок. Маг принял ребёнка и, как ни в чём не бывало, зашагал в пургу. Вот только колдунья не знала одного – чародей чувствовал себя так, как будто только что оббежал по кругу весь Мирар.
Люция поспешила следом. Она всё-таки заметила, что маг как-то разом посерел лицом и осунулся. Видимо противостояние стоило ему немалых сил… Впрочем, это не удивило колдунью. «С другой стороны, – продолжала недоумевать девушка, – он же забрал могущество своих противников. Отчего в таком случае еле-еле идёт?» Но ведьма не осмелилась спросить об этом вслух и с молчаливой покорностью брела следом за волшебником, с трудом вытягивая из вязких сугробов совершенно окоченевшие ноги.
Путники прошли ещё пару кварталов. Торой чувствовал себя разбитым и неимоверно уставшим – голова кружилась, ноги подгибались. Это не просто злило мага. Это приводило его в неописуемую ярость. В конце концов, все последние дни он только и делал, что валился с ног от усталости – сначала Гриб Люции, потом колдовской сон, теперь вот ещё схватка с колдунами. За всю свою жизнь волшебнику не приходилось столь часто и долго бывать ослабшим. Непокорность собственного тела будила в низложенном чародее настоящее бешенство. Рассудок его был ясен, мысли не путались, но руки, ноги и глаза упрямо отказывались служить.
* * *
Ветер тонко и жалобно выл. Вдоль по улице сквозь предрассветный полумрак стремительно неслись клочья позёмки. Когда снежному вихрю наскучивало гнать их вперёд, колючие крупинки с шелестом осыпались на лиловые сугробы. Однако покой они обретали ненадолго. Очень скоро очередной порыв вновь подхватывал их и со свистом мчал дальше, швыряя о стены домов, бросая в заметённые стволы деревьев, покрытые инеем фонарные столбы и уличные скамьи. Где-то впереди жалобно скрипел на промёрзших петлях ставень.
Торой едва плёлся сквозь пургу. Он увязал в снегу, с трудом вытягивал ноги из зыбучих ловушек сугробов, оскальзывался, и даже не мог отвести душу, крепко выругавшись – язык онемел и присох к нёбу… Тщетные попытки хоть чего-нибудь пробормотать закончились для мага тем, что он наглотался колючих снежинок, но так и не смог прохрипеть ни звука. Однако вынужденное молчание помогало беречь дыхание, и Торой, в конце концов, смирился с временной немотой. А очень скоро он и вовсе забыл сокрушаться об утрате речи – изнеможение, сковавшее тело, всё равно не позволяло произнести ни звука.
Сначала волшебник не понимал, что с ним происходит, почему всё тело покрылось липким потом, а спящий на руках Илан весом стал соперничать с каменной глыбой. В первые мгновения маг никак не мог взять в толк, что именно напоминают ему эти ощущения. И лишь спустя некоторое время до него дошло – точь-в-точь (правда, тогда было легче) он чувствовал себя после низложения, когда из него вырвали способности к волшебству. Так же подгибались ноги, отказывалось повиноваться тело, суматошная ноющая боль ломила каждый сустав, выкручивала каждую мышцу… Да, всё было так же. Только, сейчас неведомая хворь, будто голодный острозубый зверёк, вгрызлась ещё и в позвоночник, ударила в виски, и, наконец, застряла комком в гортани. И комок этот, ну никак не позволял раздышаться.
Через несколько мгновений после такого неожиданного откровения маг догадался, в чём заключалась причина нынешней валившей его с ног немочи. Всё оказалось до крайности просто – дарованная Книгой Сила, не являлась безвозмездной, как было решил самонадеянный волшебник. Старинный фолиант Рогона оказался так же коварен, как и всё наследие древнего мага. Да, Книга каким-то странным образом дарила Могущество, но, судя по всему, взамен забирала жизненные силы.
