Она была огромна — 42 метра в длину и больше 250 тонн весом; самец был поменьше, но 200 тонн в теле — это тоже не мало. Самочка — монстр, способный без остатка сожрать двадцатиметрового кита массой тонн в 50, и тем не менее, сейчас о ней не хотелось говорить как о кровожадном хищнике — пришла пора любви. У этих рыб пары образуются на всю жизнь, и так, вместе, бок о бок, они и бороздят бескрайний океан долгие годы своей жизни; также вместе они заходят в устья рек и ищут какое-нибудь крупное животное, которое зашло бы в воду покупаться, и если найдут, то горе ему! Эти и им подобные рыбы единственные из хищников Халы, которые способны успешно охотиться на любых взрослых травоядных гигантов, даже на исполинов в 100 тонн весом. Но сейчас им ничего не надо — рыбы кружат, всплывают, и снова ныряют, касаясь друг друга, а мы сидим наверху скалы и смотрим на эти гигантов. Серое небо, темное море, бледные чайки да два стального цвета плавника над водой — от всего этого становится как-то грустно, но все-таки светло на душе.
Ветер усиливался, волны зашумели сильнее, рыбы ушли на глубину и отправились в открытое море, а мы все сидели. Волны успокаивали душу, казалось само сердце билось в их ритме, в ритме волн. Печали ушли, а надежда осталась. Уходить не хотелось, но когда начался шторм, и свирепый ветер стал бросать нам в лица соленые брызги, мы ушли.
А через несколько дней меня укусила ядовитая змея, и я умер. Я наступил на нее, спрятавшуюся среди листьев, наступил по глупости и неосторожности, причем наступил ей на хвост. Змея не собиралась нападать на такую крупную добычу вроде меня, ведь она сама была длиной меньше, чем я; но в ее понимании я напал на нее, и боль у нее в хвосте наглядно свидетельствовала об этом, поэтому нет ничего удивительного в том, что, «спасая свою жизнь», она укусила меня. Мои товарищи пытались спасти меня, сначала сделав прижигание, а потом попытавшись высосать отравленную кровь из ранки, но яд был силен, и оцепенение уже начало растекаться по телу приятной истомой. Я не боялся этой смерти, ведь я знал, что я человек, а здесь у меня просто прогулка в другом биологическом воплощении. Я не отождествлял себя с тем халанином, который сейчас умирал, лежа возле сине-белого куста под деревом с гладкой глянцевитой корой и мутнеющим взором смотрел на зеленый шатер из листьев с редкими огоньками белых и красных цветов. Это он умирал — не я.
Мысли у меня в голове ворочались с трудом, тяжелые и обрывочные. Я умирал постепенно и незаметно для себя, дрожа от озноба; зрение мое помутилось. Смерть не несла с собой ни боли, ни страданий, ни окончательности жизни — я был уверен, что буду существовать и дальше, поэтому смерть свою принял очень спокойно.
Так оно и оказалось. Мы сидели втроем вокруг тела, которое раньше было мной, и для которого все уже закончилось. Я смотрел на его бледные заострившиеся черты лица и думал о том, что он умер. Он умер, а я остался жив! И, тем не менее, в его смерти была какая-то завершенность, которая касалась всех нас. Я смотрел на свою смерть и думал, что теперь по-другому буду смотреть на свою жизнь. Мне нужно жить дальше со своей смертью бок о бок; жизнь и смерть сплелись во мне в единое целое, и с этим я отныне навек.
Не поняв смерть — не поймешь и жизнь.
Отныне у меня есть это бесценное знание, и я должен с успехом использовать его, а иначе все в моей смерти теряет свой смысл.
Живи в мире со своей смертью, человек!
Мы ушли. Мы покинули это печальное место, а я все думал и думал о своей смерти; я думал о ней всю свою жизнь, но по-настоящему серьезно стал обдумывать ее после того, как увидел свое мертвое тело.
Каждый умирает в одиночку.
Да, именно так: ты приходишь в этот мир один и уходишь из него тоже один; и глубокое понимание того, что начало и конец твоей жизни в основном касаются именно тебя одного, должно научить тебя правильно ощущать жизнь, правильно оценивать чувства, поступки и вещи, а также правильно расходовать свое время.
