Это было похоже на мимолетный кадр из фильма: побелевшее, решительное, сосредоточенное лицо Паскаля – как перед атакой. Видел ли их Стар? Догадывался ли, что рядом есть кто-то еще?
– Прошу тебя, Стар, – произнесла Джини умоляющим тоном, глядя ему прямо в глаза и пытаясь прикоснуться к нему свободной рукой. Она старалась повернуться так, чтобы загородить собой от него Паскаля и Марианну. – Пожалуйста, пойдем в дом. Мне хочется туда, хочется побыть с тобой…
Что-то дрогнуло в его лице, его глазах. Видно, ему в голову пришла какая-то новая идея – вид его стал еще более целеустремленным и сосредоточенным. Стар выпустил руку Джини и, несколько ослабив хватку, обнял ее за плечи. Он повел ее к широким ступенькам, не опуская, однако, пистолета. Сталь ствола больше не впивалась ей в шею – Стар нежно поглаживал ей пистолетом горло. Они подошли к лестнице под навесом. Джини начала машинально считать ступеньки – их оказалось восемь. Стар, порывшись левой рукой в кармане, вытащил ключи и отдал их ей:
– Открывай дверь. Быстрее открывай, сволочь! И лифт вызывай – быстро…
«Прекрасно, – подумала Джини. – Никого рядом». Никого. Только она, Стар и этот, ключ. Мир сузился до размеров площадки перед дверью подъезда. Руки ее дрожали. Эта дрожь была неудержимой. Джини никак не могла попасть ключом в скважину. Ключ только дергался и беспомощно скреб металл.
– Я помогу тебе, Джини, – прозвучал спокойный голос справа, и она почувствовала прикосновение руки Паскаля. Он открыл дверь с первого раза.
* * *
У Паскаля было такое ощущение, будто в его мозгу лихорадочно защелкал затвор фотоаппарата. Получилась серия любопытных кадров. Дорогая машина ехала так, будто ею управлял нетрезвый или очень неопытный водитель: сперва рванула вперед, потом так же резко затормозила всего в каких-нибудь нескольких метрах перед ними. Одним ухом он еще слушал Марианну, рассказывающую ему о том, как весело будет у нее на дне рождения. Особые надежды дочь возлагала на фокусника, который будет доставать из шляпы живых кроликов. Однако уже в следующее мгновение все внимание Паскаля переключилось на мужчину, который встал с правого сиденья машины. На нем была кровь, а в руке тускло блестел пистолет. Однако это было еще полбеды: он успел подхватить Марианну на руки и уже рванулся к ближайшему подъезду, до которого было не более пяти метров. К тому же мужчина вряд ли представлял для них опасность: он был явно не в себе, одурманенный чем-то, и дергался, как марионетка. Скорее всего он просто не замечал прохожих на тротуаре. Таким образом, еще было время спокойно повернуться и увести отсюда Марианну, не привлекая к себе внимания.
Паскаль заставил себя перейти на шаг. Когда же он совершенно неожиданно для себя услышал имя Джини, то замер на месте. Паскаль не ушел. В подобной ситуации это было единственно возможным для него поступком, который вместе с тем мог стоить ему жизни.
Джини специально тянула время, спасая его и Марианну. Паскаль видел все. Эти десять секунд показались ему вечностью. Она прикрыла их с Марианной своим телом, а потом начала подниматься с тем человеком по лестнице. Паскаль опустил Марианну на тротуар и подтолкнул к ближайшему подъезду.
– Не двигайся, – приказал он ей. – Стой, пока я не войду в тот дом с Джини и человеком, который сейчас вместе с ней. Как только дверь закроется, возвращайся скорее к маме. Пусть звонит в полицию. Немедленно. Расскажи ей все, что видела. Расскажи, где я. Ты все поняла, Марианна?
Она подняла к нему свое маленькое побледневшее личико с широко раскрытыми глазами. В его душе шевельнулся ужас: неужели заплачет? Закричит, вцепится в него, не захочет отпускать? Однако в лице ее не было паники – оно было серьезным и внимательным. Марианна молча кивнула. И Паскаль впервые в полной степени осознал, насколько дорог ему этот родной человечек, почувствовав к дочери болезненную, щемящую, почти невыносимую любовь. Пожав ей на прощание ладошку, он бесшумно побежал по тротуару и столь же неслышно и быстро поднялся по ступеням. Через несколько секунд его рука накрыла ладонь Джини – он помог ей вставить в скважину ключ.
