Она демонстрировала свое настроение различными способами. Это чувствовалось и по тому властному тону, каким она разговаривала с моим братишкой. Если с близнецами она говорила мягко, добродушно, уважительно, то на Джефферсона она грубо кричала, и ее глаза при этом становились как два отполированных камня. При каждом удобном случае она придиралась к нему: к тому, как он есть, одевается и умывается. Она даже придиралась к его осанке и походке. Если на стене или на полу она находила грязь, то всегда винила в этом Джефферсона: Джефферсон наследил, Джефферсон трогал вещи жирными руками. И днем, и ночью часто слышались пронзительные крики тети Бет: «Джефферсон Лонгчэмп!», – которые всегда сопровождались какими-нибудь обвинениями.
Когда я выразила недовольство по поводу того, как она с ним обращается, тетя Бет, холодно улыбнувшись, ответила:
– Это так естественно, Кристи, что ты его защищаешь, но не будь слепа к его проступкам, или он никогда не исправится.
– Он не станет лучше, если ты будешь продолжать орать и досаждать ему, – заявила я ей.
– Я не досаждаю. Я указываю ему на его же ошибки, чтобы он смог их исправить. То же я делаю и со своими детьми.
– Вряд ли, – сказала я. – По твоим словам, близнецы – идеальны.
– Кристи! – она отшатнулась, будто я ее ударила. – Это опрометчивое заявление.
– Мне все равно. Мне не нравится, когда ко мне относятся неуважительно, но я не стану спокойно наблюдать, как ты разрываешь моего брата на куски.
– О, Боже…
– Прекрати это.
Несмотря на набежавшие слезы, я выпрямилась как флагшток, на котором развевается флаг моей гордости. Тете Бет ничего не оставалось, как отступить.
– Так… так… так… – пробормотала она.
Было не трудно догадаться, что наши неприятности не скоро закончатся. Ее «я» было ущемлено, и чем больше дядя Филип защищал нас с Джефферсоном, тем злее и подлее она становилась. Она улыбалась холодно и с трудом. Часто я ловила на себе ее свирепый взгляд, когда она думала, что я этого не вижу. Ее поджатые тонкие губы превращались в тонкую линию, а маленькие ноздри расширялись. Я знаю, что она вряд ли думает обо мне хорошо. Когда тетю Бет изобличали в какой-нибудь жестокости, к ее лицу приливала кровь.
Все это я описывала в своих письмах Гейвину и ждала ответа по почте или по телефону. Когда спустя почти неделю так и не пришло ни одного письма и не было звонков, я позвонила ему сама, чтобы выяснить, не случилось ли чего.
– Нет, все в порядке, – сказал он. – Я написал уже два письма.
– Не знаю, почему-то я не получаю твоих писем, – ответила я.
– Возможно, почта плохо работает. Но в любом случае у меня хорошие новости. Я приеду к тебе через три недели.
– Три недели! О, Гейвин для меня это как три года, – простонала я.
Он засмеялся.
– Да нет. Они быстро пройдут.
– Может, для тебя – да, – вздохнула я, – но жизнь здесь теперь такая невыносимая, что каждый день тянется как неделя.
– Мне жаль. Я подумаю, можно ли будет это ускорить, – пообещал он.
Два дня спустя я нечаянно обнаружила, почему я уже неделю не получаю писем от Гейвина. Миссис Стоддард ошиблась и выставила мусор вечером, вместо утра, когда его собирают, и какая-то уличная собака или, возможно, белка разорвала пакет и разбросала содержимое. Я взяла за домом грабли и начала было собирать мусор, как вдруг случайно наткнулась на конверт, адресованный мне. Я прекратила работу и подобрала его.
Это было письмо от Гейвина, датированное прошлой неделей. Кто-то вытащил его из почтового ящика до меня, распечатал его, чтобы прочитать, а затем бросил в мусорное ведро.
Взбешенная, я ворвалась в дом. Близнецы сидели на полу в кабинете и играли. Тетя Бет читала одну из своих газет, а миссис Стоддард была на кухне. Дядя Филип с Джефферсоном уже ушли в отель.
– Кто это сделал? – спросила я и показала письмо. – Кто-то вытащил мою почту и выбросил.
Тетя Бет оторвала взгляд от газеты и взглянула на меня. Близнецы замерли в замешательстве.
– О чем ты говоришь, Кристи? – изумилась тетя Бет.
– О своей почте, о своей почте, – вспылила я. – Кто-то вынул ее до меня, прочитал и выбросил.
– Не думаю, что кто-либо здесь интересовался твоей почтой, дорогая. Письмо, видимо, случайно выбросили. Возможно, ты сама это и сделала.
