То, что Хозяин этой Вселенной оставил исключительно для своего пользования, то так и останется исключительно для его пользования — и оно принципиально неиспользуемо живой и неживой материей, а также непознаваемо для любого разума развившегося в этой Вселенной — это и есть вторая часть ресурсов Вселенной. Простая аналогия: рыбки в аквариуме — они не могут самостоятельно переплыть в другой аквариум, потому что это право владелец оставил за собой. Мое могущество и мои уникальные способности своими корнями уходят именно к этим ресурсам, созданным и выделенным Господином этого Мира для себя, и которыми он поделился со мной, а люди и другие разумные цивилизации могут использовать только то, что разрешено им законами Вселенной.
…Так и жил я, размышляя, и ум мой метался в поисках ответа и не находил его.
Как мне дальше жить? — я не знал этого.
Кто я и что мне надо делать? — этого я тоже не знал.
«Кто я?» — это самый важный вопрос для человека или для любого другого разумного существа; ответив на это вопрос, нужно попытаться ответить и на второй: «Что я должен делать?», а затем осуществить необходимое. Не ответив для себя на два этих вопроса, человек не станет полностью человеком — не ответив на них, и я тоже не стану настоящим Властелином Миров.
…Ночь охлаждает горячую голову, спокойствие приходит в истерзанный мыслями разум, и он во сне расцветает пышным цветком истины…
Однажды мне приснился сон… Та ночь была беспокойная и душная. Теплый вечер почти не принес прохлады после жаркого дня. Я выпил много воды и лег спать. Она уже уснула, а я тихонько ворочался в кровати, боясь ее разбудить.
…Я увидел себя в черном-пречерном лесу, хотя, правильнее будет сказать не увидел, а ощутил, ибо глаза мои практически ничего не видели. Лес был пустынный — ни шороха, ни звука. Тишина аж звенела в ушах.
Я посмотрел на небо и не увидел там совсем ничего — не было ни звезд, ни луны — вообще ничего. Черный мрак неба сливался с черным мраком леса. Удивительно, но мне было совсем не страшно. Все окружающее казалось мене знакомым, как будто где-то раньше оно попадалось мне на пути и не вызывало каких-либо негативных ощущений.
В лесу можно было ориентироваться. Бледный свет, как туман, пронизывал все существо леса, сам он был недвижим, хотя воздух в нем все-таки двигался. На мне была какая-то одежда, а на поясе висел меч. Что это за одежда, понять было невозможно, но движений она не стесняла. Меча я не видел, но ощущал на поясе одностороннюю тяжесть, и что-то твердое плотно лежало на ноге. У меня было по шесть пальцев на руках. Я был почти уверен, что найду ударные бугры, и не ошибся, — положив пальцы левой руки на сжатый кулак правой, я почувствовал их. Задумавшись, я несколько раз провел пальцами между буграми, и подушечки пальцев раз за разом скользили по твердым склонам бугров. Итак, я — халанин…
Я пошел прямо, куда глаза глядят. Идти было легко, хотя ориентироваться на местности было невозможно. Сколько и куда я прошел, я не знал. Вскоре передо мной забрезжил свет, и я пошел на него.
Там горел костер, а возле него сидели люди. Судя по их лицам, они были родственниками: седой старик с белой бородой, его сын и внук, совсем еще мальчишка. Они ели хлеб, пили воду и разговаривали. Они были люди — я ясно видел это по их пятипалым рукам и неловкими замедленными движениям. Меня они не видели — я стоял в тени деревьев на краю поляны, в центре которой горел их костер.
Я смотрел на них и чувствовал страх и ненависть. Страх перед тем, что должно было произойти, а ненависть… То была органическая ненависть, ненависть одного разума, направленная на другой. Я не мог примириться с существованием людей, а они — с моим. Ни я, ни они не были виноваты в этом; мы — дети своих миров, Земли и Халы, а наши миры ужиться вместе не должны и не могут.
Я знал, что должен убить их всех. Не было ни слова «хочу», ни слова «могу» — было только одно слово — «должен». Я знал, что все уже решено заранее, в том числе и исход нашей схватки, и решено не нами. За мной стоял мир Халы, за ними — мир Земли. ДОЛГ звал меня на бой, долг был выше моей жизни и моей смерти, был выше всех моих желаний.