И теперь Торой расплачивался за щедрую помощь. Хорошо ещё, что он сумел поймать Удар двух чернокнижников. Маг почти физически ощущал, как могущество братьев-близнецов покидало тело и уходило, словно вода в песок. Книга вобрала чужую мощь жадно, почти плотоядно, но полученного ей было явно недостаточно, и теперь она тянула душу из Тороя. Низложенный маг прекрасно понимал, что, не оторви он от нападавших такой львиный кусок Силы, то, скорее всего, лежал бы теперь мёртвый точнёхонько на месте недавней схватки. А сейчас, он, по крайней мере, мог идти, хотя и чувствовал, что тело почти не подчиняется и слабнет с каждым мгновением.
Молодая колдунья брела по правую руку мага и бросала на своего спутника настороженные косые взгляды. От неё, конечно, не укрылись ни болезненно заострившиеся черты его лица, ни смертельная бледность тяжелобольного, ни заплетающийся шаг. Девушка видела, как глаза мага стекленеют, утрачивая всякую мысль и, уж конечно, Люция понимала – идёт он, скорее из упрямства, нежели осмысленно.
– Люция, – Торой едва смог разлепить пересохшие губы и выговорить это короткое имя, но дальше дело пошло легче, и он продолжил, – помнишь, ты говорила, что ведьмы берут Силу из окружающего мира?
Девушка остановилась, вытерла мокрое от снега лицо, отчего окончательно и бесповоротно стала похожа на закопчённую головёшку, и с готовностью ответила:
– Ну да… А зачем тебе?
Колдунья пытливо наблюдала за своим спутником. Про такого доходягу, как он, её бабка сказала бы безо всяких сантиментов: «Не жилец, к полудню можно смело могилу рыть». Наставница всегда была остра на язык, что верно, то верно…
Тем временем спутник ведьмы замолчал. Мысли у него в голове путались, а боль в висках и вовсе мешала сосредоточиться. Торой думал, чтобы такое соврать, чтобы выглядело это как можно убедительнее. Наконец, поразмыслив, он с усилием выговорил:
– А ты могла бы попробовать разбудить кого-нибудь? Скажем, мы с тобой сейчас завернём в какую-нибудь таверну и поэкспериментируем, пока ещё есть время…
Ведьма, обрадованная, было, возможностью поговорить, нахохлилась и исподлобья зыркнула на мага.
– Мудрёно говоришь, – недовольно буркнула она на деревенском просторечье, – слова больно умные, не понимаю я.
Торой невольно усмехнулся, видя, как совсем по-девчоночьи обиженно сельская колдунка надула губы. Определённо, ей не нравилось чувствовать себя невежественной дурёхой. Волшебник поправился и с натугой закончил:
– Я имел в виду, что тебе надо попробовать разбудить кого-нибудь из спящих.
Озадаченная Люция побрела рядом с Тороем, силясь оценить масштаб предложения и свои скромные (если не сказать – посредственные) возможности. Наконец, колдунья не выдержала:
– Кого это ты решил разбудить?
Нотки подозрения в её голосе рассмешили мага. Эх, и прохвостка, прежде чем согласиться, пытается вызнать, уж не собрался ли коварный чародей облапошить её каким-то хитро вывернутым способом. Поэтому волшебник, вместо ответа, только дёрнул плечом и поудобнее перехватил Илана. Мальчишка лежал у него на руках, закутанный в одеяло, неподвижный и безучастный ко всему – морозу, непогоде, разговорам двух посторонних людей. Позавидуешь, пожалуй, такой безмятежности… Если бы не здоровый румянец на щеках, да не сладкое посапывание, запросто можно было бы подумать, что это и не ребёнок вовсе, а искусно сделанная восковая кукла. Только вот, восковые куклы весят не в пример меньше. Маг снова подивился тяжести паренька и прохрипел, наконец, на вопрос своей спутницы:
– Видишь ли, мы не можем долго идти пешком, слишком тяжело пробираться по сугробам. Нужно найти лошадь, вот только сейчас в городе спят все, от людей, до мышей. И добрые скакуны – не исключение. Но, поскольку ты ведьма, может быть, ты используешь свои волшебные способности и сможешь разбудить какого-нибудь коня? Всё-таки, у ведьм для этого больше уловок, да и волшебство своей товарки тебе проще развеять, чем мне. Я в подобных женских штуках мало что понимаю…
Маг замолчал, утомлённый слишком длинной речью, а ведьма снова озадачилась. Что ж, предложение Тороя было вполне объяснимым. Девушке и самой не очень-то нравилось тащиться по колено в сугробах, спотыкаясь и оскальзываясь. Лошадка была бы очень кстати. Вот только – разрушить такое могучее колдунство? Вряд ли у неё получится… Хотя, почему бы и не попробовать? Вреда-то не будет. Тем более, рядом есть волшебник, который в случае чего подскажет, что и как делать. Девушка согласно кивнула и бесстрашно шмыгнула носом, мол, по рукам.
