Наконец Ричард пожал плечами.
– Идем, – сказал он Мелани.
– О! – спохватилась Мелани. – С днем рождения, Кристи!
– Да, – как попугай повторил Ричард. – С днем рождения!
Джефферсон последовал за ними, а я направилась на кухню. Мистер Насбаум просиял, увидев меня. Мама говорила, что он уже целую вечность служит в отеле и скорей всего скрывает свой настоящий возраст. Она считала, что ему где-то около восьмидесяти. На протяжении нескольких последних лет у него работал помощник, его племянник Леон. Это был долговязый темноволосый человек с сонными глазами цвета спелого ореха. Но, несмотря на сонный вид, Леон был великолепным поваром и практически единственным человеком, чье вмешательство в дела кухни мог вынести Насбаум.
– А, именинница, – сказал Насбаум. – Ну… смотри, – поманил он, и я подошла к одному из столов, на котором у него находилось бесчисленное количество подносов с приготовленной закуской. – Здесь будут три различных вида креветок, запеченных в специальном тесте, жареное мясо по-китайски, жареные цукини и ассорти из сыра с ветчиной и беконом. А вот это приготовил Леон, – показывая, добавил он. – Идем. – Он взял меня за руку и повел, чтобы показать мне прекрасную вырезку. – Я приготовил цыпленка в винном соусе для тех, кто не ест говядину. Смотри, что приготовил мой помощник, – он показал на маленькие булочки и хлебцы, которые имели форму музыкальных нот. – Ты еще не видела пирог, но это – сюрприз, – объявил мистер Насбаум.
– Все выглядит чудесно!
– А почему бы и нет. Ведь это все для прекрасной молодой леди, так ведь, Леон?
– О, да, да! – ответил тот, улыбнувшись.
– Мой племянник, – сказал мистер Насбаум, качая головой. – Это из-за него я никогда не смогу уйти на пенсию. – Он улыбнулся мне. – Но не волнуйся ни о чем. Только наслаждайся.
– Спасибо, мистер Насбаум, – сказала я.
Я вышла из кухни и направилась в вестибюль, но, когда я обогнула угол, я встретила дядю Филипа, который выходил из старой части отеля.
– Кристи! – закричал он. – Как чудесно – у меня есть шанс поздравить мою любимую племянницу лично. С днем рождения!
Он обнял меня, прижал к себе и мягко поцеловал в лоб, а затем, что удивило меня, поцеловал в щеку.
Дядя Филип был красивым, жизнерадостным человеком, всегда был элегантно одет в сшитые на заказ спортивные пиджаки и брюки с такими острыми стрелками, что, казалось, о них можно порезаться. Он постоянно носил золотые часы, кольца и запонки. Хорошо подстриженные волосы всегда были уложены так, что ни одна прядь не выбивалась из прически.
Его отполированные ботинки блестели как зеркало. Единственную неряшливость, которую мог допустить дядя, это надеть пиджак без галстука.
Тетя Бет была весьма придирчива в вопросах одежды. Она никогда не наденет то, что уже не модно или сшито не на заказ. Она не выйдет из комнаты, пока ее прическа не будет идеальной, а макияж не подчеркнет, как ей казалось, ее наиболее привлекательные черты: ее длинные ресницы, маленький рот и небольшой подбородок.
После поцелуя дядя Филип не отпустил меня, а немного отстранившись на расстояние вытянутой руки, с удивлением оглядел мою фигуру с головы до ног.
– Ты стала чрезвычайно хорошенькой юной леди, даже более прелестной, чем твоя мама в этом возрасте, – мягко сказал он, так мягко, что практически перешел на шепот.
– О, нет, нет, дядя Филип. Я вовсе не такая красивая, как мама.
Он засмеялся, но так и не выпустил меня из своих объятий. Мне стало неудобно. Я знала, что дядя Филип любит меня, но иногда я чувствовала себя слишком взрослой для его нежных объятий и заботы, и это приводило меня в замешательство. Я попыталась вежливо освободиться из его рук, но он продолжал крепко держать меня в своих объятиях.
– Мне нравится твоя прическа сегодня, – сказал он. – Эта челка делает тебя очень взрослой и утонченной.
Он мягко коснулся моего лба.
– Спасибо, дядя Филип. Мне нужно пойти к главному входу. Тетя Триша может приехать в любой момент.
– О, да, Триша, – усмехнулся он. – Эта женщина временами сводит меня с ума. Она не может спокойно усидеть на месте. Она всегда носится, крутится, вертится то там, то здесь, а кисти ее рук… они подобно двум птицам, привязанным к запястьям и рвущимся на волю.
– Это потому, что она актриса, дядя Филип.
