Лу, мне кажется, ты не вполне понимаешь, что он за тип. В этом его суть, и глупо ждать, что он изменится, потому что он не изменится никогда. Он это делает, потому что у него есть возможность и потому что получает от этого удовольствие.– Но не он один. В смысле – получает удовольствие.– Нет, – вздыхаю я. – Не он один. И если ты хочешь только получить удовольствие, то он – идеальный вариант. Если тебе нужно то же, что и ему, – потрясающий секс без обязательств. Но ты, Луиза, хочешь не этого. Ты вбила себе в голову, что, если как следует исхитришься, он упадет на колено и сделает тебе предложение. Так не выйдет. Просто не выйдет.– Почему ты такая пессимистка? Ты же ничего не знаешь. Да, ты с ним живешь, но тебя не было с нами в ту ночь. Ты понятия не имеешь, какими глазами он на меня смотрел.– Луиза, попробуй услышать хоть одно мое слово. Ох, затянуться бы сейчас разок. Есть у тебя сигареты? (Она толкает ко мне пачку.) Спасибо. Я достаточно хорошо его знаю. Я знаю, что два-три раза в неделю с ним спит какая-то женщина, и каждый раз она другая, насколько я могу уследить. Ни одна не попадала в его постель дважды. Знаю, что на автоответчике всегда полно сообщений вроде тех, что ты оставила в эти выходные. И я знаю, что ему абсолютно наплевать на это. Он их просто стирает, Лу. Удаляет и никогда о них больше не вспоминает. Он считает, что поступает честно, потому что никогда ничего не обещает и не скрывает своих истинных намерений и мотивов. И если какая-то женщина неверно истолкует его слова и намерения, то это ее, а не его проблемы.Луиза смотрит на меня почти что с ненавистью.– Ты хочешь сказать, что он никогда в своей жизни не влюблялся и у него никогда не было серьезных отношений?– Нет, я знаю, что были.– Ну вот! – победно восклицает она. – Если он способен влюбиться, то почему бы ему не влюбиться в меня?Она просто непроходимая тупица. Я не могу до нее достучаться, – наверное, потому, что мне самой этого не очень хочется. Все, что я говорю Луизе, в равной мере относится и ко мне, и мне от этого слегка не по себе. Мне неприятно говорить с ней об этом, и я прекрасно понимаю, что мои мотивы – не самые благородные. Конечно, было бы лучше и честнее просто все открыто рассказать, но у меня кишка тонка. Поэтому я превозмогаю себя и придерживаюсь первоначального замысла.– Знаешь этот взгляд, которым мужчины смотрят на тебя в постели?– Да, – мечтательно отвечает Луиза.– И Фрэнк смотрел на тебя именно так, правильно? Его взгляд будто говорил: “Ты – моя богиня, и я без ума от тебя”.– Да, – кивает Луиза, глядя мне прямо в глаза. – Именно так он на меня и смотрел.– Что ж, Лу, должна тебе сообщить новость. Все мужчины так смотрят. Даже если в постели с ними настоящая обезьяна, все равно несколько секунд у них непременно будет такой взгляд.– Ты так цинична. Это неправда.– Конечно, – соглашаюсь я, – иногда этот взгляд искренен. Но за всю жизнь – всего пару раз.– Знаешь, я не пойму, в чем дело. – Или мне показалось, или в ее голосе уже нет былой уверенности. – Я знаю, что мы с ним созданы друг для друга, даже если он этого не понимает. Пока. И вообще, Стелла, ты должна бы радоваться за меня. Что с тобой? Я думала, ты моя подруга. К чему все эти мрачные пророчества?– Я просто тебя предупреждаю, только и всего. Ты – очередная зарубка на его кровати.