Волны жестокости омывали мое сердце, разгоняя страх и последние колебания. Я был жесток, прежде всего, к самому себе, к своей жизни, которую бросал в горнило войны, а уж потом — к противнику. Я вышел на свет. Ко мне на встречу поднялся сын деда, и у него на поясе висел меч.
— Мне нужен весь ваш хлеб и вся ваша вода, — сказал я
Я подвел итог всему тому, что было раньше. Я прекрасно понимал цену своих требований — это была цена их жизней и их будущего вместе с прошлым; согласись они со мной — их ждала голодная смерть, в случае же открытой схватки они имели шанс победить. Я был в точно таком же положении — в случае моего поражения они не стали бы щадить ни меня, ни того, что стояло за мной. Мы достали мечи, и красный свет костра бросал кровавые отблески на их лезвия. Я молился в никуда, прекрасно зная, что все это бесполезно.
Настоящее — это итог прошлого и начало будущего; так и стояли мы в настоящем, и ждали чего-то.
Со звоном мы скрестили мечи. Я держал меч не в первый раз в своей жизни, но был уверен в том, что исход нашей битвы уже предрешен заранее, и он совершенно не зависит от умения владеть мечом, а зависит от чего-то другого, более важного, глобального и таинственного.
Бой был краток — я упал с раной в живот, зная, что проиграл и что жить мне осталось совсем недолго. Я сделал все, что мог. Мой противник приготовился добить меня, но боль в животе стала такой нестерпимой, что я проснулся.
Слишком много воды было выпито мной вечером — надо идти в туалет. Я сходил туда, но не лег спать, а подошел к окну. Светили звезды. Я знал, что нашел разгадку. Мой сон — это ответ на все вопросы.
Костер — это звезда, лес — это космос, а наша битва на мечах — это война разумных цивилизаций, война без проигравших, ибо проигрыш означает смерть. Да, самое страшное, что может случиться в жизни цивилизации — это битва с другой цивилизацией. Халане и земляне бились — они выполняли программу, заложенную в них своими мирами, — и они выполнили ее!
Я понял главное для себя: Хозяин Миров должен иметь такую психологическую устойчивость, чтобы просто наблюдать за естественной борьбой разумных цивилизаций и не вмешиваться. Но Владыка Вселенных может не вмешиваться в такую войну только в том случае, если его собственные привязанности и интересы будут очень далеки от всего этого — люди же не вмешиваются, например, в борьбу между бродячими муравьями и оседлыми, потому что результат ее им безразличен. Кто из муравьев победит? Да какая им, людям, от этого разница? Совсем никакой! Так и здесь — спираль развития разума приводит к Хозяину Миров, к настоящему Господину Вселенных, для которого разумные цивилизации с их проблемами то же, что для людей — муравьи. Природа мудра, и нельзя забывать об этом.
Той ночью я так и не заснул, все стоял у окна, смотрел на звезды и думал. А потом наступило утро, и она проснулась. Мы вместе позавтракали, а затем женщина стала собираться на работу. Она подошла к двери и сказала мне:
— До свидания.
— Прощай — отныне наши дороги расходятся!
— Как! Так сразу?! — удивилась она. — Ведь все было так хорошо, и вдруг теперь это?! Мы еще столько не сказали друг другу, столько не сделали…
— Будь я человеком, я бы согласился с тобой — наши отношения действительно развиваются по восходящей линии, и мы действительно многое не успели к сегодняшнему дню, но я уже давно не человек, и в этом заключается мой тяжкий крест. Наше расставание сегодня неизбежно.
Она не ответила. Я увидел, как слезы стали наворачиваться ей на глаза — неизбежность легла на ее плечи невыносимо тяжким грузом. Я причинил ей несправедливую боль, но не мог иначе.
Я увидел смятение в ее сердце и слезы в ее прекрасных глазах, когда она бросилась передо мной на колени.
— Молю тебя, не оставь нас своей милостью! Будь снисходительным! За себя прошу и еще…
Просьбы и просьбы — чуть только человек найдет кого-нибудь сильнее себя, так сразу же просит его. Придется по-настоящему объяснить все, оборвав ее просьбу на полуслове:
— Ты просишь меня, а я спрашиваю тебя, как практически вселенский разум спрашивает человека: «Зачем ты пришел ко мне? Хочешь ли ты познать непознаваемое или же только лишь прикоснуться к великому? Но за чем бы ты ни пришел ко мне, знай же, что между мной и тобой — пропасть, и я стою на одной стороне ее, а ты — на другой, и я стою спиной к тебе!» А потому, смертная, молись своим богам — не мне!
