Все-таки имя у него французское – Адриан, – еще одно очко в его пользу.Звонит телефон: наверняка это Адриан.– Так-так, – говорит неопознанный голос, – миссис Мидхерст.– Доминик, это ты? – Нет, вряд ли. Мой бывший сейчас в Токио, но больше меня так никто не называет. За исключением официальных лиц.– Не-ет, – елейно тянет голос. – Не угадала.– Я не знаю, кто вы, – искренне говорю я. Наверное, кто-то из “официальных лиц”. – Газовщик? Электрик? Рекламный агент? Если да, то спасибо, у меня все есть.– Нет. – Звучит это уже не так самоуверенно.– Намекните, – вздыхаю я. Ненавижу такие телефонные интриги; кроме того, мой собеседник вполне может оказаться психом-маньяком.– М-м-м, – хрипло мычат мне на том конце провода. – Ррррр.Господи! Только не это! Купер. Невыносимо. Может, мне просто повесить трубку? Нет, нельзя. В конце концов, бедняга дал то, что мне требовалось, и он не виноват, что у него бледный пенис, да и сам он немного странноват. Но как он узнал мой номер телефона? Наверное, от Изабеллы. Боже мой.– Ой! – Захлопываю открытый от ужаса рот и заставляю себя улыбнуться. – Здравствуйте.– Притворилась, что не узнала меня, решила поиграть, да? – мурлычет Купер, к которому мигом возвращается самонадеянность. Так и кажется, что сейчас добавит: “Шалунишка”. Он понижает голос и томно хрипит: – Если подумать, ты и тогда со мной хотела поиграть. Развратная штучка.Думаю, что в тот момент доктор Купер решил, что общается по телефону с настоящей живой свиньей, потому что я выдаю громкий, ужасный и безусловно свинячий хрюк – крайне неприличный звук, полное впечатление, что кто-то громко выпустил газы.– Хрррррррю, – поспешно добавляю я для большей сексуальности и задыхаюсь от смеха.Тишина. Потом:– Эй. С тобой все в порядке?– Хааааааа. – Стон ненамеренный, просто я все еще не в состоянии нормально дышать.– О господи.Все, сил моих больше нет. Кладу трубку на журнальный столик и сгибаюсь пополам, свесив голову к полу. Так я стою с полминуты, хватая ртом воздух, словно курильщик, докурившийся до рака легких.– Прости, – хриплю я наконец в трубку. – Не знаю, что на меня нашло.– А я знаю, – воркует Купер.Боже мой, как неловко. Может, я и не собираюсь снова встречаться с Купером, но вовсе не хочу, чтобы он считал меня свиньей в полном смысле этого слова.– Не будем об этом, – говорю я, прочищая горло, которое все еще побаливает. – Чем занимаешься?– Вспоминаю нашу ночь, – вкрадчиво шепчет он.– Хм, – уклончиво отвечаю я.– Я знаю, что это было... – В его голосе снова слышатся похотливые нотки.– Хм? – повторяю я, поскольку все еще не решаюсь изъясняться словами.– Тот странный звук...– Прости, – быстро перебиваю я, – мне нездоровится. Больна. У меня горло болит. Иногда мне трудно дышать.– Ерунда, – ласково говорит он. – Этот звук я уже слышал. Догадываешься когда?– Нет, – почти шепотом, сжимаясь от страха, отвечаю я. Что бы он сейчас ни сказал, я наверняка снова не смогу сдержать смех.– Когда ты кончала, – рычит он. От шока я чуть не роняю трубку.– Что? Что ты сказал? Купер довольно смеется.– Когда ты кончала, – повторяет он, – то есть когда у тебя был оргазм, ты хрюкнула.– Не хрюкала я!Господи, этот мужик что, совсем свихнулся?– Уверяю тебя, хрюкала.– Может быть, у меня и был оргазм, Уильям, но я не хрюкала. Что за вздор? Надо же додуматься до такого. Полный маразм! Не было, не было этого!