…Мы ушли. Мой "отец " сказал нам, что хоронить меня не надо, он потом просто уберет тело: переведет массу мертвого тела в энергию, которую возьмет себе, — вот и все. На планете не должны оставаться следы нашего пребывания — вдруг люди наткнутся здесь на человекоподобные кости, которым тут не место, что тогда? Для людей нас здесь не было и нет, а когда мы уйдем отсюда, то уйдем без следов своего пребывания на этой планете. Разума на Хале не было и нет, а мы трое — лишь временное порождение воли Хозяев Вселенных.
Люди спорят насчет наличия разума на Хале: почему его нет и будет ли он; а если он будет, то когда он будет и будет ли он вообще? — это вопросы без ответа для мира людей. А я знаю точно: Хала слишком молода, чтобы вырастить разум — он появится, но позже, спустя многие миллионы лет, если человечество допустит его возникновение.
Будущий разум Халы уже в момент своего рождения будет находиться под пятой человека, и развиваться он будет (если будет?!) тоже под контролем человека, и поэтому он никогда не достигнет тех высот, на которых находятся люди, — он будет всегда догонять, причем догонять очень медленно и до тех пор, пока не достигнет предела, установленного для него людьми. Земляне легко могут достигнуть своего, периодически уничтожая племена халан или же отдельных их представителей; у землян остается еще целый арсенал средств воздействия, который они будут применять по мере надобности. Но не надо думать, что земляне такие уж жестокие и негуманные, — если поменять халан и землян местами, то результат будет тем же самым: развитие землян будет происходить под пятой халан. Виноватых нет — таковы правила «игры», которая зовется «отношениями между разумными цивилизациями», — мой читатель, ты поймешь это позже, когда я расскажу тебе об органической ненависти миров друг к другу.
…А тем временем, прошло еще несколько дней нашего путешествия, и вот пришла эта ночь. Она была теплая и бархатная. Я сидел без сна под чужими звездами и думал.
Где ты, любовь, где ты?! Ты ушла от меня навсегда, ибо, наконец, я осознал, что я — нечеловек. Любовь может быть между человеком и человеком, а я кто?! Человек не может дышать воздухом Халы и вспоминать свою смерть, не может!!! Любовь ушла от меня, но я, надеюсь, осталась в том человеке в другой Вселенной, которым раньше был я.
И зачем я только согласился на это?! Власть над миром, власть над временем, — к чему она?! Слезы были у меня в душе — не в глазах. Бархатная ночь смотрела на меня своими звездами, а я смотрел внутрь себя. Теперь я понял, что значит «никогда» и «навсегда»: я никогда не буду человеком, никогда не буду одним из них. Я был человеком раньше, и я навсегда потерял это. Я потерял любовь, и потерял ее навсегда… Потеря жгла меня изнутри, но я понимал, что так и должно быть. Жизнь состоит из потерь и приобретений — я потерял людей, но приобрел право на власть над миром.
Но зачем я согласился?! Удивление и любопытство — да, наверное, так оно и было. А может быть, суть заключается в чем-то другом? Может дело заключается в том, что уже тогда я чувствовал свое великое предначертание? Власть над миром — к чему она? Вот вернусь я с Халы назад, к жене, вернусь другим — более сильным и уверенным в себе, чем был раньше, и совсем-совсем, абсолютно чужим. Воздух Халы и моя смерть встали между мной и людьми. Что мне делать? Что у меня остается? Надеяться? На кого? На «отца»? — но это моя боль и моя утрата — так должно было быть и так есть. Молиться? Кому? — себе или кому-либо другому? Но не может быть, чтобы совсем не было никаких надежд.
Ночь, моя дорогая ночь, помоги мне!!! Войди мне в душу и успокой!
Ночь была велика и необъятна, черный бархат неба расстилался до самой бесконечности. Бесконечное пространство и бесконечное время… Он обещал мне власть над временем, но это снаружи меня, а мое время, время, которое течет у меня в сердце, поможет мне.
Где, ты любовь, где ты, счастье? — время, помоги! Я надеюсь на тебя, мое время, на мгновения, которые уходят одно за другим, над которыми не властна даже смерть. Вечность, да, похоже — это мое время. Время приведет все в порядок, расставит все по местам своим и тогда, я надеюсь, ясность будет мне наградой, и я пойму самого себя, наконец.
