Это основа нашей веры. Основатель нашей веры, Баха'у'лла, пришел на землю с миссией объединения человечества. Он не придет сразу, но этот день наступит.
– У вас есть разрешение?
– Простите?
– Разрешение на продажу книг? Я слышал, правительство... несколько строго в вопросах публикаций.
Дуг Хупер нахмурился:
– Нет, сэр, я не думаю, что у нас возникнет с этим проблема. У нас нет ничего порнографического, ничего подрывного. Просто книги о всеобщем мире и всемирной гармонии, помогающие возвышаться над собой. У нас есть друг в правительстве, генерал Валрис. Несколько месяцев назад он являлся министром культуры. Мы поддерживали с ним контакт до того, как его перевели на новую должность. Теперь он министр обороны. Мы с Джин думали, что нам придется знакомиться с новым министром культуры, но нет, генерал сказал: «Приезжайте не откладывая». Он горит энтузиазмом: Не правда ли, есть некая ирония в том, что генерал способствует делу мира? Но ничего не происходит случайно в Божьем деле. Этим людям нравятся Баха'и, они знают, что могут положиться на нас, на нашу лояльность. Мы всегда лояльны по отношению к правительству страны, где нам приходится жить.
– Даже к диктатурам?
Хупер неодобрительно посмотрел на Рубена:
– Это не нам судить, сэр. Мы не вмешиваемся в политику. Наша миссия – нести единство, а не усугублять разобщенность.
Рубену наконец удалось встать.
– Желаю удачи вам обоим, – сказал он. Потом помолчал. – Но вы понимаете, что на Гаити вам некому будет помочь, если вы попадете в беду? Нет ни посольства, ни даже консульства. Выбудете предоставлены сами себе.
Джин Хупер с улыбкой покачала головой.
– Нет, сэр, – прошептала она. – Мы не одиноки. Баха'у'лла пребудет с нами на каждом шагу нашего пути. Он и сейчас здесь, с нами. Другого посольства нам никогда не понадобится.
– Рад это слышать, – ответил Рубен. Он был уже в проходе, направляясь к своему месту.
– Заходите проведать нас, – пригласил Хупер. – Первое время мы будем жить в магазине, там есть комнаты сзади. Просто пока все не утрясется. Магазин находится на Рю-де-Касерн, недалеко от Национального Дворца. Заходите запросто, мы будем вам очень рады.
Интерком прочистил горло. Все разговоры разом прекратились, словно кто-то щелкнул выключателем. Мгновение спустя в динамиках с легким треском ожил голос стюардессы, искаженный помехами:
– Мадам и месье, леди и джентльмены, мы только что получили официальное подтверждение, что все пассажиры должны высадиться в Жакмеле. Вас будут ожидать автобусы, которые доставят вас и ваш багаж в Порт-о-Пренс, где будут закончены иммиграционные и таможенные формальности. При высадке всех пассажиров просят сдать свои паспорта на время перед переездом в Порт-о-Пренс, где они будут возвращены вам для регистрации. Просьба к пассажирам, имеющим негаитянские паспорта, сохранить въездные карточки.
От имени капитана Форестола и его экипажа я хочу поблагодарить вас за то, что вы выбрали нашу авиакомпанию. Мы надеемся, что полет прошел приятно, и будем рады вновь приветствовать вас на борту самолетов компании «Гаити Эр» в самом скором будущем.
В наступившем молчании открылась дверь. К фюзеляжу подкатили трап. Снаружи в самолет проник громкий стрекот цикад – тягучий, пустой звук. Казалось, никто не спешит покидать безопасную утробу самолета.
44
Анжелина почувствовала настроение других пассажиров сразу же, как только Рубен разбудил ее.
– Они испуганы, – сказала она.
– Чем? – Рубен снимал свои сумки с полки над головой.
– Тем, что оказались здесь, в Жакмеле, вместо Порт-о-Пренса. Они чувствуют себя, как зайцы в поле, уязвимыми.
– Нам грозит какая-нибудь опасность?
Она пожала плечами.
– Qui sait?
Выйдя в открытую дверь и спускаясь по ступеням трапа, Рубен чувствовал себя беззащитным. Вариант с попыткой провезти пистолет на Гаити с собой был рассмотрен и отклонен как слишком рискованный. Йенсен пообещал снабдить его оружием спустя день или два через своего человека, известного только под псевдонимом Макандал, так звали предводителя рабов в восемнадцатом веке. До тех пор Рубену придется обходиться без оружия. Политическая ситуация была крайне нестабильна, армия и тайная полиция не знали иного закона, кроме своего собственного. Спрятанное оружие могло создать большие проблемы; но проблемы могли возникнуть и сами по себе.