– Конечно, театр, – весело сказал он. Но его взгляд был серьезен, и он все еще держал меня в руках, глядя сверху вниз.
– Мне нужно идти, – повторила я.
– Мне тоже. Еще раз с днем рождения, – он снова поцеловал меня в щеку, прежде чем меня отпустить.
– Спасибо, – я заторопилась прочь. Что-то задумчиво-тоскливое в его взгляде вызвало в моем сердце трепет.
Войдя в вестибюль, я сразу увидела маму, встречающую тетю Тришу. Они стояли обнявшись, я бегом через вестибюль побежала к ним. На тете Трише было темно-красное платье, подол которого доходил ей до лодыжек, и, когда она поворачивалась, юбка платья развевалась как у танцовщицы фламенко. На ней были босоножки с ремешками, доходившими до икр, а на плечи была накинута белая шаль. Темно-каштановые волосы были зачесаны назад и заколоты в пучок на затылке, и, как мне казалось, это выглядело очень эффектно. Ее туалет дополняли длинные серьги из морских раковин.
– Кристи, дорогая! – воскликнула она и протянула ко мне руки. – Только взгляни на себя. – Она отстранилась и держала меня за плечи. – Ты становишься все прекрасней! Для сцены – это самое главное, Дон.
– Возможно, – сказала мама, с гордостью глядя на меня. – Триша, ты не голодна?
– Безумно. О, не могу дождаться твоего праздника.
– Я попрошу Джулиуса принести твои вещи в дом. Для тебя приготовлена… комната Ферн, – добавила мама.
– Разве она не оставит колледж по такому случаю? – спросила тетя Триша, широко раскрыв глаза от удивления.
– Да, но она согласилась остановиться в отеле. – Взгляд, которым обменялись мама и тетя Триша, объяснил все: и то, как мама рада, что тетя Ферн остановится в отеле, а не дома, и то, что возникли новые проблемы, которые мои родители постараются обсудить наедине. Но и у стен есть уши, и мы оба – Джефферсон и я – знали, что у тети Ферн снова какие-то серьезные неприятности в колледже.
– Идем, – пригласила мама, – я тебе покажу кое-что особенное на кухне. Ты же знаешь, как Насбаум любит суетиться вокруг тебя. А мы этим воспользуемся.
– Хорошо. Кристи, в моем чемодане лежат программы шоу.
– О, спасибо, тетя Триша.
Я снова поцеловала ее, и они с мамой пошли на кухню, без умолку болтая и не давая друг другу закончить предложение.
Остаток дня тянулся невероятно медленно. Конечно, я была вся в ожидании Гейвина и старалась быть у входа при любой возможности. Наконец, далеко за полдень из аэропорта прибыло такси. Я бросилась вниз по ступенькам, надеясь, что это дедушка Лонгчэмп, Эдвина и Гейвин, но вместо этого увидела выходящую из машины тетю Ферн.
На ней были старые джинсы и выгоревший свитер. Она изменилась с тех пор, когда я видела ее в последний раз. Тетя Ферн остригла свои волосы, свои прекрасные длинные черные с блеском волосы, которые, как говорил папа, так напоминали ему волосы его мамы. Мое сердце упало от предчувствия, как он будет расстроен.
Тетя Ферн была почти такой же высокой, как папа, а фигурой напоминала манекенщицу: у нее были длинные ноги и стройное тело. Несмотря на все то ужасное, что она делала: курила все подряд, пила даже в ранние утренние часы, – ее лицо было на редкость чистым и мягким. У нее были такие же, как у папы, темные глаза, только меньше и уже, отчего временами ее взгляд становился откровенно злым. Я терпеть не могла, как она кривила верхнюю губу в уголке рта, когда что-либо ее раздражало.
Достань оттуда сумку, – приказала она водителю, когда тот возился с чемоданами. Затем она увидела меня.
– Ну, разве это не сама принцесса?! С шестнадцатилетием! – произнесла она и достала пачку сигарет из заднего кармана. Брюки так облегали ее фигуру, что я не могла представить, что в карманах есть место для чего-нибудь. Она вытащила сигарету и закурила, глядя на отель. – Каждый раз, когда я возвращаюсь сюда, меня всю передергивает, – пробормотала она.
– Привет, тетя Ферн, – наконец выговорила я. Быстрая улыбка пробежала по ее лицу.
– Где, черт возьми, все? В своих кабинетах? – язвительно добавила она.
– Мама в доме с тетей Тришей, а папа работает за домом.
– Тетя Триша, – презрительно проговорила она. – Она уже перевела дух?
– Мне очень нравится тетя Триша, – сказала я.