Мозг тем временем фиксировал все новую информацию – вспышка невидимого фотоаппарата работала без остановки. Пистолет оказался «береттой». Модификация – 93R. Его владелец, насколько можно судить, к огнестрельному оружию непривычен. На взводе, но реакция заторможенная. Лицо белое как мел, глаза беспокойно бегают. Наверное, он вообще не воспринимал Паскаля как часть реальности, пока входная дверь не захлопнулась за ними и все трое оказались в вестибюле. И только там, стоя спиной к лифту на черно-белом плиточном полу в шахматную клетку, этот мужчина, по-прежнему упиравший пистолетное дуло в подбородок Джини, кажется, наконец заметил Паскаля.
«Помедленнее, помедленнее прокручивай», – подумал Паскаль, внимательно наблюдая за молодым человеком, который застыл, будто перед его глазами мелькали кадры какой-то киноленты. Должно быть, «кинопроектор» крутил пленку слишком быстро. Кое-что в этом фильме мужчина улавливал, но многое оставалось для него непонятным.
Встретив его настороженный взгляд, Паскаль приветливо улыбнулся ему, точно старому знакомому. Поправив на плече ремень сумки с фотопринадлежностями, он вежливо осведомился:
– Хотите, чтобы я вызвал лифт? Вам на какой этаж? Простой вопрос, по-видимому, помог мужчине сориентироваться.
– Просто вызовите – и все, – ответил он.
Паскаль так и сделал. Движения его были плавными, в них не было ничего угрожающего. Молодой человек пятясь вошел в кабину лифта и потащил за собой Джини. Пистолет по-прежнему был приставлен к ее горлу.
Паскаль подождал, пока двери лифта начнут закрываться, и в последний момент всунул между ними ногу.
Он попытался прочитать выражение лица Джини, уловить хоть какой-то намек. Главным при этом было не совершить ошибки. Ни слова, ни жеста – ничего, что могло быть истолковано как угроза. До этого глаза Джини, расширенные от страха, глядели ему прямо в лицо. Теперь же, когда он придержал двери лифта, лицо ее стало напряженно-многозначительным. Ее взор был явно направлен на его сумку.
– Могу чем-либо помочь? – учтиво заговорил Паскаль, лихорадочно соображая, что бы мог означать этот взгляд. – Видите ли, я работаю с Джини и… – Он сосредоточенно сдвинул брови и внезапно все понял. – В общем, я фотограф.
– В самом деле? – Молодой мужчина пристально уставился на него. Его глаза были поначалу тусклыми, но затем в них вспыхнула искорка интереса. Он судорожно дернулся.
– Это камеры, что ли? – мотнул парень головой в сторону сумки. – У вас там фотоаппараты?
В его голосе послышались нотки возбуждения, пожалуй, даже благоговения.
– Конечно. Камеры. Объективы. Пленка. Цветная. Черно-белая…
– Ну и что скажешь? Правду он говорит?
Молодого человека слегка передернуло. Тыча пистолетом Джини в подбородок, он одновременно с интересом рассматривал Паскаля.
– Это Паскаль Ламартин, – тихо произнесла Джини. – Мы с ним в самом деле работаем вместе.
– Вот видите? Так я поднимусь с вами? Вы не против? – Не дожидаясь ответа, Паскаль шагнул в кабину, но вглубь не пошел, оставшись у дверей. – На какой этаж едем?
Он внимательно наблюдал за лицом мужчины. Паскаль ожидал каких-то действий с его стороны, когда входил в кабину лифта, однако никакой реакции не последовало. Насколько можно было судить, имя Паскаля, прозвучавшее из уст Джини, произвело на молодого человека большое впечатление. Вначале в его глазах заметалось неверие, потом застыло непонимание и в конце концов – когда одурманенное сознание полностью усвоило прозвучавшее имя – вспыхнули облегчение и непонятное ликование.
«Только не в лифте, – подумал Паскаль. – И не на площадке десятого этажа. Места мало, к тому же он держит Джини все еще достаточно крепко».
Молодой человек бросил ему ключи и велел открыть дверь.
«А вот в квартире – другое дело, – продолжал размышлять Паскаль, когда они вошли в большое, тесно заставленное мебелью помещение. – Да, именно здесь. Когда он в конце концов отпустит ее. Когда расслабится, потеряет бдительность. Тогда».
– Я знаю тебя, Паскаль. – На лице мужчины было написано чуть ли не мессианское прозрение. Выбрав самую безопасную для себя позицию, он прислонился к стенке камина, продолжая держать перед собой Джини.
