У них уйдет два с половиной часа на то, чтобы добраться туда, возможно, час или два, чтобы купить или арендовать лебедку или найти еще одну лодку, два с половиной часа, чтобы вернуться. От пяти до семи часов.
На борту у них оставалось воздуха часов на десять, при условии, что Линдстрем будем расходовать его, как обычно. По крайней мере, он будет лежать неподвижно. От математики было никуда не деться. Никаким образом ни Рубен, ни кто-то другой не могли остаться здесь с Линдстремом, расходуя драгоценный воздух в два раза быстрее. Ему придется расположить все баллоны поблизости, так, чтобы швед мог до них дотянуться, и оставить его ждать их возвращения. Это был тяжелый вариант, и с этим ничего нельзя было поделать, но он был не самым худшим. Если Линдстрем потеряет сознание и не сможет вовремя менять баллоны один за другим, он все равно захлебнется. Точно так же, как Девора. Рубен зажмурил глаза, чтобы не пустить внутрь страшные образы: белая рука, колотящая по мелкой волне, круги на холодной воде, тьма, которую никто не населяет. Он снова открыл глаза и увидел, что Линдстрем смотрит на него.
У Рубена была маленькая пластмассовая дощечка и фарфоровый карандаш. Он быстро нацарапал вопрос:
«Больно?»
Линдстрем кивнул.
Рубен стер первую надпись и написал вторую:
«Крови мало. Не истечешь».
Линдстрем снова кивнул. Он понял. Рубен стирал и писал.
«Не могу поднять якорь. Нужна техника. Спущу сюда баллоны. Должен не спать. Понятно?»
Линдстрем кивнул.
«Ставь будильник, потом переставляй. Понятно?»
Швед понял.
«Лебедку возьму на Ямайке. Сразу вернусь. Не долго». Он подумал; на дощечке оставалось место еще для нескольких слов.
«Иначе нельзя. Не беспокойся».
Он убрал карандаш, с горечью сознавая бессмысленность этих слов. Для беспокойства у Линдстрема были все причины. Швед протянул руку и подтянул его к себе, раскрыв ладонь и требуя карандаш и дощечку. Рубен передал их ему.
«Лучше убей меня сразу. Не хочу ждать так долго, Не хочу оставаться здесь один. Страшно».
К ноге Рубена был пристегнут нож ныряльщика, короткий надежный нож фирмы «Дакор» с острым лезвием. Он мог бы избавить Линдстрема от страданий, как тот просил, избавить его от долгих часов физических и душевных мук, пока он будет ждать помощи, наблюдая, как воздух кончается по очереди в каждом баллоне, пока он не дойдет до последнего и жизни останутся считанные минуты.
Он отрицательно покачал головой.
Линдстрем лихорадочно застрочил.
«Присмотри за Сэмом, – написал он. – Чертовски глупый кот. Стареет. Позаботься о нем. Обещай».
Рубен кивнул.
– Обещаю, – сказал он, хотя и знал, что Линдстрем все равно его не слышит. Линдстрем потер дощечку и написал снова:
«Мальчик, Август. Нужно учиться. Сделай, что сможешь».
Рубен соединил кольцом большой и указательный пальцы, показывая, что выполнит просьбу. Линдстрем уронил дощечку на песок. Говорить больше было нечего. Ни тот, ни другой не попрощались.
* * *
Тьма была густой, пурпурной и угрожающей. Поначалу было влажно, воздух затыкал горло, как вата. Потом установился южный бриз. Полчаса спустя он переместился на запад. К тому моменту, когда они увидели огонь маяка Фолли-Пойнт к востоку от Порт-Антонио, ветер еще дважды сменил направление. На море поднялось волнение, и их катер кидало с кормы на нос все сильнее и сильнее.
– Мне это не нравится, Рубен, – пробормотала Анжелина. Это были ее первые слова после того, как они покинули Банку Грэпплера. Август стоял у руля, она и Рубен наблюдали за экранами радара и гидролокатора. – Свену нужно было бы пораньше завести разговор о неполадках с радиостанцией. Возможно, нам удалось бы что-нибудь придумать. Сезон тайфунов еще не кончился, нас могут ждать большие неприятности.
