«Дорогой Риддерх, – писал Змейк. – В своем письме Вы упоминаете о легком ощущении дискомфорта от своего образа жизни, который я Вам, впрочем, не навязывал. Вы подозреваете, что все это называется двуличием; смею Вас уверить, это именно оно и есть. Однако, на мой взгляд, Вы придаете этому слишком большое значение. Пресловутая двойная жизнь, хорошо знакомая мне по личному опыту, – всего лишь необходимое условие, благодаря которому мы можем заниматься нашим делом. Подобным положением может всерьез тяготиться лишь человек слабый духом и склонный к чрезмерной рефлексии; надеюсь, что к Вам это не относится. Вы пишете, что у Вас нет больше сил лгать и изворачиваться; думаю, Вы себя недооцениваете. Что же касается высказанной Вами гипотезы о запрете на некоторые молекулярные соединения, то она хотя и не безнадежна, но требует еще значительной доработки. Ниже я привожу некоторые собственные выкладки; полагаю, что они Вам будут небезынтересны».
Дальше шли одни формулы.
– Жалко, что мы не понимаем эти формулы, – сказала Морвидд. – За ними ведь что-то есть!.. Страшно даже представить, чем Змейк сейчас занимается, если этому письму двести лет!.. – она всмотрелась в обозначения. – Это ведь уже не химия, а какая-то…
– …Мясорубка, – сказал Ллевелис. – А самое ужасное, что он учит… этому… Гвидиона. Хотя и под видом фармакологии.
* * *
– Я понимаю – остальные, но вы! Каким образом вы, воплощение психической нормы, опора здравого смысла в этой школе, могли выступить в таком стиле? – напал на Змейка Зануцки.
– Я полагал, что вам нужны материалы, не так ли? – спокойно отвечал Змейк. – А чем явились мои искренние ответы вам, как не материалами?
На лице Зануцкого показался проблеск озарения.
– В таком случае вы оказали мне неоценимую услугу, – сказал он после некоторого молчания.
– В самом деле? – удивился Змейк. – Чем же?
…Вскоре Зануцки счел возможным огласить собранные данные. Он вежливо попросил преподавателей собраться в большом каминном зале и с плохо скрываемым сарказмом сказал:
– Итак, что мы видим? Преподаватель географии в командировке то ли в Марианской впадине, то ли в созвездии Альфа Центавра… Половина преподавателей считает себя подданными Римской империи, – вот это уже была чистейшая ложь, – другая половина охраняет клады на дне моря! А вот еще более интересный факт, – он скользнул взглядом по Змейку. – Преподаватель химии как о чем-то само собой разумеющемся рассказывает о том, как он совершал убийства в подростковом возрасте!..
– Вот, – сказал Финтан. – Я так и знал, что Тарквиний найдет способ поставить школу под удар.
– При этом, – отозвался Орбилий, – крайне знаменательно то, как он это сделал. Мы ждали, что он донесет комиссии на других, сообщит обо всех что-нибудь нелестное. А он просто рассказал о себе. И не придерешься с точки зрения морали, и доброе имя школы это губит бесповоротно, я в этом не сомневаюсь.
– Могу себе представить, – откликнулся Финтан.
– Тарквиний, зачем вот вы это все им сказали? – с досадой спросил Мерлин. – Зачем делать общим достоянием разные личные… неурядицы? Ну, убили там кого-то, и на здоровье…
– Вот именно, – со спокойствием Харона отвечал Змейк. – Теперь это все равно. Как вы могли заметить, дело настолько стремительно и безусловно идет к развязке, что те или иные наши слова на переаттестации уже ни на что не влияют.
– Так вот, – перебил всех Зануцки. – Входящий в состав комиссии специалист по психиатрии уверенно сделал вывод о том, что все люди, которых мы слышали, абсолютно вменяемы. Для меня давно не секрет, что весь этот балаган имеет политическую подоплеку. Благодаря последним выступлениям в парламенте Национальной партии Уэльса нам стали ясны некоторые тенденции среди валлийских экстремистов. Ими планируется отделение валлийской системы школьного образования от лондонского министерства и в перспективе, очевидно, отделение Уэльса в целом от Великобритании. И если вот эта вот… – он поискал слово, – одиозная демонстрация своей независимости устраивается в рамках все того же протеста, то я попрошу вас уяснить себе следующее: с завтрашнего дня мы начинаем повторную переаттестацию, и если только мои специалисты еще раз услышат здесь то же самое, дело, скорее всего, кончится закрытием школы. И еще у вас будут неприятности лично у каждого. Крупные неприятности. Поэтому я советую вам серьезно подумать, что и как отвечать на собеседовании во второй раз. Вы очень рискуете, коллеги.