— Но почему? — ведь ты сильнее!
— Я предполагаю, что ты права, и это мое предположение основывается вот на чем: мой «отец» может устанавливать правила эволюционирования для целого мира, а я, зная эти правила, использую имеющиеся в реальности ресурсы; боги же используют те ресурсы, которыми вы, люди, их наделяете, а вы настоящей реальности не знаете и никогда не узнаете — это следует из внутренней логики построения этой Вселенной.
То, что есть в реальности и то, что ты думаешь о ней — это совершенно разные вещи.
Преимущество, естественно, остается у реальности, то есть у меня. Ты правильно все поняла, но проблемы людей — это проблемы именно людей, а не кого-либо еще. Да, я могу в отношении почти любого события довести вероятность его совершения от обычной, среднестатистической, до стопроцентной, но что из того? Так что прощай, и не надо связывать меня никакими обязательствами, не надо.
Она ушла, а я ходил по дому и думал. Как-то раз я подошел к зеркалу и глянул на себя — в моих глазах была воля и решимость сделать дело. Я присмотрелся повнимательнее — там была воля, решительность и, конечно же, мудрость.
Я смотрел сквозь свои глаза себе в душу, и она постепенно раскрывала передо мной мои далекие горизонты.
Я видел разноцветную траву, распустившиеся цветы, летящих птиц и прекрасные города, растущие прямо на глазах, видел сердца, полные любви, — это была Жизнь.
Я видел кровь и боль, обломки и осколки, сломанные деревья и завядшие цветы, — а вот это была Смерть.
Я — и Жизнь, и Смерть! Да, это так и есть…
Я видел Миры, одни растущие, а другие — умирающие или же гибнущие, и падающие на них сверху отдельные потоки моего Могущества. Оно выглядело, как туман, но в нем была сила и власть, которую оно несло этим Мирам. А там, еще выше, висело необъятное облако тумана — моего Могущества — цельное и ничем не расчлененное. Жесткие и твердые образования темного цвета стояли на пути от облака к Мирам и разбивали туман на отдельные потоки — то была моя Воля. Тонкие и светлые прямые нити тянулись от Миров и от сгустков моей Воли туда, в сторону, к блестящему светлому шару — это и есть моя Совесть.
Я смотрел на разворачивающуюся передо мной картину самого себя и видел изогнутые лучи переменчивого цвета, которые пронизывали все — и Миры, и Волю, и Могущество, и Совесть. Эти лучи не имели центра, однако они были скелетом, на котором держится все — это была моя Мудрость. Лучи выходили из облака Могущества дальше, в неизмеримую бесконечность и там сверкали всеми цветами радуги. Я видел, как мое Могущество постепенно увеличивается, нарастая исключительно по лучам Мудрости, но там, где не было разноцветных лучей, там не было и тумана — истинное могущество без мудрости быть не может. Все это я — это мой внутренний мир, моя душа.
Я прислушался. Могущество в облаке плескалось, как вода в озере, а затем с шумом водопада изливалось на лежащие внизу Миры. Совесть стучала в такт с ударами моего сердца, и нити ее отзывались серебряным звоном на эти удары. Сгустки Воли молчали, сильные, цельные и замкнутые в себе, а нити Мудрости пели какую-то свою песню, меняя цвета в ритме с льющейся мелодией, и от этой музыки на душе становилось еще чище и светлее — спасибо тебе, моя Мудрость!
Запахи воды и свежего воздуха сплетались в ткань существования Мира, ибо были основой жизни — ее необходимым условием — и там, где они были там была Жизнь, а где их не было — там властвовала Смерть.
…Я отошел от зеркала. День шел, я ходил по дому, лежал, сидел и все время думал. В это время я был наиболее близок к самоубийству, и, когда мое психическое состояние приблизилось к нему, я или, вернее сказать, мы, окончательно разделились.
Теперь нас снова было двое — я и человек. Мы были такие разные — слишком разные, но двусторонняя связь между нами все еще сохранялась, поэтому я помог этому человеку, помог против его воли, и его самоубийственное настроение постепенно прошло.