– Да? А тебе не кажется, что на его кровати, которая уже вся в зарубках, оставалось место для одной, последней, и этой последней стала я? Я – последняя в списке. Что ты на меня так смотришь?– Ничего, – пожимаю я плечами. – Поручиться за что-то тут трудно.– Мне пора, – говорит Луиза, глядя на часы. – Поцелуй его от меня. Крепко.– Ладно.– Увидимся в детском саду? – Она встает. – Спасибо за совет, Стелла. Посмотрим, как все сложится. Может быть, ты в чем-то и права.– Может быть.– Может быть, я тороплю события.– Может быть. Луиза смеется.– Все-таки есть в нем что-то... Ладно, созвонимся. – Она наклоняется и целует меня. – Пока, дорогая.Я сижу и думаю, что, возможно, хоть какое-то сомнение да заронила в ее душу. Очень на это надеюсь, потому что иначе я не знаю, что делать дальше. Если я буду думать об этом слишком долго, то слягу минимум на полгода. Но я больше не желаю думать об этом. Хотя бы не сегодня. Как говорила Скарлетт О'Хара, я подумаю об этом завтра.Когда вернулся Фрэнк, мы с Хани сидим, завернувшись в одеяло, и смотрим мультфильмы.– Эй, горячая штучка! – Он трогает меня за щеку. – Ррр.– Ой, девочка, – говорит Хани. Словарный запас моей дочери растет с каждым днем. – Ой, мышка, – добавляет она, еще больше удивив меня. – Нлавится мышка.– Привет, мышонок. – Фрэнк гладит ее по волосам.– Как работа, дорогой?– Отлично. День прошел прекрасно. Говорил с Домиником, и знаешь что? Ни за что не поверишь! Он ангажировал для меня выставку в Нью-Йорке в апреле. В одной из лучших галерей.– Фрэнк, это же замечательно! Я так рада. Очень рада за тебя. А ты... неважно. Выпить хочешь?– А я что? Да, а ты будешь? Я тебе тоже принесу. – Он идет на кухню, насвистывая, и возвращается с двумя стаканами красного вина. Мы становимся алкоголиками.– За тебя, – говорю я. – До дна. Поздравляю от всей души. Это здорово.– Да, здорово. Лучше и не придумаешь.– А как там Доминик поживает?– Он, кстати, спрашивал про тебя. Но он всегда спрашивает.– Ты не сказал ему...– Нет, я подумал, вдруг он не обрадуется.– Я уверена, что он был бы не против. Просто... ему пока не стоит об этом знать.– Да.– Значит, поедешь в Нью-Йорк?– Да, весной.– Что... навсегда?– Всего на пару месяцев.– А, понятно.Фрэнк смотрит на меня, я на него. Оба молчим.– Я сегодня пила кофе с Луизой. – Да?– Собиралась ей сказать, но передумала. Фрэнк, мне было так мерзко. Поэтому я сказала ей, что ты сексуальный маньяк и что она не должна с тобой связываться.– Сексуальный маньяк, – смеется Фрэнк.– Ну да. Что у тебя перманентная эрекция. На всех подряд.Фрэнк улыбается. Зачем он так улыбается, глядя на меня? Не нравится мне это.– То есть ты принесла в жертву мою репутацию, – говорит он, все еще улыбаясь.– Да, запятнала твое честное имя. Прости. Я не знала, что мне делать. И потом, это ведь не совсем клевета.Он пожимает плечами.– И что она сказала? Луиза.– Ты ей очень нравишься. Она думает, что ты – ее парень.– Да? С чего бы это?– Наверное, с того, что ты с ней переспал, тупица.– Я только следовал приказам, – говорит он.– Чьим приказам?– Твоим, дорогая.– Ятебе не приказывала спать с ней.– Странно, мне показалось – наоборот. Ты сама нас свела. Нестыковочка вышла, Стелла.– В общем, она теперь думает, что вы – пара. Думает, что у вас все серьезно.По лицу Фрэнка видно, что ему это совершенно не интересно. Это, конечно, ужасно, но я очень рада.– Фрэнк, хотя бы сделай вид, что тебе не все равно. Черт возьми. Ты же с ней спал.– Спать, – говорит Хани.