Люция хотела было спросить у Тороя, отчего он так бледен, но метель взвыла с утроенной яростью, и вновь погнала навстречу путникам клубы позёмки. Ведьма едва успела заслониться рукавом от очередного порыва ветра, что швырнул ей в лицо пригоршню колючих снежинок.
К счастью, путь по занесённым тёмным улицам продолжался недолго. Очень скоро Люция заметила, что её спутник (который, как она наивно полагала, будет ей помогать в колдовстве) еле-еле переставляет ноги. Потому-то колдунья первой заприметила маленький трактир (Торой уже ничего, кроме пара, вырывающегося из собственного рта, примечать не мог) с неброской, но красивой вывеской: «Сытая кошка». Трактир этот оказался как нельзя кстати. Городские ворота находились всего в паре кварталов – рукой подать – да и уставшие ноги настойчиво требовали отдыха. У ведьмы уже набились полные башмаки снега. Мало того, полы одежды совершенно оледенели – случайно задевая ногой загрубевший от мороза подол, девушка слышала, как хрустит смёрзшаяся ткань. Что уж говорить о незащищённых руках – кожа на пальцах была готова вот-вот лопнуть от нестерпимой стужи.
Только Тороя, похоже, ничуть не волновали подобные мелочи. Маг дышал тяжело и прерывисто. Он уже больше не разговаривал с ведьмой, только болезненно и упрямо сжимал ставшие совершенно бескровными губы, отчаянно злился на собственную слабость и, похоже, был на грани потери сознания. Видя состояние спутника, девушка решила взять власть в свои руки.
– Идём, – Голосом, не терпящим возражений, сказала Люция и повернула к «Сытой кошке».
Маг покорно поплёлся следом – в глазах у него двоилось, к горлу подкатывала тошнота, а силы таяли с каждым шагом… Он уже почти не видел решительно шагающую впереди хрупкую девушку, которая с остервенением вытаскивала ноги из сугробов и еле волочила тяжёлый узел. Кое-как поднявшись за своей неказистой спутницей по ступенькам, волшебник ввалился в трактир и сразу же рухнул у входа на широкую скамью. Он с трудом положил Илана рядом и закрыл глаза, перед которыми сразу же замельтешили цветные пятна. А в следующее мгновенье к пылающим вискам прикоснулись ледяные пальцы ведьмы. Девушка осторожно ощупала лоб волшебника и тихо произнесла:
– Давай-ка, выкладывай, что с тобой такое? Не скажешь правду, брошу здесь и дальше пойду одна, а ты валяйся тут, пока какие-нибудь новые колдуны не отыщут. Говори. – Потребовала она непреклонно.
Торою было плохо. Настолько плохо, что он готов был выложить ей всё, любые тайны самой невероятной секретности, даже те, которых не знал. Но, несмотря на это, волшебник какой-то частью рассудка, не до конца затравленной болью, понимал – Люция ведьма – ей нельзя доверять. Однако врать он уже попросту не мог. Даже самое слабое умственное усилие приносило вполне осязаемую физическую боль. Поэтому Торой поступил как всякий хитрец – сказал лишь половину правды. И тем удовлетворился.
– Я обессилен. Слишком много потратил на тех колдунов. А могущество, которое я отобрал у них, не может восполнить потерю. Понимаешь теперь, почему нам нужны лошади?