Он видел, как Хуперы прошли впереди него в большой деревянный сарай, служивший главным зданием аэровокзала; их спокойная уверенность в себе окутывала их, словно одеяло. Рубен испытал что-то похожее на зависть.
Обстановка внутри аэровокзала была похожа на хаос. Солдаты с автоматами стояли у каждого входа со скучающим видом, но начеку. За двумя столами на козлах пара капралов собирали паспорта и направляли пассажиров в разные части сарая. Люди начали спорить, кого-то уже толкали и пихали.
Рубен сражу же почувствовал, что хаос был скорее кажущимся, чем настоящим. С небольшой платформы у дальнего конца сарая за всем происходящим внимательно наблюдал офицер, тот самый, который подъезжал к самолету. Он был в облегающем защитном комбинезоне и мягком зеленом берете с серебряной кокардой. Рядом с ним стоял человек с узким лицом в гражданской одежде: бежевый костюм и белая рубашка с открытым воротом. Он был в черных очках. Очки были клише, выражение рта – непонятным. На стене позади этой пары висела цветная литография президента Цицерона в военном мундире. Большой белый вентилятор томно вращался в середине потолка, нарезая жару тонкими, как бекон, ломтиками.
Людей разделяли в соответствии с системой, логика которой не сразу была понятна Рубену. Подошла его очередь. Он приблизился к столу. Солдат ничего не сказал, просто протянул руку за паспортом. Рубен сильно нервничал, надеясь, что специалисты из АНКД сделали свою работу, как надо; однако капрал едва взглянул на фотографию. Он добавил его паспорт к небольшой кучке и кивнул Рубену. «La-bas!» - сказал он по-французски. «Туда». Рубен должен был присоединиться к небольшой группе, куда входили Хуперы и три человека латиноамериканской наружности, возможно доминиканцы.
Капрал взглянул на Анжелину, потом на ее американский паспорт. Он что-то резко спросил на креольском, она пробормотала неразборчивый ответ. Не говоря ни слова, он дернул головой, отправляя ее в другую очередь, чем та, в которой стоял Рубен.
Рубен шагнул вперед. Анжелина предостерегающе качнула головой. Рубен не обратил на нее внимания.
– La femme de топ collegue , – запротестовал он, вспоминая школьный французский. – Avec moi .
Солдат проигнорировал его. Рубен подошел прямо к столу и положил руку ему на плечо. В двух шагах от них один из вооруженных солдат клацнул затвором своей автоматической винтовки и многозначительно направил ее на Рубена.
– Отойди, Рубен, – сказала Анжелина. – Со мной все будет в порядке. – Она сознательно употребила его настоящее имя. Вымышленный Мирон Фелпс, решила она, был слаб, он вынудил бы ее к опрометчивым поступкам. Но назвав его Рубеном, она вернула себе веру в его твердость. Он подошел так близко – она подумала, что опять хочет его.
Внезапно недалеко от них поднялся шум. Человек в черных очках заметил кого-то в толпе. Он что-то шепнул офицеру, потом повернулся и показал пальцем. Он даже не пытался скрыть этот жест. Офицер кивнул двум своим солдатам. В этот момент объект его внимания – молодой человек лет двадцати восьми в голубой майке и джинсах – увидел, что обнаружен. Он бросился бежать, но путь ему преградил второй человек в штатском, державший в руке маленький пистолет. Один из солдат подошел, чтобы помочь. Молодой мужчина сопротивлялся недолго, потом обмяк и дал подтащить себя к невысокой платформе. Женщина пронзительно закричала в толпе и хотела броситься к нему, но ее удержали руки друзей.
Человек в черных очках спустился с платформы. Он двигался без всякой нарочитости, был совершенно бесстрастен. Руки он держал в карманах, глаза прятались за темными стеклами. Экономным жестом он отпустил солдата. Это был полицейское дело, он был здесь главным. Над ним, под потолком, вентилятор лениво описывал бесполезные круги. Полицейский оглядел пленника с головы до ног. Он задал несколько вопросов, но ответов не получил. Пленник был взволнован, он постоянно переминался с ноги на ногу. Люди притворялись, что ничего не видят, старались не смотреть в его сторону. Был слышен женский плач. Очереди снова стали продвигаться вперед.