– Мне не все равно. Мне важно, чтобы вы остались подругами. Надеюсь, это так?– Не знаю, Фрэнк. Не думаю, что она запрыгает от счастья и побежит открывать шампанское, когда узнает, что между нами произошло. И узнает она это от меня – мне придется сказать рано или поздно. Скорее всего, рано. Чувствую себя такой сволочью.– Давай не будем сейчас об этом, – говорит Фрэнк. – И перестань морщиться. Она уже большая девочка, переживет.– Луиза воображает, что вы уже помолвлены, почти.– Очень глупо с ее стороны. Я старался произвести обратное впечатление. Я всегда стараюсь.Я громко вздыхаю.– Ладно. Есть хочешь? Я готовить не в состоянии и собиралась что-нибудь заказать на дом. Или ты вечером собирался куда-то?– Куда?– Куда-нибудь. В люди. В мир. На улицу.– Нет, – говорит он. – Я никуда не собирался.Мы смотрим, как мышка Мейзи купается в бассейне – на ней полосатый купальный костюм с дырочкой для хвоста.– Хочешь, чтобы я куда-нибудь сходил? – спрашивает Фрэнк.– Если ты сам хочешь.– А ты хочешь?– Мне все равно. Не смотри на меня, хочешь пойти куда-нибудь – иди.– Понятно. Ладно.– Насчет вчерашнего...– И позавчерашнего. – И зачем он на меня так смотрит, смущает.– Я... мы... ты не обязан... ты свободный человек, Фрэнк.– Когда Хани пойдет спать? – спрашивает он.– Уже скоро.– Мне ее уложить?– Нет, пусть мультик досмотрит.– Хорошо. Так о чем ты говорила?– Ох, черт. Я просто пыталась сказать помягче, Фрэнк. Что я ничего не жду, что ты не обязан становиться моим партнером. Все было замечательно, но я не хочу, чтобы из-за этого у нас испортились отношения. Поэтому, если у тебя есть планы на вечер, – иди. Со всеми вытекающими последствиями.– Ты хочешь, чтобы я опять приводил домой женщин?– Если ты сам этого хочешь. – Нет, нет, нет. – Что, на тройничок? – смеется он. – Ну ты даешь.– Нет, не на тройничок. Исключительно для твоего личного употребления. – В моем голосе зазвенели металлические нотки. Я не специально, но обычным голосом я врать не могу.– Для твоего, – говорит Хани.– Но... – Фрэнк уже не смеется. У него бледное и непроницаемое лицо.– Вот что я хотела сказать. Пойдем, Хани, спать пора.– Стелла!– Подожди, – отвечаю ему с лестницы.“Сейчас, – думаю я, укладывая Хани в постель. – Сейчас”. Сегодня я спрошу о его дочери и ее матери, и почему его любвеобильность не распространяется на них. Сейчас.Но, когда спускаюсь вниз, его уже нет. 19 Двадцать минут спустя – звонок в дверь. Наверное, ключи забыл.– Слава богу, – говорю я, открывая дверь.– Здравствуйте. – На пороге Мэри. – Милочка, я опоздала?– Здравствуйте, Мэри. Э, нет. Нет, вы не опоздали. Вообще-то... – А что она тут делает?Мэри быстро проходит мимо меня и снимает пальто.– Холод на улице собачий. А моя крошка Хани еще не спит?– Спит уже.– Как, вы все еще не одеты? – вопрошает Мэри. – Уже без четверти девять – вам пора собираться. Я принесла с собой все необходимое, если снова придется на ночь остаться.– Мэри, мне кажется, вы ошиблись... На сегодня мы няню не вызывали.– Меня Фрэнсис попросил. Позвонил сегодня днем, около пяти. Он собирался пригласить вас на ужин в какой-то французский ресторан. Говорил, вы будете что-то отмечать. Я, конечно, понимаю, что это не мое дело, но вы...– Нет, – отвечаю я в растерянности. – Нет, мы не встречаемся.О, только не это. Фрэнк собирался пригласить меня отпраздновать его выставку в Америке, а я фактически изгадила ему весь вечер. Боже мой. Я тяжело сглатываю. На глаза наворачиваются слезы.