Естественная убыль в связи с болезнями, старостью, несчастными случаями и борьбой самцов при спаривании позволяла сохранять их численность на приемлемом уровне, даже принимая во внимание уничтожение новорожденных драконов во время Избиения Гибель самцов во время брачных боев наносила более существенный урон, однако драконы выживали.
Но три года назад пришла чума, результаты которой обернулись для драконов катастрофой.
В 698-м году, году восшествия на престол Вашего Высочества, насчитывалось 309 драконов, вылетавших из пещер Пустыни и направлявшихся к различным местам зимовья, эта цифра была определена по результатам сообщений людей, обязанностью коих был подсчет драконов в других государствах. Всего насчитывалось 6 взрослых драконов, 80 взрослых драконов и 223 неполовозрелых, включая тех, которые впервые поднялись на крыло. В год, предшествовавший Великому Мору, в полете над Верешем было замечено 234 дракона. Но этой весной источники, заслуживающие доверия, называют цифру в 37 драконов, из коих 5 взрослых самцов и 32 взрослые самки. Места пребывания остальных драконов неизвестны.
Возможность исчезновения драконов очевидна. Ваше Высочество может приказать запретить охоту на взрослых самцов, а также не проводить в этом году Избиение. Двум или трем самцам, которые выживут во время брачных боев, должно быть дозволено спариваться с самками, а каждому выползающему из пещеры дракону должно быть позволено летать. В противном случае дети Вашего Высочества, да вырастут они сильными и здоровыми, никогда не узнают, что такое дракон.
Подсчет драконов в данной местности прилагается. Это единственная копия. Предварительно собранные материалы сожжены в присутствии лорда Фарида. Его Светлость и я являемся единственными, кто располагает знанием о грядущем бедствии.
К сказанному следует добавить соображение, которому у меня нет настоящего подтверждения. Это только чувство, но оно сильное. Я считаю, что в связи с потерями от чумы, понесенными в ущелье Ривенрок три года назад, в этом году драконы не вернутся туда и будут искать другие места, с которыми не связаны столь ужасные воспоминания. Драконы избегают вершин, где одному из них случилось разбиться насмерть; подобные легенды широко распространены в горных селениях. Если эти существа так умны и так чувствительны, как я полагаю, они и в последующие годы не прилетят в ущелье, где так много их сородичей умерло от чумы. Повторяю, это только ощущение, однако думаю, что очень скоро оно подтвердится фактами. Но если они не будут спариваться в Ривенроке, то найдут какое-нибудь другое место — возможно, вдалеке от тщательной опеки Вашего Высочества. Могу ли я смиренно предложить, чтобы Ваше Высочество издало указ, запрещающий убивать драконов как в этом году, так и в обозримом будущем? Другого выхода нет. Иначе драконов в Пустыне не останется вообще.
Лорд Фарид и я с уважением представляем наше заключение на рассмотрение Вашего Высочества и верим, что Ваша мудрость позволит Вам найти решение и драконы опять заполнят небо Пустыни.
С уважением и пожеланием здоровья и счастья Вашим Высочествам, Фейлин из Скайбоула».
***
Рохан откинулся в кресле и глубоко вздохнул. Взгляд принца оторвался от лежавших на столе пергаментов и поднялся к высоким, широко открытым окнам его личного кабинета. В свете весеннего солнца Стронгхолд казался спокойным и безмятежным, камни крепости румянил розовато-золотистый свет заходящего солнца. Из садов доносился аромат цветов, свежей травы и даже водопада, ставшего более многоводным благодаря множеству сбегавших с дальних гор ручьев. Ежегодное обновление являвшейся его взору красоты было единственным оправданием усилий, которые принц предпринимал, чтобы создать новый мир. Эти усилия были столь велики, что за шесть лет он всего лишь несколько месяцев смог по-настоящему насладиться домашней обстановкой.