– Ты и сейчас, только что, тоже кончила, так ведь? – продолжает он, игнорируя мои бурные возражения.– НЕТ!!! – ору я в полной ярости. – Нет, нет и еще раз нет! Какого черта! Я не кончала. Так, хрюкнула нечаянно. И могу тебя уверить, что я никогда, слышишь, никогда не хрюкаю во время оргазма. Какая абсурдная мысль! Как ты вообще смеешь звонить мне и говорить такие мерзости, будто я визжу свиньей во время оргазма? Как ты посмел, Уильям?– Успокойся, – отвечает Купер. – Я всего лишь сказал правду, которая мне известна.Все это время я в бешенстве носилась взад и вперед по комнате, а теперь сижу, оцепенев от ужаса.– Уильям?– Миссис Мидхерст?– Зови меня Стелла. В конце концов, мы с тобой трахались.– Это я прекрасно помню.– Послушай, ты серьезно? В твоих словах есть хотя бы грамм, унция, крупинка правды? – Я почти готова расплакаться.– Что ты, сама того не замечая, хрюкнула в момент, скажем так, кульминации нашего акта?– Да, – шепчу я.Сама того не замечая? Не замечая? – Боюсь, что да, – весело отвечает Купер. Трубка падает у меня из рук – прямо как в кино.– Стелла? – доносится голос Купера с пола. – Алло?Я поднимаю трубку.– Клянись жизнью, клянись своим членом. – Клянусь, – с готовностью отзывается он. – Но на твоем месте я бы не стал так расстраиваться. Некоторые женщины вообще могут обмочиться во время оргазма, а одна наша общая знакомая вопит, как осел. Я знавал немало девушек, которые в такой момент кричат “папа”. Обычно они из Клапама.– Мне кажется, – говорю я, отчаянно пытаясь вернуть себе хотя бы часть достоинства, – что я бы об этом знала. Ведь это же мое собственное тело и мои собственные звуки. – Скорее всего. Вообще-то я позвонил, чтобы пригласить тебя на ужин.– А что ты имел в виду под “сама того не замечая”? Что я хрюкала и хрюкала не переставая?– Нет, насколько я помню, только один раз. Я знаю один итальянский...– Я тебе перезвоню. Мне надо идти. – У меня от напряжения желудок свело и в голове зашумело.Боже мой!Я хрюкаю во время оргазма. Все пропало. Думаю, за всю свою жизнь мне еще никогда не было так стыдно. Однажды, еще в детском саду, я описалась и даже сейчас, тридцать пять лет спустя, все отчетливо помню: ярко-желтая струйка звучно стекала на линолеум. Тогда мне было очень стыдно. Да, признаюсь, иногда я была не слишком добра и тактична с другими людьми, но по крайней мере меня после мучила совесть. По отношению к своим родителям у меня тоже двоякие чувства, но, право слово, никто не любит своих родителей безоговорочно. Ничто, ничто из всего мной совершенного в этой жизни не могло бы повлечь такого нелепого наказания. У Господа Бога там что, совсем крышу снесло?Я забираюсь в постель – потому что ничего другого в голову не приходит, и выпиваю успокоительного. Первая мысль – позвонить всем мужчинам, с которыми я когда-либо спала, и спросить напрямую. Пока действует успокоительное, шок будет не таким сильным. Но я не знаю их телефонов, за исключением номеров Доминика и Руперта. Доминик сейчас спит в Токио, а Руперт будет здесь завтра. Вот когда приедет, тогда и спрошу.Этого просто не может быть. Иначе кто-нибудь уже обязательно сказал бы мне.Обязательно.Боже мой.