Время уходило, и ночь вместе с ним. Отчаяние и надежды на лучшее оставили неизгладимый след в моей душе. Скоро появится солнце, мое солнце, и я встречу его восход в моем мире, мире Халы, как встречал его в мире Земли. У меня теперь два мира — я стал другим, но я думаю, что это к лучшему. Ночь уходит, и неистовое солнце расстилает свое пламя над горизонтом. Я вспоминаю прошлое, живу в настоящем и надеюсь на будущее. Здравствуй, мир! А любовь, вернешься ли ты ко мне и в каком виде?! Я ничего не знаю, но будущее ждет меня, и я иду к нему!
Переломная ночь кончилась. Светлый мир сгладил последствия ее, но результат все равно остался: я — нечеловек, а между мной и людьми — пропасть. Внутренняя логика моих поступков исходит из симбиоза моей нечеловеческой сущности и человеческого начала, поэтому она в принципе не управляется ни моралью, ни законом людей — я сам по себе — сам себе и поступок, и судья. Я один такой в мире людей — перелом в моей душе совершился — у меня свой путь, а у людей — свой. Прошедшая ночь расставила все на свои места, и как ни больно осознавать это, но отныне выбора у меня уже нет: пока я — раб своей сущности, но я надеюсь, что в свое время она будет рабом меня!
Переломная ночь кончилась, и потекли дни и недели жизни в мире Халы. Однажды ко мне обратился один из моих спутников. Кстати говоря, я уже давно с трудом отличал, кто из них мой «родственник» — они оба были очень похожи и внешне, и в психологическом плане, и при внечувственном нечеловеческом восприятии. Он сказал мне: «Пойдем, посмотрим на людей», и я согласился.
За людьми мы наблюдали с вершины холма. Открытая степная равнина, на которой мы находились, давала прекрасный обзор — люди были как на ладони. Птицы пели у нас над головами, они свистели и щебетали на все окрестности. Пахло жаркой степью, немного влажной и пряной. Четыре различных типа машин, десятка два людей, да снующие туда-сюда роботы, по-видимому, выполняли какие-то исследования. Мы расположились гораздо дальше охранных роботов, поэтому могли свободно рассматривать пришельцев. Меня сразу же поразил один факт: люди двигались очень медленно, а их движения были неуклюжими, плохо скоординированными и неточными — фигуры в скафандрах казались больными.
— Ну и как тебе люди? — спросили у меня.
— Они производят впечатление тяжело больных, — ответил я.
— Вот именно, больных, а ведь все они здоровы. Теперь ты понимаешь, почему даже самые мелкие халанские хищники осмеливаются нападать на людей.
— Да, теперь эта маленькая тайна Халы для меня раскрыта, — сказал я, — люди двигаются, как больные халанские животные, и поэтому нападение на них имеет все шансы на успех. Посмотри, как они медлительны и неточны — если бы я был каким-нибудь мелким халанским хищником размером с собаку, то я бы не сомневался в том, что смогу одолеть одного из них за несколько мгновений, причем остальные за это время на помощь моей жертве прийти не успеют.
— У нас к тебе есть серьезный разговор, — сказал мой «отец».
Я сначала удивился, а потом испугался, а тем временем мы спустились с холма на противоположную от людей сторону.
— Ты готов? — спросили у меня.
— Да, я готов, — ответил я.
Мы стояли втроем друг перед другом, над нами было небо Халы, шелестела трава, и нам никто не мешал. Я внутренне напрягся, приготовившись к чему-то большому и неожиданному, и я не ошибся.
— Выслушай меня внимательно, — начал «отец». — Как ты думаешь, может ли Повелитель Миров распоряжаться чужими жизнями по своему усмотрению?
— Конечно же, — ответил я.
— Рассуждаем дальше: ты сам когда-нибудь распоряжался, владел ли ты сам когда-нибудь чужой жизнью?
— В полном смысле этого слова — нет, — ответил я. — Да, я убивал на охоте, но это — несущественно потому, что, как мне кажется, лишение жизни бессловесной твари ради еды не стоит столь сложных рассуждений о Хозяине Миров. Я чувствую, куда вы клоните, но помолчу и подожду, когда вы сами не скажете мне о том, чего же вы от меня хотите.