* * *
На Банке Грэпплера они оставили один из спасательных кругов с «Фаншетты». Сверху на нем мигала яркая лампочка – ее, по замыслу, должна была увидеть поисковая группа. Теперь круг нырял вверх-вниз, терзаемый набирающим силу ветром. Шнур тянулся от него до самого дна, привязанный прямо к якорю, под которым лежал Линдстрем. Он периодически терял сознание и снова приходил в себя, ему снился Норчёпинг, огонь в камине, а просыпался он в черной воде, окружавшей его со всех сторон. Боль в середине туловища была почти невыносимой. Он совершенно перестал чувствовать ноги у колен и ниже. Он был уже на третьем баллоне, периодически переключаясь между первой и второй ступенями. Рядом он видел остальные баллоны. Они лежали там, где их разложил Рубен, напоминая с большой точностью о коротком отрезке времени, что был ему отпущен.
* * *
Рубен поднял глаза от экрана:
– Сколько времени пройдет, прежде чем погода испортится настолько, что нельзя будет выйти в море?
Анжелина пожала плечами:
– Я не знаю. Тебе придется спросить у кого-нибудь, когда мы пришвартуемся в Порт-Антонио. Но из общего знакомства с бурями я бы не сказала, что очень много.
Последовало долгое молчание.
– Мы не можем оставить его там, – сказал наконец Рубен. – Я дал ему слово, что вернусь. Если бы не я, он бы вообще не попал в этот переплет.
Анжелина промолчала. Впереди них огонь маяка Фолли-Пойнт появился, потом исчез, когда их нос задрался на крутой волне.
У них ушел еще почти целый час на то, чтобы войти в порт. Они пережили сущий кошмар, входя в гавань по бурному морю в почти полной темноте. Фолли-Пойнт остался сзади слева по борту, а остров Нэйви, почти невидимый, – по правому. На карте были обозначены две гавани. Западная и Восточная, и Рубен не знал, какую ему выбрать. В конце концов он остановился на Восточной гавани, потому что она показалась ему ближе к центру города. Они миновали Форт-Джордж, венчавший высокий холм на полуострове под ним.
«Фаншетта» бросила якорь, пройдя еще немного вперед, оставшись на глубокой воде. Август остался на борту, а Рубен и Анжелина сели в шлюпку и отправились на берег, пробираясь меж банановых лодок, которые подпрыгивали на волнах, словно обезумев. Начался дождь, колючий дождь, тяжелые капли хлестали по воде, как свинцовая дробь.
На причале никого не было, не было никого и в зданиях вокруг него. Вся гавань опустела. Они направились на ближайший свет. Дождь уже промочил их до нитки и теперь старался забраться еще глубже, под самую кожу. Три часа уже миновали.
Выше по Харборт-стрит красноватый свет просачивался из маленького бара, его двери и окна были плотно закрыты от шторма. Фасад был разрисован кричаще яркими цветами. Над дверью висела одна-единственная освещенная вывеска, превозносившая достоинства пива «Ред Страйп» над названием бара: Клуб «Козлиный Рог». Рубен с улыбкой узнал в этом названии одну из разновидностей конопли. Он толкнул дверь. Из двери в ночь, как из пушки, ударил грохочущий залп музыки рэгги. Рубен протиснулся вперед, Анжелина – следом за ним. Дверь с треском захлопнулась.
В одном углу разбитый музыкальный ящик выколачивал из себя тяжелые ритмы рэгги в исполнении местной группы: «Вавилон сегодня падет, обреченный. И все его дети, что белый, что черный». Вокруг него стояла небольшая группа мужчин с банками пива в руках, некоторые имели прически на манер Боба Марли – огромное количество жгутиков на голове. С потолка на нитках свисали старые синглы Джимми Клиффа, «Туте энд зе Мэйталз» и старые пластинки фирмы Скейталайт шестидесятых годов. Рубен увидел узкий бар, уставленный главным образом пивом «Ред Страйп» и «Драгон Стаут». Несколько столов и стульев совершали обстановку. Плакаты с Бобом Марли и Йелоумэном на стене одни добавляли цвета в наполненное табачным дымом помещение.
Пластинка кончилась. В наступившей тишине все взгляды обратились на вновь пришедших. Вслед за негромким говором раздался смех вокруг музыкального ящика. Эти ребята были в большинстве своем молоды и хорошо сложены и носили брюки в обтяжку и тесные рубашки. У бара сидели две женщины, рассчитывая подцепить мужчину в ночь, когда никто не испытывал особого желания быть подцепленным. За стойкой стояла женщина постарше, она протирала бокалы. За столиком сидели два грузчика с банановых лодок, баюкая в руках рюмки с белым ромом и ganja. Один из них несколько раз внимательно оглядел Анжелину с головы до ног.
– Нам нужна помощь, – сказал Рубен.
Кто-то нажал кнопку музыкального ящика, и новая пластинка упала на проигрыватель.