Мы были отделены друг от друга, но нас еще можно было условно называть как единое целое: "я". «Я посоветовался сам с собой, и мы решили…» — именно эта фраза, несмотря на свою кажущуюся нелогичность, наиболее полно отражала процессы, происходившие во мне (или в нас?) тогда.
Как бы там ни было, но время пришло. Решение было принято мной, а не человеком, и я принялся осуществлять его. Сначала мне необходимо было поговорить с «отцом». Я переместил своего человека в уютное и спокойное место: там были камни, трава, журчащий ручей да невысокие деревья вокруг; людей там нет и не было — люди здесь не появятся еще многие годы; а потом бросил зов в неизмеримую бесконечность:
— Где ты? Где ты? — спросил я Мир и сразу же услышал ответ своего «отца»:
— Я здесь.
«Отец» пришел. Он понял, что мне будет удобнее разговаривать с ним, находясь в образе человека, поэтому он создал мужчину и поставил его рядом с моим представителем. Итак, на поляне возле ручья разговаривали два человека — и слова, которые они говорили, были не их словам, а нашими — моими и моего «родителя»:
— Выслушай мои рассуждения, «отец», — начал беседу я.
— Хорошо, говори, — сказал он.
— Когда согласно твоей воле и по своему желанию я перестал быть человеком, я все-таки остался им в определенной мере, — принялся говорить я. — Моя человеческая часть представляет собой великого человека и гениального ученого — такие, как он — лицо человечества; — он или похожие на него, могли бы представлять человечество на переговорах с иной разумной цивилизацией. Другая же, и большая часть меня, похожа на тебя, «отец» — она представляет собой разумное пространство-время, использующее для своих нужд пространство, время и саму материю. Но я перечислил только то, что я представлял собой раньше, в самом начале своего пути, когда у меня было только два начала — мир Земли и ты, однако это совсем не то, что я представляю собой сегодня, сейчас. В процессе своего становления я достаточно долгое время пробыл халанином и сроднился с миром Халы, поэтому теперь Хала также является одним из моих корней. Суммируя вышесказанное, получается, что на сегодня я являюсь сверхчеловеком и у меня три начала: Земля, Хала и ты, «отец».
Идем дальше. Я пришел к такой мысли: «Чтобы стать Властелином Вселенных, нужно в своих решениях перестать зависеть от своих корней, связывающих меня с разумными цивилизациями», но на данном этапе своего становления я не могу сделать этого.
Если плохо людям — я человек!
Если плохо халанам — я халанин!
Я люблю оба этих мира!
Если беда угрожает Земле — я за нее!
Если беда угрожает Хале — я и за нее тоже!
Я знаю себя — это так и есть на самом деле. Я могу, конечно же, убрать все свои придатки, включая и свое изначальное человеческое тело тоже, и остаться в абсолютном одиночестве, но это совершенно не изменит мою душу.
Я хочу использовать тебя и освободиться от своего родства, как с миром Земли, так и с миром Халы, и для этого мне нужна твоя помощь, «отец» — я хочу, чтобы ты устроил мне войну миров, войну Земли и Халы.
Я загоняю сам себя в ловушку: я не смогу помочь ни одному из борющихся миров, ибо в таком случае я нанесу вред другому миру, поэтому выход из этой столь сложной для меня ситуации может быть только один — невмешательство. А из невмешательства вытекает наблюдение за развитием конфликта, сначала очень нервное, а затем все более и более спокойное, и в итоге — освобождение от привязанностей к обоим мирам.
Я не чувствую себя предателем ни по отношении к миру Земли, ни по отношению к миру Халы — сегодня я уже почти одинаково чужд им обоим и одинаково далек от них; морально я уже готов подтолкнуть оба эти мира к смертоубийственной схватке за абсолютное господство в известной им обоим части Вселенной — и это не является ни низким, ни, тем более, благородным поступком с моей стороны: внутренняя логика становления меня как полноценной сущности под названием «Повелитель Миров» требует от меня этого. Я стал совершенно другим, отличным от них всех, и поэтому у меня есть моральное право бросить оба родительских мира в пучину звездной мясорубки и не корить свою совесть этим поступком!