* * *
Фингалл провел рукой по камню, составлявшему часть кладки стены возле хранилища манускриптов и сказал:
– Этот камень помнит, как лет триста или четыреста назад он наблюдал одну сцену. На галерее со стороны городских ворот появилось четверо солдат в кирасах и железных панцирях с алебардами или чем-то в этом роде. К ним навстречу вышел Мерлин и сказал: «Я вижу, что вопрос о закрытии школы стоит остро, но я полагаю, что даже в этом положении он еще немножко простоит. Пока я не получу бумаги из Уайтхолла, устроить пороховые склады вам здесь не удастся. Во всяком случае. Пороху не хватит». Но видно было, что Мерлин сильно обеспокоен.
– Даже камню было видно? – шепотом спросила Гвенллиан, думая о МакКольме с восхищением.
– Неужели школу когда-то пытались закрыть? – сказал Афарви.
– Сцена требует трактовки, – задумчиво сказал Ллевелис.
* * *
– Итак, сегодня, сегодня… «Забвение как профессиональная необходимость», – и Морган-ап-Керриг, загадочно улыбаясь, зачитал из какой-то книги в козлином переплете притчу, которая освещала новую тему исчерпывающим образом, так что можно было уже ничего не пояснять:
Двое монахов шли однажды по грязной дороге. Лил проливной дождь. Дойдя до перекрестка, они встретили красивую девушку в шелковом платье, которая не могла перейти через рытвину. «Идем, девушка», – сразу же сказал один из монахов. Он взял ее на руки и перенес через грязь.
Второй ничего не сказал и молчал до тех пор, пока они не подошли к монастырю. Больше он не смог сдерживаться и сказал: «Нам, монахам, надо держаться подальше от женщин, тем более молодых и красивых. Они опасны. Зачем ты сделал это?» «Я оставил девушку там, – пожал плечами первый монах. – А ты все еще тащишь ее?»
– Ну, тут ни убавить, ни прибавить, – радостно сказал профессор Морган, оглядывая класс. – Не надо быть семи пядей во лбу, как говорится. Развивая эту тему: что необходимо профессионально забывать, допустим, врачу?
Все слегка задумались. Керидвен хотела было сказать, что врачу следует, наверное, притушить профессиональные знания, когда он просто отдыхает и наслаждается жизнью, чтобы, глядя на красивую девушку, не видеть сквозь все покровы, как макрофаги ее селезенки занимаются разрушением отживших свой век эритроцитов. Но тут в полной тишине раздался ответ Гвидиона:
– Для врача очень важно забывать, сколько пациентов умерло из-за его ошибок, а то он вообще не сможет работать.
Все, включая Моргана-ап-Керрига, оторопели, и только Ллевелис, Керидвен и Морвидд переглянулись так, как будто бы Гвидион их ничем не удивил.
* * *
Обворожительный и, как всегда, веселый профессор Мэлдун появился перед комиссией и приветствовал ее на ирландский манер, пожелав им умереть в Ирландии.
– Ваша семья и происхождение? – пробубнил Зануцки, делая пометки в своем вопроснике, когда Мэлдун в свободной позе расположился напротив него.
– Моя мать была монахиней и была изнасилована моим отцом. Он был тогда в военном набеге. Разумеется, он не запомнил ни ее имени, ни лица, – просто сказал Мэлдун.
– Так, ну, здесь, по-моему, случай ясный, – шепотом сказал психоаналитик.
– А сами вы? – спросил Зануцки Мэлдуна.
– Что я сам? Не собираюсь ли в военный набег? Не намерен ли кого-нибудь изнасиловать для продолжения рода, чтобы не отступать от семейных традиций? – лучезарно улыбнулся Мэлдун.
Зануцки ослабил узел галстука.
– Следовательно, у вас никогда не было нормальной семьи? – вежливо спросил психоаналитик.
– Да нет, почему? Я воспитывался в семье короля. Кстати, вот что, оказывается, изображено на этом гобелене! Ну и ну! Никогда не замечал.
Зануцки оглянулся на гобелен у себя над головой и побледнел.
– Случай более сложный, чем я думал, – зашептал ему в левое ухо взмокший психоаналитик.
– Моего отца звали Айлиль Острие Битвы, из рода Эоганахтов, и я так никогда и не отомстил за его смерть, – сказал Мэлдун.
– О-о, ну, тут такой букет!.. – простонал психоаналитик, хватаясь за голову.