– Нет!
– Кристи, я настаиваю, чтобы ты немедленно прекратила этот крик. В нашем доме не привыкли к подобным выходкам, – сказала она.
– Это не ваш дом! Это мой дом! Кто из вас это сделал? – спросила я, поворачиваясь к близнецам. Они съежились, как только я сделала к ним шаг.
– Кристи, оставь их в покое. Они так мило играют, – предостерегла тетя Бет.
– Это ты сделал, да? – бросила я обвинение Ричарду.
– Нет, мне не нужны твои глупые письма.
Я перевела взгляд на Мелани, и она быстро опустила глаза.
– Тогда это ты сделала, – сказала я.
Она замотала головой.
– Если они говорят, что не делали этого, то так оно и есть. А теперь прекрати это, или мне послать за твоим дядей? – пригрозила тетя Бет.
– Посылайте хоть за Президентом Соединенных Штатов, за кем угодно, – ответила я ей. – Если ты хоть раз прикоснешься к моим письмам или моим вещам, – пригрозила я Мелани, – я выдеру тебе волосы.
– Кристи!
После этого я бросилась прочь из кабинета наверх, чтобы прочитать письмо Гейвина, которое я так и не получила.
Вечером за ужином гнетущая обстановка еще более усугубилась. Я все время чувствовала на себе взгляд дяди Филипа. Как только он это замечал, его губы растягивались в едва заметную улыбку. Потом, когда я ушла к себе в комнату, он пришел ко мне.
– Могу я с тобой поговорить? – спросил он, после того как постучал.
– Да.
– Бетти Энн рассказала мне, что произошло сегодня. Мне жаль, что кто-то взял твое письмо, но не стоит обвинять всех подряд, пока ты не будешь уверена. Это так же нехорошо, как и тогда с Джефферсоном, – добавил он.
– Мелани выглядела виноватой, – ответила я в свое оправдание.
– Может быть, но и Джефферсон выглядел виноватым, и у него репутация хулигана. Правда, это не так серьезно, как порча рояля, полагаю, но все-таки…
– Кто-то вытащил мою почту, – простонала я. – Она не могла сама попасть в мусорное ведро.
– Нет, конечно. Но это могло случиться и нечаянно.
– Письмо было открыто, это не могло быть просто случайностью. Остальные письма так же исчезли, – сказала я. Он кивнул. Его лицо стало серьезным, а глаза сузились.
– Хорошо. Я подумаю об этом, но, пожалуйста, постарайся пожить немного в мире. Ладно? – спросил он, улыбаясь. – Восстановление отеля идет прекрасно. Страховка дала нам больше, чем я ожидал. У нас все будет хорошо. Наша семья снова займет свое прежнее положение в Катлерз Коув.
Я хотела сказать ему, что для меня это не важно. Мне было все равно, вернусь ли я в этот отель. Этот отель предал моих родителей, убил их. Теперь он олицетворял для меня не ту прежнюю любовь, а зло. Но я ничего не сказала. Я знала, что дядя Филип не поймет и только попытается меня уговорить как-нибудь.
Вместо этого я сделала то, что он попросил. Я избегала ссор, упражнялась в игре на фортепиано и много гуляла по пляжу. По вечерам я читала, писала письма, разговаривала с друзьями и смотрела телевизор. У меня на стене висел календарь, и я отмечала дни, оставшиеся до приезда Гейвина. Только это и мои занятия музыкой заставляли меня подниматься по утрам.
Все улеглось, и я подружилась с миссис Стоддард. В конце концов, думала я, это не ее вина в том, что тетя Бет уволила миссис Бостон и ее пригласили работать. Джефферсону она тоже стала нравиться больше, и я стала замечать, что он становится ее любимцем. Близнецы заметили это и принялись жаловаться на нее тете Бет, которая незамедлительно начала обвинять ее в плохом качестве пищи и уборки.
Никто не может ужиться с этими людьми, думала я.
Я продолжала совершать свои ночные визиты на кладбище. Там я плакалась и жаловалась маме и папе. Обычно мне становилось после этого легче. Я больше не встречала там дядю Филипа, но однажды вечером, когда я вернулась с кладбища, как обычно, тихо вошла в дом и на цыпочках поднялась наверх, семейное перемирие неожиданно грубо закончилось.
Тетя Бет выскочила из моей комнаты, как только я достигла площадки второго этажа.
– Где ты была? – грубо спросила она. Руки она держала за спиной, как будто она что-то прятала и не хотела мне показывать.
– Я гуляла, – сказала я. – А что ты делала в моей комнате?