– Я сказал, нам нужна помощь. У нас придавило человека на Банке Грэпплера. Нужна лебедка. Кто-нибудь из вас знает, где ее можно достать?
Его слова почти целиком заглушал гром из музыкального ящика. Молодые люди повернулись к нему спиной и пританцовывали в такт музыке. Грузчики уткнулись взглядом в бокалы. Шлюхи смотрели друг на друга.
Анжелина выругалась вслух и направилась туда, где стоял музыкальный ящик. Он был включен в розетку, расположенную на высоте человеческой груди на стене, к которой его приставили. Анжелина, не останавливаясь, схватила шнур и выдернула вилку из гнезда. Музыка дернулась и со скрежетом умолкла. Один из мужчин с копной жгутов на голове попробовал схватить Анжелину за руку. Она посмотрела на него так, что он остановился, как вкопанный.
– Этот человек сказал, что нам нужна помощь, – заявила она голосом, не терпящим возражений. – Мы только что пришли с Банки Грэпплера. Нам нужно вернуться туда, чтобы спасти человека, которого придавило на дне. Нам некогда валять дурака с вами. Итак, к кому нам обратиться?
Наступило долгое молчание. Затем один из грузчиков заговорил:
– Никто не пойдет в море сегодня. Ваш человек мертвый. Оставьте его, как есть, леди. Сегодня будет плохая ночь.
– Что значит плохая?
Грузчик покачал головой.
– Плохая, леди. Очень плохая. А потом будет еще хуже. – Он замолчал и посмотрел ей прямо в лицо. У него были красные глаза и влажные от рома губы. – Вы что, радио не слушаете? Ураган идет. Сегодня будет здесь.
60
Снаружи шторм набирал силу, становясь с каждой минутой все неистовей и злее. Провожаемый глазами своих компаньонов, уже не смеющимися, грузчик повел Рубена и Анжелину к двери и показал направо, где сквозь пелену дождя виднелся рядок огней.
– Это, – сказал он, – окна экспедиционной службы порта на Бридж-стрит. Возможно, там кто-то сможет помочь вам, по крайней мере, рассказать подробнее об урагане.
Полубегом, подгоняемые крутящимися порывами ветра и проливным дождем, который хлестал их на всем протяжении пути, они заторопились в указанном направлении. Рядом с ними что-то тяжелое с грохотом обрушилось на землю. Бетон под ногами был коварно скользким, весь в пятнах машинного масла, поверх которых несся стремительный злобный поток дождевой воды. Ничего не видя и не слыша, они бежали через этот водоворот, держась за руки, как дети, не столько для равновесия, сколько для того, чтобы как-то ободрить себя.
Экспедиционная служба представляла собой низкую деревянную хибару, соединенную единственным проводом с ближайшим телефонным столбом. Рубен торкнулся в дверь. Она была заперта. Он физически чувствовал, как секунды утекают сквозь пальцы, минуты торопятся, пропадая из вида. Он забарабанил кулаком по тонким деревянным панелям. Ответа не последовало. Он поднял руку и забарабанил снова. И снова.
– Эй, приятель, ты чего это колотишь тут, а? Не видишь что ли, я занят?
Рубен опять яростно застучал кулаком по двери. Дверь распахнулась.
У входа, в ореоле желтого света, стоял маленький человечек лет пятидесяти, одетый в брюки и рубашку.
– Ты чего, не видишь, что я работаю, приятель? У меня тут дел по горло. Чего тебе нужно, что ты тут колотишь, как этот, прямо?
Рубен не стал тратить время на объяснения. Он протолкнулся внутрь мимо хозяина, затащив с собой в хибару половину всего дождя на Ямайке. Анжелина вошла следом, принеся вторую половину.
– Эй, приятель, да ты кто такой, что вот так врываешься сюда, как этот, прямо? Если нужно дождь переждать, так поищи другое место.
Возмущение человека, как сразу заметил Рубен, было, вероятно, связано не столько с дождевой водой, которая текла с них на пол в три ручья, сколько с присутствием в углу хорошенькой девушки с большими глазами и еще большей грудью. Она сидела перед пишущей машинкой за шатким деревянным столом, но, судя по состоянию ее блузки, села она туда совсем недавно.
Рубен резко обернулся:
– Пожалуйста, выслушайте.
Из внутреннего кармана своей морской куртки он вытащил бумажник и достал оттуда пачку долларов. После всех этих полицейских обысков и пропавшего пистолета ему не слишком хотелось оставлять столько наличных в доме Мамы Вижины.
– Вы можете получить все это, – сказал он. – Вы можете получить что угодно. Все, что нам нужно, – это ваша помощь.
