– Береги, как свою башку, – напутствовал Шурупа Бабай. – Тебе доверяю, никому другому. Понял?
– Понял, генерал! – Пацан пришел в восторг. – А стрельнуть из него можно?
– Я вот те стрельну! Не-ет, вижу я, ты еще дурак дураком... Все, давай сюда.
– Нет, нет! Я, генерал... виноват, я это... словом, больше не повторится.
Бабай подумал. Смягчился:
– Смотри.
– Все, все нормально. Я без глупостей.
И вот сейчас командир отщелкнул предохранитель до упора и передернул затвор. И все сделали то же самое. Жесткий железный лязг коротко секанул пространство – и вновь тишина.
– Хорошо, – похвалил соратников Бабай. – Ну, идем!

6
По схваченным морозом палым листьям идти было как по борцовскому ковру – упруго и плотно. Сергею это ощущение было очень знакомо: они с отцом хаживали и по предзимнему лесу, и в нем была своя особенная прелесть, не похожая ни на что другое... Запах! Особенная, тонкая свежесть, почти неуловимая...
– Готовность! – скомандовал Бабай.
Ну вот. Сергей опять очнулся. Лирик хренов!
Бабай был лидером, кроме всего прочего, еще и потому, что обладал чутьем на опасность. Ничего вроде бы не делалось кругом, стояла тишь – а он, Бабай, что-то ощутил, некую невидимую опасность, никак пока не давшую о себе знать, но...
Но оказался прав.
Парк взорвался диким воплем, лохмотьями палой листвы, жестяным грохотом.
– Стой! Стрелять по моей команде! – зычный голос Бабая.
С холодным любопытством он смотрел на мчащиеся к ним со всех сторон толпы уродов. Откуда они взялись, черт их разберет! Как из-под земли. И красавцы, да уж, как на подбор!..
Никто из бойцов, изготовившихся к стрельбе, не испугался – очень уж нелепы были эти вздорные создания. Но гадливое омерзение прошлось не по одному сердцу.
И было отчего! Упыри вправду походили на злую карикатуру на людей, изображенную сумасшедшим художником – причем таким, чье безумие не титаническое, как у Гойи, а мелкое, дрянное и трусливое. Оно ненавидит и боится, завидует, жмется и кривляется – вот из его фантазий и изливаются такие эманации.
Бабай заметил, что у тварей есть старшие: отвратительные старцы, столь же синюшные, что и прочие, но заросшие седой шерстью, с длинными, косматыми, спутанными гривами и бородами...
«Шаманы!» – вспомнил он слова Тэйки.
В этих ручонках были дубины, ими они вращали, да так, что палки в воздухе свистели, как пропеллеры. Ну и глотки у них, конечно, были круче остальных – извергали такой рев, от которого едва не гнулись деревья.
Но люди не согнулись. Все встали наизготовку, ожидая команды. Бабай успел еще заметить, что среди прочих в атаку несутся упыри, которые адски лупят во всякие гремучие предметы: тазы, ведра, подносы – где они их только раздобыли!..
«Психическая атака», – усмехнулся Бабай и сказал спокойно:
– Огонь.
До бегущих, воющих толп оставалось метров тридцать.
Шесть автоматов хлестанули ураганным залпом.
Грохот. Вспышки. Град гильз. Вопли!
Кинжальный фронтальный огонь ссек первые ряды бегущих. Задние, налетая на убитых, со всего разбега кувыркались наземь. Полетели в разные стороны тазы и ведра.
– Есть! – крикнул Бабай. – Лупи дальше! «Калашниковы» косили упырей как сорняк. Их плоть не наша и даже не гоблинская. Они примитивны – они как бы символ темного мира, его неизбежной деградации. Они способны самоусложняться лишь затем, чтобы после распасться, исчезнуть, подобно дурному сну. От любого попадания в них пули они просто лопаются, почти как пузыри, ибо они, в сущности, и есть пузыри, кожаные мешки, надутые зловонной газожидкостной смесью. Их тела разметало обрывками, гадость брызгала в воздух, а кто еще был цел, те неслись и орали и через миг лопались вонючим фейерверком и они.
Минуты две! – все было кончено.
Два выродка неизвестно отчего оказались умнее прочих. Они повернули и пустились наутек. Костя шарахнул вслед им очередью. Один великолепно лопнул, как перезрелый гриб-дождевик, – в клочья! Костя врезал второй очередью. Мимо!
– Не надо, – сказала Тэйки. – Сам сдохнет.
– Думаешь?.. – спросил Костя и перекривился. – фу ты, ну и смрад!
– Пошли отсюда, – велел Бабай.
– Можно больше не бояться, – Тэйки улыбнулась едва заметно, уголками губ. – Их больше нету здесь.