– Просто его мать так часто о нем спрашивает, и я хочу порадовать ее. Вы с Фрэнсисом так хорошо ладите...– Да, – бормочу я. – Хорошо ладим.– Он ведь уже взрослый мужчина, ему тридцать пять, и его мать беспокоит, что он до сих пор не завел семью. Боится, что в этой суете так и не найдет для себя времени. Мне не очень нравятся его коровы, а вам? Вот дельфины – намного симпатичнее коров.– Мэри, его здесь нет. – Я в смятении, не могу собраться с мыслями. – Простите, но мне кажется, вам лучше пойти домой.– Ах, он появится. Мужчины всегда опаздывают, – снисходительно говорит она и направляется на кухню. – Не хотите ли чашечку чая, миссис Мидхерст?– Нет, спасибо. Знаете, я уверена, что он не придет. Я вызову вам такси.– Не глупите. Я тут устроюсь, а вы пока примите ванну. Идите же.– Я... Хм, хорошо. – Мэри может быть очень убедительной.Я послушно залезаю в ванну, но тут же выпрыгиваю из нее как ошпаренная, расплескивая воду и едва не вывернув ноги. Как она там говорила о матери Фрэнка – будто та боится, что ее сын не успеет создать семью? Что все это значит?– Мэри, – кричу я, сбегая по лестнице в одном кимоно.– Миссис Мидхерст! – Она выходит в прихожую. – Вы простудитесь.– Прошу вас, называйте меня Стелла, я вас сто раз просила.– Стелла, вы себя ужасно ведете, в чем дело, деточка?– Фрэнк. Фрэнсис.– Да? – щурится она.– Вы его хорошо знаете?– Фрэнсиса? О, с того времени, когда он еще пешком под стол ходил.– Ну да, конечно. Вы говорили.– Если хотите, я вам как-нибудь все расскажу. Только, – она смотрит на часы, – не сейчас. Вы уже опаздываете, так что поторопитесь.– Нет, расскажите мне все сейчас.– Ну хорошо, но вы простудитесь...– Не беспокойтесь.– Что вас интересует? – спрашивает Мэри; в глазах ее озорный блеск старой сплетницы.– Откуда вы его знаете?– Мы с его матушкой давние подруги. Жили по соседству, ходили вместе в школу, а мой старшенький, Эндрю, ходил в школу вместе с Фрэнсисом. Мило, правда?– О да. Очень.– Да, – соглашается Мэри. – Еще что-нибудь? Только я как раз смотрела очень увлекательную передачу. Про рыб. Удивительные они все же существа. А у этих еще полный рот зубов, огромных. Я и не думала, что у рыб бывают такие большие зубы, а вы? Или у омаров? – задумчиво добавляет она.– У омаров? Нет. У рыб... хотя я не уверена. Знаете, я понимаю, что это странно звучит, но для меня это очень важно. Мэри, скажите пожалуйста, Фрэнк, Фрэнсис, он был... приличным молодым человеком? До того, как приехал в Лондон. Он был хорошим парнем?– О, что вы, нет. Он был такой хулиган. – Мэри печально трясет головой. – Его мать так из-за него переживала.Вот, опять это чувство, чувство опустошения, как будто я плакала много дней подряд. Я заставляю себя очнуться и сажусь на ступеньки.– Он всегда был непослушным, озорничал, – продолжает Мэри. – Всегда. С самого детства. С ним все время были одни неприятности. Но он был добрым, понимаете, он любил свою маму, братьев, сестер. Наверное, мне не стоит об этом говорить, но он каждый месяц посылает домой деньги.– Это очень трогательно, – соглашаюсь я. У меня шумит в голове. – Но вы говорили, что мать очень из-за него переживала.– Да, – весело сообщает Мэри, – она очень огорчилась, узнав, что он переезжает в Лондон. Она ведь во всем на него полагалась. С тех нор как умер ее муж, он был главным в семье. Поэтому она была в отчаянии, плакала целыми днями, умоляла его остаться. Но сейчас она в порядке, очень рада за него. Она из всего делает трагедию, – хихикает Мэри.