– Да-да, знаю. Знаком с твоими работами. У меня даже кое-какие твои снимки есть. Ведь это ты, кажется, принцессу Каролину Монакскую фотографировал. Помнишь? Я ее фотографии отовсюду вырезаю. А еще фотографии кинозвезды американской – Сони Суон. Отличные снимки. Ты работаешь на мои любимые журналы – «Пари-матч», «Пипл»… – Он наморщил лоб, словно что-то припоминая. – Только в последнее время тебя почему-то не видно.
– Верно. В последнее время я в основном другими делами занимался. Знаешь, как оно бывает…
– Ну да, конечно. Как не знать… Я это к тому, что трудно, наверное, к этим знаменитостям подобраться. Минуя охрану, собак… Снимать то, что не предназначено для чужих глаз. Мне такие снимки особенно нравятся. Взять ту же Соню Суон. Эта сучка не лучше любой проститутки, и ты показал ее именно такой, какая она есть на самом деле.
Он замолчал, прямо-таки светясь от удовольствия.
«Ирония судьбы», – внутренне усмехнулся Паскаль. Те три года его жизни, которые он считал наиболее бесполезными и презренными, которых так стыдился, неожиданно сослужили ему добрую службу. Одного взгляда на подонка, который стоял сейчас перед ним, было достаточно, чтобы поставить точный диагноз: болезненная жажда славы в тяжелой степени. «Особая форма помешательства, – подумал Паскаль. – И сколько таких по свету ходит? Поклонники, фанатики, мечтающие хотя бы на миг искупаться в лучах известности, пусть даже чужой».
– Я до сих пор храню твои снимки, которые вырезал. – Парень внезапно залился пронзительным смехом. – И находятся они тут. Кое-что из своих вещей я держу в комнате моей матери – это здесь недалеко, через коридор. Может, позже вместе посмотрим. Они в чемодане лежат, под кроватью. – Он замолчал, собираясь с мыслями, и снова скривился в судороге.
– Слушай, Паскаль, ты вроде парень неглупый. Правильно я говорю? Хочу попросить тебя об одной вещи. Обойди всю квартиру, каждую комнату, закрой все жалюзи и задерни шторы. И свет зажечь не забудь. А потом пойди на кухню и принеси мне воды. В холодильнике стоит, в бутылках. Матильда специально для меня держит. Принеси запечатанную бутылку и стакан. И смотри, Паскаль, будь умницей, а не то…
– Что ты, что ты, все понимаю.
Паскаль направился к окнам. Он рассчитывал время: сколько его осталось – пять минут, десять? Интересно, включат они сирены или подкрадутся без шума?
Паскаль быстро обошел квартиру, хорошо запомнив расположение комнат. Ее «хребтом» служил длинный темный коридор, по обе стороны которого располагались по две комнаты: две большие комнаты – направо, две спальни – налево. При каждой спальне – по ванной с туалетом. Та комната, в которую они вошли сразу втроем, была гостиной. Вторая служила столовой. В конце коридора располагалась большая и старомодная кухня. Планировка была почти такая же, как и в квартире Элен, только эта была чуть меньше. Это вселяло определенную надежду.
Однако стоило ему прийти на кухню, как все его надежды рухнули. Как и в квартире Элен, с этой кухни был черный ход на пожарную лестницу. Но воспользоваться им не было никакой возможности. Паскаль в отчаянии смотрел на дверь черного хода: надо же так обмануться!
Дверь была загорожена гигантским холодильником, сдвинуть который с места было под силу разве что трактору. Паскаль не без труда открыл защелки на всех окнах, хотя и сомневался, что это что-то даст. Эти окна не открывались, наверное, уже лет двадцать – рамы были сплошь замазаны краской. Ни единой щелочки. Он налег покрепче на окно, расположенное над раковиной. Но тщетно – рама была будто вырублена из цельного куска мрамора.
Осмотревшись получше на кухне, Паскаль быстро начал один за другим выдвигать ящики серванта и в конце концов нашел то, что искал, – длинный, узкий и очень острый нож. Он сунул его во внутренний карман куртки, однако оптимизма от этого не испытал. Нож против пистолета – практически ничто.
Паскаль возвращался с кухни с водой – интересно, зачем этому шизику вода? – когда услышал из гостиной звук, от которого у него похолодело в груди. Низкий стон сменился приглушенным вскриком. Джини!..