– Почему?
– Да они же придурки. Всем скопом кинулись. Они по-другому и не могут. Они же не думают, не соображают... А вот в этот сезон, когда холода приходят, они совсем дуреют. Они зиму не переживают. Дохнут.
– Да ну? – не поверил Костя. Точно говорю, – сказала Тэйки.
– М-м?.. А как же это... откуда же они снова берутся? Ну, весной?
– Черт их знает. Никогда себе этим башку не забивала.
– Да? Ну это, пожалуй, и верно.
– Хватит болтать, – вмешался Бабай. – Что теперь?
Теперь вон туда, – Тэйки указала кивком.
– Ну так пошли. Шире шаг!
Здание мечети, поставленное некогда на самой границе парка и жилмассива, заметили сразу: позолоченный купол с пристроенной сбоку башенкой – минаретом. Когда-то коричнево-красное, сейчас потемневшее, со следами дождевых потеков... Гондурас вздохнул:
– Ну вот... – А что он имел в виду, никто не поинтересовался.
Но идти до мечети оказалось порядочно. Деревья стали реже, и шагали уже не по листьям, а по траве тоже подмороженной. Шли быстро, уже не таясь, однако осторожности не теряли, оружие у всех было готово к бою. Сначала шли молча, а потом Костя, которого, видимо, давно сверлила тема, начал:
– Это... Слушай, Серега, как ты думаешь, а у вампиров этих душа есть? Да и у гоблинов тоже?
Сергей аж поперхнулся.
– Как ты сказал?!
– Ну как, как, – сердито буркнул Костя, – как сказал, так и сказал... У нас с тобой душа есть?
Ответа он получить не успел, потому что вмешался Бабай.
– Эй, мудрецы, – сказал он полушутя-полусерьезно. – Вы на войне. Будете отвлекаться – дома заставлю посуду мыть вместо девчонок.
Мыслители заткнулись. Сергей поднял голову, осмотрелся: до мечети оставалось метров триста. Солнце стояло в самом зените, заливало ярким светом весь мир, но почти не грело. Пар вырывался из ноздрей и ртов...
Зима.

7
Слова Кости о гоблинских и вампирьих душах задели философскую часть Сергеева сознания. Дебаты он прекратил, но задумался.
А что же, собственно, такое душа?!
Ну, наверное, это сила, благодаря которой мы можем чувствовать, двигаться, говорить... словом – жить. Вернее, наша, человеческая, душа – это часть некоей мировой, всеобщей силы. Мы причастны к ней, оттого и способны мыслить, радоваться, быть счастливыми... Мыслю – следовательно, существую! Точно. Можно по-другому сказать: существую, потому что и во мне есть эта всемирная сила. Есть! А иначе – какое же существование?..
Ну, хорошо. А что же эти выродки: гоблины, упыри? Они ведь существуют?.. Да. И еще как существуют! Нам всем тошно от их существования... А раз так, значит, и в них действует, и ими движет та сила.
Как ее?..
Сергей напряг память. Вспомнил! Апейрон.
Да. Но что же выходит: и в нас, и в них одно и то же. Значит, мы равны?..
Вот этого уж никак нельзя было принять. Какое тут, к чертям, равенство! Ты видел гоблинов, мыслитель? Видел упырей? Видел. Ну и где тут равенство?..
Но что же, допустить, что в мире действуют две различные силы, два разных апейрона? Нет, это еще хуже. На такой ступени не удержишься, и придется дальше признавать третью силу, четвертую... и так до бесконечности. Дурная бесконечность – так, кажется, это называл отец.
Вот так. Это называется – ловушка для мысли. Ловушка, да... Но нет такой ловушки, из которой не найти выход! Найдется. А пока...
– Пришли, – сказала Тэйки.

8
Они стояли пред самым зданием мечети. Бабай повернулся к Гондурасу.
– Ну что? – требовательно спросил он. Тот как-то неуверенно пожал плечами:
– Не знаю...
– Ну что такое: не знаю! Если в эти двух половинках такая мощь, то ты ее, думаю, должен чувствовать. Чувствуешь?
– Нет.
Бабай едва было не матюкнулся, но его опередил со словами Костя:
– Так это... Вы погодите! Ну чего мы тут стоим, гадаем? Вторую половинку той книги ищем, правильно?
Гондурас кивнул.
– Ну так раз пришли, то и искать надо! Где она должна быть, внутри?
Владелец книги об этом и понятия не имел. Он вообще заметно приуныл.
Взгляд его сместился вверх, забродил по куполу, по вершинам минарета...