— Итак, ты должен научиться распоряжаться чужими жизнями, — продолжил второй, не «отец», — а главное — жизнями разумных существ.
Мои опасения подтверждались, но я хотел все выяснить до конца:
— Ты прав, я признаю это, и что дальше? — ответил я.
— Мы предлагаем тебе тренировку твоей психики и воли, — заговорил второй. — Для этого тебе даются люди — ты можешь входить на их базы и забирать жизни у тех людей, у которых захочешь. Это необходимая тренировка — вдруг тебе слишком сильно понравятся убийства — в таком случае на этом ты и закончишь свой путь к Властелину Вселенных.
— Знай же, — продолжил он, — что совесть твоя останется чистой, несмотря на то, что ты будешь делать с людьми, ибо ты не человек, а халанин. Человек может быть убийцей человека, и он попадает под действие моральных и правовых норм человечества. Но ни зверь, ни змея, ни ты, халанин, не принадлежите человечеству, поэтому и не попадаете под действие общечеловеческих правил, — даже если ты и заберешь жизнь у человека, то убийцей не будешь ни в глаза людей, ни, что еще более важно, в своих собственных глазах.
Это было первое, что я хотел сказать, а теперь я скажу второе: ты уже знаешь, что такое собственная смерть, и это поможет тебе во время тренировки. Мы надеемся, что бесценное знание своей смерти не позволит тебе свалиться в пучину дикости и бесчеловечной жестокости. Помни, что самое главное, ради чего все это делается, — это то, что ты должен научиться спокойно и ответственно распоряжаться чужими жизнями.
— Я согласен с такой логикой, — подумав, ответил я.
— Система безопасности на халанских базах рассчитана на зверей, а не на разумных существ, вроде нас. Ты сможешь легко преодолеть ее — я покажу тебе как. Ты будешь там все время задыхаться от недостатка кислорода, ибо земные 21% холодного кислорода и наши родные 87% горячего озона — это две совершенно разные вещи. Ни я, ни твой «отец» не пойдем с тобой — приучайся делать все сам — по-нашему общему мнению, ты уже готов к этому.
Не бойся ни оружия землян, ни их самих — ты слишком быстр и силен для них: противника, стоящего перед тобой в боксерской стойке, ты сможешь одолеть одним ударом, пробив ему насквозь и руки, и голову.
На базах ты встретишь множество различных людей: крепких мужчин, женщин, а также, возможно, пожилых людей и детей. У кого хочешь, у того и забирай жизнь — это твое право, но помни, что когда ты войдешь внутрь базы, то все ее обитатели будут уже обречены — халанские микроорганизмы, которые ты принесешь с собой, сделают свое черное дело: те, кого ты пощадишь, умрут в мучениях позже тех, кого ты убил.
Старайся отбирать жизнь, глядя прямо в глаза жертве: если ты уверен в необходимости лишения жизни, то ее глаза не будут для тебя помехой; если же ты не уверен в этом, то ее глаза остановят тебя.
Прочувствуй упоительный миг власти над чужой жизнью!
Тебе будет трудно первые несколько раз, но потом будет легче — и так ты привыкнешь. Не считай свои жертвы: сколько их будет — столько и будет. Ну, каково твое мнение?
— Логика ясная и четкая. Но хоть я внешне и халанин, в душе я все же считаю себя человеком и, отбирая жизнь у других людей, я буду чувствовать себя убийцей. Мне не подходит такая тренировка, — подытожил я.
Перед их ответом на эти мои слова, мне для ясности нужно сделать небольшое отступление. С момента первой встречи с Властелином Вселенных я чувствовал себя слабее и менее уверенно, чем он, — и это было естественно. По умолчанию, я ставил себя ниже его и вел себя соответственно; он же, по умолчанию, ставил себя выше меня, и поэтому обращался со мной хоть и дружелюбно, но все же сверху вниз. Так вот, «отец» ответил мне, подчеркнув интонацией слово «должен»:
— Ты должен потренироваться.
Все это было очень серьезно. Они давили на меня сверху вниз, ибо убедить меня логикой у них не получилось.
— Я ничего никому не должен! — воскликнул я.