– Пожалуйста, не надо… – донеслось до его слуха. – Стар, нет, только не сейчас. Умоляю тебя… Нам нужно поговорить. Ты же сам говорил об интервью. У меня в сумке есть диктофон, кассеты…
Паскаль подошел к двери. Он опоздал секунд на пять. Если благоприятная возможность и была, то только раньше. Теперь же от нее не осталось и следа. Неизвестно, что делал Стар, но он, услышав шаги Паскаля, прервал свое занятие. Паскаль с лицом белее мела замер на пороге.
По отдельным деталям он мог восстановить то, что здесь только что происходило. И это повергло его в ужас. Джини стояла перед Старом на коленях и дрожала всем телом. Ремень на брюках Стара был расстегнут; в правой руке он по-прежнему сжимал пистолет, который на сей раз был приставлен к виску Джини. Его левая ладонь лежала на ее затылке. Физиономия этого мерзавца выражала неприкрытую похоть. При появлении Паскаля он рывком поднял Джини с пола.
– Воду поставь здесь, а сам отойди в угол. Быстро! – Он выждал, пока Паскаль не исполнил его приказания. – Вот и прекрасно. Я тут интервью даю, а Паскаль, думается, может тем временем нас пофотографировать. Неплохие снимочки получатся, правда? Сейчас буду рассказывать все по порядку… – Его глаза слегка затуманились, но тут же вновь обрели живой блеск.
– Я мог бы многое порассказать тебе и в самом деле намеревался это сделать. Но теперь – не знаю. Наверное, изложу только основные факты. Вкратце. Потому что мне в любую минуту может захотеться чего-нибудь другого…
Стар внезапно умолк, дернув шеей, как животное. Он весь обратился в слух. Прислушивался он. Прислушивалась Джини. Прислушивался Паскаль. Они прислушивались к нарастающему вою множества сирен.
Этот звук все приближался, становился громким, душераздирающим. И внезапно оборвался. Стар издал долгий вздох. Он вновь привлек Джини к себе, и Паскаль увидел выражение животного страха на ее лице. По ее лицу текла кровь. Она зажмурилась и сжала кулаки. В правой руке Стар держал у ее горла пистолет, а левую положил ей на грудь.
Только что Стар настороженно слушал надрывный вой сирен. А теперь, судя по всему, наслаждался наступившим безмолвием.
– Кажется, зрители пожаловали, – выдавил он из себя.
* * *
В половине двенадцатого, в то время как Куэст, покачивая бедрами, шествовала по подиуму в платье цвета фуксии, Роуленд пробирался по проходу между секторами в выходу.
Глядя на побледневшие от напряжения лица жандармов, оцепивших последний ряд, он явственно услышал внутренний голос: «Нет, все будет не так. Совсем не так». Что бы ни говорил Стар Майне, этот сценарий был слишком прост, в него слишком легко было поверить. Роуленд быстро вышел из здания. То, что здесь затевалось, было чистой воды театром, но Роуленд, кем бы ни был настоящий режиссер, не собирался исполнять в этом спектакле роль статиста.
Оказавшись на улице, он увидел, что массовка уже собирается. Прибытие Группы вмешательства, как и можно было ожидать, до предела возбудило прессу. За пределами дворика перед входом в Дом Казарес уже бурлило море репортеров, фотографов и съемочных групп. Кое-где вспыхивали ожесточенные споры с полицией. Некоторым из числа особенно бойких удавалось проникнуть за полицейское оцепление, однако их сразу же выталкивали обратно. Тем не менее натиск пишущей и снимающей братии на выставленные полицией заграждения не ослабевал. Обогнув разгоряченную толпу, Роуленд вышел на задворки. Он миновал запертые ворота, за которыми, насколько ему было известно, располагалась гаражная стоянка «Мерседесов» Казарес. Затем увидел служебный вход в здание.
Через каких-нибудь несколько минут журналисты возьмут в осаду и эту неприметную железную калитку, однако пока здесь было тихо. Угрюмый охранник на входе принял гостя не слишком приветливо.
– Посторонним вход воспрещен, – официально известил он Роуленда. – Всем посторонним.
Так что если посторонний сейчас же не уйдет отсюда подобру-поздорову, добавил охранник, угрожающе потянувшись к телефону, то через пару секунд здесь появятся крутые ребята, которые быстренько выяснят, что это за птица.