– Во-первых, она тебе не родная тетка, поэтому я не знаю, почему ты ее так называешь, а во-вторых, у меня есть кое-что хорошее для тебя. – Она замолчала, выдохнула дым, а затем посмотрела на меня. – Угадай, что я привезла тебе ко дню рождения? – проговорила она, загадочно улыбаясь.
– Не могу даже представить, – ответила я.
– Ты получишь это позже, но не показывай этого своей маме и не говори, что я дала тебе это. Обещаешь?
– Что это? – заинтригованно спросила я.
– Копия «Любовника леди Чаттерли». Пришло то время, когда ты уже можешь догадаться, о чем это, – добавила она. – Ну, вот я снова дома, – сказала тетя Ферн и стремительно прошла к лестнице, ведущей в отель.
От дурного предчувствия у меня дрожь прошла по спине. Я разговаривала с ней всего несколько минут, но мое сердце уже забилось в ожидании чего-то неприятного. Тетя Ферн была как гром среди ясного неба, который сотрясал всякую уверенность в счастье. Я посмотрела в сторону океана. Облака были все такими же плотными и неслись по небу, не пропуская солнечный свет на землю. Я опустила голову и пошла было к лестнице, как вдруг услышала сигнал автомобиля, и, повернувшись, увидела приближение еще одного такси. С заднего сиденья кто-то махал мне рукой, а затем в окне машины показалось и лицо. Это был Гейвин, и его чудесная улыбка прогнала ощущение пустоты и вмиг вернула надежду на счастье.
И никогда…
Гейвин быстро вышел из машины, но вдруг остановился. Мне хотелось подбежать к нему и обнять, но я знала, что если я это сделаю, особенно в присутствии его родителей, он сильно покраснеет и начнет заикаться от смущения. Я называла его отца дедушкой Лонгчэмп, потому что он был отцом папы. Это был высокий, худой человек с лицом, сильно изрезанным морщинами. Его темно-каштановые волосы поредели, но он продолжал зачесывать их назад с боков и со лба. Седина еще больше посеребрила его волосы, особенно на висках, с тех пор, когда я видела его в последний раз. Его долговязое тело, длинные руки и почти всегда печальные глаза напоминали мне Авраама Линкольна.
Мать Гейвина, Эдвина, была очень милой и радушной женщиной, говорила мягко и, казалось, что она постоянно пребывает в благоговейном страхе перед отелем и семьей. Тетя Ферн не упускала любой возможности напомнить Эдвине, что она ей только мачеха, и все это, несмотря на дружелюбие и любовь, с которой Эдвина относилась к ней. В своих письмах и при встрече Гейвин часто рассказывал мне о том, что означали те или иные слова и поступки тети Ферн по отношению к его матери.
– Она наполовину мне сестра, – говорил он мне, – но уж лучше бы она совсем ею не была.
– Ну, – воскликнул дедушка Лонгчэмп, выйдя из такси, – именинница!
– С днем рождения, дорогая! – воскликнула Эдвина, когда дедушка поцеловал меня в щеку. А затем он огляделся вокруг, уперев руки в бока точно так же, как это иногда делал папа.
– Привет, Гейвин, – сказала я, в волнении поворачиваясь к нему.
– Привет!
Взгляд его глаз сразу же смягчился, встретившись с моим.
– Где Джимми? – спросил дедушка Лонгчэмп, но прежде, чем мне удалось ответить, в дверях появился папа.
– О, отец, добро пожаловать, – приветствовал он, подходя к ним. Он обнял и поцеловал Эдвину и помог им достать багаж. Когда все вошли в отель, мы с Гейвином проследовали за ними.
– Как прошла поездка? – спросила я Гейвина. Хотя я и старалась не смотреть на него, но все-таки заметила, что Гейвин стал выше, его лицо пополнело, так что он выглядел взрослее.
– Она была долгой и утомительной, – ответил Гейвин и добавил: – Я бы хотел жить немного поближе к тебе.
– Я тоже, – призналась я.
По его лицу промелькнула улыбка, и он оглядел вестибюль отеля.
– Что-нибудь изменилось?
– Подожди, вот увидишь главный зал, – сказала я ему.
– Ты поднимешься к нам в номер, Гейвин? – спросил его дедушка Лонгчэмп.
– Все в порядке, я разберусь с твоими вещами, – сказала его мама, видя неохоту Гейвина. – Он хочет осмотреть все с Кристи. Они давно не виделись, – добавила она, и Гейвин покраснел от смущения. Я никогда еще не встречала такого стеснительного мальчика.
– Спасибо, мама, – пробормотал он и уставился на что-то в дальнем углу вестибюля.