Ведьма кивнула и сосредоточенно принялась кусать бледные губы. Да уж, она знала, что такое – надорвать магические силы. Однажды, ещё в далёком детстве, она тоже вот так «переколдовала» и валялась после этого в горячке едва ли не седмицу, попивала заговоренные травяные чаи и мучалась от непереносимой слабости. Люция исподлобья смотрела на своего спутника, который всего некоторое время назад был так силён, а теперь казался беспомощнее младенца. Он сидел, закрыв глаза, – бледный и совершенно безучастный ко всему. Девушка осторожно прикоснулась к его запястью – живчик под её пальцами трепетал едва заметно, почти неслышно. Ах, если бы она могла хоть чем-то помочь своему волшебнику, хоть как-то поставить на ноги! Имелось, конечно, у ведьм несколько зелий, которые вполне могли бы справиться с этой задачей, но, чтобы приготовить их, требовалось время и немалое, а путникам нужно было как можно скорее уносить ноги… Потому-то Люция оставила Тороя отдыхать на лавке, а сама поспешила в конюшню. Пока маг ещё не совсем сморился, нужно было поторапливаться, иначе уснёт – не добудишься.
Конюшни, как и следовало ожидать, находились на заднем дворе. Люция не без труда открыла дверь в стойло – снега намело так много, что ведьме пришлось, ругаясь сквозь зубы, долго утаптывать сугроб. Ах, как же ей хотелось выпить чашку горячего травяного отвара, лечь в тёплую постель и забыться уютным ласковым, словно материнские объятия, сном! Однако пришлось лишь шмыгнуть красным носом, постучать ногой об ногу, чтобы стряхнуть с башмаков налипший снег, и войти в полумрак конюшни.
Внутри в лицо ведьме ударил знакомый каждой деревенской девчонке запах конского пота, навоза и опилок. В стойле безмятежно дрыхли три лошадки. Они стояли неподвижно, а из красивых, едва заметно трепетавших ноздрей, вырывались облачка пара. Собственно, только по этим облачкам и можно было понять, что несчастные создания, с заиндевевшими от инея гривами, всё-таки живы. Девушка некоторое время смотрела на распряжённых лошадок, соображая, что же, собственно, ей теперь с ними делать, а потом отбросила излишние сомнения, открыла самое первое стойло и, погладила спящего пегого конька по красивой умной морде. Животное фыркнуло, но глаз не открыло, хотя и силилось разлепить сомкнутые колдовским сном веки.
Ведьма наклонилась к уху жеребца и зашептала единственное, памятное ей с детства заклинание, которое можно было применить к лошади. Вообще-то незатейливый заговор (или, как его называли ведьмы – «словоречие») существовал для того, чтобы придать сил загнанному коню, заставить его пробежать чуть больше, чем это возможно, но… Вдруг повезёт? Люция прижалась губами к конскому уху, вдохнула исходящее от лошади тепло – такое родное, успокаивающее – и нараспев заговорила:
На семи холмах по семи мостов,
На семи мостах только вороны,
Говорю, твержу семь старинных слов,
Надо их разнесть во все стороны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Чернокнижники-подранки уже пропали за углом. Маг знал – больше они не придут. Самонадеянные юнцы поняли, что зря ввязались в схватку. Поняли они и то, что Торой без труда мог бы убить их обоих, тем более после того, как забрал существенную часть их Силы. Мог, но почему-то не стал. А это уже вызывало настороженность и почтение. Обычно-то ведь маги не церемонились с колдунами. Тем более с сильными. А этот странный волшебник отчего-то отпустил своих преследователей, подарив на память лишь пару синяков, да временную немочь.
Между тем, сам Торой тоже терялся в догадках, но, разумеется, по другому поводу. Он не знал, что за странная Сила приходила к нему, помогая и спасая. Бросок мощи, которую устремил на него некромант, мог бы свалить с ног почти любого. Но он-то выстоял. Каким образом? И почему остановилось течение времени, когда низложенный чародей достиг пика не принадлежащей ему Мощи? Что происходило вокруг него?
Но вот, маг, безвозвратно погружённый в свои мысли, неожиданно оказался в чьих-то крепких объятиях – ведьма вцепилась в волшебника, словно в родного, и повисла у него на шее. Лицо её, мокрое от снега, было перемазано сажей и жирной копотью, зелёно-голубые глаза сияли то ли от радости, то ли от восхищения:
– Ты их прогнал! Ты их прогнал!