Мое восклицание было абсолютно несерьезным в данном разговоре, имеющее только одну цель, — выигрыш времени и первую робкую попытку перехватить инициативу. Я отбросил все приличия и всю логику, поставив на первое место свое "я" и свои чувства. Дальше я продолжал уже более спокойным, но все же напряженным тоном:
— Когда я решу, что кого-нибудь мне надо убить… Именно «я решу», и именно «надо»… Так вот, когда я решу, что мне кого-нибудь надо убить, тогда я и убью того, кого решил — человека ли или же тебя!
Моим взглядом можно было резать сталь. Я стал равным им по силе воли и своему месту в мире. Мы стали равны друг другу в психологическом плане. Теперь я стал давить на них:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
Ветер усиливался, волны зашумели сильнее, рыбы ушли на глубину и отправились в открытое море, а мы все сидели. Волны успокаивали душу, казалось само сердце билось в их ритме, в ритме волн. Печали ушли, а надежда осталась. Уходить не хотелось, но когда начался шторм, и свирепый ветер стал бросать нам в лица соленые брызги, мы ушли.
А через несколько дней меня укусила ядовитая змея, и я умер. Я наступил на нее, спрятавшуюся среди листьев, наступил по глупости и неосторожности, причем наступил ей на хвост. Змея не собиралась нападать на такую крупную добычу вроде меня, ведь она сама была длиной меньше, чем я; но в ее понимании я напал на нее, и боль у нее в хвосте наглядно свидетельствовала об этом, поэтому нет ничего удивительного в том, что, «спасая свою жизнь», она укусила меня. Мои товарищи пытались спасти меня, сначала сделав прижигание, а потом попытавшись высосать отравленную кровь из ранки, но яд был силен, и оцепенение уже начало растекаться по телу приятной истомой. Я не боялся этой смерти, ведь я знал, что я человек, а здесь у меня просто прогулка в другом биологическом воплощении. Я не отождествлял себя с тем халанином, который сейчас умирал, лежа возле сине-белого куста под деревом с гладкой глянцевитой корой и мутнеющим взором смотрел на зеленый шатер из листьев с редкими огоньками белых и красных цветов. Это он умирал — не я.
Мысли у меня в голове ворочались с трудом, тяжелые и обрывочные. Я умирал постепенно и незаметно для себя, дрожа от озноба; зрение мое помутилось. Смерть не несла с собой ни боли, ни страданий, ни окончательности жизни — я был уверен, что буду существовать и дальше, поэтому смерть свою принял очень спокойно.
Так оно и оказалось. Мы сидели втроем вокруг тела, которое раньше было мной, и для которого все уже закончилось. Я смотрел на его бледные заострившиеся черты лица и думал о том, что он умер. Он умер, а я остался жив! И, тем не менее, в его смерти была какая-то завершенность, которая касалась всех нас. Я смотрел на свою смерть и думал, что теперь по-другому буду смотреть на свою жизнь. Мне нужно жить дальше со своей смертью бок о бок; жизнь и смерть сплелись во мне в единое целое, и с этим я отныне навек.
Не поняв смерть — не поймешь и жизнь.
Отныне у меня есть это бесценное знание, и я должен с успехом использовать его, а иначе все в моей смерти теряет свой смысл.
Живи в мире со своей смертью, человек!
Мы ушли. Мы покинули это печальное место, а я все думал и думал о своей смерти; я думал о ней всю свою жизнь, но по-настоящему серьезно стал обдумывать ее после того, как увидел свое мертвое тело.
Каждый умирает в одиночку.
Да, именно так: ты приходишь в этот мир один и уходишь из него тоже один; и глубокое понимание того, что начало и конец твоей жизни в основном касаются именно тебя одного, должно научить тебя правильно ощущать жизнь, правильно оценивать чувства, поступки и вещи, а также правильно расходовать свое время.
…Мы ушли. Мой "отец " сказал нам, что хоронить меня не надо, он потом просто уберет тело: переведет массу мертвого тела в энергию, которую возьмет себе, — вот и все. На планете не должны оставаться следы нашего пребывания — вдруг люди наткнутся здесь на человекоподобные кости, которым тут не место, что тогда? Для людей нас здесь не было и нет, а когда мы уйдем отсюда, то уйдем без следов своего пребывания на этой планете. Разума на Хале не было и нет, а мы трое — лишь временное порождение воли Хозяев Вселенных.
