Лофорд налил себе бокал виски, опустился в кресло рядом с Мэрилин и трясущимися руками закурил сигарету.
— Во время взлета курить запрещается, — сказал пилот; дверь в кабину экипажа была открыта.
— Пошел к черту, — отозвался Лофорд.
Пилот бросил на него сердитый взгляд, но спорить не стал, очевидно, решив, что ругаться с гостями хозяина не входит в его обязанности.
Мэрилин заметила, что Лофорд к тому же не пристегнул привязные ремни, и уже собралась было помочь ему, по потом подумала, что он может неправильно истолковать ее заботу, и отказалась от этой затеи. Черт с ним, решила Мэрилин. Она ему не нянька.
— Где же Пэт? — спросила она.
— Э… — пробормотал Лофорд и, приоткрыв один глаз, оглядел пустой салон, словно удивляясь, что не видит в самолете своей жены. — Она не смогла поехать. Вообще-то это не в ее вкусе.
Он осушил свой бокал и тут же уснул. Мэрилин задумалась. “Не в ее вкусе?” Что ж, это верно. Пэт нечего делать в пансионате “Кол-Нива”. Это заведение для “мальчиков”, которые любят хорошо выпить, обожают азартные игры и вечеринки. По правде говоря, ей там тоже не очень нравилось, но все же это во сто крат лучше, чем сходить с ума от одиночества в четырех стенах собственного дома.
Так она думала весь следующий день и последовавшую за ним ночь. Веселье не стихало двадцать четыре часа в сутки; ее окружали люди, среди которых она чувствовала себя раскованно, да за внешностью можно было следить не так тщательно. Ее поселили в домике между коттеджами Питера и Фрэнка, в том самом домике, в котором она когда-то останавливалась с Джеком, и она чувствовала себя там как дома. Она просыпалась поздно, подолгу читала, валяясь в постели, потом отправлялась одна на прогулки. Здесь, вдали от Лос-Анджелеса, Мэрилин не терзало сознание того, что она бездельничает, что она должна сниматься; нервное напряжение спало, и впервые за многие недели она ощутила прелесть жизни.
Она шутила и танцевала с Фрэнком и Питером, с их друзьями. Всюду вокруг нее царила атмосфера мужского товарищества, и это внушало ей чувство безопасности. Благодаря неисчерпаемым запасам возбуждающих лекарственных средств, которые хранились в “командировочном портфеле” Лофорда (так он называл кожаный медицинский чемоданчик, который всегда и всюду носил с собой), Мэрилин постоянно пребывала в приподнятом настроении.
Только в воскресенье она поняла, что ее обманули.
Накануне они веселились до трех часов ночи, поэтому у бассейна она появилась уже после двенадцати часов дня. Там сидел Лофорд. Он пытался избавиться от похмелья, попивая черный кофе и сок.
Лофорд полулежал в шезлонге, прикрыв глаза, и поэтому не сразу заметил направлявшегося к ним коридорного. Увидев у него в руках воскресные газеты, Лофорд крикнул:
— Нет, нет, газет нам не нужно! — но было поздно. Коридорный уже положил на шезлонг к его ногам сложенную пополам “Лос-Анджелес таймс”. В верхней части первой страницы была помещена большая фотография Бобби Кеннеди, выступающего с речью на каком-то съезде. Мэрилин сразу же увидела фотографию. Заголовок гласил: “Выступая в Лос-Анджелесе, Бобби Кеннеди объявил войну преступности”.
Ей понадобилось не больше секунды, чтобы понять, почему Питер Лофорд так настойчиво уговаривал ее уехать на выходные из Лос-Анджелеса.
— Ну ты и скотина, — с угрожающим спокойствием проговорила Мэрилин.
Хороший актер, возможно, изобразил бы невинное удивление, но Лофорд был симпатичен именно тем, что, не обладая актерским талантом, никогда и не пытался доказать обратное.
— Каждый из нас выполняет свой долг, — сказал он. — Это не только в его интересах, но и в твоих тоже.
— Ну конечно! Он хотел, чтобы меня не было в городе во время его визита, вот и все. И ты помог ему.
— Да, все верно.
— Но зачем, почему?