– Что, гуляла? Где? С кем ты встречаешься? Ты ведь встречаешься с кем-то, так? – кричала она.
– Что?
– Я же говорила тебе, – повернулась она к дяде Филипу, который появился в дверях их спальни. Он уставился на меня, но не гневно, а с неподдельным удивлением. – У тебя есть тайный приятель, так? И ты с ним где-нибудь встречаешься? – Она с отвращением покачала головой. – Ты такая же, как Ферн.
– Тетя Бет, я не знаю, о чем ты говоришь, но я хочу знать, что ты делала в моей комнате. Что у тебя за спиной? – поинтересовалась я.
Она ликующе улыбнулась и медленно вытащила руки из-за спины.
– Гадость, – сказала она и протянула «Любовника леди Чаттерли» с закладкой, которую я оставила на десятой главе.
Одного предательства достаточно
– Как ты смеешь шарить по моим шкафам и ящикам! – закричала я. – Какое право ты имеешь заходить ко мне и копаться в моих вещах? Ты мне не мать! И никогда ею не будешь! – в гневе кричала я.
Тетя Бет выпрямилась и высокомерно подняла голову. Близнецы одновременно вышли из своих спален и сонно, но с любопытством за всем этим наблюдали. Только Джефферсон не проснулся. И за это я была благодарна провидению. Он уже достаточно натерпелся от выходок тети Бет.
– Я не намереваюсь быть тебе матерью, Кристи, но мы с дядей Филипом теперь твои опекуны, что налагает на нас ответственность. И мы здесь для того, чтобы быть уверенными, что подобные вещи, из-за которых тетя Ферн так теперь знаменита, здесь не происходят, – холодно ответила она. – Я знаю, как так называемые современные девочки-подростки себя ведут, – сказала она, кивая. – Ты гораздо менее разборчива, чем я была в твоем возрасте.
– Это неправда… и ко мне это не относится! – ответила я.
– Неправда? – холодно улыбнулась она. – Тогда почему ты выделила именно эти отрывки в этой непристойной книге? – спросила она, открывая ее. Я почувствовала, что краснею. – Хочешь, я прочитаю это вслух?
– Нет! Это Ферн подчеркнула отрывки. Она подарила мне эту книжку на день рождения, чтобы подшутить надо мной. Я даже не заглядывала в нее с того самого дня.
– Разве это не букварь для тебя, не учебник по сексу? И не начитавшись ли этой книги, ты исчезаешь из дома по вечерам, чтобы попрактиковаться с каким-нибудь уличным мальчишкой? – осуждающе спрашивала она.
– Я ни с кем не встречаюсь! – крикнула я, но она больше меня не слушала. Тетя Бет была захвачена собственными мыслями и не обращала внимания на то, что говорю я или еще кто-нибудь.
– Я часто говорила Филипу, что Дон и Джимми потеряли власть над Ферн. Дошло до того, что они больше не могли контролировать ее, и она продолжала попадать в неприятные ситуации в школе. Это чудо, что она до сих пор не беременна, – заключила тетя Бет. – А теперь и ты последовала по ее грязным стопам.
– Нет!
– Только я не буду этого терпеть, – заявила она, не обращая внимания на мой протест. – Я не буду такой же мягкой и всепрощающей, какой была Дон. В конце концов репутация твоего дяди и моя навсегда связаны с твоей. То, чем ты занимаешься теперь, касается не только тебя. Твои действия отражаются также и на нас.
– Я не сделала ничего плохого! – крикнула я, и слезы потекли по моим щекам.
– И не сделаешь. Я запрещаю тебе читать подобные похотливые вещи в моем доме, – сказала она.
– В твоем доме? – пробормотала я.
Она уже считала, что полностью овладела жизнью Джефферсона и моей, нашим домом, нашим имуществом, даже нашими мыслями. И пока она напыщенно разглагольствовала и орала на меня, размахивая книгой тети Ферн перед моим лицом, дядя Филип стоял, словно статуя, с моргающими глазами и дрожащими губами.
– Я забираю эту книгу, – сказала она.
– Ты забираешь ее, чтобы самой почитать, – с ненавистью пробормотала я.
– Что? Что ты сказала? – переспросила она.
Я обхватила себя руками и уставилась в пол, не в состоянии удержаться от сотрясавших меня рыданий.
– У тебя нет права обыскивать мою комнату, – мрачно проговорила я.
– А я не обыскивала твою комнату. Миссис Стоддард случайно увидела эту книгу, когда делала уборку, и рассказала мне. Я пошла к тебе, чтобы спросить тебя об этом, и обнаружила, что ты куда-то исчезла. Тогда я поискала сама, надеясь, что миссис Стоддард ошиблась. Но, к сожалению, нет.