Непонятно откуда появился третий полицейский. Он был старше двух других и носил голубой костюм и старую, потрепанную фуражку.
– Тонтон, – прошептала Анжелина. – Некоторые из них еще остались.
Второй и третий полицейский крепко взяли задержанного за руки. Он не сопротивлялся. Человек в черных очках повторил свои вопросы, а может быть, придумал новые. Его пленник или не хотел, или не мог отвечать.
Черные Очки сунул руку в карман пиджака и достал оттуда маленький белый предмет. Шарик для гольфа. Он три-четыре раза подбросил его, потом сжал в кулаке. Спокойно он ударил задержанного в солнечное сплетение. Тот попытался согнуться пополам, но двое в штатском крепко держали его, готовясь к продолжению. Следующий удар был тяжелее, гораздо тяжелее. Избиваемый задохнулся. Его по-прежнему крепко держали. Третий удар серьезно повредил внутренности. Послышался звук рвущихся тканей, и на губах арестованного выступила слюна, окрашенная кровью. Черные Очки отвел руку для нового удара.
И тут раздался крик. Рубен обернулся и увидел Дуга Хупера, спешившего к платформе, – весь руки, ноги и возмущение.
– Господи! – прошептала Анжелина. – Его же убьют.
Хупер кипел от негодования. Солдат попытался остановить его, но он бесцеремонно отшвырнул его с дороги. Полицейские выпустили свою жертву, которая стояла теперь на коленях, задыхаясь, хватая ртом воздух и харкая кровью. Хупер положил руку на плечо молодого человека и обратился к полицейскому в очках.
– Кто вы такой, мистер? Что вы, черт подери, себе позволяете? – проорал он. – Нельзя же вот так просто взять и избить человека. Я, черт подери, обязательно доложу об этом куда следует, когда попаду в столицу.
Человек в бежевом костюме посмотрел сначала на своих помощников, потом на офицера на платформе. Они обменялись недоумевающим взглядом. Хупер шагнул к полицейскому.
– Эй вы, – окликнул он его. – Смотрите на меня, когда я с вами разговариваю, черт подери. Мне нужно ваше имя и какое-то объяснение случившемуся. Я – личный друг генерала Валриса.
– Не суй свой нос в дела, которые тебя не касаются, blanc.
Рубен оглянулся. Джин Хупер стояла в двух шагах от него и истово молилась.
– Есть ли иной избавитель от бед, кроме Господа, – бормотала она. – Вознеси хвалу Господу. Он...
– Миссис Хупер. – Рубен схватил ее за плечо. – Миссис Хупер, я думаю, вам нужно пойти туда и вернуть своего мужа, пока не начались неприятности. Мне кажется, он не представляет, во что он ввязывается.
Мгновение Джин Хупер смотрела на Рубена, словно не узнавая его. В ее настоящем взгляде была какая-то пустота, которая не на шутку встревожила его. Потом выражение ее глаз изменилось, она его услышала.
– Не волнуйтесь, мистер Фелпс, он в полной безопасности. Вот увидите.
В ней не было самодовольства или чрезмерной самоуверенности или чего-то еще в этом роде, решил Рубен. Она просто была совершенно неспособна видеть реальность того, что происходило. Или, может быть, реальность, которую она видела, была другой реальностью. Разницы, впрочем, не было никакой: Дугу Хуперу в любом случае придется худо.
Им не пришлось долго ждать. Человек в черных очках не вышел из себя. Никто не потерял самообладания, кроме высокого американца. Он вплотную приблизился к полицейскому и схватил его за лацканы. Полицейский щелкнул пальцами. Один из его помощников взял карабин у ближайшего солдата, шагнул к Хуперу и ударил его прикладом в лицо. Американец рухнул как подкошенный. Скула вскрылась до кости, брызнула кровь.
Джин Хупер потеряла сознание. Анжелина побежала к ней, не замеченная солдатом за столом. Человек в черных очках окинул взглядом аэровокзал, заметил их маленькую группу и подошел к ним:
– Vous etes avec I'Americain?
Анжелина поднялась на ноги и объяснила:
– Нет, мы летели в одном самолете, вот и все. Это его жена. Они раньше никогда не были на Гаити, они еще не понимают.
– Не понимают?
– Уважение. В них нет уважения.
Полицейский кивнул. Рубен заметил, что у него гнилые зубы.