– Не могли бы вы дать нам одно объяснение, – фальшиво улыбаясь, сказал один из методистов. – Если мы правильно понимаем, вы регулярно назначаете свои занятия на ночное время? Вы отдаете себе отчет в том, что это вредит здоровью детей?
– Сырость вредит того хуже, – задумчиво сказал Мэлдун. – Вечно промокшая одежда, мокрые ноги, – посудите сами, разве это дело?
– При чем тут сырость? – не поняли методисты.
– Потому что только со дна колодца, – раскрыл свою мысль Мэлдун, – днем видно звездное небо.
* * *
Небольшой старичок с белоснежными длинными волосами и удивительно невозмутимым выражением лица устроился перед комиссией на табуретке. Длинная его рубаха была расшита понизу орнаментом с оленями.
– Не могу произнести это имя, – озадаченно сказал методист, смотревший в список.
– Может быть, вы сами как-то представитесь? – резко сказал Зануцки.
Старенький преподаватель достал из-за пазухи берестяную табакерку, уселся поудобнее, со смаком нюхнул табаку и начал:
– Не из очень я великих, не из очень чтобы малых: все те песни, что поются на равнинах Калевалы, я сложил во время оно, чтоб свою развеять скуку. Всех сказителей и бардов я великий прародитель, кто мое не знает имя, тот вообще имен не знает. Головой закрыл я солнце, заслоняю месяц ясный, а ступнями врос в заливы, в темные речные тони. Если палец подыму я, в тучах сделаю просветы, если опущу я палец, дуб к земле пригну столетний.
– Это какая-то феноменальная мания величия, – мрачно пробормотал Зануцки. – Ну что ж, с этим все ясно. Обсудим характер вашего предмета. Итак, вы преподаете, – Зануцки заглянул в бумажку и аккуратно прочитал: – фольклор и эпические сказания народов Севера.
– Ты назвать фольклором можешь и вот этот лес дремучий, и бурливых вод теченье, и на небе ясный месяц, и лосося ход весенний. Это все такой же эпос, как планет круговращенье, обновление природы. Ты сказать бы мог, пожалуй, что и лось могучий Хийси – это маленький ягненок, и что Укко, бог верховный, – это малая козявка. Мифы – то, что ты бормочешь, я же знаю правду жизни.
Когда и с этим стало ясно, Зануцки промокнул лоб платочком и перешел к особенностям методики:
– Скажите, пожалуйста: как у вас обстоят дела с расчасовкой, календарным планом и текстотекой? – спросил он. – По какому принципу вы отбираете материал? Какие компоненты входят в модуль первого уровня обучения? Какое количество смысловых единиц в содержании текста, на ваш взгляд, методически допустимо?
– Может, что еще припомнишь, – спокойно сказал старичок, ковыряя в ухе, – иль уж высказал всю глупость?
* * *
– Мы тоже так думали. А потом мы нашли письмо, – сказала Керидвен.
Керидвен, знавшая наизусть письмо Змейка до того места, где начинались формулы, положительную характеристику Риддерха, данную Змейком, от которой мороз по коже шел, и резолюцию педсовета, объявлявшего имя выпускника забытым, выдала без запинки рассуждение о двуличии. Морвидд сидела на коленях статуи Демокрита и мерно постукивала об него ногой.
– Ты по-прежнему считаешь Змейка воплощением любви и нравственности? – безжизненным голосом спросил Ллевелис после того, как детальный рассказ о том, что делает Змейк в школе, слетел в беспорядке с их уст.
– Я учусь у него, Ллеу, я вижу, как он любит все неживое! Я не представляю себе, чтобы он мог делать все это! – упрямо сказал Гвидион.
– Любит все неживое, – повторила Морвидд с выражением, менявшим смысл на противоположный.
– Хорошо, – скрипнул зубами Ллевелис. – Тогда скажи: что такого должно случиться, чтобы ты ушел от Змейка?
– Нужно, чтобы Змейк меня выгнал. И запретил возвращаться, – бесхитростно ответил Гвидион.
– Тогда пошли. Пошли найдем хоть Мерлина, хоть кого, и спросим! Что с того, что имя этого Риддерха не должно упоминаться в школе! Я его упомяну!.. Я не хочу, чтобы ты стал таким же изуверским и кровавым фанатиком, – решительно сказал Ллевелис.
– Ну что вот вы орете, что орете, – ворчливо сказал Мерлин, появляясь из-за колонны. – Что здесь за страсти? Вы все давно должны сидеть обедать. Сегодня вареники с картошкой. Исключительная редкость. Эту картошку, представьте себе, Мэлдун привез из Северной Америки. У нас она не растет. Вы, небось, и не знаете, что это такое!..