Человек пристально посмотрел на деньги, потом на Рубена. Затем он перевел взгляд на Анжелину и, наконец, снова на деньги.
– Давайте-ка присядем, – предложил он.
Потребовалась минута, чтобы все ему объяснить. Когда Рубен закончил, человек нахмурился.
– Послушай меня, приятель, – сказал он. – Даже сам Иисус Христос, даже сам Джа не пройдет по воде сегодня ночью, ты понимаешь, что я говорю тебе? Тут целый ураган сюда идет, и идет быстро.
– Как быстро?
Человек подробно объяснил. Зарождавшийся ураган был сначала замечен в Карибском море южнее Доминиканской Республики два дня тому назад. С тех пор он неуклонно двигался на запад, набирая по дороге силу, со скоростью примерно десять миль в час. По всем расчетам он должен был пройти чуть южнее Ямайки, между самим островом и Педро Кэ. В северной части Ямайки и в море до Гаити и гораздо дальше ожидались шквалы до ста миль в час. Предполагаемое время прибытия – три-четыре часа от настоящего момента.
Рубен повернулся к Анжелине:
– Что скажешь? Будет у нас хоть какой-то шанс?
Она долго раздумывала, прежде чем ответить.
– Нет, не слишком большой. Даже на суше ураган сметает все. В море же... ничего подобного ты в жизни не видел. Но можно и уцелеть. Если не наскочить на риф или если тебя не погонит ни скалы, если помпы в порядке и ты не черпнешь воды больше, чем твой корабль в состоянии переварить, то да, есть возможность продраться сквозь него. Линдстрем смог бы это сделать. Он бы провел свой катер через что угодно. Но ты, я, Август...
– Если мы останемся, он умрет.
– Знаю. Но он может умереть и так. Нам, возможно, удастся спасти его только затем, чтобы он прошел через ад и утонул вместе с нами.
– Я намерен пойти на этот риск. Ты останешься здесь с Августом. Нет никакого смысла погибать всем нам.
– Черта с два. Одному тебе с катером не справиться. И уж, конечно, ты никак не сможешь одновременно погружаться и следить за «Фаншеттой». Август может остаться здесь. Я отправлюсь с тобой.
Рубен открыл рот, чтобы возразить, но передумал. Он повернулся к хозяину лачуги, который наблюдал за ними, не веря своим глазам.
– Вы хотите заработать эти деньги?
– Я не пойду ни на каком катере, приятель. Даже если ты посулишь мне миллион долларов.
– Я не прошу вас отправляться вместе с нами. Я хочу, чтобы вы отвели меня туда, где я могу раздобыть лебедку. Мне нужно поднять этот якорь.
Ямаец поднял брови:
– Лебедку? Сегодня ночью? Не-е, ты точно рехнулся.
– Я найму, куплю или украду ее. Время уходит. Вы должны знать кого-нибудь поблизости.
Человек задумался.
– А нужна обязательно лебедка? – спросил он наконец.
– Не знаю. А что еще вы предлагаете?
– Как насчет домкрата, приятель? Большой домкрат помощнее – это как раз то, что тебе нужно. Подымешь с него этот якорь, как соломину.
Рубен кивнул:
– Я должен был сообразить. Где мы можем достать такой домкрат?
Человек широко ухмыльнулся и направился к двери:
– Пошли покажу.
Завеса воды скрыла огни Порт-Антонио, словно их и не существовало на свете. Маяк мигнул в последний раз и исчез в ночи за кормой. Темнота, окружавшая их, была абсолютной, Рубен еще никогда не видел такой. Она была живой от дождя, ветра и глубокого, гулкого биения стонущего моря.
Рубен понимал, что их шансы вновь найти Линдстрема были ничтожны. Им потребуется все их умение и удача только для того, чтобы найти хотя бы Банку Грэпплера. Если их не снесет безнадежно с курса, если фонарь не отвязался от спасательного круга, если сам круг еще не оторвало от морского дна, они едва-едва могли надеяться добраться туда в конце концов. Слишком много «если». И совсем нет места для ошибки.
Им не удалось отправить Августа на берег. Ни угрозами, ни уговорами им не удалось подорвать в мальчике его абсолютную преданность Линдстрему, которого он называл «le Capitain». Он сидел теперь в задней части маленькой рулевой рубки, держа на руках Сэма, дрожа от холода, борясь со страхом перед гигантскими волнами, которые обрушивались на катер.