Я не верила ей, но уже устала спорить.
– С сегодняшнего дня я не разрешаю тебе покидать дом после восьми часов вечера без специального разрешения, моего или дяди. И нам нужно знать, куда ты идешь и с кем. Ясно? – спросила она, вонзая в меня свои слова как крошечные кинжалы, видя, что я не отвечаю.
– Да, да, – ответила я и, промчавшись мимо нее, захлопнула за собой дверь.
Я бросилась на кровать и уткнулась лицом в подушку, которая тут же стала мокрой от слез. Я плакала и плакала, пока слезы не иссякли. Вздохнув, я медленно поднялась и села. Я провела пальцами по золотым часам, подаренным мамой и папой. Мое сердце болело от тоски по ним.
Побежденная и опустошенная, я поднялась и начала переодеваться ко сну. Все больше сон становился для меня убежищем. Мне становилось страшно, когда я осознавала, как жду этой возможности закрыть глаза и на время уйти из этого, ставшего таким мрачным и безрадостным, мира. Я хотела спать все дольше и дольше, пока… Я бы хотела заснуть навсегда, думала я.
Я умылась и надела фланелевую пижаму, ту которую купила мне мама. Я не могла преодолеть дрожь, и даже, когда завернулась в одеяло, дрожала так сильно, что стучали зубы. Я старалась крепко сомкнуть веки в надежде заснуть глубоким сном, но вдруг я услышала легкий стук в дверь. Сначала я решила, что мне показалось, но стук повторился.
– Кто там? – тихо спросила я.
Дверь открылась, и вошел дядя Филип, тихо закрыв за собой дверь. Он был в пижаме. В слабом свете ночника я увидела его улыбку.
– Что еще, дядя Филип?
Он подошел прямо к моей кровати и сел рядом со мной.
– Я не хотел, чтобы ты легла такой несчастной, – сказал он. Он легонько провел тыльной стороной ладони по моей щеке. Затем взял мою руку. – Бетти Энн временами бывает очень строгой. Она совсем не хочет этого, все это из-за ее нервного состояния, – объяснил он.
– Нет у нее никакого нервного состояния, – резко бросила я, вырывая руку. Я устала слушать оправдания. – Она просто придирается.
– Нет, нет, она просто напугана, – настаивал он.
– Напугана? Кем? Мной? – Я засмеялась. – Она делает то, что ей хочется, и неважно, что я говорю. Она издевается над Джефферсоном, уволила миссис Бостон, установила свои законы и настаивает, чтобы мы ходили по струнке, – выпалила я.
– Она боится заботы и ответственности за молодую девушку, – сказал он.
– Почему? У нее же есть Мелани, не так ли?
– Да, но Мелани еще ребенок. А ты – цветущая молодая женщина, которая уже ясно ощущает женские потребности и желания, – мягко добавил он, прищурив глаза. Дядя Филип нервно облизнул губы. – Ты можешь рассказать мне правду. Ты встречалась с кем-нибудь сегодня вечером? – мягко спросил он.
– Нет. Я ходила погулять. Это помогает мне думать, – сказала я.
Я не посмела рассказать ему, что ходила на кладбище. Дядя Филип мог легко догадаться, что я была там и в ту ночь, когда он был у могилы моей мамы.
Он еще шире улыбнулся.
– Я верю тебе, – кивнул дядя Филип. Затем он стал очень серьезным. – Но эти чувства и желания могут сильно смутить молодое создание, что временами он или она могут решить, что сходят с ума. – Он прижал руки к груди и закрыл глаза. – Эти чувства скручивают и мучают тебя изнутри, заставляя тебя чувствовать, что ты можешь взорваться, если не дать им выхода. Ты хочешь дотронуться до чего-то, почувствовать, прижаться к чему-нибудь тому… тому, что успокоит тебя. Я прав? Это то, что происходит с тобой?
– Нет, дядя Филип.
Когда он говорил, его глаза были большими, и их блеск пугал меня.
– Я знаю, – он снова улыбнулся, – тебе немного неудобно рассказывать мне такие вещи. Это то, что лучше обсудить с мамой. Но увы, – произнес он, вздохнув, – твоей мамы нет, а Бетти Энн… Ну, Бетти Энн не тот человек, который поймет такие рассуждения. Я понимаю твою потребность довериться кому-нибудь, тому, кто будет о тебе заботиться. Я пришел сюда предложить тебе свою помощь. Я хочу помочь тебе, – быстро сказал он. – О, я знаю, я не могу заменить тебе твою маму и даже не буду пытаться, но ты можешь доверять мне, Кристи. Я буду надежно хранить твои секреты в своем сердце.