Тут Ллевелис выпрямился и с горящими глазами сказал:
– У меня есть к вам вопрос, профессор. Кто такой Риддерх-ап-Мивир? Где он? Чем он занимается?
– Риддерх-ап-Мивир – это Кервин Квирт, – сказал Мерлин. – Где он? Да вон он пошел. Чем он занимается? Спросите-ка у него самого. По-моему, ничем, у него сейчас окно.
* * *
– Ваше имя, – кисло сказал Зануцки. – Полное и желательно… э-э… подлинное.
– Луций Тарквиний Серпенс, – ответил Змейк, закидывая ногу на ногу и сплетая пальцы на колене с видом человека, приготовившегося к долгому разговору.
Психологи переглянулись.
– А что такое… в таком случае… э-э… Змейк?
– Калька, – кратко сказал Змейк.
– И вы откликаетесь на эту… м-м… кальку?
– Разумеется, – отвечал Змейк с легким нетерпением.
– Откуда вы происходите?
– Мой род происходит из Этрурии, из области теперешней Тосканы, но мои родители впоследствии переехали в Британию, на окраины империи, и я родился уже в Уэльсе.
– Ваш родной язык?
– В семье говорили по-латыни.
– Профессия вашего отца?
– Ауспиций.
– Это какая-то должность?
– Нет, это специальность. Предсказание будущего по птичьему полету.
– Довольно необычная специальность, а? Можно сказать, редкая, – заметил Зануцки, вновь переглядываясь с коллегами.
– В жреческих кругах не такая уж редкая, – сказал Змейк.
– Когда родился ваш отец?
– В самом конце третьего века.
– Я не ослышался? – переспросил Зануцки. – В конце третьего века? В трехсотом году от Рождества Христова?
– В конце третьего века до Рождества Христова, то есть около двухсотого года по причине обратного отсчета времени.
– Год вашего рождения? – с нескрываемым интересом спросил великий методист.
– Тысяча пятьсот семьдесят девятый.
– Очень странно, – сказал методист, вызвав сдавленные смешки со стороны своих коллег. – Ваши родители, если я правильно понял, родились до нашей эры, вы же – только в конце XVI века?
– Да, я поздний ребенок, – спокойно отвечал Змейк.
– Где вы получили образование?
– В течение семи лет я учился и прислуживал при храме Немезиды, затем продолжил свое образование в Элевсине.
– При храме Немезиды?
– Да, при храме Немезиды в Афинах, в аттическом пригороде Рамнунт.
– Прислуживали?
– Принимал дары от посетителей и поддерживал огонь перед статуей Немезиды с уздой, мечом и бичом.
– Вы хотите сказать, что в шестнадцатом веке в Афинах функционировал храм Немезиды с уздой, мечом и бичом? – внезапно сказал кто-то из наиболее трезво мыслящих членов комиссии.
– Не только в шестнадцатом веке, но и по сей день. Учебные и научные центры такого масштаба неуничтожимы.
– А вот такой вопрос, – вкрадчиво сказал психолог. – Что вы станете делать, если у вас ученик станет вдруг во время урока вставать, ходить по классу, делать что ему вздумается?
– Попрошу отставки, – сказал Змейк.
* * *
Кервина Квирта осаждали любопытствующие первокурсники. Он привел их в свою комнату, рассадил повсюду, куда только можно было усадить, и вынужден был рассказать им много не самых увлекательных, с его точки зрения, вещей.
– Так вы ученик Змейка?
– А чей же еще?..
– А почему тогда профессор Курои сказал Змейку: «Что вы выращиваете из своих учеников?» – простодушно спросила Морвидд.
Глаза Кервина Квирта затуманились, и он с усмешкой опустил голову.
– С профессором Курои у нас чисто научные разногласия, – сказал он. – Он не принимает многих моих теорий, и потом… я занимаюсь в широком смысле биосферой, а при специальности профессора Курои как раз биосфера отчаянно мешает работе.
– А что у него за специальность? – спросил Ллевелис, ибо этого не знал даже он.
– Курои двигает горами, – пояснила Керидвен, знавшая это твердо.
– А, ну тогда конечно, – согласился Ллевелис.
– А все ваши страшные эксперименты? – забираясь с ногами на кровать, спросила Морвидд. – В школьных хрониках написано о вас… бог весть что.
– Я был очень ярким студентом, – осторожно начал Кервин Квирт. – Очень тогда был увлечен биохимией… просто очень. Одним словом, я все опыты обычно проводил на себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47