Все невольно посмотрели туда же. И все враз поняли этот взгляд: в таком здании искать наобум половинку книги... Иголка в стоге сена – это, пожалуй, еще мягко сказано.
– Ничего! – с фальшивой бодростью заявил Костя. – Если должна быть – найдется, никуда не денется. Давайте это...
– Не найдется.
Костя сбился. Все выпучились на Сергея.
– Не найдется, – повторил он.
– Это... почему? – Костя вскинул брови.
– По здравому смыслу, – сказал Сергей и движением плеча поправил автоматный ремень. – Сам посуди: даже одна половина книги – огромная сила, так?
– Ну так, – осторожно согласился Костя.
– Ага, – с азартом подхватил Сергей. – А если бы их было целых две? Та, что у него, – он кивнул на Гондураса, – и здесь? – показал на мечеть. – Да разве бы нечисть тогда накинулась на нас?! Вообще, разве была бы здесь?.. Ну ладно, я готов допустить, что действие книги не такое уж сильное и не столь быстрое. Но оно было бы! Разве смогли бы упыри эти позорные обитать здесь, в этом парке, рядом с таким мощным предметом? Да они или передохли бы, или бы рано или поздно убрались отсюда!..
И Сергей победным взором обвел друзей. Некоторое время царило молчание. Потом Бабай произнес:
– Ну ты, Серега, голова... – без малейшей иронии.
– Согласен, – скромно сказал Сергей.
Глава 11
РАЗНОСТЬ ФАКТОРОВ

1
Если бы Тощий услыхал разговор Кости с Сергеем о присутствии либо отсутствии души у его хозяев-гоблинов, он наверняка бы лишь хмыкнул презрительно...
Его это не интересовало.
Достаточно было того, что у самого-то у него душа есть и что под действием магических снадобий она способна отправляться в путешествия по диковинным мирам, таким, в которых рядовому человеку не бывать ни в жизнь, – чем Тощий немало гордился.
Он редко задумывался о будущем. А если честно, то и не задумывался вовсе. Вернее, считал, что это будущее придет само собой. Главное – жить правильно. А уж судьба сделает как надо.
Как видим, человек этот мыслил вполне разумно. Даже философически. Вот только в умопостроениях своих он допускал ошибку, в логике известную как «подмена тезиса»: когда правильное рассуждение строится на неправильном исходном основании и в итоге приводит, естественно, сами понимаете, к какому выводу.
Жить надо правильно. С этим поспоришь? Нет. Тощий полагал, что он живет правильно. Правильнее некуда...
Если кому-либо довелось сравнить те миры, в которых блуждал его нечистый дух, с мирами, скажем, Тэйки, то постороннего наблюдателя поразила бы скорее всего разница цветовых гамм. Пространства Тэйки все были пронизаны светом, он искрился, переливался в голубых, нежно-сиреневых, изумрудных просторах, он казался самой сущностью этого мироздания, а яркие волшебные цвета – множеством его воплощений... У изменника было не так.
Ему виделись могучие, величественные, но мрачные, угрюмые теснины, более всего похожие на скалы, расщелины и каньоны. Казалось, что все это в холодном, стылом месте. Оно было как живое, двигалось, смещалось, меняло цвета... Вот цвета-то эти – темные, тревожные; бурый перетекал в серый, а потом вдруг все наливалось убийственно-кровавым, таким, от коего выть волком хочется. Или бежать скорей куда глаза глядят, лишь бы не видели они это багровое зарево.
Но Тощему такое было в самый раз. Он упивался, наслаждался. Он хотел, чтоб это оставалось с ним навек... ан нет. Пришло время – и грозовой фон стал блекнуть, таять, затем явственно распадаться, в прорехи начало вливаться что-то совсем черное и бесформенное... и Тощий понял, что это ночь.
Он лежал с открытыми глазами. Сколько времени прошло, он не знал. Голова была тяжелой, неприятно давило в висках. И сухо во рту. Обычное ощущение после дурмана.
Тощий прислушался. Ни звука. Дрыхнут, поди, разбойнички. Надо бы встать, проверить, кто там на посту...
Нет. Неохота. Слабость. Голова болит...
Он закрыл глаза. Одна тьма сменилась другой.

2
Потом дни сменялись днями...
Четверо бандитов жили уныло, неподвижно. Проедали продукты, полученные тогда еще, играли в карты. Только теперь втроем – Тощий, как новый главарь, считал ниже своего достоинства забавляться с подчиненными. Да и не нуждался он в общении.