— Он боялся, что ты устроишь ему сцену, Мэрилин. Ну, а как ты думала ? Ты же названиваешь ему круглыми сутками, болтаешь всем подряд, что у тебя с ним роман. Рано или поздно он обязан был как-то отреагировать, сама должна понимать.
— Он мог бы сам позвонить мне!
— Он решил, что это только усугубит положение. Послушай, дорогая, хорошо еще, что он обратился ко мне, а не задействовал федеральную полицию. Ты забываешь,, с кем имеешь дело, детка, а это непростительная ошибка.
Лофорд привстал с шезлонга и сидел прямо, наставив на нее палец. Лицо его было серьезно, без тени присущей ему самоиронии, благодаря которой она терпела его, даже когда он говорил ей что-то обидное. Не задумываясь, дрожащей рукой она схватила со столика кофейник и запустила им Лофорду в голову.
— Я говорю, Мэрилин свихнулась.
При упоминании ее имени мое сердце, как всегда, учащенно забилось. С того памятного вечера в ночном клубе в Малибу, когда она ушла от меня и я вернулся в Нью-Йорк, мы не звонили друг другу. Говорить нам, похоже, больше было не о чем.
— Где, говоришь, она была ? — спросил я. Марти Глим, мой клиент, был довольно-таки приятным человеком (учитывая, что он был мультимиллионером). Свое состояние он нажил на оптовой торговле водопроводным оборудованием в Кливленде, затем переехал на Западное побережье, начав там новую жизнь в качестве независимого кинопродюсера (это была мечта всей его жизни). Его супруга осталась жить в Кливленде, а мои обязанности заключались в том, чтобы создать ему репутацию серьезного деятеля кинобизнеса, чем я в данный момент и занимался.
— На выходные я ездил в пансионат “Кол-Нива”, — стал объяснять он. — С одной девочкой. Все было замечательно, но потом Питер Лофорд (он занимал соседний столик) начал подкалываться к моей девочке…
Ну, я, конечно, не собирался терпеть его выходки и сказал ему, чтобы он отвалил. Представляешь, этот пьяный ублюдок подошел и стал лапать ее прямо на глазах у всего честного народа. Потом вдруг откуда ни возьмись появляются Синатра и Мэрилин Монро. Она извиняется, он уводит Лофорда. Потом нам приносят бутылку шампанского, и все в ажуре… А Мэрилин меня просто покорила. Она так умело обуздала Лофорда, и к девочке моей отнеслась превосходно, и со мной была очень мила… И знаешь, мне показалось, что она счастлива . А то ведь столько слухов: как она страдает, что она подвинулась рассудком и тому подобное. А тут вот она, сидит рядом с нами, развлекается от души…
Слушая бесконечную болтовню Глима, я погрузился в свои мысли — как и многие в Голливуде, Глим научился болтать без умолку до тех пор, пока сам не выдохнется или не будет исчерпана тема разговора.
— И когда мы увидели ее на аэродроме, я не мог прийти в себя от изумления, — рассказывал он. При этих словах я встрепенулся, понимая, что потерял нить разговора и прослушал что-то важное.
— Что-что?
— На аэродроме, — повторил Глим несколько раздраженно. — Боже мой, я не поверил, что это та самая женщина, которая накануне вечером подходила к нашему столику. Ее буквально несли на руках, и, по-моему, против ее желания , как мне показалось, хотя в это трудно поверить…
Я вполне допускал такое.
— Там и врач был. Он шел сразу же за ними со своим черным чемоданчиком. А она вырывалась — не хотела садиться в самолет, а может, ей просто не нравилось, что ее держат, кто знает?
— Она что-нибудь говорила?
— Нет. Они втащили ее в самолет. Вернее, втолкнули ее туда. Клянусь богом, Дэйвид, это было похоже на похищение. Кошмар какой-то.
Я поспешно поблагодарил Глима и сразу же набрал номер телефона Мэрилин. Трубку снял доктор Гринсон.
— Как она себя чувствует? — спросил я.
— В данный момент отдыхает, — ответил Гринсон. Голос у него был приятный — сиделке с таким голосом цены бы не было. Мне вдруг пришло в голову, что Гринсон, возможно, единственный врач-психиатр в стране, который лечит пациентов у них на дому.
— Скажите, — попросил я, — с ней ничего не случилось? Я слышал, что вчера вечером, когда она уезжала из Тахо, там были какие-то осложнения.