Как только папа с дедушкой и Эдвиной ушли, я повернулась к Гейвину.
– Хочешь прогуляться по саду к бассейну? – спросила я. – Там сейчас работа в самом разгаре.
– Прекрасно. Наверное, сегодня вечером к тебе придет много школьных друзей, – говорил он, когда мы шли по дорожке.
– Ко мне придет весь класс. Я не могла оставить без приглашения кого-нибудь из них.
– О? А какие-нибудь новые друзья появились со времени твоего последнего письма? – испытующе спросил он. Я знала, что он имел в виду: есть ли у меня новые приятели.
– Нет, – ответила я. Он широко улыбнулся, расправил плечи, откинул назад волосы, черные как смоль, такие же, как у моего папы. У него были самые длинные ресницы, такие длинные и густые, что казались искусственными. – А у тебя? – спросила я.
– Нет, – сказал он. – Я все так же вместе с Тони, Дауг и Джерри. Я не говорил тебе, но сестра Дауга помолвлена и через месяц выйдет замуж?
– Через месяц?
– Ну, – он сделал паузу, – она вынуждена.
– О, все расстроены? – спросила я.
– Полагаю, что да. Дауг не слишком об этом распространяется. Думаю, в каждой семье есть своя паршивая овца. Это мне кое-что напоминает, – сказал он. – Ферн уже здесь?
– Ага. Она подстриглась почти наголо. Кажется, папа ее еще не видел. Она переночует в отеле, а тетя Триша остановится в доме, в комнате Ферн. Так захотела мама.
– Я не виню ее. Как поживает Полина Бредли? Она все так же накручивает прядь волос на палец, когда разговаривает? – спросил он. Я засмеялась.
– Да она просто нервничает, Гейвин. Она на самом деле очень робкая девочка, – объяснила я.
Он кивнул. Оглянувшись на океан, я увидела, что облака начали рассеиваться, и можно было увидеть голубое небо в просветах между ними. Это, а также приезд Гейвина согрело мое сердце. Гейвин знал, на что я смотрю: он всегда подтрунивал надо мной по поводу того, как погода влияла на мое настроение.
– Прости за облака, – сказал он. – Я старался их разогнать, но…
– Ну хоть дождя не будет, – сказала я. – Кажется, проясняется.
– Дождь не посмеет пойти. Ты очень волнуешься перед предстоящим торжеством?
– Да, и я так рада, что ты смог приехать.
– Я – тоже, – он снова сделал паузу и взглянул на меня. – Ты такая… милая.
– Я выгляжу старше? Я этого не чувствую, – быстро сказала я. – Даже если все будут обращаться со мной как со взрослой.
Он мгновение изучал меня своими темными глазами.
– Думаю, ты выглядишь старше. И привлекательной. – Он отвернулся так же быстро, как и пробормотал эти слова, но мне показалось, что они застыли в воздухе как запах цветущих роз. – Эй, а не Джефферсон ли это вон там, на косилке?
Он помахал рукой, и Джефферсон, увидев нас, попросил Бастера, полевого рабочего, остановить косилку, чтобы слезть с нее и побежать к нам.
– Гейвин! – закричал Джефферсон.
Гейвин сгреб его в охапку и закружил.
– Как поживаешь, маленький племянник?
– Я работаю, Гейвин, стригу траву. А потом я буду помогать чинить ступеньки в бассейне. Они очень стесались.
– О, звучит очень серьезно, – сказал Гейвин и подмигнул мне. Я все еще была под впечатлением от его взгляда и слова «привлекательней».
– Хочешь посмотреть? Идем, я покажу тебе ступеньки, – Джефферсон вцепился в руку Гейвина. Гейвин беспомощно пожал плечами. Я последовала за ними, опустив голову, с забившимся от счастья сердцем. Как же спутаны были наши жизни. Гейвин и папа были братьями только наполовину, и поэтому Гейвин приходился дядей моему брату Джефферсону, но он не имел кровного родства со мной. Однако он бывало поддразнивал меня и говорил мне, что я должна называть его дядя Гейвин, потому что он теоретически приходится дядей и мне. И несмотря на то, что мы подшучивали над нашими родственными связями, этот странный союз семей невольно заставлял нас говорить о том, как мы на самом деле относились друг к другу. Мне было интересно, останется ли это для нас когда-нибудь в прошлом и не перепутаются ли наши жизни от этого еще больше. Джефферсон, показав Гейвину предстоящую работу в бассейне, побежал назад к Бастеру, чтобы закончить стрижку газонов, и мы с Гейвином снова остались наедине.
Ветер все быстрее и быстрее разгонял облака. Солнечный свет высветил часть отеля и площадок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
– Идем, – сказал он Мелани.