Те трое большей частью молчали. Вяло шлепали картами. Без аппетита ели. Подолгу лежали: спали или просто так... Как-то раз Ботва не вышел на дежурство, поленился. Правда, тут же и раскаялся, ибо Тощий обнаружил это, и коротенькое следствие завершилось приговором: десять ударов проволочным жгутом по филейной части. Сам же Тощий и привел приговор в исполнение – совершенно равнодушно, без эмоций. Ботва дергался, визжал, зато после экзекуции насчет дежурств сделался почти отличником... Спать, правда, ему теперь приходилось на животе.
Вообще, драма, разыгравшаяся в группе, как-то придавила всех. Даже Мыло. Раньше он, бывало, ржал идиотским гоготом, а нынче и этого не стало... И Тощий стал другим, хоть сам не замечал. Прежде был просто молчалив и неприветлив, а стал нелюдимым совсем. Если раньше все равно – один ли, с другими, то сейчас видеть никого не хотелось, и он то лежал в своей комнате, то отправлялся бродить по окрестностям, предупреждая своих обормотов, чтобы никуда не отлучались.
Браслет молчал. Тощий поглядывал на него: молчит, холера. Самому напомнить о себе не в правилах, это уж известно... Ждем-с!
Блуждая по мерзлым улицам, главарь частенько думал о будущем пополнении. Какое оно будет? И – главное! – кто там станет тайно наблюдающим за ним, как сам он когда-то был таким же надзирающим за Жженым?..
А в том, что такое гоблиново око у него в команде будет, Тощий даже не сомневался. Ему бы не знать! Это его не оскорбляло. Надо, значит, надо. Но быть настороже необходимо. Можно ведь и ни за что ни про что влипнуть. Попадется паскуда...
Ни на секунду в голову ему не пришла мысль, что для Жженого он оказался такой же «паскудой». Но мысль другая промелькнула воровато: а что, если того... вычислить кто, да и кранты. Погиб во время операции. А?..
Но сам же он испугался своих мыслей. Черт знает этих магов, вдруг они читают в наших мозгах! Все насквозь видят...
Предположение сомнительное, что там говорить. Но от греха подальше Тощий поскорее перестал думать об этом – о пополнении, о магах, о гоблинах вообще... Постарался просто ни о чем не думать. Остановился.
Ясно, что жизнь учила Тощего сурово. В числе прочих уроков был и такой: не расслабляться. Никогда. Что он и делал.
(Можно ли считать расслаблением те самые полеты по мирам-призракам?.. Он сам так не считал.)
Не расслабился он и сейчас. Огляделся. Спокойно. Он отступил в промежуток между гаражом и трансформаторной будкой – так, что никто не мог его видеть ни из какой точки. Здесь он позволил себе посмотреть в небо, чего практически не делал.
Прозрачно-голубой, далекий, дивный небосвод не нашел никакого отклика в душе убийцы. Но вот ветерок, пробежавшийся над самой землей, морозный, свежий, внезапно напомнил что-то. Что?.. Беспокойно задвигалась память, перебирая прошлое... Что?! Что-то было. Где-то и когда-то.
Так и не вспомнилось. А на руке мягко завибрировал браслет.
Ну надо же! Тощий ухмыльнулся. Вот тебе и не думай ни о чем. Не стал думать – и сразу вспомнили... Он поднял руку, поджидая, когда явятся таинственные письмена.
Флюиды браслета на него действовали слабо. Легкий, почти неощутимый толчок головокружения – да еще показалось, что собственные руки вдруг куда-то отодвинулись от глаз. Это было забавно; Тощий даже пошевелил пальцами – потеха, как будто до них метра три.
Потекли знаки. Тощему не надо было вчитываться: они словно сами вплывали в мозг.
Подкрепление завтра... утром... на углу... пароль... отзыв... трое. Встречайте.
Зеленоватое свечение погасло.
Ну что ж, по крайней мере, что-то есть. Тощий осторожно сделал шаг вперед, огляделся. Все в норме. И он зашагал домой.

3
На следующее утро, прихватив с собой самого толкового – Пистона, Тощий отправился встречать новобранцев.
На запланированное место пришли, естественно, пораньше. Тощий присмотрелся, прислушался. Пистон при этом был тише воды, ниже травы.
– Давай в этот дом, – вполголоса велел Тощий, – на первый этаж. Оттуда как на ладони...
Ждать долго не пришлось. Стоя по разные стороны окна, они наблюдали разные сектора, и минут через пять Пистон зашептал:
– Идут! Идут, босс... Вон оттуда!
– Отойди, – приказал Тощий.
Пистон послушно отступил. Тощий поднырнул под нижний обрез окна, к той стороне проема, выпрямился, глянул.
Точно, трое. Идут не таясь, в теплых куртках, за плечами у всех огромные рюкзаки. Наметанный глаз мигом определил уверенную, плотную походку переднего плечистого, мощного парня – и корявый, неумелый шаг двух других.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34