Люди спорят насчет наличия разума на Хале: почему его нет и будет ли он; а если он будет, то когда он будет и будет ли он вообще? — это вопросы без ответа для мира людей. А я знаю точно: Хала слишком молода, чтобы вырастить разум — он появится, но позже, спустя многие миллионы лет, если человечество допустит его возникновение.
Будущий разум Халы уже в момент своего рождения будет находиться под пятой человека, и развиваться он будет (если будет?!) тоже под контролем человека, и поэтому он никогда не достигнет тех высот, на которых находятся люди, — он будет всегда догонять, причем догонять очень медленно и до тех пор, пока не достигнет предела, установленного для него людьми. Земляне легко могут достигнуть своего, периодически уничтожая племена халан или же отдельных их представителей; у землян остается еще целый арсенал средств воздействия, который они будут применять по мере надобности. Но не надо думать, что земляне такие уж жестокие и негуманные, — если поменять халан и землян местами, то результат будет тем же самым: развитие землян будет происходить под пятой халан. Виноватых нет — таковы правила «игры», которая зовется «отношениями между разумными цивилизациями», — мой читатель, ты поймешь это позже, когда я расскажу тебе об органической ненависти миров друг к другу.
…А тем временем, прошло еще несколько дней нашего путешествия, и вот пришла эта ночь. Она была теплая и бархатная. Я сидел без сна под чужими звездами и думал.
Где ты, любовь, где ты?! Ты ушла от меня навсегда, ибо, наконец, я осознал, что я — нечеловек. Любовь может быть между человеком и человеком, а я кто?! Человек не может дышать воздухом Халы и вспоминать свою смерть, не может!!! Любовь ушла от меня, но я, надеюсь, осталась в том человеке в другой Вселенной, которым раньше был я.
И зачем я только согласился на это?! Власть над миром, власть над временем, — к чему она?! Слезы были у меня в душе — не в глазах. Бархатная ночь смотрела на меня своими звездами, а я смотрел внутрь себя. Теперь я понял, что значит «никогда» и «навсегда»: я никогда не буду человеком, никогда не буду одним из них. Я был человеком раньше, и я навсегда потерял это. Я потерял любовь, и потерял ее навсегда… Потеря жгла меня изнутри, но я понимал, что так и должно быть. Жизнь состоит из потерь и приобретений — я потерял людей, но приобрел право на власть над миром.
Но зачем я согласился?! Удивление и любопытство — да, наверное, так оно и было. А может быть, суть заключается в чем-то другом? Может дело заключается в том, что уже тогда я чувствовал свое великое предначертание? Власть над миром — к чему она? Вот вернусь я с Халы назад, к жене, вернусь другим — более сильным и уверенным в себе, чем был раньше, и совсем-совсем, абсолютно чужим. Воздух Халы и моя смерть встали между мной и людьми. Что мне делать? Что у меня остается? Надеяться? На кого? На «отца»? — но это моя боль и моя утрата — так должно было быть и так есть. Молиться? Кому? — себе или кому-либо другому? Но не может быть, чтобы совсем не было никаких надежд.
Ночь, моя дорогая ночь, помоги мне!!! Войди мне в душу и успокой!
Ночь была велика и необъятна, черный бархат неба расстилался до самой бесконечности. Бесконечное пространство и бесконечное время… Он обещал мне власть над временем, но это снаружи меня, а мое время, время, которое течет у меня в сердце, поможет мне.
Где, ты любовь, где ты, счастье? — время, помоги! Я надеюсь на тебя, мое время, на мгновения, которые уходят одно за другим, над которыми не властна даже смерть. Вечность, да, похоже — это мое время. Время приведет все в порядок, расставит все по местам своим и тогда, я надеюсь, ясность будет мне наградой, и я пойму самого себя, наконец.
Время уходило, и ночь вместе с ним. Отчаяние и надежды на лучшее оставили неизгладимый след в моей душе. Скоро появится солнце, мое солнце, и я встречу его восход в моем мире, мире Халы, как встречал его в мире Земли. У меня теперь два мира — я стал другим, но я думаю, что это к лучшему. Ночь уходит, и неистовое солнце расстилает свое пламя над горизонтом. Я вспоминаю прошлое, живу в настоящем и надеюсь на будущее. Здравствуй, мир! А любовь, вернешься ли ты ко мне и в каком виде?! Я ничего не знаю, но будущее ждет меня, и я иду к нему!