Я знаю, что если ты не вмешаешься, то это будет настоящая война между разумными цивилизациями, основанная на органической ненависти двух миров, — война без проигравшего, так как проигрыш означает смерть, то есть всеобщее уничтожение всех представителей побежденной цивилизации — именно всех, во всеобъемлющем значении этого слова, а также окончательную и бесповоротную гибель всей этой разумной цивилизации.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
…Так и жил я, размышляя, и ум мой метался в поисках ответа и не находил его.
Как мне дальше жить? — я не знал этого.
Кто я и что мне надо делать? — этого я тоже не знал.
«Кто я?» — это самый важный вопрос для человека или для любого другого разумного существа; ответив на это вопрос, нужно попытаться ответить и на второй: «Что я должен делать?», а затем осуществить необходимое. Не ответив для себя на два этих вопроса, человек не станет полностью человеком — не ответив на них, и я тоже не стану настоящим Властелином Миров.
…Ночь охлаждает горячую голову, спокойствие приходит в истерзанный мыслями разум, и он во сне расцветает пышным цветком истины…
Однажды мне приснился сон… Та ночь была беспокойная и душная. Теплый вечер почти не принес прохлады после жаркого дня. Я выпил много воды и лег спать. Она уже уснула, а я тихонько ворочался в кровати, боясь ее разбудить.
…Я увидел себя в черном-пречерном лесу, хотя, правильнее будет сказать не увидел, а ощутил, ибо глаза мои практически ничего не видели. Лес был пустынный — ни шороха, ни звука. Тишина аж звенела в ушах.
Я посмотрел на небо и не увидел там совсем ничего — не было ни звезд, ни луны — вообще ничего. Черный мрак неба сливался с черным мраком леса. Удивительно, но мне было совсем не страшно. Все окружающее казалось мене знакомым, как будто где-то раньше оно попадалось мне на пути и не вызывало каких-либо негативных ощущений.
В лесу можно было ориентироваться. Бледный свет, как туман, пронизывал все существо леса, сам он был недвижим, хотя воздух в нем все-таки двигался. На мне была какая-то одежда, а на поясе висел меч. Что это за одежда, понять было невозможно, но движений она не стесняла. Меча я не видел, но ощущал на поясе одностороннюю тяжесть, и что-то твердое плотно лежало на ноге. У меня было по шесть пальцев на руках. Я был почти уверен, что найду ударные бугры, и не ошибся, — положив пальцы левой руки на сжатый кулак правой, я почувствовал их. Задумавшись, я несколько раз провел пальцами между буграми, и подушечки пальцев раз за разом скользили по твердым склонам бугров. Итак, я — халанин…
Я пошел прямо, куда глаза глядят. Идти было легко, хотя ориентироваться на местности было невозможно. Сколько и куда я прошел, я не знал. Вскоре передо мной забрезжил свет, и я пошел на него.
Там горел костер, а возле него сидели люди. Судя по их лицам, они были родственниками: седой старик с белой бородой, его сын и внук, совсем еще мальчишка. Они ели хлеб, пили воду и разговаривали. Они были люди — я ясно видел это по их пятипалым рукам и неловкими замедленными движениям. Меня они не видели — я стоял в тени деревьев на краю поляны, в центре которой горел их костер.
Я смотрел на них и чувствовал страх и ненависть. Страх перед тем, что должно было произойти, а ненависть… То была органическая ненависть, ненависть одного разума, направленная на другой. Я не мог примириться с существованием людей, а они — с моим. Ни я, ни они не были виноваты в этом; мы — дети своих миров, Земли и Халы, а наши миры ужиться вместе не должны и не могут.
Я знал, что должен убить их всех. Не было ни слова «хочу», ни слова «могу» — было только одно слово — «должен». Я знал, что все уже решено заранее, в том числе и исход нашей схватки, и решено не нами. За мной стоял мир Халы, за ними — мир Земли. ДОЛГ звал меня на бой, долг был выше моей жизни и моей смерти, был выше всех моих желаний.
Волны жестокости омывали мое сердце, разгоняя страх и последние колебания. Я был жесток, прежде всего, к самому себе, к своей жизни, которую бросал в горнило войны, а уж потом — к противнику. Я вышел на свет. Ко мне на встречу поднялся сын деда, и у него на поясе висел меч.