– О! – спохватилась Мелани. – С днем рождения, Кристи!
– Да, – как попугай повторил Ричард. – С днем рождения!
Джефферсон последовал за ними, а я направилась на кухню. Мистер Насбаум просиял, увидев меня. Мама говорила, что он уже целую вечность служит в отеле и скорей всего скрывает свой настоящий возраст. Она считала, что ему где-то около восьмидесяти. На протяжении нескольких последних лет у него работал помощник, его племянник Леон. Это был долговязый темноволосый человек с сонными глазами цвета спелого ореха. Но, несмотря на сонный вид, Леон был великолепным поваром и практически единственным человеком, чье вмешательство в дела кухни мог вынести Насбаум.
– А, именинница, – сказал Насбаум. – Ну… смотри, – поманил он, и я подошла к одному из столов, на котором у него находилось бесчисленное количество подносов с приготовленной закуской. – Здесь будут три различных вида креветок, запеченных в специальном тесте, жареное мясо по-китайски, жареные цукини и ассорти из сыра с ветчиной и беконом. А вот это приготовил Леон, – показывая, добавил он. – Идем. – Он взял меня за руку и повел, чтобы показать мне прекрасную вырезку. – Я приготовил цыпленка в винном соусе для тех, кто не ест говядину. Смотри, что приготовил мой помощник, – он показал на маленькие булочки и хлебцы, которые имели форму музыкальных нот. – Ты еще не видела пирог, но это – сюрприз, – объявил мистер Насбаум.
– Все выглядит чудесно!
– А почему бы и нет. Ведь это все для прекрасной молодой леди, так ведь, Леон?
– О, да, да! – ответил тот, улыбнувшись.
– Мой племянник, – сказал мистер Насбаум, качая головой. – Это из-за него я никогда не смогу уйти на пенсию. – Он улыбнулся мне. – Но не волнуйся ни о чем. Только наслаждайся.
– Спасибо, мистер Насбаум, – сказала я.
Я вышла из кухни и направилась в вестибюль, но, когда я обогнула угол, я встретила дядю Филипа, который выходил из старой части отеля.
– Кристи! – закричал он. – Как чудесно – у меня есть шанс поздравить мою любимую племянницу лично. С днем рождения!
Он обнял меня, прижал к себе и мягко поцеловал в лоб, а затем, что удивило меня, поцеловал в щеку.
Дядя Филип был красивым, жизнерадостным человеком, всегда был элегантно одет в сшитые на заказ спортивные пиджаки и брюки с такими острыми стрелками, что, казалось, о них можно порезаться. Он постоянно носил золотые часы, кольца и запонки. Хорошо подстриженные волосы всегда были уложены так, что ни одна прядь не выбивалась из прически.
Его отполированные ботинки блестели как зеркало. Единственную неряшливость, которую мог допустить дядя, это надеть пиджак без галстука.
Тетя Бет была весьма придирчива в вопросах одежды. Она никогда не наденет то, что уже не модно или сшито не на заказ. Она не выйдет из комнаты, пока ее прическа не будет идеальной, а макияж не подчеркнет, как ей казалось, ее наиболее привлекательные черты: ее длинные ресницы, маленький рот и небольшой подбородок.
После поцелуя дядя Филип не отпустил меня, а немного отстранившись на расстояние вытянутой руки, с удивлением оглядел мою фигуру с головы до ног.
– Ты стала чрезвычайно хорошенькой юной леди, даже более прелестной, чем твоя мама в этом возрасте, – мягко сказал он, так мягко, что практически перешел на шепот.
– О, нет, нет, дядя Филип. Я вовсе не такая красивая, как мама.
Он засмеялся, но так и не выпустил меня из своих объятий. Мне стало неудобно. Я знала, что дядя Филип любит меня, но иногда я чувствовала себя слишком взрослой для его нежных объятий и заботы, и это приводило меня в замешательство. Я попыталась вежливо освободиться из его рук, но он продолжал крепко держать меня в своих объятиях.
– Мне нравится твоя прическа сегодня, – сказал он. – Эта челка делает тебя очень взрослой и утонченной.
Он мягко коснулся моего лба.
– Спасибо, дядя Филип. Мне нужно пойти к главному входу. Тетя Триша может приехать в любой момент.
– О, да, Триша, – усмехнулся он. – Эта женщина временами сводит меня с ума. Она не может спокойно усидеть на месте. Она всегда носится, крутится, вертится то там, то здесь, а кисти ее рук… они подобно двум птицам, привязанным к запястьям и рвущимся на волю.
– Это потому, что она актриса, дядя Филип.