— Я советовал ей не ездить туда, но она не послушала, — довольно неприветливо сказал Гринсон, словно я в чем-то обвинял его.
— Что произошло?
— Меня там не было, господин Леман. Но, пожалуй, на Мэрилин эта поездка сказалась неблагоприятно, что совсем неудивительно, учитывая ее состояние…
В устах доктора Гринсона слово “состояние” имело очень емкий смысл.
— Можно ли ей чем-нибудь помочь, доктор? — спросил я.
Гринсон ответил не сразу.
— Честно говоря, тут мало что можно сделать. Она чувствует себя покинутой, потеряла веру в себя, а у нее и так этой веры было не много…
— Передайте ей, что, если она хочет, я прилечу к ней, — сказал я, хотя сомневался, что мое присутствие пойдет Мэрилин на пользу. Последний раз я тоже летал в Калифорнию, чтобы помочь ей, но моя миссия окончилась провалом — для меня. Еще раз бросаться очертя голову в подобную авантюру мне не хотелось.
— Передам, — пообещал Гринсон. — Но, пожалуй, в этом нет необходимости. — Его уверенный тон несколько развеял мою тревогу.
Успокоенный, я попрощался с врачом, а свою секретаршу попросил послать Мэрилин цветы и вложить карточку со словами: “Я всегда к твоим услугам. Дэйвид”. После этого я набрал номер телефона Бобби в министерстве юстиции, рассудив, что неприятные дела откладывать незачем.
Бобби не сразу ответил на мой звонок. В его голосе слышалось явное раздражение — так разговаривает человек, который заранее знает, по какому поводу его беспокоят. Мы обменялись любезностями, поговорили о том о сем, и только потом я перешел к делу:
— Я слышал, Мэрилин неважно себя чувствует.
— Ей сейчас тяжело, бедняжке, — сказал Бобби, словно Мэрилин страдала не из-за него. Тон его был сочувственным, но в нем слышалась настороженность. К этому времени жизнь Мэрилин, казалось, состояла из одних только невзгод. Они нарастали, словно могучая волна, поднимающаяся из глубин, которая вот-вот поглотит всех и вся.
— Я делаю все, что в моих силах, Дэйвид, — терпеливо продолжал он. Я хорошо знал Бобби и догадывался, каких усилий ему стоит сдерживать свой ирландский нрав, но он, по всей видимости, решил, что чем спокойнее он будет держаться со мной, тем скорее я закончу разговор и оставлю его в покое. — Я попросил Питера присматривать за ней.
— Он едва в состоянии заботиться о себе, а ты хочешь, чтобы он еще присматривал за ней. Тебе известно, что вчера вечером ей пришлось сделать успокоительный укол, чтобы увезти из Тахо в Лос-Анджелес? Ее буквально втащили в самолет.
— Благодарю за информацию, но ситуация находится под контролем, — сказал Бобби. — О ней заботятся Питер и Пэт, доктор Гринсон и миссис Мюррей и другие люди, чуть ли не полгорода. Если у тебя тоже возникло желание присоединиться к этой армии благотворителей, сделай одолжение.
— Видимо, так и придется поступить.
— Вот и замечательно, — вспылил Бобби. — Поступай как знаешь. Эти выходные мы с Этель и детьми тоже проведем на Западном побережье, недалеко от Сан-Франциско, но в Лос-Анджелес я ехать не собираюсь. И тебе не советую, если хочешь знать мое мнение. Ей нужно время, чтобы прийти в себя. Ехать к ней сейчас бесполезно. Между прочим, ее врач тоже так считает, — добавил он и повесил трубку.
Конечно, Бобби был прав. Так считал доктор Гринсон, и именно это хотели слышать все мы — а Бобби особенно, — о чем Гринсон, безусловно, догадывался.
И только после того, как Бобби повесил трубку, я осознал, что он ни разу не назвал Мэрилин по имени. И что он уже разговаривал с доктором Гринсоном.
Мэрилин позвонила мне только в среду. Я был у себя в офисе и собирался уходить: у меня была назначена встреча за обедом с одним из моих клиентов.
— Спасибо за прекрасный букет, — сказала она. — Больше никто не прислал мне цветов.
— Если хочешь, я буду присылать тебе цветы каждый день.
— Что ты, милый, это мы уже проходили. Знаешь, я тогда вела себя отвратительно, прости меня.