Мне приходится выбраться из своей берлоги, потому что надо покормить Хани – Мэри только что привела ее из детсада (сегодня я была бы не в силах вынести присутствие Марджори). Она сидит за обеденным столом и лепит колечки из пластилина (“Ой, улитки”), пока я стою у плиты и разогреваю курицу карри с рисом, которую вчера приготовил Фрэнк. У меня до сих пор сводит желудок и подмышки от ужаса чешутся нестерпимо. Я готова расплакаться. Нет, честное слово. Мало того, что я горю от стыда, я теперь никогда больше не смогу заниматься сексом.Нет, не совсем так. Есть, конечно, выход. Можно выучить азбуку глухонемых и найти себе подходящего партнера. Лучше еще и безрукого – чтобы он не мог написать правду обо мне. Но разве найдешь этих безруких глухонемых, когда надо. Я уже почти рыдаю.– Эй, – окликает меня Фрэнк, входя в дом из сада. – Что случилось? Отчего такое печальное лицо? Привет, милая, – говорит он Хани, потрепав ее по пухленькой щечке.– Пйивет, – радуется она.– Нормальное лицо, – отвечаю я и натянуто улыбаюсь, дабы подтвердить, что я в прекрасном расположении духа и счастлива, как воробей в весенний день, чик-чирик! – Как дела на работе, дорогой?– Фозерингтон из отдела финансов – такой зануда, – отвечает Фрэнк (всегда-то он понимает шутки). – Тут для меня хватит или мне бутер перехватить? – Потом заглядывает в холодильник: – Сок?– Да, пожалуйста, достань для Хани. Еды полно, и вообще – ты же ее готовил, так что имеешь на нее полное право.– Отлично. – Фрэнк достает тарелки и надевает Хани клеенчатый нагрудник. – Готовишься к завтрашнему вечеру?– А что будет завтра вечером?– Завтра вечером будет пятница, Стелла, и мы с тобой идем развлекаться.– Ах да. – Я вспоминаю, как обрадовалась, когда Фрэнк предложил мне пойти с ним на вечеринку и научить искусству флирта. Сейчас кажется, что это было тысячу лет назад, в далеком прошлом, до того, как моя сексуальная жизнь потерпела крах.– Сначала намечается тусовка в Шордиче, потом вечеринка в Сохо, а потом, если тебе к тому времени еще не надоест, можно податься на Олд-стрит.– Знаешь, приезжают папа и Руперт. Мне неловко оставлять их одних.– Стелла, – сурово говорит Фрэнк, – я сам слышал, как ты их предупреждала, что вечером тебя дома не будет.– М-м-м, – облизываюсь я, – потрясающе вкусно. Ты добавил сюда кардамон?– Да, и корицу.– Ты здорово готовишь. – Я наваливаю себе еще риса. – А почему ты никогда не готовишь для своих женщин?– Потому что еда их не интересует. И не увиливай.– Хорошо. Насчет завтра. Я не знаю, Фрэнки, смогу ли пойти.– Почему? И почему ты такая красная?– Потому что переполнена благодарностью и уважением к тебе.Фрэнк закатывает глаза.– Правда, Фрэнк, насчет завтра я еще не решила.– Дорогая, ты падаешь в моих глазах.– Я могу встречаться только с глухими, – шепчу я, опуская голову. – Или с безрукими немыми. Да все нормально, и похуже бывает. Фрэнк, у тебя нет знакомых глухих мужчин? Пожалуйста, это очень важно. Правда, это сильно сужает круг поиска партнера.– Ты что, обкурилась? – спрашивает Фрэнк. – Несешь какую-то чушь.Я смотрю на Хани, которая пытается одной рукой есть рис, а второй гладить пластилиновую “улитку”.– Я...– Что, Стелла? Ты заболела? Девочка моя, ты о чем?– Я... это... ну, то есть... – Нет, я не могу ему сказать. Мне так стыдно, что уши горят и в трубочку сворачиваются.– Так что? Ты это, или то, или совсем того? Говори же, Стелла!– Я не могу тебе сказать. То есть могу, но потом мне придется тебя убить.– Да что с тобой? – Фрэнк начинает злиться.– Я издаю ужасные звуки во время оргазма, – выпаливаю я со всхлипом.Фрэнк ставит на стол стакан с соком и смотрит на меня с открытым ртом.