– Конечно, театр, – весело сказал он. Но его взгляд был серьезен, и он все еще держал меня в руках, глядя сверху вниз.
– Мне нужно идти, – повторила я.
– Мне тоже. Еще раз с днем рождения, – он снова поцеловал меня в щеку, прежде чем меня отпустить.
– Спасибо, – я заторопилась прочь. Что-то задумчиво-тоскливое в его взгляде вызвало в моем сердце трепет.
Войдя в вестибюль, я сразу увидела маму, встречающую тетю Тришу. Они стояли обнявшись, я бегом через вестибюль побежала к ним. На тете Трише было темно-красное платье, подол которого доходил ей до лодыжек, и, когда она поворачивалась, юбка платья развевалась как у танцовщицы фламенко. На ней были босоножки с ремешками, доходившими до икр, а на плечи была накинута белая шаль. Темно-каштановые волосы были зачесаны назад и заколоты в пучок на затылке, и, как мне казалось, это выглядело очень эффектно. Ее туалет дополняли длинные серьги из морских раковин.
– Кристи, дорогая! – воскликнула она и протянула ко мне руки. – Только взгляни на себя. – Она отстранилась и держала меня за плечи. – Ты становишься все прекрасней! Для сцены – это самое главное, Дон.
– Возможно, – сказала мама, с гордостью глядя на меня. – Триша, ты не голодна?
– Безумно. О, не могу дождаться твоего праздника.
– Я попрошу Джулиуса принести твои вещи в дом. Для тебя приготовлена… комната Ферн, – добавила мама.
– Разве она не оставит колледж по такому случаю? – спросила тетя Триша, широко раскрыв глаза от удивления.
– Да, но она согласилась остановиться в отеле. – Взгляд, которым обменялись мама и тетя Триша, объяснил все: и то, как мама рада, что тетя Ферн остановится в отеле, а не дома, и то, что возникли новые проблемы, которые мои родители постараются обсудить наедине. Но и у стен есть уши, и мы оба – Джефферсон и я – знали, что у тети Ферн снова какие-то серьезные неприятности в колледже.
– Идем, – пригласила мама, – я тебе покажу кое-что особенное на кухне. Ты же знаешь, как Насбаум любит суетиться вокруг тебя. А мы этим воспользуемся.
– Хорошо. Кристи, в моем чемодане лежат программы шоу.
– О, спасибо, тетя Триша.
Я снова поцеловала ее, и они с мамой пошли на кухню, без умолку болтая и не давая друг другу закончить предложение.
Остаток дня тянулся невероятно медленно. Конечно, я была вся в ожидании Гейвина и старалась быть у входа при любой возможности. Наконец, далеко за полдень из аэропорта прибыло такси. Я бросилась вниз по ступенькам, надеясь, что это дедушка Лонгчэмп, Эдвина и Гейвин, но вместо этого увидела выходящую из машины тетю Ферн.
На ней были старые джинсы и выгоревший свитер. Она изменилась с тех пор, когда я видела ее в последний раз. Тетя Ферн остригла свои волосы, свои прекрасные длинные черные с блеском волосы, которые, как говорил папа, так напоминали ему волосы его мамы. Мое сердце упало от предчувствия, как он будет расстроен.
Тетя Ферн была почти такой же высокой, как папа, а фигурой напоминала манекенщицу: у нее были длинные ноги и стройное тело. Несмотря на все то ужасное, что она делала: курила все подряд, пила даже в ранние утренние часы, – ее лицо было на редкость чистым и мягким. У нее были такие же, как у папы, темные глаза, только меньше и уже, отчего временами ее взгляд становился откровенно злым. Я терпеть не могла, как она кривила верхнюю губу в уголке рта, когда что-либо ее раздражало.
Достань оттуда сумку, – приказала она водителю, когда тот возился с чемоданами. Затем она увидела меня.
– Ну, разве это не сама принцесса?! С шестнадцатилетием! – произнесла она и достала пачку сигарет из заднего кармана. Брюки так облегали ее фигуру, что я не могла представить, что в карманах есть место для чего-нибудь. Она вытащила сигарету и закурила, глядя на отель. – Каждый раз, когда я возвращаюсь сюда, меня всю передергивает, – пробормотала она.
– Привет, тетя Ферн, – наконец выговорила я. Быстрая улыбка пробежала по ее лицу.
– Где, черт возьми, все? В своих кабинетах? – язвительно добавила она.
– Мама в доме с тетей Тришей, а папа работает за домом.
– Тетя Триша, – презрительно проговорила она. – Она уже перевела дух?
– Мне очень нравится тетя Триша, – сказала я.