Линдстрем, скупой на деньги, когда дело касалось покраски, полировки или новомодных приборов, которые, как он знал, ему никогда не понадобятся, потратил все деньги, какие заработал в свое время, на один-два по-настоящему нужных и ценных прибора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
На борту у них оставалось воздуха часов на десять, при условии, что Линдстрем будем расходовать его, как обычно. По крайней мере, он будет лежать неподвижно. От математики было никуда не деться. Никаким образом ни Рубен, ни кто-то другой не могли остаться здесь с Линдстремом, расходуя драгоценный воздух в два раза быстрее. Ему придется расположить все баллоны поблизости, так, чтобы швед мог до них дотянуться, и оставить его ждать их возвращения. Это был тяжелый вариант, и с этим ничего нельзя было поделать, но он был не самым худшим. Если Линдстрем потеряет сознание и не сможет вовремя менять баллоны один за другим, он все равно захлебнется. Точно так же, как Девора. Рубен зажмурил глаза, чтобы не пустить внутрь страшные образы: белая рука, колотящая по мелкой волне, круги на холодной воде, тьма, которую никто не населяет. Он снова открыл глаза и увидел, что Линдстрем смотрит на него.
У Рубена была маленькая пластмассовая дощечка и фарфоровый карандаш. Он быстро нацарапал вопрос:
«Больно?»
Линдстрем кивнул.
Рубен стер первую надпись и написал вторую:
«Крови мало. Не истечешь».
Линдстрем снова кивнул. Он понял. Рубен стирал и писал.
«Не могу поднять якорь. Нужна техника. Спущу сюда баллоны. Должен не спать. Понятно?»
Линдстрем кивнул.
«Ставь будильник, потом переставляй. Понятно?»
Швед понял.
«Лебедку возьму на Ямайке. Сразу вернусь. Не долго». Он подумал; на дощечке оставалось место еще для нескольких слов.
«Иначе нельзя. Не беспокойся».
Он убрал карандаш, с горечью сознавая бессмысленность этих слов. Для беспокойства у Линдстрема были все причины. Швед протянул руку и подтянул его к себе, раскрыв ладонь и требуя карандаш и дощечку. Рубен передал их ему.
«Лучше убей меня сразу. Не хочу ждать так долго, Не хочу оставаться здесь один. Страшно».
К ноге Рубена был пристегнут нож ныряльщика, короткий надежный нож фирмы «Дакор» с острым лезвием. Он мог бы избавить Линдстрема от страданий, как тот просил, избавить его от долгих часов физических и душевных мук, пока он будет ждать помощи, наблюдая, как воздух кончается по очереди в каждом баллоне, пока он не дойдет до последнего и жизни останутся считанные минуты.
Он отрицательно покачал головой.
Линдстрем лихорадочно застрочил.
«Присмотри за Сэмом, – написал он. – Чертовски глупый кот. Стареет. Позаботься о нем. Обещай».
Рубен кивнул.
– Обещаю, – сказал он, хотя и знал, что Линдстрем все равно его не слышит. Линдстрем потер дощечку и написал снова:
«Мальчик, Август. Нужно учиться. Сделай, что сможешь».
Рубен соединил кольцом большой и указательный пальцы, показывая, что выполнит просьбу. Линдстрем уронил дощечку на песок. Говорить больше было нечего. Ни тот, ни другой не попрощались.
* * *
Тьма была густой, пурпурной и угрожающей. Поначалу было влажно, воздух затыкал горло, как вата. Потом установился южный бриз. Полчаса спустя он переместился на запад. К тому моменту, когда они увидели огонь маяка Фолли-Пойнт к востоку от Порт-Антонио, ветер еще дважды сменил направление. На море поднялось волнение, и их катер кидало с кормы на нос все сильнее и сильнее.
– Мне это не нравится, Рубен, – пробормотала Анжелина. Это были ее первые слова после того, как они покинули Банку Грэпплера. Август стоял у руля, она и Рубен наблюдали за экранами радара и гидролокатора. – Свену нужно было бы пораньше завести разговор о неполадках с радиостанцией. Возможно, нам удалось бы что-нибудь придумать. Сезон тайфунов еще не кончился, нас могут ждать большие неприятности.
* * *
На Банке Грэпплера они оставили один из спасательных кругов с «Фаншетты». Сверху на нем мигала яркая лампочка – ее, по замыслу, должна была увидеть поисковая группа. Теперь круг нырял вверх-вниз, терзаемый набирающим силу ветром. Шнур тянулся от него до самого дна, привязанный прямо к якорю, под которым лежал Линдстрем. Он периодически терял сознание и снова приходил в себя, ему снился Норчёпинг, огонь в камине, а просыпался он в черной воде, окружавшей его со всех сторон. Боль в середине туловища была почти невыносимой. Он совершенно перестал чувствовать ноги у колен и ниже. Он был уже на третьем баллоне, периодически переключаясь между первой и второй ступенями. Рядом он видел остальные баллоны. Они лежали там, где их разложил Рубен, напоминая с большой точностью о коротком отрезке времени, что был ему отпущен.