– У меня нет секретов, дядя Филип.
– Но я не имею в виду конкретные секреты. Я – о чувствах, – сказал он. – Поэтому ты так хотела получить эту книгу от тети Ферн, так?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Когда я выразила недовольство по поводу того, как она с ним обращается, тетя Бет, холодно улыбнувшись, ответила:
– Это так естественно, Кристи, что ты его защищаешь, но не будь слепа к его проступкам, или он никогда не исправится.
– Он не станет лучше, если ты будешь продолжать орать и досаждать ему, – заявила я ей.
– Я не досаждаю. Я указываю ему на его же ошибки, чтобы он смог их исправить. То же я делаю и со своими детьми.
– Вряд ли, – сказала я. – По твоим словам, близнецы – идеальны.
– Кристи! – она отшатнулась, будто я ее ударила. – Это опрометчивое заявление.
– Мне все равно. Мне не нравится, когда ко мне относятся неуважительно, но я не стану спокойно наблюдать, как ты разрываешь моего брата на куски.
– О, Боже…
– Прекрати это.
Несмотря на набежавшие слезы, я выпрямилась как флагшток, на котором развевается флаг моей гордости. Тете Бет ничего не оставалось, как отступить.
– Так… так… так… – пробормотала она.
Было не трудно догадаться, что наши неприятности не скоро закончатся. Ее «я» было ущемлено, и чем больше дядя Филип защищал нас с Джефферсоном, тем злее и подлее она становилась. Она улыбалась холодно и с трудом. Часто я ловила на себе ее свирепый взгляд, когда она думала, что я этого не вижу. Ее поджатые тонкие губы превращались в тонкую линию, а маленькие ноздри расширялись. Я знаю, что она вряд ли думает обо мне хорошо. Когда тетю Бет изобличали в какой-нибудь жестокости, к ее лицу приливала кровь.
Все это я описывала в своих письмах Гейвину и ждала ответа по почте или по телефону. Когда спустя почти неделю так и не пришло ни одного письма и не было звонков, я позвонила ему сама, чтобы выяснить, не случилось ли чего.
– Нет, все в порядке, – сказал он. – Я написал уже два письма.
– Не знаю, почему-то я не получаю твоих писем, – ответила я.
– Возможно, почта плохо работает. Но в любом случае у меня хорошие новости. Я приеду к тебе через три недели.
– Три недели! О, Гейвин для меня это как три года, – простонала я.
Он засмеялся.
– Да нет. Они быстро пройдут.
– Может, для тебя – да, – вздохнула я, – но жизнь здесь теперь такая невыносимая, что каждый день тянется как неделя.
– Мне жаль. Я подумаю, можно ли будет это ускорить, – пообещал он.
Два дня спустя я нечаянно обнаружила, почему я уже неделю не получаю писем от Гейвина. Миссис Стоддард ошиблась и выставила мусор вечером, вместо утра, когда его собирают, и какая-то уличная собака или, возможно, белка разорвала пакет и разбросала содержимое. Я взяла за домом грабли и начала было собирать мусор, как вдруг случайно наткнулась на конверт, адресованный мне. Я прекратила работу и подобрала его.
Это было письмо от Гейвина, датированное прошлой неделей. Кто-то вытащил его из почтового ящика до меня, распечатал его, чтобы прочитать, а затем бросил в мусорное ведро.
Взбешенная, я ворвалась в дом. Близнецы сидели на полу в кабинете и играли. Тетя Бет читала одну из своих газет, а миссис Стоддард была на кухне. Дядя Филип с Джефферсоном уже ушли в отель.
– Кто это сделал? – спросила я и показала письмо. – Кто-то вытащил мою почту и выбросил.
Тетя Бет оторвала взгляд от газеты и взглянула на меня. Близнецы замерли в замешательстве.
– О чем ты говоришь, Кристи? – изумилась тетя Бет.
– О своей почте, о своей почте, – вспылила я. – Кто-то вынул ее до меня, прочитал и выбросил.
– Не думаю, что кто-либо здесь интересовался твоей почтой, дорогая. Письмо, видимо, случайно выбросили. Возможно, ты сама это и сделала.
– Нет!
– Кристи, я настаиваю, чтобы ты немедленно прекратила этот крик. В нашем доме не привыкли к подобным выходкам, – сказала она.
– Это не ваш дом! Это мой дом! Кто из вас это сделал? – спросила я, поворачиваясь к близнецам. Они съежились, как только я сделала к ним шаг.