– Во-первых, она тебе не родная тетка, поэтому я не знаю, почему ты ее так называешь, а во-вторых, у меня есть кое-что хорошее для тебя. – Она замолчала, выдохнула дым, а затем посмотрела на меня. – Угадай, что я привезла тебе ко дню рождения? – проговорила она, загадочно улыбаясь.
– Не могу даже представить, – ответила я.
– Ты получишь это позже, но не показывай этого своей маме и не говори, что я дала тебе это. Обещаешь?
– Что это? – заинтригованно спросила я.
– Копия «Любовника леди Чаттерли». Пришло то время, когда ты уже можешь догадаться, о чем это, – добавила она. – Ну, вот я снова дома, – сказала тетя Ферн и стремительно прошла к лестнице, ведущей в отель.
От дурного предчувствия у меня дрожь прошла по спине. Я разговаривала с ней всего несколько минут, но мое сердце уже забилось в ожидании чего-то неприятного. Тетя Ферн была как гром среди ясного неба, который сотрясал всякую уверенность в счастье. Я посмотрела в сторону океана. Облака были все такими же плотными и неслись по небу, не пропуская солнечный свет на землю. Я опустила голову и пошла было к лестнице, как вдруг услышала сигнал автомобиля, и, повернувшись, увидела приближение еще одного такси. С заднего сиденья кто-то махал мне рукой, а затем в окне машины показалось и лицо. Это был Гейвин, и его чудесная улыбка прогнала ощущение пустоты и вмиг вернула надежду на счастье.
И никогда…
Гейвин быстро вышел из машины, но вдруг остановился. Мне хотелось подбежать к нему и обнять, но я знала, что если я это сделаю, особенно в присутствии его родителей, он сильно покраснеет и начнет заикаться от смущения. Я называла его отца дедушкой Лонгчэмп, потому что он был отцом папы. Это был высокий, худой человек с лицом, сильно изрезанным морщинами. Его темно-каштановые волосы поредели, но он продолжал зачесывать их назад с боков и со лба. Седина еще больше посеребрила его волосы, особенно на висках, с тех пор, когда я видела его в последний раз. Его долговязое тело, длинные руки и почти всегда печальные глаза напоминали мне Авраама Линкольна.
Мать Гейвина, Эдвина, была очень милой и радушной женщиной, говорила мягко и, казалось, что она постоянно пребывает в благоговейном страхе перед отелем и семьей. Тетя Ферн не упускала любой возможности напомнить Эдвине, что она ей только мачеха, и все это, несмотря на дружелюбие и любовь, с которой Эдвина относилась к ней. В своих письмах и при встрече Гейвин часто рассказывал мне о том, что означали те или иные слова и поступки тети Ферн по отношению к его матери.
– Она наполовину мне сестра, – говорил он мне, – но уж лучше бы она совсем ею не была.
– Ну, – воскликнул дедушка Лонгчэмп, выйдя из такси, – именинница!
– С днем рождения, дорогая! – воскликнула Эдвина, когда дедушка поцеловал меня в щеку. А затем он огляделся вокруг, уперев руки в бока точно так же, как это иногда делал папа.
– Привет, Гейвин, – сказала я, в волнении поворачиваясь к нему.
– Привет!
Взгляд его глаз сразу же смягчился, встретившись с моим.
– Где Джимми? – спросил дедушка Лонгчэмп, но прежде, чем мне удалось ответить, в дверях появился папа.
– О, отец, добро пожаловать, – приветствовал он, подходя к ним. Он обнял и поцеловал Эдвину и помог им достать багаж. Когда все вошли в отель, мы с Гейвином проследовали за ними.
– Как прошла поездка? – спросила я Гейвина. Хотя я и старалась не смотреть на него, но все-таки заметила, что Гейвин стал выше, его лицо пополнело, так что он выглядел взрослее.
– Она была долгой и утомительной, – ответил Гейвин и добавил: – Я бы хотел жить немного поближе к тебе.
– Я тоже, – призналась я.
По его лицу промелькнула улыбка, и он оглядел вестибюль отеля.
– Что-нибудь изменилось?
– Подожди, вот увидишь главный зал, – сказала я ему.
– Ты поднимешься к нам в номер, Гейвин? – спросил его дедушка Лонгчэмп.
– Все в порядке, я разберусь с твоими вещами, – сказала его мама, видя неохоту Гейвина. – Он хочет осмотреть все с Кристи. Они давно не виделись, – добавила она, и Гейвин покраснел от смущения. Я никогда еще не встречала такого стеснительного мальчика.
– Спасибо, мама, – пробормотал он и уставился на что-то в дальнем углу вестибюля.