И девушка снова стиснула мага в объятиях. Он, скорее непроизвольно, нежели осознанно приобнял её за бесформенную талию и согласился, с некоторым удивлением в голосе, словно и сам не верил случившемуся:
– Прогнал…
Молодая колдунья подняла на него чумазое, всё в разводах сажи лицо и счастливо улыбнулась. Торой аккуратно вытер ей щёки, но вместо того, чтобы сделать мордашку чище, только ещё сильнее размазал копоть по коже. Усмехнулся, глядя на странное нечто, лишь отдалённо напоминающее девушку – в бесформенном плаще, огромной юбке, с грязным, угольно-чёрным лицом и сияющими глазами. Люция была похожа, скорее, на огородное пугало нежели на зловредную ведьму. Волшебник еле сдержал смешок. Вместо этого он подвёл окончательную черту в торжестве своей спутницы:
– Идти надо. Где Илан?
Ведьма поняла, что Торою уже более чем достаточно её восторгов и, путаясь в юбке, исчезла на пепелище, а через пару секунд вышла оттуда, неся в охапке спящего паренька и свой узелок. Маг принял ребёнка и, как ни в чём не бывало, зашагал в пургу. Вот только колдунья не знала одного – чародей чувствовал себя так, как будто только что оббежал по кругу весь Мирар.
Люция поспешила следом. Она всё-таки заметила, что маг как-то разом посерел лицом и осунулся. Видимо противостояние стоило ему немалых сил… Впрочем, это не удивило колдунью. «С другой стороны, – продолжала недоумевать девушка, – он же забрал могущество своих противников. Отчего в таком случае еле-еле идёт?» Но ведьма не осмелилась спросить об этом вслух и с молчаливой покорностью брела следом за волшебником, с трудом вытягивая из вязких сугробов совершенно окоченевшие ноги.
Путники прошли ещё пару кварталов. Торой чувствовал себя разбитым и неимоверно уставшим – голова кружилась, ноги подгибались. Это не просто злило мага. Это приводило его в неописуемую ярость. В конце концов, все последние дни он только и делал, что валился с ног от усталости – сначала Гриб Люции, потом колдовской сон, теперь вот ещё схватка с колдунами. За всю свою жизнь волшебнику не приходилось столь часто и долго бывать ослабшим. Непокорность собственного тела будила в низложенном чародее настоящее бешенство. Рассудок его был ясен, мысли не путались, но руки, ноги и глаза упрямо отказывались служить.
* * *
Ветер тонко и жалобно выл. Вдоль по улице сквозь предрассветный полумрак стремительно неслись клочья позёмки. Когда снежному вихрю наскучивало гнать их вперёд, колючие крупинки с шелестом осыпались на лиловые сугробы. Однако покой они обретали ненадолго. Очень скоро очередной порыв вновь подхватывал их и со свистом мчал дальше, швыряя о стены домов, бросая в заметённые стволы деревьев, покрытые инеем фонарные столбы и уличные скамьи. Где-то впереди жалобно скрипел на промёрзших петлях ставень.
Торой едва плёлся сквозь пургу. Он увязал в снегу, с трудом вытягивал ноги из зыбучих ловушек сугробов, оскальзывался, и даже не мог отвести душу, крепко выругавшись – язык онемел и присох к нёбу… Тщетные попытки хоть чего-нибудь пробормотать закончились для мага тем, что он наглотался колючих снежинок, но так и не смог прохрипеть ни звука. Однако вынужденное молчание помогало беречь дыхание, и Торой, в конце концов, смирился с временной немотой. А очень скоро он и вовсе забыл сокрушаться об утрате речи – изнеможение, сковавшее тело, всё равно не позволяло произнести ни звука.