— Мне нужен весь ваш хлеб и вся ваша вода, — сказал я
Я подвел итог всему тому, что было раньше. Я прекрасно понимал цену своих требований — это была цена их жизней и их будущего вместе с прошлым; согласись они со мной — их ждала голодная смерть, в случае же открытой схватки они имели шанс победить. Я был в точно таком же положении — в случае моего поражения они не стали бы щадить ни меня, ни того, что стояло за мной. Мы достали мечи, и красный свет костра бросал кровавые отблески на их лезвия. Я молился в никуда, прекрасно зная, что все это бесполезно.
Настоящее — это итог прошлого и начало будущего; так и стояли мы в настоящем, и ждали чего-то.
Со звоном мы скрестили мечи. Я держал меч не в первый раз в своей жизни, но был уверен в том, что исход нашей битвы уже предрешен заранее, и он совершенно не зависит от умения владеть мечом, а зависит от чего-то другого, более важного, глобального и таинственного.
Бой был краток — я упал с раной в живот, зная, что проиграл и что жить мне осталось совсем недолго. Я сделал все, что мог. Мой противник приготовился добить меня, но боль в животе стала такой нестерпимой, что я проснулся.
Слишком много воды было выпито мной вечером — надо идти в туалет. Я сходил туда, но не лег спать, а подошел к окну. Светили звезды. Я знал, что нашел разгадку. Мой сон — это ответ на все вопросы.
Костер — это звезда, лес — это космос, а наша битва на мечах — это война разумных цивилизаций, война без проигравших, ибо проигрыш означает смерть. Да, самое страшное, что может случиться в жизни цивилизации — это битва с другой цивилизацией. Халане и земляне бились — они выполняли программу, заложенную в них своими мирами, — и они выполнили ее!
Я понял главное для себя: Хозяин Миров должен иметь такую психологическую устойчивость, чтобы просто наблюдать за естественной борьбой разумных цивилизаций и не вмешиваться. Но Владыка Вселенных может не вмешиваться в такую войну только в том случае, если его собственные привязанности и интересы будут очень далеки от всего этого — люди же не вмешиваются, например, в борьбу между бродячими муравьями и оседлыми, потому что результат ее им безразличен. Кто из муравьев победит? Да какая им, людям, от этого разница? Совсем никакой! Так и здесь — спираль развития разума приводит к Хозяину Миров, к настоящему Господину Вселенных, для которого разумные цивилизации с их проблемами то же, что для людей — муравьи. Природа мудра, и нельзя забывать об этом.
Той ночью я так и не заснул, все стоял у окна, смотрел на звезды и думал. А потом наступило утро, и она проснулась. Мы вместе позавтракали, а затем женщина стала собираться на работу. Она подошла к двери и сказала мне:
— До свидания.
— Прощай — отныне наши дороги расходятся!
— Как! Так сразу?! — удивилась она. — Ведь все было так хорошо, и вдруг теперь это?! Мы еще столько не сказали друг другу, столько не сделали…
— Будь я человеком, я бы согласился с тобой — наши отношения действительно развиваются по восходящей линии, и мы действительно многое не успели к сегодняшнему дню, но я уже давно не человек, и в этом заключается мой тяжкий крест. Наше расставание сегодня неизбежно.
Она не ответила. Я увидел, как слезы стали наворачиваться ей на глаза — неизбежность легла на ее плечи невыносимо тяжким грузом. Я причинил ей несправедливую боль, но не мог иначе.
Я увидел смятение в ее сердце и слезы в ее прекрасных глазах, когда она бросилась передо мной на колени.
— Молю тебя, не оставь нас своей милостью! Будь снисходительным! За себя прошу и еще…
Просьбы и просьбы — чуть только человек найдет кого-нибудь сильнее себя, так сразу же просит его. Придется по-настоящему объяснить все, оборвав ее просьбу на полуслове:
— Ты просишь меня, а я спрашиваю тебя, как практически вселенский разум спрашивает человека: «Зачем ты пришел ко мне? Хочешь ли ты познать непознаваемое или же только лишь прикоснуться к великому? Но за чем бы ты ни пришел ко мне, знай же, что между мной и тобой — пропасть, и я стою на одной стороне ее, а ты — на другой, и я стою спиной к тебе!» А потому, смертная, молись своим богам — не мне!
— Но почему? — ведь ты сильнее!