– Заберите его, – сказал Черные Очки, – пока он не пострадал. Когда он придет в себя, объясните ему. Объясните про уважение.
45
Автобусы отправились в путь через пять минут. «Автобусами» их назвали по ошибке: все, что удалось раздобыть за такой короткий срок, это два тап-тапа, древних грузовика, превращенные с помощью краски, жести и деревянных панелей в нечто среднее между железнодорожным вагоном и просторным маршрутным такси. Яркие картинки и торжественные лозунги придавали им сумасшедший, ярмарочный вид. На одном по всему верхнему краю шла надпись: «Celui qui dort dans la paresse se reveillera dans la misere». «Тот, кто ложиться спать в лености, проснется в нищете».
В общей толкотне Рубену удалось остаться вместе с Анжелиной. Они помогли Джин Хупер и ее супругу влезть в кузов и освободили для него место на одной из двух деревянных скамей, которые тянулись вдоль бортов тап-тапа.
Рана Хупера сильно кровоточила, но нечего было и надеяться, что ею займутся по-настоящему раньше, чем они достигнут Порт-о-Пренса. Пожилая гаитянка покудахтала несколько минут подле лежавшего без сознания американца, потом ушла и наконец вернулась с какой-то припаркой, которую положила на рану. Хупер застонал и протестующе задвигал руками, но так и не пришел в сознание. Женщина объяснила Анжелине, что она всегда путешествует с мешочком трав на случай болезни. Припарка содержала cadavre gate, алоэ, окопник, огуречник, ликоподий и еще несколько неизвестных Анжелине компонентов. Эти травы, конечно, остановят кровотечение, пока врач не наложит швы, но даже сама женщина признавала, что это поможет лишь на время. Рубен надеялся, что Хупер придет в себя до тех пор, но считал это маловероятным.
– Ему обязательно нужно сходить к dokte feuilles , когда он приедет в Порт-о-Пренс, – сказала она, называя Анжелине имя хорошего врача. Анжелина записала имя, но она знала, что Хупер никогда не пойдет туда. Как все миссионеры, он был готов давать, но не мог брать. Это его и погубит.
Джин Хупер оказалась до странности бесполезна, словно шок, который вызвал у нее этот случай, сломал что-то хрупкое и одинокое внутри нее, что-то, что ее вера не могла до конца восстановить. Или существование чего даже не признавала. Она сидела на скамье рядом с мужем, близко, но все же не касаясь его; в одной руке она держала молитвенник в зеленом переплете, читая монотонным голосом витиеватые обращения к Богу, которые казались странно обособленными и от нее, и от ее окружения.
К каждому автобусу были прикреплены по два солдата – по одному на каждый конец. С технической точки зрения, все пассажиры являлись транзитными, и за ними было необходимо наблюдать до окончательного прохождения иммиграционных формальностей. Солдаты, казалось, скучали. Они не обращали внимания на пассажиров, те, в свою очередь, тоже их не замечали. Солдаты сидели, держа на коленях французские карабины F-11. Эти карабины заряжались малокалиберными патронами бокового боя, но в тесном салоне тап-тапа они заставляли помнить о своем присутствии.
Tan-man был неудобным, однако он довольно уверенно продвигался вперед по дороге на север. По какой-то причине новое шоссе, ведущее прямо в Леоган, было закрыто, и им пришлось ехать старым маршрутом по речной долине через Труэн и Каррефур Фоше.
Тьма не была полной. После грозы небом завладела большая луна с позолоченным краем. Дорога раскисла, колеса месили жидкую грязь, постоянно проваливаясь в ямы, заполненные водой. Им не встретился никакой другой транспорт, никто не шагал, не ехал ни в том, ни в другом направлении. Ощущение было такое, словно они добрались до края мира и свалились в пустоту дождевой воды и лунного света. Tan-man, подпрыгивая на ухабах, с ревом и скрежетом тащился на первой и второй передачах; его дряхлая подвеска на такой дороге совсем не защищала пассажиров от толчков и ударов. Иногда, когда man-man выбирался на участок поровнее и рев мотора становился менее натужным, с открытых полей доносилось пение лягушек и стрекот сверчков.
Маленькие деревушки, спотыкаясь, брели мимо – стайки соломенных куропаток, жмущихся с опасностью для жизни к обеим сторонам дороги. Двери и окна были плотно закрыты. Никто не вышел, чтобы посмотреть на проезжавший автобус. На Гаити ночью из дома выходили только sans poel - члены тайных обществ Баизанго – и полиция.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
– У вас есть разрешение?