* * *
Рубен поднял глаза от экрана:
– Сколько времени пройдет, прежде чем погода испортится настолько, что нельзя будет выйти в море?
Анжелина пожала плечами:
– Я не знаю. Тебе придется спросить у кого-нибудь, когда мы пришвартуемся в Порт-Антонио. Но из общего знакомства с бурями я бы не сказала, что очень много.
Последовало долгое молчание.
– Мы не можем оставить его там, – сказал наконец Рубен. – Я дал ему слово, что вернусь. Если бы не я, он бы вообще не попал в этот переплет.
Анжелина промолчала. Впереди них огонь маяка Фолли-Пойнт появился, потом исчез, когда их нос задрался на крутой волне.
У них ушел еще почти целый час на то, чтобы войти в порт. Они пережили сущий кошмар, входя в гавань по бурному морю в почти полной темноте. Фолли-Пойнт остался сзади слева по борту, а остров Нэйви, почти невидимый, – по правому. На карте были обозначены две гавани. Западная и Восточная, и Рубен не знал, какую ему выбрать. В конце концов он остановился на Восточной гавани, потому что она показалась ему ближе к центру города. Они миновали Форт-Джордж, венчавший высокий холм на полуострове под ним.
«Фаншетта» бросила якорь, пройдя еще немного вперед, оставшись на глубокой воде. Август остался на борту, а Рубен и Анжелина сели в шлюпку и отправились на берег, пробираясь меж банановых лодок, которые подпрыгивали на волнах, словно обезумев. Начался дождь, колючий дождь, тяжелые капли хлестали по воде, как свинцовая дробь.
На причале никого не было, не было никого и в зданиях вокруг него. Вся гавань опустела. Они направились на ближайший свет. Дождь уже промочил их до нитки и теперь старался забраться еще глубже, под самую кожу. Три часа уже миновали.
Выше по Харборт-стрит красноватый свет просачивался из маленького бара, его двери и окна были плотно закрыты от шторма. Фасад был разрисован кричаще яркими цветами. Над дверью висела одна-единственная освещенная вывеска, превозносившая достоинства пива «Ред Страйп» над названием бара: Клуб «Козлиный Рог». Рубен с улыбкой узнал в этом названии одну из разновидностей конопли. Он толкнул дверь. Из двери в ночь, как из пушки, ударил грохочущий залп музыки рэгги. Рубен протиснулся вперед, Анжелина – следом за ним. Дверь с треском захлопнулась.
В одном углу разбитый музыкальный ящик выколачивал из себя тяжелые ритмы рэгги в исполнении местной группы: «Вавилон сегодня падет, обреченный. И все его дети, что белый, что черный». Вокруг него стояла небольшая группа мужчин с банками пива в руках, некоторые имели прически на манер Боба Марли – огромное количество жгутиков на голове. С потолка на нитках свисали старые синглы Джимми Клиффа, «Туте энд зе Мэйталз» и старые пластинки фирмы Скейталайт шестидесятых годов. Рубен увидел узкий бар, уставленный главным образом пивом «Ред Страйп» и «Драгон Стаут». Несколько столов и стульев совершали обстановку. Плакаты с Бобом Марли и Йелоумэном на стене одни добавляли цвета в наполненное табачным дымом помещение.
Пластинка кончилась. В наступившей тишине все взгляды обратились на вновь пришедших. Вслед за негромким говором раздался смех вокруг музыкального ящика. Эти ребята были в большинстве своем молоды и хорошо сложены и носили брюки в обтяжку и тесные рубашки. У бара сидели две женщины, рассчитывая подцепить мужчину в ночь, когда никто не испытывал особого желания быть подцепленным. За стойкой стояла женщина постарше, она протирала бокалы. За столиком сидели два грузчика с банановых лодок, баюкая в руках рюмки с белым ромом и ganja. Один из них несколько раз внимательно оглядел Анжелину с головы до ног.
– Нам нужна помощь, – сказал Рубен.
Кто-то нажал кнопку музыкального ящика, и новая пластинка упала на проигрыватель.
– Я сказал, нам нужна помощь. У нас придавило человека на Банке Грэпплера. Нужна лебедка. Кто-нибудь из вас знает, где ее можно достать?