– Кристи, оставь их в покое. Они так мило играют, – предостерегла тетя Бет.
– Это ты сделал, да? – бросила я обвинение Ричарду.
– Нет, мне не нужны твои глупые письма.
Я перевела взгляд на Мелани, и она быстро опустила глаза.
– Тогда это ты сделала, – сказала я.
Она замотала головой.
– Если они говорят, что не делали этого, то так оно и есть. А теперь прекрати это, или мне послать за твоим дядей? – пригрозила тетя Бет.
– Посылайте хоть за Президентом Соединенных Штатов, за кем угодно, – ответила я ей. – Если ты хоть раз прикоснешься к моим письмам или моим вещам, – пригрозила я Мелани, – я выдеру тебе волосы.
– Кристи!
После этого я бросилась прочь из кабинета наверх, чтобы прочитать письмо Гейвина, которое я так и не получила.
Вечером за ужином гнетущая обстановка еще более усугубилась. Я все время чувствовала на себе взгляд дяди Филипа. Как только он это замечал, его губы растягивались в едва заметную улыбку. Потом, когда я ушла к себе в комнату, он пришел ко мне.
– Могу я с тобой поговорить? – спросил он, после того как постучал.
– Да.
– Бетти Энн рассказала мне, что произошло сегодня. Мне жаль, что кто-то взял твое письмо, но не стоит обвинять всех подряд, пока ты не будешь уверена. Это так же нехорошо, как и тогда с Джефферсоном, – добавил он.
– Мелани выглядела виноватой, – ответила я в свое оправдание.
– Может быть, но и Джефферсон выглядел виноватым, и у него репутация хулигана. Правда, это не так серьезно, как порча рояля, полагаю, но все-таки…
– Кто-то вытащил мою почту, – простонала я. – Она не могла сама попасть в мусорное ведро.
– Нет, конечно. Но это могло случиться и нечаянно.
– Письмо было открыто, это не могло быть просто случайностью. Остальные письма так же исчезли, – сказала я. Он кивнул. Его лицо стало серьезным, а глаза сузились.
– Хорошо. Я подумаю об этом, но, пожалуйста, постарайся пожить немного в мире. Ладно? – спросил он, улыбаясь. – Восстановление отеля идет прекрасно. Страховка дала нам больше, чем я ожидал. У нас все будет хорошо. Наша семья снова займет свое прежнее положение в Катлерз Коув.
Я хотела сказать ему, что для меня это не важно. Мне было все равно, вернусь ли я в этот отель. Этот отель предал моих родителей, убил их. Теперь он олицетворял для меня не ту прежнюю любовь, а зло. Но я ничего не сказала. Я знала, что дядя Филип не поймет и только попытается меня уговорить как-нибудь.
Вместо этого я сделала то, что он попросил. Я избегала ссор, упражнялась в игре на фортепиано и много гуляла по пляжу. По вечерам я читала, писала письма, разговаривала с друзьями и смотрела телевизор. У меня на стене висел календарь, и я отмечала дни, оставшиеся до приезда Гейвина. Только это и мои занятия музыкой заставляли меня подниматься по утрам.
Все улеглось, и я подружилась с миссис Стоддард. В конце концов, думала я, это не ее вина в том, что тетя Бет уволила миссис Бостон и ее пригласили работать. Джефферсону она тоже стала нравиться больше, и я стала замечать, что он становится ее любимцем. Близнецы заметили это и принялись жаловаться на нее тете Бет, которая незамедлительно начала обвинять ее в плохом качестве пищи и уборки.
Никто не может ужиться с этими людьми, думала я.
Я продолжала совершать свои ночные визиты на кладбище. Там я плакалась и жаловалась маме и папе. Обычно мне становилось после этого легче. Я больше не встречала там дядю Филипа, но однажды вечером, когда я вернулась с кладбища, как обычно, тихо вошла в дом и на цыпочках поднялась наверх, семейное перемирие неожиданно грубо закончилось.
Тетя Бет выскочила из моей комнаты, как только я достигла площадки второго этажа.
– Где ты была? – грубо спросила она. Руки она держала за спиной, как будто она что-то прятала и не хотела мне показывать.
– Я гуляла, – сказала я. – А что ты делала в моей комнате?
– Что, гуляла? Где? С кем ты встречаешься? Ты ведь встречаешься с кем-то, так? – кричала она.
– Что?
– Я же говорила тебе, – повернулась она к дяде Филипу, который появился в дверях их спальни. Он уставился на меня, но не гневно, а с неподдельным удивлением. – У тебя есть тайный приятель, так? И ты с ним где-нибудь встречаешься? – Она с отвращением покачала головой. – Ты такая же, как Ферн.