Роуленд ушел. Он знал только два места, где мог объявиться Стар, – квартира Матильды Дюваль или комната Шанталь. Однако Матильда должна была находиться сейчас здесь, на просмотре. Сидит, наверное, тихо в комнатке, о которой рассказывала ему Жюльет де Нерваль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
– Прошу тебя, Стар, – произнесла Джини умоляющим тоном, глядя ему прямо в глаза и пытаясь прикоснуться к нему свободной рукой. Она старалась повернуться так, чтобы загородить собой от него Паскаля и Марианну. – Пожалуйста, пойдем в дом. Мне хочется туда, хочется побыть с тобой…
Что-то дрогнуло в его лице, его глазах. Видно, ему в голову пришла какая-то новая идея – вид его стал еще более целеустремленным и сосредоточенным. Стар выпустил руку Джини и, несколько ослабив хватку, обнял ее за плечи. Он повел ее к широким ступенькам, не опуская, однако, пистолета. Сталь ствола больше не впивалась ей в шею – Стар нежно поглаживал ей пистолетом горло. Они подошли к лестнице под навесом. Джини начала машинально считать ступеньки – их оказалось восемь. Стар, порывшись левой рукой в кармане, вытащил ключи и отдал их ей:
– Открывай дверь. Быстрее открывай, сволочь! И лифт вызывай – быстро…
«Прекрасно, – подумала Джини. – Никого рядом». Никого. Только она, Стар и этот, ключ. Мир сузился до размеров площадки перед дверью подъезда. Руки ее дрожали. Эта дрожь была неудержимой. Джини никак не могла попасть ключом в скважину. Ключ только дергался и беспомощно скреб металл.
– Я помогу тебе, Джини, – прозвучал спокойный голос справа, и она почувствовала прикосновение руки Паскаля. Он открыл дверь с первого раза.
* * *
У Паскаля было такое ощущение, будто в его мозгу лихорадочно защелкал затвор фотоаппарата. Получилась серия любопытных кадров. Дорогая машина ехала так, будто ею управлял нетрезвый или очень неопытный водитель: сперва рванула вперед, потом так же резко затормозила всего в каких-нибудь нескольких метрах перед ними. Одним ухом он еще слушал Марианну, рассказывающую ему о том, как весело будет у нее на дне рождения. Особые надежды дочь возлагала на фокусника, который будет доставать из шляпы живых кроликов. Однако уже в следующее мгновение все внимание Паскаля переключилось на мужчину, который встал с правого сиденья машины. На нем была кровь, а в руке тускло блестел пистолет. Однако это было еще полбеды: он успел подхватить Марианну на руки и уже рванулся к ближайшему подъезду, до которого было не более пяти метров. К тому же мужчина вряд ли представлял для них опасность: он был явно не в себе, одурманенный чем-то, и дергался, как марионетка. Скорее всего он просто не замечал прохожих на тротуаре. Таким образом, еще было время спокойно повернуться и увести отсюда Марианну, не привлекая к себе внимания.
Паскаль заставил себя перейти на шаг. Когда же он совершенно неожиданно для себя услышал имя Джини, то замер на месте. Паскаль не ушел. В подобной ситуации это было единственно возможным для него поступком, который вместе с тем мог стоить ему жизни.
Джини специально тянула время, спасая его и Марианну. Паскаль видел все. Эти десять секунд показались ему вечностью. Она прикрыла их с Марианной своим телом, а потом начала подниматься с тем человеком по лестнице. Паскаль опустил Марианну на тротуар и подтолкнул к ближайшему подъезду.
– Не двигайся, – приказал он ей. – Стой, пока я не войду в тот дом с Джини и человеком, который сейчас вместе с ней. Как только дверь закроется, возвращайся скорее к маме. Пусть звонит в полицию. Немедленно. Расскажи ей все, что видела. Расскажи, где я. Ты все поняла, Марианна?
Она подняла к нему свое маленькое побледневшее личико с широко раскрытыми глазами. В его душе шевельнулся ужас: неужели заплачет? Закричит, вцепится в него, не захочет отпускать? Однако в лице ее не было паники – оно было серьезным и внимательным. Марианна молча кивнула. И Паскаль впервые в полной степени осознал, насколько дорог ему этот родной человечек, почувствовав к дочери болезненную, щемящую, почти невыносимую любовь. Пожав ей на прощание ладошку, он бесшумно побежал по тротуару и столь же неслышно и быстро поднялся по ступеням. Через несколько секунд его рука накрыла ладонь Джини – он помог ей вставить в скважину ключ.