– Простите?
– Разрешение на продажу книг? Я слышал, правительство... несколько строго в вопросах публикаций.
Дуг Хупер нахмурился:
– Нет, сэр, я не думаю, что у нас возникнет с этим проблема. У нас нет ничего порнографического, ничего подрывного. Просто книги о всеобщем мире и всемирной гармонии, помогающие возвышаться над собой. У нас есть друг в правительстве, генерал Валрис. Несколько месяцев назад он являлся министром культуры. Мы поддерживали с ним контакт до того, как его перевели на новую должность. Теперь он министр обороны. Мы с Джин думали, что нам придется знакомиться с новым министром культуры, но нет, генерал сказал: «Приезжайте не откладывая». Он горит энтузиазмом: Не правда ли, есть некая ирония в том, что генерал способствует делу мира? Но ничего не происходит случайно в Божьем деле. Этим людям нравятся Баха'и, они знают, что могут положиться на нас, на нашу лояльность. Мы всегда лояльны по отношению к правительству страны, где нам приходится жить.
– Даже к диктатурам?
Хупер неодобрительно посмотрел на Рубена:
– Это не нам судить, сэр. Мы не вмешиваемся в политику. Наша миссия – нести единство, а не усугублять разобщенность.
Рубену наконец удалось встать.
– Желаю удачи вам обоим, – сказал он. Потом помолчал. – Но вы понимаете, что на Гаити вам некому будет помочь, если вы попадете в беду? Нет ни посольства, ни даже консульства. Выбудете предоставлены сами себе.
Джин Хупер с улыбкой покачала головой.
– Нет, сэр, – прошептала она. – Мы не одиноки. Баха'у'лла пребудет с нами на каждом шагу нашего пути. Он и сейчас здесь, с нами. Другого посольства нам никогда не понадобится.
– Рад это слышать, – ответил Рубен. Он был уже в проходе, направляясь к своему месту.
– Заходите проведать нас, – пригласил Хупер. – Первое время мы будем жить в магазине, там есть комнаты сзади. Просто пока все не утрясется. Магазин находится на Рю-де-Касерн, недалеко от Национального Дворца. Заходите запросто, мы будем вам очень рады.
Интерком прочистил горло. Все разговоры разом прекратились, словно кто-то щелкнул выключателем. Мгновение спустя в динамиках с легким треском ожил голос стюардессы, искаженный помехами:
– Мадам и месье, леди и джентльмены, мы только что получили официальное подтверждение, что все пассажиры должны высадиться в Жакмеле. Вас будут ожидать автобусы, которые доставят вас и ваш багаж в Порт-о-Пренс, где будут закончены иммиграционные и таможенные формальности. При высадке всех пассажиров просят сдать свои паспорта на время перед переездом в Порт-о-Пренс, где они будут возвращены вам для регистрации. Просьба к пассажирам, имеющим негаитянские паспорта, сохранить въездные карточки.
От имени капитана Форестола и его экипажа я хочу поблагодарить вас за то, что вы выбрали нашу авиакомпанию. Мы надеемся, что полет прошел приятно, и будем рады вновь приветствовать вас на борту самолетов компании «Гаити Эр» в самом скором будущем.
В наступившем молчании открылась дверь. К фюзеляжу подкатили трап. Снаружи в самолет проник громкий стрекот цикад – тягучий, пустой звук. Казалось, никто не спешит покидать безопасную утробу самолета.
44
Анжелина почувствовала настроение других пассажиров сразу же, как только Рубен разбудил ее.
– Они испуганы, – сказала она.
– Чем? – Рубен снимал свои сумки с полки над головой.
– Тем, что оказались здесь, в Жакмеле, вместо Порт-о-Пренса. Они чувствуют себя, как зайцы в поле, уязвимыми.
– Нам грозит какая-нибудь опасность?
Она пожала плечами.
– Qui sait?
Выйдя в открытую дверь и спускаясь по ступеням трапа, Рубен чувствовал себя беззащитным. Вариант с попыткой провезти пистолет на Гаити с собой был рассмотрен и отклонен как слишком рискованный. Йенсен пообещал снабдить его оружием спустя день или два через своего человека, известного только под псевдонимом Макандал, так звали предводителя рабов в восемнадцатом веке. До тех пор Рубену придется обходиться без оружия. Политическая ситуация была крайне нестабильна, армия и тайная полиция не знали иного закона, кроме своего собственного. Спрятанное оружие могло создать большие проблемы; но проблемы могли возникнуть и сами по себе.