Как только папа с дедушкой и Эдвиной ушли, я повернулась к Гейвину.
– Хочешь прогуляться по саду к бассейну? – спросила я. – Там сейчас работа в самом разгаре.
– Прекрасно. Наверное, сегодня вечером к тебе придет много школьных друзей, – говорил он, когда мы шли по дорожке.
– Ко мне придет весь класс. Я не могла оставить без приглашения кого-нибудь из них.
– О? А какие-нибудь новые друзья появились со времени твоего последнего письма? – испытующе спросил он. Я знала, что он имел в виду: есть ли у меня новые приятели.
– Нет, – ответила я. Он широко улыбнулся, расправил плечи, откинул назад волосы, черные как смоль, такие же, как у моего папы. У него были самые длинные ресницы, такие длинные и густые, что казались искусственными. – А у тебя? – спросила я.
– Нет, – сказал он. – Я все так же вместе с Тони, Дауг и Джерри. Я не говорил тебе, но сестра Дауга помолвлена и через месяц выйдет замуж?
– Через месяц?
– Ну, – он сделал паузу, – она вынуждена.
– О, все расстроены? – спросила я.
– Полагаю, что да. Дауг не слишком об этом распространяется. Думаю, в каждой семье есть своя паршивая овца. Это мне кое-что напоминает, – сказал он. – Ферн уже здесь?
– Ага. Она подстриглась почти наголо. Кажется, папа ее еще не видел. Она переночует в отеле, а тетя Триша остановится в доме, в комнате Ферн. Так захотела мама.
– Я не виню ее. Как поживает Полина Бредли? Она все так же накручивает прядь волос на палец, когда разговаривает? – спросил он. Я засмеялась.
– Да она просто нервничает, Гейвин. Она на самом деле очень робкая девочка, – объяснила я.
Он кивнул. Оглянувшись на океан, я увидела, что облака начали рассеиваться, и можно было увидеть голубое небо в просветах между ними. Это, а также приезд Гейвина согрело мое сердце. Гейвин знал, на что я смотрю: он всегда подтрунивал надо мной по поводу того, как погода влияла на мое настроение.
– Прости за облака, – сказал он. – Я старался их разогнать, но…
– Ну хоть дождя не будет, – сказала я. – Кажется, проясняется.
– Дождь не посмеет пойти. Ты очень волнуешься перед предстоящим торжеством?
– Да, и я так рада, что ты смог приехать.
– Я – тоже, – он снова сделал паузу и взглянул на меня. – Ты такая… милая.
– Я выгляжу старше? Я этого не чувствую, – быстро сказала я. – Даже если все будут обращаться со мной как со взрослой.
Он мгновение изучал меня своими темными глазами.
– Думаю, ты выглядишь старше. И привлекательной. – Он отвернулся так же быстро, как и пробормотал эти слова, но мне показалось, что они застыли в воздухе как запах цветущих роз. – Эй, а не Джефферсон ли это вон там, на косилке?
Он помахал рукой, и Джефферсон, увидев нас, попросил Бастера, полевого рабочего, остановить косилку, чтобы слезть с нее и побежать к нам.
– Гейвин! – закричал Джефферсон.
Гейвин сгреб его в охапку и закружил.
– Как поживаешь, маленький племянник?
– Я работаю, Гейвин, стригу траву. А потом я буду помогать чинить ступеньки в бассейне. Они очень стесались.
– О, звучит очень серьезно, – сказал Гейвин и подмигнул мне. Я все еще была под впечатлением от его взгляда и слова «привлекательней».
– Хочешь посмотреть? Идем, я покажу тебе ступеньки, – Джефферсон вцепился в руку Гейвина. Гейвин беспомощно пожал плечами. Я последовала за ними, опустив голову, с забившимся от счастья сердцем. Как же спутаны были наши жизни. Гейвин и папа были братьями только наполовину, и поэтому Гейвин приходился дядей моему брату Джефферсону, но он не имел кровного родства со мной. Однако он бывало поддразнивал меня и говорил мне, что я должна называть его дядя Гейвин, потому что он теоретически приходится дядей и мне. И несмотря на то, что мы подшучивали над нашими родственными связями, этот странный союз семей невольно заставлял нас говорить о том, как мы на самом деле относились друг к другу. Мне было интересно, останется ли это для нас когда-нибудь в прошлом и не перепутаются ли наши жизни от этого еще больше. Джефферсон, показав Гейвину предстоящую работу в бассейне, побежал назад к Бастеру, чтобы закончить стрижку газонов, и мы с Гейвином снова остались наедине.
Ветер все быстрее и быстрее разгонял облака. Солнечный свет высветил часть отеля и площадок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40