Мозг тем временем фиксировал все новую информацию – вспышка невидимого фотоаппарата работала без остановки. Пистолет оказался «береттой». Модификация – 93R. Его владелец, насколько можно судить, к огнестрельному оружию непривычен. На взводе, но реакция заторможенная. Лицо белое как мел, глаза беспокойно бегают. Наверное, он вообще не воспринимал Паскаля как часть реальности, пока входная дверь не захлопнулась за ними и все трое оказались в вестибюле. И только там, стоя спиной к лифту на черно-белом плиточном полу в шахматную клетку, этот мужчина, по-прежнему упиравший пистолетное дуло в подбородок Джини, кажется, наконец заметил Паскаля.
«Помедленнее, помедленнее прокручивай», – подумал Паскаль, внимательно наблюдая за молодым человеком, который застыл, будто перед его глазами мелькали кадры какой-то киноленты. Должно быть, «кинопроектор» крутил пленку слишком быстро. Кое-что в этом фильме мужчина улавливал, но многое оставалось для него непонятным.
Встретив его настороженный взгляд, Паскаль приветливо улыбнулся ему, точно старому знакомому. Поправив на плече ремень сумки с фотопринадлежностями, он вежливо осведомился:
– Хотите, чтобы я вызвал лифт? Вам на какой этаж? Простой вопрос, по-видимому, помог мужчине сориентироваться.
– Просто вызовите – и все, – ответил он.
Паскаль так и сделал. Движения его были плавными, в них не было ничего угрожающего. Молодой человек пятясь вошел в кабину лифта и потащил за собой Джини. Пистолет по-прежнему был приставлен к ее горлу.
Паскаль подождал, пока двери лифта начнут закрываться, и в последний момент всунул между ними ногу.
Он попытался прочитать выражение лица Джини, уловить хоть какой-то намек. Главным при этом было не совершить ошибки. Ни слова, ни жеста – ничего, что могло быть истолковано как угроза. До этого глаза Джини, расширенные от страха, глядели ему прямо в лицо. Теперь же, когда он придержал двери лифта, лицо ее стало напряженно-многозначительным. Ее взор был явно направлен на его сумку.
– Могу чем-либо помочь? – учтиво заговорил Паскаль, лихорадочно соображая, что бы мог означать этот взгляд. – Видите ли, я работаю с Джини и… – Он сосредоточенно сдвинул брови и внезапно все понял. – В общем, я фотограф.
– В самом деле? – Молодой мужчина пристально уставился на него. Его глаза были поначалу тусклыми, но затем в них вспыхнула искорка интереса. Он судорожно дернулся.
– Это камеры, что ли? – мотнул парень головой в сторону сумки. – У вас там фотоаппараты?
В его голосе послышались нотки возбуждения, пожалуй, даже благоговения.
– Конечно. Камеры. Объективы. Пленка. Цветная. Черно-белая…
– Ну и что скажешь? Правду он говорит?
Молодого человека слегка передернуло. Тыча пистолетом Джини в подбородок, он одновременно с интересом рассматривал Паскаля.
– Это Паскаль Ламартин, – тихо произнесла Джини. – Мы с ним в самом деле работаем вместе.
– Вот видите? Так я поднимусь с вами? Вы не против? – Не дожидаясь ответа, Паскаль шагнул в кабину, но вглубь не пошел, оставшись у дверей. – На какой этаж едем?
Он внимательно наблюдал за лицом мужчины. Паскаль ожидал каких-то действий с его стороны, когда входил в кабину лифта, однако никакой реакции не последовало. Насколько можно было судить, имя Паскаля, прозвучавшее из уст Джини, произвело на молодого человека большое впечатление. Вначале в его глазах заметалось неверие, потом застыло непонимание и в конце концов – когда одурманенное сознание полностью усвоило прозвучавшее имя – вспыхнули облегчение и непонятное ликование.
«Только не в лифте, – подумал Паскаль. – И не на площадке десятого этажа. Места мало, к тому же он держит Джини все еще достаточно крепко».
Молодой человек бросил ему ключи и велел открыть дверь.
«А вот в квартире – другое дело, – продолжал размышлять Паскаль, когда они вошли в большое, тесно заставленное мебелью помещение. – Да, именно здесь. Когда он в конце концов отпустит ее. Когда расслабится, потеряет бдительность. Тогда».
– Я знаю тебя, Паскаль. – На лице мужчины было написано чуть ли не мессианское прозрение. Выбрав самую безопасную для себя позицию, он прислонился к стенке камина, продолжая держать перед собой Джини.