Переломная ночь кончилась. Светлый мир сгладил последствия ее, но результат все равно остался: я — нечеловек, а между мной и людьми — пропасть. Внутренняя логика моих поступков исходит из симбиоза моей нечеловеческой сущности и человеческого начала, поэтому она в принципе не управляется ни моралью, ни законом людей — я сам по себе — сам себе и поступок, и судья. Я один такой в мире людей — перелом в моей душе совершился — у меня свой путь, а у людей — свой. Прошедшая ночь расставила все на свои места, и как ни больно осознавать это, но отныне выбора у меня уже нет: пока я — раб своей сущности, но я надеюсь, что в свое время она будет рабом меня!
Переломная ночь кончилась, и потекли дни и недели жизни в мире Халы. Однажды ко мне обратился один из моих спутников. Кстати говоря, я уже давно с трудом отличал, кто из них мой «родственник» — они оба были очень похожи и внешне, и в психологическом плане, и при внечувственном нечеловеческом восприятии. Он сказал мне: «Пойдем, посмотрим на людей», и я согласился.
За людьми мы наблюдали с вершины холма. Открытая степная равнина, на которой мы находились, давала прекрасный обзор — люди были как на ладони. Птицы пели у нас над головами, они свистели и щебетали на все окрестности. Пахло жаркой степью, немного влажной и пряной. Четыре различных типа машин, десятка два людей, да снующие туда-сюда роботы, по-видимому, выполняли какие-то исследования. Мы расположились гораздо дальше охранных роботов, поэтому могли свободно рассматривать пришельцев. Меня сразу же поразил один факт: люди двигались очень медленно, а их движения были неуклюжими, плохо скоординированными и неточными — фигуры в скафандрах казались больными.
— Ну и как тебе люди? — спросили у меня.
— Они производят впечатление тяжело больных, — ответил я.
— Вот именно, больных, а ведь все они здоровы. Теперь ты понимаешь, почему даже самые мелкие халанские хищники осмеливаются нападать на людей.
— Да, теперь эта маленькая тайна Халы для меня раскрыта, — сказал я, — люди двигаются, как больные халанские животные, и поэтому нападение на них имеет все шансы на успех. Посмотри, как они медлительны и неточны — если бы я был каким-нибудь мелким халанским хищником размером с собаку, то я бы не сомневался в том, что смогу одолеть одного из них за несколько мгновений, причем остальные за это время на помощь моей жертве прийти не успеют.
— У нас к тебе есть серьезный разговор, — сказал мой «отец».
Я сначала удивился, а потом испугался, а тем временем мы спустились с холма на противоположную от людей сторону.
— Ты готов? — спросили у меня.
— Да, я готов, — ответил я.
Мы стояли втроем друг перед другом, над нами было небо Халы, шелестела трава, и нам никто не мешал. Я внутренне напрягся, приготовившись к чему-то большому и неожиданному, и я не ошибся.
— Выслушай меня внимательно, — начал «отец». — Как ты думаешь, может ли Повелитель Миров распоряжаться чужими жизнями по своему усмотрению?
— Конечно же, — ответил я.
— Рассуждаем дальше: ты сам когда-нибудь распоряжался, владел ли ты сам когда-нибудь чужой жизнью?
— В полном смысле этого слова — нет, — ответил я. — Да, я убивал на охоте, но это — несущественно потому, что, как мне кажется, лишение жизни бессловесной твари ради еды не стоит столь сложных рассуждений о Хозяине Миров. Я чувствую, куда вы клоните, но помолчу и подожду, когда вы сами не скажете мне о том, чего же вы от меня хотите.
— Итак, ты должен научиться распоряжаться чужими жизнями, — продолжил второй, не «отец», — а главное — жизнями разумных существ.
Мои опасения подтверждались, но я хотел все выяснить до конца:
— Ты прав, я признаю это, и что дальше? — ответил я.
— Мы предлагаем тебе тренировку твоей психики и воли, — заговорил второй. — Для этого тебе даются люди — ты можешь входить на их базы и забирать жизни у тех людей, у которых захочешь. Это необходимая тренировка — вдруг тебе слишком сильно понравятся убийства — в таком случае на этом ты и закончишь свой путь к Властелину Вселенных.