Он видел, как Хуперы прошли впереди него в большой деревянный сарай, служивший главным зданием аэровокзала; их спокойная уверенность в себе окутывала их, словно одеяло. Рубен испытал что-то похожее на зависть.
Обстановка внутри аэровокзала была похожа на хаос. Солдаты с автоматами стояли у каждого входа со скучающим видом, но начеку. За двумя столами на козлах пара капралов собирали паспорта и направляли пассажиров в разные части сарая. Люди начали спорить, кого-то уже толкали и пихали.
Рубен сражу же почувствовал, что хаос был скорее кажущимся, чем настоящим. С небольшой платформы у дальнего конца сарая за всем происходящим внимательно наблюдал офицер, тот самый, который подъезжал к самолету. Он был в облегающем защитном комбинезоне и мягком зеленом берете с серебряной кокардой. Рядом с ним стоял человек с узким лицом в гражданской одежде: бежевый костюм и белая рубашка с открытым воротом. Он был в черных очках. Очки были клише, выражение рта – непонятным. На стене позади этой пары висела цветная литография президента Цицерона в военном мундире. Большой белый вентилятор томно вращался в середине потолка, нарезая жару тонкими, как бекон, ломтиками.
Людей разделяли в соответствии с системой, логика которой не сразу была понятна Рубену. Подошла его очередь. Он приблизился к столу. Солдат ничего не сказал, просто протянул руку за паспортом. Рубен сильно нервничал, надеясь, что специалисты из АНКД сделали свою работу, как надо; однако капрал едва взглянул на фотографию. Он добавил его паспорт к небольшой кучке и кивнул Рубену. «La-bas!» - сказал он по-французски. «Туда». Рубен должен был присоединиться к небольшой группе, куда входили Хуперы и три человека латиноамериканской наружности, возможно доминиканцы.
Капрал взглянул на Анжелину, потом на ее американский паспорт. Он что-то резко спросил на креольском, она пробормотала неразборчивый ответ. Не говоря ни слова, он дернул головой, отправляя ее в другую очередь, чем та, в которой стоял Рубен.
Рубен шагнул вперед. Анжелина предостерегающе качнула головой. Рубен не обратил на нее внимания.
– La femme de топ collegue , – запротестовал он, вспоминая школьный французский. – Avec moi .
Солдат проигнорировал его. Рубен подошел прямо к столу и положил руку ему на плечо. В двух шагах от них один из вооруженных солдат клацнул затвором своей автоматической винтовки и многозначительно направил ее на Рубена.
– Отойди, Рубен, – сказала Анжелина. – Со мной все будет в порядке. – Она сознательно употребила его настоящее имя. Вымышленный Мирон Фелпс, решила она, был слаб, он вынудил бы ее к опрометчивым поступкам. Но назвав его Рубеном, она вернула себе веру в его твердость. Он подошел так близко – она подумала, что опять хочет его.
Внезапно недалеко от них поднялся шум. Человек в черных очках заметил кого-то в толпе. Он что-то шепнул офицеру, потом повернулся и показал пальцем. Он даже не пытался скрыть этот жест. Офицер кивнул двум своим солдатам. В этот момент объект его внимания – молодой человек лет двадцати восьми в голубой майке и джинсах – увидел, что обнаружен. Он бросился бежать, но путь ему преградил второй человек в штатском, державший в руке маленький пистолет. Один из солдат подошел, чтобы помочь. Молодой мужчина сопротивлялся недолго, потом обмяк и дал подтащить себя к невысокой платформе. Женщина пронзительно закричала в толпе и хотела броситься к нему, но ее удержали руки друзей.
Человек в черных очках спустился с платформы. Он двигался без всякой нарочитости, был совершенно бесстрастен. Руки он держал в карманах, глаза прятались за темными стеклами. Экономным жестом он отпустил солдата. Это был полицейское дело, он был здесь главным. Над ним, под потолком, вентилятор лениво описывал бесполезные круги. Полицейский оглядел пленника с головы до ног. Он задал несколько вопросов, но ответов не получил. Пленник был взволнован, он постоянно переминался с ноги на ногу. Люди притворялись, что ничего не видят, старались не смотреть в его сторону. Был слышен женский плач. Очереди снова стали продвигаться вперед.