— Я предполагаю, что ты права, и это мое предположение основывается вот на чем: мой «отец» может устанавливать правила эволюционирования для целого мира, а я, зная эти правила, использую имеющиеся в реальности ресурсы; боги же используют те ресурсы, которыми вы, люди, их наделяете, а вы настоящей реальности не знаете и никогда не узнаете — это следует из внутренней логики построения этой Вселенной.
То, что есть в реальности и то, что ты думаешь о ней — это совершенно разные вещи.
Преимущество, естественно, остается у реальности, то есть у меня. Ты правильно все поняла, но проблемы людей — это проблемы именно людей, а не кого-либо еще. Да, я могу в отношении почти любого события довести вероятность его совершения от обычной, среднестатистической, до стопроцентной, но что из того? Так что прощай, и не надо связывать меня никакими обязательствами, не надо.
Она ушла, а я ходил по дому и думал. Как-то раз я подошел к зеркалу и глянул на себя — в моих глазах была воля и решимость сделать дело. Я присмотрелся повнимательнее — там была воля, решительность и, конечно же, мудрость.
Я смотрел сквозь свои глаза себе в душу, и она постепенно раскрывала передо мной мои далекие горизонты.
Я видел разноцветную траву, распустившиеся цветы, летящих птиц и прекрасные города, растущие прямо на глазах, видел сердца, полные любви, — это была Жизнь.
Я видел кровь и боль, обломки и осколки, сломанные деревья и завядшие цветы, — а вот это была Смерть.
Я — и Жизнь, и Смерть! Да, это так и есть…
Я видел Миры, одни растущие, а другие — умирающие или же гибнущие, и падающие на них сверху отдельные потоки моего Могущества. Оно выглядело, как туман, но в нем была сила и власть, которую оно несло этим Мирам. А там, еще выше, висело необъятное облако тумана — моего Могущества — цельное и ничем не расчлененное. Жесткие и твердые образования темного цвета стояли на пути от облака к Мирам и разбивали туман на отдельные потоки — то была моя Воля. Тонкие и светлые прямые нити тянулись от Миров и от сгустков моей Воли туда, в сторону, к блестящему светлому шару — это и есть моя Совесть.
Я смотрел на разворачивающуюся передо мной картину самого себя и видел изогнутые лучи переменчивого цвета, которые пронизывали все — и Миры, и Волю, и Могущество, и Совесть. Эти лучи не имели центра, однако они были скелетом, на котором держится все — это была моя Мудрость. Лучи выходили из облака Могущества дальше, в неизмеримую бесконечность и там сверкали всеми цветами радуги. Я видел, как мое Могущество постепенно увеличивается, нарастая исключительно по лучам Мудрости, но там, где не было разноцветных лучей, там не было и тумана — истинное могущество без мудрости быть не может. Все это я — это мой внутренний мир, моя душа.
Я прислушался. Могущество в облаке плескалось, как вода в озере, а затем с шумом водопада изливалось на лежащие внизу Миры. Совесть стучала в такт с ударами моего сердца, и нити ее отзывались серебряным звоном на эти удары. Сгустки Воли молчали, сильные, цельные и замкнутые в себе, а нити Мудрости пели какую-то свою песню, меняя цвета в ритме с льющейся мелодией, и от этой музыки на душе становилось еще чище и светлее — спасибо тебе, моя Мудрость!
Запахи воды и свежего воздуха сплетались в ткань существования Мира, ибо были основой жизни — ее необходимым условием — и там, где они были там была Жизнь, а где их не было — там властвовала Смерть.
…Я отошел от зеркала. День шел, я ходил по дому, лежал, сидел и все время думал. В это время я был наиболее близок к самоубийству, и, когда мое психическое состояние приблизилось к нему, я или, вернее сказать, мы, окончательно разделились.
Теперь нас снова было двое — я и человек. Мы были такие разные — слишком разные, но двусторонняя связь между нами все еще сохранялась, поэтому я помог этому человеку, помог против его воли, и его самоубийственное настроение постепенно прошло.
Мы были отделены друг от друга, но нас еще можно было условно называть как единое целое: "я". «Я посоветовался сам с собой, и мы решили…» — именно эта фраза, несмотря на свою кажущуюся нелогичность, наиболее полно отражала процессы, происходившие во мне (или в нас?) тогда.