– Тетя Бет, я не знаю, о чем ты говоришь, но я хочу знать, что ты делала в моей комнате. Что у тебя за спиной? – поинтересовалась я.
Она ликующе улыбнулась и медленно вытащила руки из-за спины.
– Гадость, – сказала она и протянула «Любовника леди Чаттерли» с закладкой, которую я оставила на десятой главе.
Одного предательства достаточно
– Как ты смеешь шарить по моим шкафам и ящикам! – закричала я. – Какое право ты имеешь заходить ко мне и копаться в моих вещах? Ты мне не мать! И никогда ею не будешь! – в гневе кричала я.
Тетя Бет выпрямилась и высокомерно подняла голову. Близнецы одновременно вышли из своих спален и сонно, но с любопытством за всем этим наблюдали. Только Джефферсон не проснулся. И за это я была благодарна провидению. Он уже достаточно натерпелся от выходок тети Бет.
– Я не намереваюсь быть тебе матерью, Кристи, но мы с дядей Филипом теперь твои опекуны, что налагает на нас ответственность. И мы здесь для того, чтобы быть уверенными, что подобные вещи, из-за которых тетя Ферн так теперь знаменита, здесь не происходят, – холодно ответила она. – Я знаю, как так называемые современные девочки-подростки себя ведут, – сказала она, кивая. – Ты гораздо менее разборчива, чем я была в твоем возрасте.
– Это неправда… и ко мне это не относится! – ответила я.
– Неправда? – холодно улыбнулась она. – Тогда почему ты выделила именно эти отрывки в этой непристойной книге? – спросила она, открывая ее. Я почувствовала, что краснею. – Хочешь, я прочитаю это вслух?
– Нет! Это Ферн подчеркнула отрывки. Она подарила мне эту книжку на день рождения, чтобы подшутить надо мной. Я даже не заглядывала в нее с того самого дня.
– Разве это не букварь для тебя, не учебник по сексу? И не начитавшись ли этой книги, ты исчезаешь из дома по вечерам, чтобы попрактиковаться с каким-нибудь уличным мальчишкой? – осуждающе спрашивала она.
– Я ни с кем не встречаюсь! – крикнула я, но она больше меня не слушала. Тетя Бет была захвачена собственными мыслями и не обращала внимания на то, что говорю я или еще кто-нибудь.
– Я часто говорила Филипу, что Дон и Джимми потеряли власть над Ферн. Дошло до того, что они больше не могли контролировать ее, и она продолжала попадать в неприятные ситуации в школе. Это чудо, что она до сих пор не беременна, – заключила тетя Бет. – А теперь и ты последовала по ее грязным стопам.
– Нет!
– Только я не буду этого терпеть, – заявила она, не обращая внимания на мой протест. – Я не буду такой же мягкой и всепрощающей, какой была Дон. В конце концов репутация твоего дяди и моя навсегда связаны с твоей. То, чем ты занимаешься теперь, касается не только тебя. Твои действия отражаются также и на нас.
– Я не сделала ничего плохого! – крикнула я, и слезы потекли по моим щекам.
– И не сделаешь. Я запрещаю тебе читать подобные похотливые вещи в моем доме, – сказала она.
– В твоем доме? – пробормотала я.
Она уже считала, что полностью овладела жизнью Джефферсона и моей, нашим домом, нашим имуществом, даже нашими мыслями. И пока она напыщенно разглагольствовала и орала на меня, размахивая книгой тети Ферн перед моим лицом, дядя Филип стоял, словно статуя, с моргающими глазами и дрожащими губами.
– Я забираю эту книгу, – сказала она.
– Ты забираешь ее, чтобы самой почитать, – с ненавистью пробормотала я.
– Что? Что ты сказала? – переспросила она.
Я обхватила себя руками и уставилась в пол, не в состоянии удержаться от сотрясавших меня рыданий.
– У тебя нет права обыскивать мою комнату, – мрачно проговорила я.
– А я не обыскивала твою комнату. Миссис Стоддард случайно увидела эту книгу, когда делала уборку, и рассказала мне. Я пошла к тебе, чтобы спросить тебя об этом, и обнаружила, что ты куда-то исчезла. Тогда я поискала сама, надеясь, что миссис Стоддард ошиблась. Но, к сожалению, нет.
Я не верила ей, но уже устала спорить.
– С сегодняшнего дня я не разрешаю тебе покидать дом после восьми часов вечера без специального разрешения, моего или дяди. И нам нужно знать, куда ты идешь и с кем. Ясно? – спросила она, вонзая в меня свои слова как крошечные кинжалы, видя, что я не отвечаю.