– Да-да, знаю. Знаком с твоими работами. У меня даже кое-какие твои снимки есть. Ведь это ты, кажется, принцессу Каролину Монакскую фотографировал. Помнишь? Я ее фотографии отовсюду вырезаю. А еще фотографии кинозвезды американской – Сони Суон. Отличные снимки. Ты работаешь на мои любимые журналы – «Пари-матч», «Пипл»… – Он наморщил лоб, словно что-то припоминая. – Только в последнее время тебя почему-то не видно.
– Верно. В последнее время я в основном другими делами занимался. Знаешь, как оно бывает…
– Ну да, конечно. Как не знать… Я это к тому, что трудно, наверное, к этим знаменитостям подобраться. Минуя охрану, собак… Снимать то, что не предназначено для чужих глаз. Мне такие снимки особенно нравятся. Взять ту же Соню Суон. Эта сучка не лучше любой проститутки, и ты показал ее именно такой, какая она есть на самом деле.
Он замолчал, прямо-таки светясь от удовольствия.
«Ирония судьбы», – внутренне усмехнулся Паскаль. Те три года его жизни, которые он считал наиболее бесполезными и презренными, которых так стыдился, неожиданно сослужили ему добрую службу. Одного взгляда на подонка, который стоял сейчас перед ним, было достаточно, чтобы поставить точный диагноз: болезненная жажда славы в тяжелой степени. «Особая форма помешательства, – подумал Паскаль. – И сколько таких по свету ходит? Поклонники, фанатики, мечтающие хотя бы на миг искупаться в лучах известности, пусть даже чужой».
– Я до сих пор храню твои снимки, которые вырезал. – Парень внезапно залился пронзительным смехом. – И находятся они тут. Кое-что из своих вещей я держу в комнате моей матери – это здесь недалеко, через коридор. Может, позже вместе посмотрим. Они в чемодане лежат, под кроватью. – Он замолчал, собираясь с мыслями, и снова скривился в судороге.
– Слушай, Паскаль, ты вроде парень неглупый. Правильно я говорю? Хочу попросить тебя об одной вещи. Обойди всю квартиру, каждую комнату, закрой все жалюзи и задерни шторы. И свет зажечь не забудь. А потом пойди на кухню и принеси мне воды. В холодильнике стоит, в бутылках. Матильда специально для меня держит. Принеси запечатанную бутылку и стакан. И смотри, Паскаль, будь умницей, а не то…
– Что ты, что ты, все понимаю.
Паскаль направился к окнам. Он рассчитывал время: сколько его осталось – пять минут, десять? Интересно, включат они сирены или подкрадутся без шума?
Паскаль быстро обошел квартиру, хорошо запомнив расположение комнат. Ее «хребтом» служил длинный темный коридор, по обе стороны которого располагались по две комнаты: две большие комнаты – направо, две спальни – налево. При каждой спальне – по ванной с туалетом. Та комната, в которую они вошли сразу втроем, была гостиной. Вторая служила столовой. В конце коридора располагалась большая и старомодная кухня. Планировка была почти такая же, как и в квартире Элен, только эта была чуть меньше. Это вселяло определенную надежду.
Однако стоило ему прийти на кухню, как все его надежды рухнули. Как и в квартире Элен, с этой кухни был черный ход на пожарную лестницу. Но воспользоваться им не было никакой возможности. Паскаль в отчаянии смотрел на дверь черного хода: надо же так обмануться!
Дверь была загорожена гигантским холодильником, сдвинуть который с места было под силу разве что трактору. Паскаль не без труда открыл защелки на всех окнах, хотя и сомневался, что это что-то даст. Эти окна не открывались, наверное, уже лет двадцать – рамы были сплошь замазаны краской. Ни единой щелочки. Он налег покрепче на окно, расположенное над раковиной. Но тщетно – рама была будто вырублена из цельного куска мрамора.
Осмотревшись получше на кухне, Паскаль быстро начал один за другим выдвигать ящики серванта и в конце концов нашел то, что искал, – длинный, узкий и очень острый нож. Он сунул его во внутренний карман куртки, однако оптимизма от этого не испытал. Нож против пистолета – практически ничто.
Паскаль возвращался с кухни с водой – интересно, зачем этому шизику вода? – когда услышал из гостиной звук, от которого у него похолодело в груди. Низкий стон сменился приглушенным вскриком. Джини!..