Его слова почти целиком заглушал гром из музыкального ящика. Молодые люди повернулись к нему спиной и пританцовывали в такт музыке. Грузчики уткнулись взглядом в бокалы. Шлюхи смотрели друг на друга.
Анжелина выругалась вслух и направилась туда, где стоял музыкальный ящик. Он был включен в розетку, расположенную на высоте человеческой груди на стене, к которой его приставили. Анжелина, не останавливаясь, схватила шнур и выдернула вилку из гнезда. Музыка дернулась и со скрежетом умолкла. Один из мужчин с копной жгутов на голове попробовал схватить Анжелину за руку. Она посмотрела на него так, что он остановился, как вкопанный.
– Этот человек сказал, что нам нужна помощь, – заявила она голосом, не терпящим возражений. – Мы только что пришли с Банки Грэпплера. Нам нужно вернуться туда, чтобы спасти человека, которого придавило на дне. Нам некогда валять дурака с вами. Итак, к кому нам обратиться?
Наступило долгое молчание. Затем один из грузчиков заговорил:
– Никто не пойдет в море сегодня. Ваш человек мертвый. Оставьте его, как есть, леди. Сегодня будет плохая ночь.
– Что значит плохая?
Грузчик покачал головой.
– Плохая, леди. Очень плохая. А потом будет еще хуже. – Он замолчал и посмотрел ей прямо в лицо. У него были красные глаза и влажные от рома губы. – Вы что, радио не слушаете? Ураган идет. Сегодня будет здесь.
60
Снаружи шторм набирал силу, становясь с каждой минутой все неистовей и злее. Провожаемый глазами своих компаньонов, уже не смеющимися, грузчик повел Рубена и Анжелину к двери и показал направо, где сквозь пелену дождя виднелся рядок огней.
– Это, – сказал он, – окна экспедиционной службы порта на Бридж-стрит. Возможно, там кто-то сможет помочь вам, по крайней мере, рассказать подробнее об урагане.
Полубегом, подгоняемые крутящимися порывами ветра и проливным дождем, который хлестал их на всем протяжении пути, они заторопились в указанном направлении. Рядом с ними что-то тяжелое с грохотом обрушилось на землю. Бетон под ногами был коварно скользким, весь в пятнах машинного масла, поверх которых несся стремительный злобный поток дождевой воды. Ничего не видя и не слыша, они бежали через этот водоворот, держась за руки, как дети, не столько для равновесия, сколько для того, чтобы как-то ободрить себя.
Экспедиционная служба представляла собой низкую деревянную хибару, соединенную единственным проводом с ближайшим телефонным столбом. Рубен торкнулся в дверь. Она была заперта. Он физически чувствовал, как секунды утекают сквозь пальцы, минуты торопятся, пропадая из вида. Он забарабанил кулаком по тонким деревянным панелям. Ответа не последовало. Он поднял руку и забарабанил снова. И снова.
– Эй, приятель, ты чего это колотишь тут, а? Не видишь что ли, я занят?
Рубен опять яростно застучал кулаком по двери. Дверь распахнулась.
У входа, в ореоле желтого света, стоял маленький человечек лет пятидесяти, одетый в брюки и рубашку.
– Ты чего, не видишь, что я работаю, приятель? У меня тут дел по горло. Чего тебе нужно, что ты тут колотишь, как этот, прямо?
Рубен не стал тратить время на объяснения. Он протолкнулся внутрь мимо хозяина, затащив с собой в хибару половину всего дождя на Ямайке. Анжелина вошла следом, принеся вторую половину.
– Эй, приятель, да ты кто такой, что вот так врываешься сюда, как этот, прямо? Если нужно дождь переждать, так поищи другое место.
Возмущение человека, как сразу заметил Рубен, было, вероятно, связано не столько с дождевой водой, которая текла с них на пол в три ручья, сколько с присутствием в углу хорошенькой девушки с большими глазами и еще большей грудью. Она сидела перед пишущей машинкой за шатким деревянным столом, но, судя по состоянию ее блузки, села она туда совсем недавно.
Рубен резко обернулся:
– Пожалуйста, выслушайте.
Из внутреннего кармана своей морской куртки он вытащил бумажник и достал оттуда пачку долларов. После всех этих полицейских обысков и пропавшего пистолета ему не слишком хотелось оставлять столько наличных в доме Мамы Вижины.
– Вы можете получить все это, – сказал он. – Вы можете получить что угодно. Все, что нам нужно, – это ваша помощь.
Человек пристально посмотрел на деньги, потом на Рубена. Затем он перевел взгляд на Анжелину и, наконец, снова на деньги.