Непонятно откуда появился третий полицейский. Он был старше двух других и носил голубой костюм и старую, потрепанную фуражку.
– Тонтон, – прошептала Анжелина. – Некоторые из них еще остались.
Второй и третий полицейский крепко взяли задержанного за руки. Он не сопротивлялся. Человек в черных очках повторил свои вопросы, а может быть, придумал новые. Его пленник или не хотел, или не мог отвечать.
Черные Очки сунул руку в карман пиджака и достал оттуда маленький белый предмет. Шарик для гольфа. Он три-четыре раза подбросил его, потом сжал в кулаке. Спокойно он ударил задержанного в солнечное сплетение. Тот попытался согнуться пополам, но двое в штатском крепко держали его, готовясь к продолжению. Следующий удар был тяжелее, гораздо тяжелее. Избиваемый задохнулся. Его по-прежнему крепко держали. Третий удар серьезно повредил внутренности. Послышался звук рвущихся тканей, и на губах арестованного выступила слюна, окрашенная кровью. Черные Очки отвел руку для нового удара.
И тут раздался крик. Рубен обернулся и увидел Дуга Хупера, спешившего к платформе, – весь руки, ноги и возмущение.
– Господи! – прошептала Анжелина. – Его же убьют.
Хупер кипел от негодования. Солдат попытался остановить его, но он бесцеремонно отшвырнул его с дороги. Полицейские выпустили свою жертву, которая стояла теперь на коленях, задыхаясь, хватая ртом воздух и харкая кровью. Хупер положил руку на плечо молодого человека и обратился к полицейскому в очках.
– Кто вы такой, мистер? Что вы, черт подери, себе позволяете? – проорал он. – Нельзя же вот так просто взять и избить человека. Я, черт подери, обязательно доложу об этом куда следует, когда попаду в столицу.
Человек в бежевом костюме посмотрел сначала на своих помощников, потом на офицера на платформе. Они обменялись недоумевающим взглядом. Хупер шагнул к полицейскому.
– Эй вы, – окликнул он его. – Смотрите на меня, когда я с вами разговариваю, черт подери. Мне нужно ваше имя и какое-то объяснение случившемуся. Я – личный друг генерала Валриса.
– Не суй свой нос в дела, которые тебя не касаются, blanc.
Рубен оглянулся. Джин Хупер стояла в двух шагах от него и истово молилась.
– Есть ли иной избавитель от бед, кроме Господа, – бормотала она. – Вознеси хвалу Господу. Он...
– Миссис Хупер. – Рубен схватил ее за плечо. – Миссис Хупер, я думаю, вам нужно пойти туда и вернуть своего мужа, пока не начались неприятности. Мне кажется, он не представляет, во что он ввязывается.
Мгновение Джин Хупер смотрела на Рубена, словно не узнавая его. В ее настоящем взгляде была какая-то пустота, которая не на шутку встревожила его. Потом выражение ее глаз изменилось, она его услышала.
– Не волнуйтесь, мистер Фелпс, он в полной безопасности. Вот увидите.
В ней не было самодовольства или чрезмерной самоуверенности или чего-то еще в этом роде, решил Рубен. Она просто была совершенно неспособна видеть реальность того, что происходило. Или, может быть, реальность, которую она видела, была другой реальностью. Разницы, впрочем, не было никакой: Дугу Хуперу в любом случае придется худо.
Им не пришлось долго ждать. Человек в черных очках не вышел из себя. Никто не потерял самообладания, кроме высокого американца. Он вплотную приблизился к полицейскому и схватил его за лацканы. Полицейский щелкнул пальцами. Один из его помощников взял карабин у ближайшего солдата, шагнул к Хуперу и ударил его прикладом в лицо. Американец рухнул как подкошенный. Скула вскрылась до кости, брызнула кровь.
Джин Хупер потеряла сознание. Анжелина побежала к ней, не замеченная солдатом за столом. Человек в черных очках окинул взглядом аэровокзал, заметил их маленькую группу и подошел к ним:
– Vous etes avec I'Americain?
Анжелина поднялась на ноги и объяснила:
– Нет, мы летели в одном самолете, вот и все. Это его жена. Они раньше никогда не были на Гаити, они еще не понимают.
– Не понимают?
– Уважение. В них нет уважения.
Полицейский кивнул. Рубен заметил, что у него гнилые зубы.
– Заберите его, – сказал Черные Очки, – пока он не пострадал. Когда он придет в себя, объясните ему. Объясните про уважение.