– Пожалуйста, не надо… – донеслось до его слуха. – Стар, нет, только не сейчас. Умоляю тебя… Нам нужно поговорить. Ты же сам говорил об интервью. У меня в сумке есть диктофон, кассеты…
Паскаль подошел к двери. Он опоздал секунд на пять. Если благоприятная возможность и была, то только раньше. Теперь же от нее не осталось и следа. Неизвестно, что делал Стар, но он, услышав шаги Паскаля, прервал свое занятие. Паскаль с лицом белее мела замер на пороге.
По отдельным деталям он мог восстановить то, что здесь только что происходило. И это повергло его в ужас. Джини стояла перед Старом на коленях и дрожала всем телом. Ремень на брюках Стара был расстегнут; в правой руке он по-прежнему сжимал пистолет, который на сей раз был приставлен к виску Джини. Его левая ладонь лежала на ее затылке. Физиономия этого мерзавца выражала неприкрытую похоть. При появлении Паскаля он рывком поднял Джини с пола.
– Воду поставь здесь, а сам отойди в угол. Быстро! – Он выждал, пока Паскаль не исполнил его приказания. – Вот и прекрасно. Я тут интервью даю, а Паскаль, думается, может тем временем нас пофотографировать. Неплохие снимочки получатся, правда? Сейчас буду рассказывать все по порядку… – Его глаза слегка затуманились, но тут же вновь обрели живой блеск.
– Я мог бы многое порассказать тебе и в самом деле намеревался это сделать. Но теперь – не знаю. Наверное, изложу только основные факты. Вкратце. Потому что мне в любую минуту может захотеться чего-нибудь другого…
Стар внезапно умолк, дернув шеей, как животное. Он весь обратился в слух. Прислушивался он. Прислушивалась Джини. Прислушивался Паскаль. Они прислушивались к нарастающему вою множества сирен.
Этот звук все приближался, становился громким, душераздирающим. И внезапно оборвался. Стар издал долгий вздох. Он вновь привлек Джини к себе, и Паскаль увидел выражение животного страха на ее лице. По ее лицу текла кровь. Она зажмурилась и сжала кулаки. В правой руке Стар держал у ее горла пистолет, а левую положил ей на грудь.
Только что Стар настороженно слушал надрывный вой сирен. А теперь, судя по всему, наслаждался наступившим безмолвием.
– Кажется, зрители пожаловали, – выдавил он из себя.
* * *
В половине двенадцатого, в то время как Куэст, покачивая бедрами, шествовала по подиуму в платье цвета фуксии, Роуленд пробирался по проходу между секторами в выходу.
Глядя на побледневшие от напряжения лица жандармов, оцепивших последний ряд, он явственно услышал внутренний голос: «Нет, все будет не так. Совсем не так». Что бы ни говорил Стар Майне, этот сценарий был слишком прост, в него слишком легко было поверить. Роуленд быстро вышел из здания. То, что здесь затевалось, было чистой воды театром, но Роуленд, кем бы ни был настоящий режиссер, не собирался исполнять в этом спектакле роль статиста.
Оказавшись на улице, он увидел, что массовка уже собирается. Прибытие Группы вмешательства, как и можно было ожидать, до предела возбудило прессу. За пределами дворика перед входом в Дом Казарес уже бурлило море репортеров, фотографов и съемочных групп. Кое-где вспыхивали ожесточенные споры с полицией. Некоторым из числа особенно бойких удавалось проникнуть за полицейское оцепление, однако их сразу же выталкивали обратно. Тем не менее натиск пишущей и снимающей братии на выставленные полицией заграждения не ослабевал. Обогнув разгоряченную толпу, Роуленд вышел на задворки. Он миновал запертые ворота, за которыми, насколько ему было известно, располагалась гаражная стоянка «Мерседесов» Казарес. Затем увидел служебный вход в здание.
Через каких-нибудь несколько минут журналисты возьмут в осаду и эту неприметную железную калитку, однако пока здесь было тихо. Угрюмый охранник на входе принял гостя не слишком приветливо.
– Посторонним вход воспрещен, – официально известил он Роуленда. – Всем посторонним.
Так что если посторонний сейчас же не уйдет отсюда подобру-поздорову, добавил охранник, угрожающе потянувшись к телефону, то через пару секунд здесь появятся крутые ребята, которые быстренько выяснят, что это за птица.
Роуленд ушел. Он знал только два места, где мог объявиться Стар, – квартира Матильды Дюваль или комната Шанталь. Однако Матильда должна была находиться сейчас здесь, на просмотре. Сидит, наверное, тихо в комнатке, о которой рассказывала ему Жюльет де Нерваль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71