– Давайте-ка присядем, – предложил он.
Потребовалась минута, чтобы все ему объяснить. Когда Рубен закончил, человек нахмурился.
– Послушай меня, приятель, – сказал он. – Даже сам Иисус Христос, даже сам Джа не пройдет по воде сегодня ночью, ты понимаешь, что я говорю тебе? Тут целый ураган сюда идет, и идет быстро.
– Как быстро?
Человек подробно объяснил. Зарождавшийся ураган был сначала замечен в Карибском море южнее Доминиканской Республики два дня тому назад. С тех пор он неуклонно двигался на запад, набирая по дороге силу, со скоростью примерно десять миль в час. По всем расчетам он должен был пройти чуть южнее Ямайки, между самим островом и Педро Кэ. В северной части Ямайки и в море до Гаити и гораздо дальше ожидались шквалы до ста миль в час. Предполагаемое время прибытия – три-четыре часа от настоящего момента.
Рубен повернулся к Анжелине:
– Что скажешь? Будет у нас хоть какой-то шанс?
Она долго раздумывала, прежде чем ответить.
– Нет, не слишком большой. Даже на суше ураган сметает все. В море же... ничего подобного ты в жизни не видел. Но можно и уцелеть. Если не наскочить на риф или если тебя не погонит ни скалы, если помпы в порядке и ты не черпнешь воды больше, чем твой корабль в состоянии переварить, то да, есть возможность продраться сквозь него. Линдстрем смог бы это сделать. Он бы провел свой катер через что угодно. Но ты, я, Август...
– Если мы останемся, он умрет.
– Знаю. Но он может умереть и так. Нам, возможно, удастся спасти его только затем, чтобы он прошел через ад и утонул вместе с нами.
– Я намерен пойти на этот риск. Ты останешься здесь с Августом. Нет никакого смысла погибать всем нам.
– Черта с два. Одному тебе с катером не справиться. И уж, конечно, ты никак не сможешь одновременно погружаться и следить за «Фаншеттой». Август может остаться здесь. Я отправлюсь с тобой.
Рубен открыл рот, чтобы возразить, но передумал. Он повернулся к хозяину лачуги, который наблюдал за ними, не веря своим глазам.
– Вы хотите заработать эти деньги?
– Я не пойду ни на каком катере, приятель. Даже если ты посулишь мне миллион долларов.
– Я не прошу вас отправляться вместе с нами. Я хочу, чтобы вы отвели меня туда, где я могу раздобыть лебедку. Мне нужно поднять этот якорь.
Ямаец поднял брови:
– Лебедку? Сегодня ночью? Не-е, ты точно рехнулся.
– Я найму, куплю или украду ее. Время уходит. Вы должны знать кого-нибудь поблизости.
Человек задумался.
– А нужна обязательно лебедка? – спросил он наконец.
– Не знаю. А что еще вы предлагаете?
– Как насчет домкрата, приятель? Большой домкрат помощнее – это как раз то, что тебе нужно. Подымешь с него этот якорь, как соломину.
Рубен кивнул:
– Я должен был сообразить. Где мы можем достать такой домкрат?
Человек широко ухмыльнулся и направился к двери:
– Пошли покажу.
Завеса воды скрыла огни Порт-Антонио, словно их и не существовало на свете. Маяк мигнул в последний раз и исчез в ночи за кормой. Темнота, окружавшая их, была абсолютной, Рубен еще никогда не видел такой. Она была живой от дождя, ветра и глубокого, гулкого биения стонущего моря.
Рубен понимал, что их шансы вновь найти Линдстрема были ничтожны. Им потребуется все их умение и удача только для того, чтобы найти хотя бы Банку Грэпплера. Если их не снесет безнадежно с курса, если фонарь не отвязался от спасательного круга, если сам круг еще не оторвало от морского дна, они едва-едва могли надеяться добраться туда в конце концов. Слишком много «если». И совсем нет места для ошибки.
Им не удалось отправить Августа на берег. Ни угрозами, ни уговорами им не удалось подорвать в мальчике его абсолютную преданность Линдстрему, которого он называл «le Capitain». Он сидел теперь в задней части маленькой рулевой рубки, держа на руках Сэма, дрожа от холода, борясь со страхом перед гигантскими волнами, которые обрушивались на катер.
Линдстрем, скупой на деньги, когда дело касалось покраски, полировки или новомодных приборов, которые, как он знал, ему никогда не понадобятся, потратил все деньги, какие заработал в свое время, на один-два по-настоящему нужных и ценных прибора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46