Тревожное послание от неведомого Фейлина, судя по письму, очень толкового человека — пришло вместе с кучей других пергаментов, на которые Рохан глядел с нескрываемой тоской. В этом году должна была состояться Риалла — первая после той, на которой он изображал глуповатого принца. Правда, уже давно никто не считал его глупцом. Вассалы прислали ему свои заявки с просто неприличной быстротой. Конечно, он не мог отложить рассмотрение их просьб до конца лета, как и сообщения из Скайбоула; однако, видит Богиня, Рохану очень хотелось этого: Хоть ненадолго. Грустная улыбка коснулась лица Рохана, когда он подумал о том, что отдыхающий принц-это вовсе не принц. Даже в относительно спокойные годы существовал миллион вещей, которые нужно было предусмотреть, решить и выполнить. А что уж там говорить о таких тяжелых временах, как год Великого Мора…
Столько народу умерло. Столько потеряно. В первую весну своего правления он разгромил меридов под Тиглатом и всем доказал свою силу, но с молчаливой, воровски подкрадывавшейся болезнью бороться было нельзя. Ни власть принца, ни его армии ничего не могли поделать с врагом, который завоевывал тело, забирал дыхание, за ним сознание, смысл и наконец самое жизнь…
Три года назад болезнь пришла на континент одновременно с прилетом драконов, и вначале во всем обвинили этих огромных тварей. Пока по государствам распространялись чума и паника, к Рохану не раз поступали требования истребить драконов раз и навсегда. Но драконы стали умирать сами.
В тот день, когда был найден первый зловонный труп крылатой твари без единой раны на теле, Рохан был слишком несчастен, чтобы переживать из-за драконов. Его мать была в Стронгхолде одной из первых заболевших и стала первой, кто умер от чумы. Болезнь начиналась с легких, а затем начинала сжигать тело и мучительно болевшие кости. Лихорадка усиливалась несмотря на все применявшиеся средства, затем начинался понос, забытье, а потом наступала смерть. Мучения принцессы Милар продолжались двенадцать страшных дней; другие держались дольше, но все равно из каждых десяти в Стронгхолде заболело четверо и столько же умерло.
Вести из других стран были столь же страшными. Часто фарадимы использовали последние силы, чтобы передать с солнечным лучом скорбное сообщение. Принцы Селдин, Даррикен и Виссарион; лорды Даар, Кутейн, Далинор, Беток и Резе; их жены, сыновья, дочери и бесчисленные слуги — все были мертвы. Сама Андраде прислала печальное известие — в Крепости Богини умерли десятки людей, в том числе обладатель золотого голоса Мардим. Не было ни одной крепости, поместья или дома, которые бы не пострадали, кроме разве что меридов, забившихся в свои пустоши, и островов Дорваль и Кирст-Изель. Принц Ллейн запретил всем кораблям приставать к его гаваням, а Волог и Саумер мудро последовали его примеру. В последнем случае можно было сказать: «Не было бы счастья, да несчастье помогло». Лишенным подвоза продуктов, двум старым врагам пришлось объединить усилия, чтобы не дать умереть с голоду своим подданным.
А затем случилось чудо. В середине лета с солнечным лучом пришло сообщение, что найдено лекарство от чумы. Настой мало кому известной неприметной травки, который подмешивали к другим лекарствам, уменьшал лихорадку и останавливал понос, что давало людям возможность выжить…
Пальцы Рохана впились в ручки кресла, и ему пришлось приказать себе успокоиться. Память о том времени все еще вызывала у него припадки яростного гнева. Этой травой оказался дранат! Ролстра, знавший места, где растет эта отрава, управлял и ее распределением. Конечно, не явно, поскольку все разгневанные принцы тут же устремились бы к его границам, не обращая внимания на то, верховный он принц или не верховный. Он небольшими партиями продавал траву через своих купцов и нажил на этом неслыханные барыши.
Взгляд Рохана обратился к висевшей на дальней стене карте. Горькая улыбка тронула уголки его рта. Нарочитая медлительность в снабжении лекарством позволила верховному принцу избавиться от нескольких противников и ослабить целые государства. Карта была бросающим в дрожь напоминанием о том, как много правителей умерло и какими уязвимыми стали их земли. Рохан точно знал, что Ролстра намеренно придержал поступление травы в Гилад, и тот потерял не только своего могущественного атри лорда Даара, но и самого принца. В городах Эйнар и Виз, в Снежной Бухте, Кадаре и Холмах Каты смерть настигла лордов, которые не симпатизировали верховному принцу.
Чума сделала Ролстре щедрый подарок. Теперь единственное, что от него требовалось, это задержать отправку драната и дождаться сообщения о том, что человек, которому он желал смерти, умер. Верховный принц не только нажил огромные деньги: он добился того, что владения его противников обезлюдели и пришли в упадок. Рохану доставляло маленькое удовольствие, что эта хитрая тактика не подействовала на Пустыню; но случилось это только благодаря благословению Богини.