Сначала волшебник не понимал, что с ним происходит, почему всё тело покрылось липким потом, а спящий на руках Илан весом стал соперничать с каменной глыбой. В первые мгновения маг никак не мог взять в толк, что именно напоминают ему эти ощущения. И лишь спустя некоторое время до него дошло – точь-в-точь (правда, тогда было легче) он чувствовал себя после низложения, когда из него вырвали способности к волшебству. Так же подгибались ноги, отказывалось повиноваться тело, суматошная ноющая боль ломила каждый сустав, выкручивала каждую мышцу… Да, всё было так же. Только, сейчас неведомая хворь, будто голодный острозубый зверёк, вгрызлась ещё и в позвоночник, ударила в виски, и, наконец, застряла комком в гортани. И комок этот, ну никак не позволял раздышаться.
Через несколько мгновений после такого неожиданного откровения маг догадался, в чём заключалась причина нынешней валившей его с ног немочи. Всё оказалось до крайности просто – дарованная Книгой Сила, не являлась безвозмездной, как было решил самонадеянный волшебник. Старинный фолиант Рогона оказался так же коварен, как и всё наследие древнего мага. Да, Книга каким-то странным образом дарила Могущество, но, судя по всему, взамен забирала жизненные силы.
И теперь Торой расплачивался за щедрую помощь. Хорошо ещё, что он сумел поймать Удар двух чернокнижников. Маг почти физически ощущал, как могущество братьев-близнецов покидало тело и уходило, словно вода в песок. Книга вобрала чужую мощь жадно, почти плотоядно, но полученного ей было явно недостаточно, и теперь она тянула душу из Тороя. Низложенный маг прекрасно понимал, что, не оторви он от нападавших такой львиный кусок Силы, то, скорее всего, лежал бы теперь мёртвый точнёхонько на месте недавней схватки. А сейчас, он, по крайней мере, мог идти, хотя и чувствовал, что тело почти не подчиняется и слабнет с каждым мгновением.
Молодая колдунья брела по правую руку мага и бросала на своего спутника настороженные косые взгляды. От неё, конечно, не укрылись ни болезненно заострившиеся черты его лица, ни смертельная бледность тяжелобольного, ни заплетающийся шаг. Девушка видела, как глаза мага стекленеют, утрачивая всякую мысль и, уж конечно, Люция понимала – идёт он, скорее из упрямства, нежели осмысленно.
– Люция, – Торой едва смог разлепить пересохшие губы и выговорить это короткое имя, но дальше дело пошло легче, и он продолжил, – помнишь, ты говорила, что ведьмы берут Силу из окружающего мира?
Девушка остановилась, вытерла мокрое от снега лицо, отчего окончательно и бесповоротно стала похожа на закопчённую головёшку, и с готовностью ответила:
– Ну да… А зачем тебе?
Колдунья пытливо наблюдала за своим спутником. Про такого доходягу, как он, её бабка сказала бы безо всяких сантиментов: «Не жилец, к полудню можно смело могилу рыть». Наставница всегда была остра на язык, что верно, то верно…
Тем временем спутник ведьмы замолчал. Мысли у него в голове путались, а боль в висках и вовсе мешала сосредоточиться. Торой думал, чтобы такое соврать, чтобы выглядело это как можно убедительнее. Наконец, поразмыслив, он с усилием выговорил:
– А ты могла бы попробовать разбудить кого-нибудь? Скажем, мы с тобой сейчас завернём в какую-нибудь таверну и поэкспериментируем, пока ещё есть время…
Ведьма, обрадованная, было, возможностью поговорить, нахохлилась и исподлобья зыркнула на мага.
– Мудрёно говоришь, – недовольно буркнула она на деревенском просторечье, – слова больно умные, не понимаю я.
Торой невольно усмехнулся, видя, как совсем по-девчоночьи обиженно сельская колдунка надула губы. Определённо, ей не нравилось чувствовать себя невежественной дурёхой. Волшебник поправился и с натугой закончил:
– Я имел в виду, что тебе надо попробовать разбудить кого-нибудь из спящих.
Озадаченная Люция побрела рядом с Тороем, силясь оценить масштаб предложения и свои скромные (если не сказать – посредственные) возможности. Наконец, колдунья не выдержала:
– Кого это ты решил разбудить?