– А как насчет девушек?– О, – смеется Мэри, – хо-хо-хо. Ну... да. Девушек он всегда любил, да. И они его тоже любили. Это понятно. Он ведь такой славный парень. Какая шевелюра.– Согласна. А с этим у него никогда не было, как бы это сказать, проблем! Мэри смотрит на меня голубыми, круглыми от ужаса глазами.– Нет, что вы! – кричит она. – Миссис Мидхерст, нет. Ничего подобного. Боже мой, что вы. Фрэнсис – настоящий джентльмен, и всегда им был. У него прекрасные манеры, шарм. Он такой франт. Иногда, конечно, девушки из-за него плакали – они все мечтали выйти за него замуж. Городок-то маленький. Понимаете, миссис... Стелла, он был первым парнем на деревне.– Но плохого ничего за ним не числилось? Ничего серьезного? - Нет! – опять кричит она, возмущенная одной мыслью. – Боже правый, нет. Ничего подобного.– Хорошо, простите за такой расспрос, Мэри. Простите меня. И спасибо вам большое.– А теперь я могу вернуться к своим рыбам? – спрашивает она.– Да, конечно, спасибо.Я несусь вверх по ступенькам, сердце выпрыгивает из груди. Кидаюсь к телефону. Надо кое-что выяснить у Доминика. Немедленно.– Слушай, а тебе непременно надо сейчас об этом говорить? – тянет Доминик сонно. – Черт, у нас тут, между прочим, полседьмого утра.– Еще как надо, встряхни мозги, урод.– Ладно, – зевает он. – Я тебе наврал.– Что ?– Я наврал, – говорит далекий скучающий голос. – Это все? Тогда я вешаю трубку. Перезвоню, когда высплюсь.– Что значит наврал? Зачем?– Наврал значит наврал. Я тебя обманул, все придумал, сказал неправду. J'ai menti< Я солгал (франц.). >. Понятно?– Но зачем, Доминик? Он смеется.– Я ничего не имею против Фрэнсиса. Кстати, он тебе про выставку не говорил? Супер, да? – Он замолкает, но я никак не реагирую. – Кроме того, это хотя бы на время изолирует тебя от него. Уж очень вы там сладко устроились.– Почему ты меня обманул?– А почему ты спрашиваешь?– Доминик, еще минута, и я потеряю терпение. Просто отвечай на вопрос! – ору я в трубку.Кажется, мой гнев развеселил его – он позволяет себе еще раз лениво хохотнуть.– Что, Стелла, запала на Фрэнка?– Доминик! – Ладно, ладно. Стелла, все просто. Я с этими людьми все время сталкиваюсь по работе. Они меня окружают везде и всюду – хреновы провинциалы с тремя классами приходской школы, которые едва научились кисть в руках держать. Стелла, они даже говорить нормально не умеют, если ты еще не успела заметить. Они нож держат так же, как пилу. Все бы ничего. Но они стали пролезать в мою личную жизнь. Деревенщина в моей семье – это уже слишком. Я не хотел, чтобы ты жила под одной крышей с неотесанным болваном, поэтому наврал тебе. Чтобы заставить тебя держаться от него подальше. И, – апатично добавляет он, – мне это удалось.– Доминик, ты о чем? – шепотом спрашиваю я. – Ты же знаешь, что Фрэнк тут живет. – Я так потрясена, что нахожусь в каком-то полуобморочном состоянии.– Если тебе непременно нужно сдавать комнату безграмотному провинциалу, дело твое, – великодушно разрешает Доминик. – Но мне бы не хотелось, чтобы деревенщина с грязными ногтями спал в твоей постели. Точнее, в нашей постели. Не подумай, что я ей так дорожу, что готов сам в нее вернуться. “Наша” постель означает, что я за нее заплатил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23