Рохан опустошил свой сундук, и Чейн послал всадников на самых быстрых лошадях в порт Радзин, чтобы отправить дранат умирающим друзьям. Было слишком поздно спасать Милар, Камигвен и сына Чейна Яни, но все же удалось помочь многим другим…
А затем начали умирать драконы. Денег, чтобы покупать для них дранат, не было, да и кто в таких условиях стал бы думать про каких-то драконов?
Лорд Фарид из Скайбоула прислал сообщение, что на его холмах видели здоровых драконов, и Рохан отправился туда. Он и Фарид были одержимы идеей смешивать дранат с большим количеством биттерсвита, основной пищи драконов. Это была их единственная надежда. Но ожидания не оправдались: для того, чтобы спасти хотя бы нескольких драконов, нужны были горы травы. Рохан оказался перед тяжелым выбором: то ли отнять у своих вассалов последние крохи, то ли идти на сделку с Ролстрой…
Раздался тихий стук в дверь, и принц обернулся.
— Да, — сказал он и через миг увидел сердитое лицо Вальвиса. — Знаю, знаю, — промолвил принц, прежде чем его бывший оруженосец, а ныне рыцарь успел открыть рот, — я пропустил трапезу в полдень, опаздываю к обеду, и миледи собирается поджарить меня на своем собственном Огне. — Он улыбнулся, заставил себя подняться и собрал листки с докладом Фейлина.
— Жарить вас — значит попусту тратить силы, милорд, — сурово ответил Вальвис. — Вы слишком худой, чтобы представить интерес даже для издыхающего с голоду дракона.
Рохан пожал плечами, спрятал доклад в сундук и запер замок. Повесив ключ на шею, он сладко потянулся и подошел к окну. Вальвис присоединился к нему. Веснушки семнадцатилетнего юноши могли соперничать цветом только с его гордостью — короткой рыжей бородкой. Возведенный прошлой зимой из оруженосцев в рыцари, он попросил разрешения остаться в Стронгхолде и служить принцу в любом качестве по выбору последнего. Рохан с радостью согласился. Теперь Вальвис учился у Оствеля искусству сенешаля, а обязанности оруженосца передали племяннику Сьонед Тилалю. Лорд Давай был несказанно счастлив, что сестра неожиданно вышла замуж за могущественного принца и связала их родственными узами, а его жена несколько раз набивалась на приглашение в Стронгхолд. Сьонед сопротивлялась этому приглашению как могла, поскольку знала, что леди Висла наверняка станет что-нибудь клянчить у Рохана, а тот из любви к Сьонед не сможет отказать ее невестке. Наконец Сьонед нашла самое мудрое решение: она возьмет в дом своего младшего племянника. Воспитание мальчика благородного происхождения предусматривало его полное отделение от семьи и исполнение обязанностей оруженосца при друге, родственнике или знакомом отца до тех пор, пока мальчик не вырастет и не будет произведен в рыцари. Таким образом, Сьонед была свободна от дальнейших поползновений родни. Невестка чуть не упала в обморок от радости, что ее младший сын будет воспитываться в доме принца, и хвасталась этим перед всеми обитателями Речного Потока.
В саду послышались крики, и Рохан увидел, что по дорожке бежит Тилаль, приподняв полы длинного плаща. За ним с деревянным мечом в руке гнался пятилетний сынишка Оствеля Риян. Когда малыш вонзил меч в «дракона», Тилаль весьма натурально упал. Оба мальчика оглушительно расхохотались и принялись кататься по траве.
Рохан улыбнулся, но у него заныло сердце при воспоминании о двух других пятилетках, которым тоже нравилась эта игра. Прошлым летом Мааркен стал оруженосцем принца Ллейна, но уехал в Дорваль один: Яни умер от чумы…
— Тилаль становится славным парнишкой, — заметил Вальвис. — Только подумать, каким чудовищем он был, когда приехал сюда… Мне и в голову не приходило, что кровный родич миледи может быть таким отвратительным!