– Только не смейся, умоляю тебя, – театрально хнычу я.– Я и не смеюсь, – уверяет он, но уголки губ уже ползут вверх, и от бессилия я кидаю в него комочек риса.– Какие звуки?– Я... я... хрюкаю. – О господи! Господи боже мой.Он старается сохранить серьезное и сочувственное лицо, но не слишком удачно – я прекрасно вижу, что он готов расхохотаться.– Слушай, у меня жизнь на глазах рушится, – скорбно говорю я. – Попытайся хотя бы сделать вид, что тебе меня жаль.– Хрюкаешь? Вот так? – Фрэнк издает смачный хрюк.– Да, наверное.– Что, вот так прямо и хрюкаешь? – Он хрюкает три раза подряд, с каждым разом все громче, и потом с недоверием таращит на меня глаза.– Пятачок, – говорит Хани с набитым ртом. Потом тоже хрюкает, разжеванная курица разлетается по всему столу, и Хани хихикает. Смешно ей.– Хани, я этого не говорил. – Фрэнк уже откровенно давится от смеха. – Хрю. Хрю, хрю. ХРЮ!Тут к нему радостно присоединяется Хани, и вскоре кухня уже напоминает шумный свинарник.– Да уж, – успокоившись, говорит Фрэнк, – утонченная дама. Парижская штучка.– Забудь, Фрэнк. – Я стараюсь оставаться невозмутимой и серьезной, но на самом деле готова сквозь землю провалиться от стыда. И зачем только я ему сказала. Такое чувство, что у меня под мышками ежики завелись.– Стелла?– Пожалуйста, не начинай. Зря я тебе рассказала. И вообще, в бессознательном состоянии человек за свои действия не отвечает...– Хрррррю, – грубо перебивает меня Фрэнк. – Хрю-хрю.– Зато ты за последние три месяца как минимум одной женщине кончил прямо в глаз, так что мы с тобой квиты.– Чушь собачья, – начинает Фрэнк, но я не даю ему договорить, потому что твердо знаю – прямо в глаз и кончил.– У меня есть неопровержимое тому доказательство – я слышала это собственными ушами. Поэтому давай договоримся вести себя как взрослые люди. Да, нам известны нелицеприятные факты из жизни друг друга, но мы постараемся о них забыть.Фрэнк почистил яблоко для Хани и теперь рассеянно кормит ее. Но видно, что он сейчас не о яблоке думает.– Но, Стелла, откуда ты это знаешь? Тоже слышала собственными ушами?– Конечно нет. Я в такие моменты как бы отключаюсь. Разве во время оргазма ты себя контролируешь? И уж тем более никому в голову не придет вслушиваться, какие звуки он издает.– Тогда ты не можешь знать наверняка.– Кое-кто мне об этом сказал.– Кто? Этот кто-то наверняка пошутил.– У этого кого-то нет чувства юмора. К тому же это и не смешно. И, как я уже сказала, забудем об этом, хорошо? Давай поговорим о чем-нибудь другом. Например, что мне завтра надеть?– Дедуля, – бормочет Фрэнк, будто его осенила гениальная догадка. – Тот дедок, с которым ты переспала.– Да, Холмс, вы угадали. Браво. А теперь можем мы сменить тему?– Ну и зверинец у этого старикана был. Тигр переспал с поросенком.– Фрэнк! – кричу я, а Хани вслед за мной: “Фыэнк!”Фрэнк молчит, с перекошенным лицом продолжая кормить мою дочь яблоком. Я вижу, что он едва удерживается от истерического припадка – от усилий не заржать того и гляди глаза из орбит выскочат. Я бросаюсь к раковине и с остервенением принимаюсь за тарелки. Чувствую взгляд Фрэнка на своей спине.– А кто-нибудь еще, Доминик например, говорил тебе об этом?– Нет.– Никогда?– Нет, никто никогда не говорил мне: “Стелла, ты орешь как свинья недорезанная, когда кончаешь”. Странно, правда?– Не сердись, Бейб. Скорее всего, это случилось с тобой всего один раз.