— Знай же, — продолжил он, — что совесть твоя останется чистой, несмотря на то, что ты будешь делать с людьми, ибо ты не человек, а халанин. Человек может быть убийцей человека, и он попадает под действие моральных и правовых норм человечества. Но ни зверь, ни змея, ни ты, халанин, не принадлежите человечеству, поэтому и не попадаете под действие общечеловеческих правил, — даже если ты и заберешь жизнь у человека, то убийцей не будешь ни в глаза людей, ни, что еще более важно, в своих собственных глазах.
Это было первое, что я хотел сказать, а теперь я скажу второе: ты уже знаешь, что такое собственная смерть, и это поможет тебе во время тренировки. Мы надеемся, что бесценное знание своей смерти не позволит тебе свалиться в пучину дикости и бесчеловечной жестокости. Помни, что самое главное, ради чего все это делается, — это то, что ты должен научиться спокойно и ответственно распоряжаться чужими жизнями.
— Я согласен с такой логикой, — подумав, ответил я.
— Система безопасности на халанских базах рассчитана на зверей, а не на разумных существ, вроде нас. Ты сможешь легко преодолеть ее — я покажу тебе как. Ты будешь там все время задыхаться от недостатка кислорода, ибо земные 21% холодного кислорода и наши родные 87% горячего озона — это две совершенно разные вещи. Ни я, ни твой «отец» не пойдем с тобой — приучайся делать все сам — по-нашему общему мнению, ты уже готов к этому.
Не бойся ни оружия землян, ни их самих — ты слишком быстр и силен для них: противника, стоящего перед тобой в боксерской стойке, ты сможешь одолеть одним ударом, пробив ему насквозь и руки, и голову.
На базах ты встретишь множество различных людей: крепких мужчин, женщин, а также, возможно, пожилых людей и детей. У кого хочешь, у того и забирай жизнь — это твое право, но помни, что когда ты войдешь внутрь базы, то все ее обитатели будут уже обречены — халанские микроорганизмы, которые ты принесешь с собой, сделают свое черное дело: те, кого ты пощадишь, умрут в мучениях позже тех, кого ты убил.
Старайся отбирать жизнь, глядя прямо в глаза жертве: если ты уверен в необходимости лишения жизни, то ее глаза не будут для тебя помехой; если же ты не уверен в этом, то ее глаза остановят тебя.
Прочувствуй упоительный миг власти над чужой жизнью!
Тебе будет трудно первые несколько раз, но потом будет легче — и так ты привыкнешь. Не считай свои жертвы: сколько их будет — столько и будет. Ну, каково твое мнение?
— Логика ясная и четкая. Но хоть я внешне и халанин, в душе я все же считаю себя человеком и, отбирая жизнь у других людей, я буду чувствовать себя убийцей. Мне не подходит такая тренировка, — подытожил я.
Перед их ответом на эти мои слова, мне для ясности нужно сделать небольшое отступление. С момента первой встречи с Властелином Вселенных я чувствовал себя слабее и менее уверенно, чем он, — и это было естественно. По умолчанию, я ставил себя ниже его и вел себя соответственно; он же, по умолчанию, ставил себя выше меня, и поэтому обращался со мной хоть и дружелюбно, но все же сверху вниз. Так вот, «отец» ответил мне, подчеркнув интонацией слово «должен»:
— Ты должен потренироваться.
Все это было очень серьезно. Они давили на меня сверху вниз, ибо убедить меня логикой у них не получилось.
— Я ничего никому не должен! — воскликнул я.
Мое восклицание было абсолютно несерьезным в данном разговоре, имеющее только одну цель, — выигрыш времени и первую робкую попытку перехватить инициативу. Я отбросил все приличия и всю логику, поставив на первое место свое "я" и свои чувства. Дальше я продолжал уже более спокойным, но все же напряженным тоном:
— Когда я решу, что кого-нибудь мне надо убить… Именно «я решу», и именно «надо»… Так вот, когда я решу, что мне кого-нибудь надо убить, тогда я и убью того, кого решил — человека ли или же тебя!
Моим взглядом можно было резать сталь. Я стал равным им по силе воли и своему месту в мире. Мы стали равны друг другу в психологическом плане. Теперь я стал давить на них:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67