Нотки подозрения в её голосе рассмешили мага. Эх, и прохвостка, прежде чем согласиться, пытается вызнать, уж не собрался ли коварный чародей облапошить её каким-то хитро вывернутым способом. Поэтому волшебник, вместо ответа, только дёрнул плечом и поудобнее перехватил Илана. Мальчишка лежал у него на руках, закутанный в одеяло, неподвижный и безучастный ко всему – морозу, непогоде, разговорам двух посторонних людей. Позавидуешь, пожалуй, такой безмятежности… Если бы не здоровый румянец на щеках, да не сладкое посапывание, запросто можно было бы подумать, что это и не ребёнок вовсе, а искусно сделанная восковая кукла. Только вот, восковые куклы весят не в пример меньше. Маг снова подивился тяжести паренька и прохрипел, наконец, на вопрос своей спутницы:
– Видишь ли, мы не можем долго идти пешком, слишком тяжело пробираться по сугробам. Нужно найти лошадь, вот только сейчас в городе спят все, от людей, до мышей. И добрые скакуны – не исключение. Но, поскольку ты ведьма, может быть, ты используешь свои волшебные способности и сможешь разбудить какого-нибудь коня? Всё-таки, у ведьм для этого больше уловок, да и волшебство своей товарки тебе проще развеять, чем мне. Я в подобных женских штуках мало что понимаю…
Маг замолчал, утомлённый слишком длинной речью, а ведьма снова озадачилась. Что ж, предложение Тороя было вполне объяснимым. Девушке и самой не очень-то нравилось тащиться по колено в сугробах, спотыкаясь и оскальзываясь. Лошадка была бы очень кстати. Вот только – разрушить такое могучее колдунство? Вряд ли у неё получится… Хотя, почему бы и не попробовать? Вреда-то не будет. Тем более, рядом есть волшебник, который в случае чего подскажет, что и как делать. Девушка согласно кивнула и бесстрашно шмыгнула носом, мол, по рукам.
Люция хотела было спросить у Тороя, отчего он так бледен, но метель взвыла с утроенной яростью, и вновь погнала навстречу путникам клубы позёмки. Ведьма едва успела заслониться рукавом от очередного порыва ветра, что швырнул ей в лицо пригоршню колючих снежинок.
К счастью, путь по занесённым тёмным улицам продолжался недолго. Очень скоро Люция заметила, что её спутник (который, как она наивно полагала, будет ей помогать в колдовстве) еле-еле переставляет ноги. Потому-то колдунья первой заприметила маленький трактир (Торой уже ничего, кроме пара, вырывающегося из собственного рта, примечать не мог) с неброской, но красивой вывеской: «Сытая кошка». Трактир этот оказался как нельзя кстати. Городские ворота находились всего в паре кварталов – рукой подать – да и уставшие ноги настойчиво требовали отдыха. У ведьмы уже набились полные башмаки снега. Мало того, полы одежды совершенно оледенели – случайно задевая ногой загрубевший от мороза подол, девушка слышала, как хрустит смёрзшаяся ткань. Что уж говорить о незащищённых руках – кожа на пальцах была готова вот-вот лопнуть от нестерпимой стужи.
Только Тороя, похоже, ничуть не волновали подобные мелочи. Маг дышал тяжело и прерывисто. Он уже больше не разговаривал с ведьмой, только болезненно и упрямо сжимал ставшие совершенно бескровными губы, отчаянно злился на собственную слабость и, похоже, был на грани потери сознания. Видя состояние спутника, девушка решила взять власть в свои руки.
– Идём, – Голосом, не терпящим возражений, сказала Люция и повернула к «Сытой кошке».
Маг покорно поплёлся следом – в глазах у него двоилось, к горлу подкатывала тошнота, а силы таяли с каждым шагом… Он уже почти не видел решительно шагающую впереди хрупкую девушку, которая с остервенением вытаскивала ноги из сугробов и еле волочила тяжёлый узел. Кое-как поднявшись за своей неказистой спутницей по ступенькам, волшебник ввалился в трактир и сразу же рухнул у входа на широкую скамью. Он с трудом положил Илана рядом и закрыл глаза, перед которыми сразу же замельтешили цветные пятна. А в следующее мгновенье к пылающим вискам прикоснулись ледяные пальцы ведьмы. Девушка осторожно ощупала лоб волшебника и тихо произнесла:
– Давай-ка, выкладывай, что с тобой такое? Не скажешь правду, брошу здесь и дальше пойду одна, а ты валяйся тут, пока какие-нибудь новые колдуны не отыщут. Говори. – Потребовала она непреклонно.