Как бы там ни было, но время пришло. Решение было принято мной, а не человеком, и я принялся осуществлять его. Сначала мне необходимо было поговорить с «отцом». Я переместил своего человека в уютное и спокойное место: там были камни, трава, журчащий ручей да невысокие деревья вокруг; людей там нет и не было — люди здесь не появятся еще многие годы; а потом бросил зов в неизмеримую бесконечность:
— Где ты? Где ты? — спросил я Мир и сразу же услышал ответ своего «отца»:
— Я здесь.
«Отец» пришел. Он понял, что мне будет удобнее разговаривать с ним, находясь в образе человека, поэтому он создал мужчину и поставил его рядом с моим представителем. Итак, на поляне возле ручья разговаривали два человека — и слова, которые они говорили, были не их словам, а нашими — моими и моего «родителя»:
— Выслушай мои рассуждения, «отец», — начал беседу я.
— Хорошо, говори, — сказал он.
— Когда согласно твоей воле и по своему желанию я перестал быть человеком, я все-таки остался им в определенной мере, — принялся говорить я. — Моя человеческая часть представляет собой великого человека и гениального ученого — такие, как он — лицо человечества; — он или похожие на него, могли бы представлять человечество на переговорах с иной разумной цивилизацией. Другая же, и большая часть меня, похожа на тебя, «отец» — она представляет собой разумное пространство-время, использующее для своих нужд пространство, время и саму материю. Но я перечислил только то, что я представлял собой раньше, в самом начале своего пути, когда у меня было только два начала — мир Земли и ты, однако это совсем не то, что я представляю собой сегодня, сейчас. В процессе своего становления я достаточно долгое время пробыл халанином и сроднился с миром Халы, поэтому теперь Хала также является одним из моих корней. Суммируя вышесказанное, получается, что на сегодня я являюсь сверхчеловеком и у меня три начала: Земля, Хала и ты, «отец».
Идем дальше. Я пришел к такой мысли: «Чтобы стать Властелином Вселенных, нужно в своих решениях перестать зависеть от своих корней, связывающих меня с разумными цивилизациями», но на данном этапе своего становления я не могу сделать этого.
Если плохо людям — я человек!
Если плохо халанам — я халанин!
Я люблю оба этих мира!
Если беда угрожает Земле — я за нее!
Если беда угрожает Хале — я и за нее тоже!
Я знаю себя — это так и есть на самом деле. Я могу, конечно же, убрать все свои придатки, включая и свое изначальное человеческое тело тоже, и остаться в абсолютном одиночестве, но это совершенно не изменит мою душу.
Я хочу использовать тебя и освободиться от своего родства, как с миром Земли, так и с миром Халы, и для этого мне нужна твоя помощь, «отец» — я хочу, чтобы ты устроил мне войну миров, войну Земли и Халы.
Я загоняю сам себя в ловушку: я не смогу помочь ни одному из борющихся миров, ибо в таком случае я нанесу вред другому миру, поэтому выход из этой столь сложной для меня ситуации может быть только один — невмешательство. А из невмешательства вытекает наблюдение за развитием конфликта, сначала очень нервное, а затем все более и более спокойное, и в итоге — освобождение от привязанностей к обоим мирам.
Я не чувствую себя предателем ни по отношении к миру Земли, ни по отношению к миру Халы — сегодня я уже почти одинаково чужд им обоим и одинаково далек от них; морально я уже готов подтолкнуть оба эти мира к смертоубийственной схватке за абсолютное господство в известной им обоим части Вселенной — и это не является ни низким, ни, тем более, благородным поступком с моей стороны: внутренняя логика становления меня как полноценной сущности под названием «Повелитель Миров» требует от меня этого. Я стал совершенно другим, отличным от них всех, и поэтому у меня есть моральное право бросить оба родительских мира в пучину звездной мясорубки и не корить свою совесть этим поступком!
Я знаю, что если ты не вмешаешься, то это будет настоящая война между разумными цивилизациями, основанная на органической ненависти двух миров, — война без проигравшего, так как проигрыш означает смерть, то есть всеобщее уничтожение всех представителей побежденной цивилизации — именно всех, во всеобъемлющем значении этого слова, а также окончательную и бесповоротную гибель всей этой разумной цивилизации.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67