45
Автобусы отправились в путь через пять минут. «Автобусами» их назвали по ошибке: все, что удалось раздобыть за такой короткий срок, это два тап-тапа, древних грузовика, превращенные с помощью краски, жести и деревянных панелей в нечто среднее между железнодорожным вагоном и просторным маршрутным такси. Яркие картинки и торжественные лозунги придавали им сумасшедший, ярмарочный вид. На одном по всему верхнему краю шла надпись: «Celui qui dort dans la paresse se reveillera dans la misere». «Тот, кто ложиться спать в лености, проснется в нищете».
В общей толкотне Рубену удалось остаться вместе с Анжелиной. Они помогли Джин Хупер и ее супругу влезть в кузов и освободили для него место на одной из двух деревянных скамей, которые тянулись вдоль бортов тап-тапа.
Рана Хупера сильно кровоточила, но нечего было и надеяться, что ею займутся по-настоящему раньше, чем они достигнут Порт-о-Пренса. Пожилая гаитянка покудахтала несколько минут подле лежавшего без сознания американца, потом ушла и наконец вернулась с какой-то припаркой, которую положила на рану. Хупер застонал и протестующе задвигал руками, но так и не пришел в сознание. Женщина объяснила Анжелине, что она всегда путешествует с мешочком трав на случай болезни. Припарка содержала cadavre gate, алоэ, окопник, огуречник, ликоподий и еще несколько неизвестных Анжелине компонентов. Эти травы, конечно, остановят кровотечение, пока врач не наложит швы, но даже сама женщина признавала, что это поможет лишь на время. Рубен надеялся, что Хупер придет в себя до тех пор, но считал это маловероятным.
– Ему обязательно нужно сходить к dokte feuilles , когда он приедет в Порт-о-Пренс, – сказала она, называя Анжелине имя хорошего врача. Анжелина записала имя, но она знала, что Хупер никогда не пойдет туда. Как все миссионеры, он был готов давать, но не мог брать. Это его и погубит.
Джин Хупер оказалась до странности бесполезна, словно шок, который вызвал у нее этот случай, сломал что-то хрупкое и одинокое внутри нее, что-то, что ее вера не могла до конца восстановить. Или существование чего даже не признавала. Она сидела на скамье рядом с мужем, близко, но все же не касаясь его; в одной руке она держала молитвенник в зеленом переплете, читая монотонным голосом витиеватые обращения к Богу, которые казались странно обособленными и от нее, и от ее окружения.
К каждому автобусу были прикреплены по два солдата – по одному на каждый конец. С технической точки зрения, все пассажиры являлись транзитными, и за ними было необходимо наблюдать до окончательного прохождения иммиграционных формальностей. Солдаты, казалось, скучали. Они не обращали внимания на пассажиров, те, в свою очередь, тоже их не замечали. Солдаты сидели, держа на коленях французские карабины F-11. Эти карабины заряжались малокалиберными патронами бокового боя, но в тесном салоне тап-тапа они заставляли помнить о своем присутствии.
Tan-man был неудобным, однако он довольно уверенно продвигался вперед по дороге на север. По какой-то причине новое шоссе, ведущее прямо в Леоган, было закрыто, и им пришлось ехать старым маршрутом по речной долине через Труэн и Каррефур Фоше.
Тьма не была полной. После грозы небом завладела большая луна с позолоченным краем. Дорога раскисла, колеса месили жидкую грязь, постоянно проваливаясь в ямы, заполненные водой. Им не встретился никакой другой транспорт, никто не шагал, не ехал ни в том, ни в другом направлении. Ощущение было такое, словно они добрались до края мира и свалились в пустоту дождевой воды и лунного света. Tan-man, подпрыгивая на ухабах, с ревом и скрежетом тащился на первой и второй передачах; его дряхлая подвеска на такой дороге совсем не защищала пассажиров от толчков и ударов. Иногда, когда man-man выбирался на участок поровнее и рев мотора становился менее натужным, с открытых полей доносилось пение лягушек и стрекот сверчков.
Маленькие деревушки, спотыкаясь, брели мимо – стайки соломенных куропаток, жмущихся с опасностью для жизни к обеим сторонам дороги. Двери и окна были плотно закрыты. Никто не вышел, чтобы посмотреть на проезжавший автобус. На Гаити ночью из дома выходили только sans poel - члены тайных обществ Баизанго – и полиция.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46