– Сомневаюсь. И не называй меня “деткой”, будто я шлюха какая. – Я снимаю с Хани слюнявчик и поднимаю ее на руки.И тут Фрэнка прорывает. – Я это сказал не в смысле “детка”, а в смысле... – гогочет он.До меня наконец доходит.– Да-да, Бейб, так звали поросенка в кино. Ха. Ха. Обхохочешься, как смешно. Мы с Хани пошли готовить комнаты для гостей, – сообщаю я с достоинством. – И между прочим, это была очень злая шутка.Поднимаясь по лестнице, я слышу, как Фрэнк сначала громко хохочет, потом заходится непристойным гоготом. Слышу, как он хлопает себя по бедрам. Потом что-то роняет. Да он там просто обезумел от смеха.– Хью, – тихо хрюкает Хани, уткнувшись мне в шею. – Ой, паасенок.– Нет, милая. Ох, поросенок. Ох, как стыдно поросенку, – говорю я печально. 9 Пятница, утро, хаос. Из еды в доме только сухари, бананы и остатки вчерашнего карри. Я как раз собиралась сбегать за продуктами в супермаркет, но тут звонит телефон. Это Руперт. Говорит, что решил из Шотландии добираться не поездом и не самолетом, а на своей машине, поэтому не может точно сказать, во сколько приедет завтра.– Поэтому, – сообщает он мне, – я попросил Крессиду – это девушка, с которой у меня свидание, Крессида Леннокс, – чтобы она сразу пришла к тебе к половине седьмого. Я к тому времени буду уже у тебя или где-то близко. Ты не против?Полагаю, что нет. Руперт заказал столик в ресторане “У Одетты”, что в десяти минутах ходьбы от моего дома.– Нет, я не против. Только, пожалуйста, постарайся быть вовремя. У меня приезжает папа, к тому же я собираюсь на вечеринку, и мне надо подготовиться. А если тебя здесь не будет, мне придется сидеть в гостиной и развлекать твою подружку, вместо того чтобы наводить марафет перед выходом.– Тебе понравится Крессида, – беззаботно отвечает Руперт. – Можете поболтать о детях и всяком таком.– С чего это? Потому что у нас обеих есть матки?Руперт неприлично фыркает. За что я его люблю, так это за покладистость – он никогда не обижается на мои злые шутки.– И поэтому тоже. Но кроме этого, она работает с детьми, так что вам будет о чем поговорить. Наверное. В любом случае, я к ее приходу уже буду у тебя. Не волнуйся. Чао.Перед тем как уйти, пишу записку Мэри, чтобы немного прибралась в гостиной, пока Хани будет спать. Тут кто-то опять звонит – на сей раз в дверь.– Бонжур, – тянет Тим, мой сосед. Стоит в дверях, сунув руки в карманы и оттопырив штаны.– Здравствуйте, – отвечаю я. – А я как раз ухожу. Жду сегодня гостей, а в доме ни крошки. Надо успеть пробежаться по супермаркету, пока няня не ушла.Тим все так же стоит в дверях, шевеля пальцами в карманах и пялясь на меня. На той неделе примерно в это же время он стриг мой газон. Значит, по пятницам он не работает.– Вы слышите? – Я бренчу ключами. – Тим, вы простите, но у меня очень мало времени.– Я вас отвезу, – наконец отвечает он странным глухим голосом, как водолаз со дна моря.– Нет, спасибо, – отказываюсь я, выходя на крыльцо и захлопывая дверь.Он не двигается с места, так что мы оказываемся вдвоем на узкой верхней ступеньке. Почему он такой странный?– Я сама съезжу.– Я бы хотел вас отвезти.– Очень мило, но...– Пока Дженис и детей нет дома, я не знаю, куда себя приткнуть, – говорит он уже как нормальный человек и добропорядочный семьянин, немного уставший от своей долгой семейной жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23