– Да, да, – ответила я и, промчавшись мимо нее, захлопнула за собой дверь.
Я бросилась на кровать и уткнулась лицом в подушку, которая тут же стала мокрой от слез. Я плакала и плакала, пока слезы не иссякли. Вздохнув, я медленно поднялась и села. Я провела пальцами по золотым часам, подаренным мамой и папой. Мое сердце болело от тоски по ним.
Побежденная и опустошенная, я поднялась и начала переодеваться ко сну. Все больше сон становился для меня убежищем. Мне становилось страшно, когда я осознавала, как жду этой возможности закрыть глаза и на время уйти из этого, ставшего таким мрачным и безрадостным, мира. Я хотела спать все дольше и дольше, пока… Я бы хотела заснуть навсегда, думала я.
Я умылась и надела фланелевую пижаму, ту которую купила мне мама. Я не могла преодолеть дрожь, и даже, когда завернулась в одеяло, дрожала так сильно, что стучали зубы. Я старалась крепко сомкнуть веки в надежде заснуть глубоким сном, но вдруг я услышала легкий стук в дверь. Сначала я решила, что мне показалось, но стук повторился.
– Кто там? – тихо спросила я.
Дверь открылась, и вошел дядя Филип, тихо закрыв за собой дверь. Он был в пижаме. В слабом свете ночника я увидела его улыбку.
– Что еще, дядя Филип?
Он подошел прямо к моей кровати и сел рядом со мной.
– Я не хотел, чтобы ты легла такой несчастной, – сказал он. Он легонько провел тыльной стороной ладони по моей щеке. Затем взял мою руку. – Бетти Энн временами бывает очень строгой. Она совсем не хочет этого, все это из-за ее нервного состояния, – объяснил он.
– Нет у нее никакого нервного состояния, – резко бросила я, вырывая руку. Я устала слушать оправдания. – Она просто придирается.
– Нет, нет, она просто напугана, – настаивал он.
– Напугана? Кем? Мной? – Я засмеялась. – Она делает то, что ей хочется, и неважно, что я говорю. Она издевается над Джефферсоном, уволила миссис Бостон, установила свои законы и настаивает, чтобы мы ходили по струнке, – выпалила я.
– Она боится заботы и ответственности за молодую девушку, – сказал он.
– Почему? У нее же есть Мелани, не так ли?
– Да, но Мелани еще ребенок. А ты – цветущая молодая женщина, которая уже ясно ощущает женские потребности и желания, – мягко добавил он, прищурив глаза. Дядя Филип нервно облизнул губы. – Ты можешь рассказать мне правду. Ты встречалась с кем-нибудь сегодня вечером? – мягко спросил он.
– Нет. Я ходила погулять. Это помогает мне думать, – сказала я.
Я не посмела рассказать ему, что ходила на кладбище. Дядя Филип мог легко догадаться, что я была там и в ту ночь, когда он был у могилы моей мамы.
Он еще шире улыбнулся.
– Я верю тебе, – кивнул дядя Филип. Затем он стал очень серьезным. – Но эти чувства и желания могут сильно смутить молодое создание, что временами он или она могут решить, что сходят с ума. – Он прижал руки к груди и закрыл глаза. – Эти чувства скручивают и мучают тебя изнутри, заставляя тебя чувствовать, что ты можешь взорваться, если не дать им выхода. Ты хочешь дотронуться до чего-то, почувствовать, прижаться к чему-нибудь тому… тому, что успокоит тебя. Я прав? Это то, что происходит с тобой?
– Нет, дядя Филип.
Когда он говорил, его глаза были большими, и их блеск пугал меня.
– Я знаю, – он снова улыбнулся, – тебе немного неудобно рассказывать мне такие вещи. Это то, что лучше обсудить с мамой. Но увы, – произнес он, вздохнув, – твоей мамы нет, а Бетти Энн… Ну, Бетти Энн не тот человек, который поймет такие рассуждения. Я понимаю твою потребность довериться кому-нибудь, тому, кто будет о тебе заботиться. Я пришел сюда предложить тебе свою помощь. Я хочу помочь тебе, – быстро сказал он. – О, я знаю, я не могу заменить тебе твою маму и даже не буду пытаться, но ты можешь доверять мне, Кристи. Я буду надежно хранить твои секреты в своем сердце.
– У меня нет секретов, дядя Филип.
– Но я не имею в виду конкретные секреты. Я – о чувствах, – сказал он. – Поэтому ты так хотела получить эту книгу от тети Ферн, так?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40