Торою было плохо. Настолько плохо, что он готов был выложить ей всё, любые тайны самой невероятной секретности, даже те, которых не знал. Но, несмотря на это, волшебник какой-то частью рассудка, не до конца затравленной болью, понимал – Люция ведьма – ей нельзя доверять. Однако врать он уже попросту не мог. Даже самое слабое умственное усилие приносило вполне осязаемую физическую боль. Поэтому Торой поступил как всякий хитрец – сказал лишь половину правды. И тем удовлетворился.
– Я обессилен. Слишком много потратил на тех колдунов. А могущество, которое я отобрал у них, не может восполнить потерю. Понимаешь теперь, почему нам нужны лошади?
Ведьма кивнула и сосредоточенно принялась кусать бледные губы. Да уж, она знала, что такое – надорвать магические силы. Однажды, ещё в далёком детстве, она тоже вот так «переколдовала» и валялась после этого в горячке едва ли не седмицу, попивала заговоренные травяные чаи и мучалась от непереносимой слабости. Люция исподлобья смотрела на своего спутника, который всего некоторое время назад был так силён, а теперь казался беспомощнее младенца. Он сидел, закрыв глаза, – бледный и совершенно безучастный ко всему. Девушка осторожно прикоснулась к его запястью – живчик под её пальцами трепетал едва заметно, почти неслышно. Ах, если бы она могла хоть чем-то помочь своему волшебнику, хоть как-то поставить на ноги! Имелось, конечно, у ведьм несколько зелий, которые вполне могли бы справиться с этой задачей, но, чтобы приготовить их, требовалось время и немалое, а путникам нужно было как можно скорее уносить ноги… Потому-то Люция оставила Тороя отдыхать на лавке, а сама поспешила в конюшню. Пока маг ещё не совсем сморился, нужно было поторапливаться, иначе уснёт – не добудишься.
Конюшни, как и следовало ожидать, находились на заднем дворе. Люция не без труда открыла дверь в стойло – снега намело так много, что ведьме пришлось, ругаясь сквозь зубы, долго утаптывать сугроб. Ах, как же ей хотелось выпить чашку горячего травяного отвара, лечь в тёплую постель и забыться уютным ласковым, словно материнские объятия, сном! Однако пришлось лишь шмыгнуть красным носом, постучать ногой об ногу, чтобы стряхнуть с башмаков налипший снег, и войти в полумрак конюшни.
Внутри в лицо ведьме ударил знакомый каждой деревенской девчонке запах конского пота, навоза и опилок. В стойле безмятежно дрыхли три лошадки. Они стояли неподвижно, а из красивых, едва заметно трепетавших ноздрей, вырывались облачка пара. Собственно, только по этим облачкам и можно было понять, что несчастные создания, с заиндевевшими от инея гривами, всё-таки живы. Девушка некоторое время смотрела на распряжённых лошадок, соображая, что же, собственно, ей теперь с ними делать, а потом отбросила излишние сомнения, открыла самое первое стойло и, погладила спящего пегого конька по красивой умной морде. Животное фыркнуло, но глаз не открыло, хотя и силилось разлепить сомкнутые колдовским сном веки.
Ведьма наклонилась к уху жеребца и зашептала единственное, памятное ей с детства заклинание, которое можно было применить к лошади. Вообще-то незатейливый заговор (или, как его называли ведьмы – «словоречие») существовал для того, чтобы придать сил загнанному коню, заставить его пробежать чуть больше, чем это возможно, но… Вдруг повезёт? Люция прижалась губами к конскому уху, вдохнула исходящее от лошади тепло – такое родное, успокаивающее – и нараспев заговорила:
На семи холмах по семи мостов,
На семи мостах только вороны,
Говорю, твержу семь старинных слов,
Надо их разнесть во все стороны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61