Вальвис потратил немало времени и немало колотушек, чтобы отучить Тилаля кичиться своим лордством перед другими оруженосцами. Зато теперь он хорошо знал свои обязанности и больше не хвастался родством со Сьонед. Правда, родство это скрыть было невозможно, поскольку у них обоих были одинаковые зеленые глаза и светлая кожа. Однако Тилалю достались в наследство от матери темные волосы, Такое сочетание было очень необычным, и в десять лет мальчишка считал себя писаным красавцем. За два года, прошедшие с тех пор, Вальвис успешно излечил его и от этой болезни.
— Ему пошла на пользу разлука с матерью, — продолжал юный рыцарь. — А правда, что она в этом году поедет на Риаллу?
— Чтобы взглянуть на свое сокровище? Доходили до меня такие слухи.
— У миледи испортится настроение…
Рохан спрятал невольную улыбку. Все шесть лет с языка Вальвиса не сходило имя Сьонед, и было нетрудно понять, почему. Рохан мог оценить это чувство. Он ведь и сам полюбил ее с первого взгляда. Юный рыцарь был уверен, что никто ничего не замечает. А Сьонед в отношениях с ним была само совершенство. Она частенько играла с Вальвисом, как с младшим братишкой, но на людях обращалась с ним как со взрослым, а не маленьким мальчиком. Когда Рохан начинал подтрунивать над ней, Сьонед откровенно отвечала, что воспитывает из Вальвиса мужчину, который когда-нибудь полюбит по-настоящему и станет кому-то хорошим мужем. Если бы она посмеялась над его чувствами или попыталась изменить их, Вальвис мог бы возненавидеть всех женщин. А так… Юный поклонник обожал ее и был счастлив служить леди своего принца всем, чем мог.
— Как только Вальвис встретит хорошенькую девушку своего возраста, он и думать забудет о своем обожании, — как-то сказала она Рохану. — Правда, мне будет очень не хватать моего рыцаря. Но… на что спорим, что жена его будет рыженькой, а первую дочку он назовет моим именем? Рохан был достаточно мудр, чтобы не спорить.
Тем временем хохочущие Тилаль и Риян поднялись с травы. Почувствовав, что за ними наблюдают, мальчики помахали Рохану и Вальвису. Риян, такой же темноволосый и большеглазый, как и его мать, запрыгал на месте и закричал:
— Принц! Давай играть в драконов!
— Как, опять? Я же только недавно был твоим драконом, и ты убил меня десять раз подряд! Даже дракону нужно немного отдохнуть. Кроме того, похоже, ты нашел себе другого, который играет куда лучше меня!
— Принц! — потребовал ребенок, уверенный, что ему не откажут. — Спускайся и играй в драконов!
Вальвис уже набрал в грудь воздуха, чтобы сделать Рияну выговор, но Рохан положил руку ему на плечо.
— Я предпочел бы играть в драконов, чем читать все эти бумаги, — задумчиво произнес он.
— Вы еще не обедали, милорд. И миледи не скажет мне спасибо, если вас замучают до полусмерти эти два маленьких тайфуна!
— Вальвис, — с досадой сказал принц, — что ты и твоя миледи носитесь со мной, как драконша с яйцом? Я что, калека или больной? Или ты решил, что я старею? По-твоему, двадцать семь лет-это преклонный возраст, в котором остается только храпеть и пускать слюни? — Он сердито фыркнул, выглянул в окно и крикнул мальчикам:
— Сегодня я играю в принца! Мы будем не убивать драконов, а спасать их!
Тут внизу раздался другой голос, и Рохан усмехнулся при виде спешившего со всех ног Оствеля.
— Риян! Тилаль! Вы прекрасно знаете, что нельзя шуметь и беспокоить нашего принца! — Он прикрыл глаза рукой, прищурился и посмотрел на окно. — Простите, милорд. За этими сорванцами приходится смотреть в оба, а чуть отвернулся — их и след простыл… — Оствель положил руку на плечо пытавшегося улизнуть Тилаля.
— Все в порядке, — сказал Рохан, не обращая внимания на родительские строгости. — Приятно смотреть, как они веселятся.
— Сегодня больше никаких драконов! — приказал Оствель и взял сына за руку. — Пойдем, Тилаль. Я уверен, что ты сгораешь от желания вывести травяные пятна с моего плаща.
— Но сегодня я должен прислуживать за столом, — возразил мальчик, с надеждой поглядывая на Рохана.
— Значит, плащ подождет, — согласился Оствель. Рохан отвернулся от окна, продолжая улыбаться, но за этой улыбкой крылась тоска по собственным детям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68