— Ничего. — По ее голосу не скажешь , что она переживает трудный период, подумал я. Неужели доктор Гринсон сотворил чудо? Похоже, что так. Моя секретарша многозначительно постучала пальчиком по циферблату часов у себя на руке. Я передернул плечами. Клиент может и подождать.
— Я хочу извиниться перед тобой, — сказала Мэрилин. — Когда ты снова будешь в Лос-Анджелесе?
В ее голосе слышались страх и беспокойство. Я объяснил себе это тем, что она еще не совсем оправилась от стресса. Если в вопросе Мэрилин и таилась скрытая мольба бросить все и прилететь к ней, я, к своему стыду, не понял этого.
— Через неделю, может, дней через десять, — ответил я.
— О… — Мне показалось, что мой ответ несколько разочаровал Мэрилин, но она не стала уговаривать меня приехать раньше. — Ты не против еще раз пригласить меня поужинать где-нибудь?
— Что ты. Буду очень рад.
— Я думаю, нам не следует идти в ресторан Романова.
Мы оба рассмеялись. Со мной разговаривала прежняя Мэрилин.
— Ты дашь мне знать, когда приедешь? — спросила она.
— Конечно.
— До свидания, — попрощалась Мэрилин. Какое-то мгновение из трубки не доносилось ни звука, и меня охватил непонятный страх. Потом послышалось нечто напоминающее то ли слабый порыв ветра, то ли вздох.
— До свидания, — сказал я, но Мэрилин уже повесила трубку.
Я поспешил на встречу в “Ла Каравел”. До конца недели мне предстояло переделать немало дел. В четверг я должен встречаться в Вашингтоне с президентом, а после в Белом доме устраивали официальный обед, и я собирался присутствовать на нем.
Я мысленно отметил, что нужно будет потом позвонить Мэрилин и рассказать ей, как прошел обед в Белом доме, — ее по-прежнему интересовало все, что касалось Джека. Но рассказать ей об этом мне так и не пришлось.
50
В коридоре дома Гилроя на ранчо раздался телефонный звонок. Военные связисты установили телефон в коридоре, чтобы не портить проводами красивый интерьер гостиной. Обычный черный аппарат без номерного диска был напрямую соединен с Белым домом. Где бы ни находился министр юстиции, он всегда должен был держать связь со своим братом. Менее важные персоны, такие, как, например, его зять Питер Лофорд, звонили ему через коммутатор Белого дома.
Шикнув на детей, чтобы они ушли из коридора, министр снял трубку и плечом прижал ее к уху. Он слушал стоя, повернувшись к свету так, что глаз его не было видно.
— Что значит “она неуправляема”, Питер? — спросил он.
Долгое время министр слушал молча. Он стоял лицом к двери, спиной повернувшись к гостиной, тем самым давая понять, что его нельзя беспокоить.
— Да, да, я понимаю, твои возможности небеспредельны… Ты все делаешь как надо. Я благодарен тебе.
Он мерил шагами небольшое пространство возле телефона, насколько позволяла длина шнура, но ему этого было мало, словно в нем скопилось так много энергии, что он не в силах был стоять на месте.
— Не думаю, что она приедет сюда. — Роберт Кеннеди произносил слова твердо и решительно, как всегда, уверенный в своих суждениях. — Вот на это она способна, это верно, — сказал он. — Бедная женщина.
Голос его был полон печали. В нем слышались и жалость, и стыд, не было только жалости к самому себе — он просто не знал этого чувства.
— Вызови врача, — приказал он, — как его… Вот-вот… Нет, нет, я сам ей скажу. Это единственный выход.
Кеннеди попрощался и со вздохом повесил трубку, затем снова взял ее.
— Папа, папа, ну скоро ты? — услышал он у себя за спиной крик одного из ребятишек. Он повернулся и, широко улыбаясь, поднял вверх указательный палец. Это означало, что он просит еще только одну минутку, — Роберт Кеннеди не любил заставлять своих детей ждать. После этого он попросил телефонистку соединить его с министерством юстиции.
— Мне нужно сегодня вечером быть в Лос-Анджелесе. Выясните, как это можно устроить, — отрывисто приказал он, не тратя времени на обмен любезностями. — И чтобы об этом никто не знал.
На короткое мгновение министр закрыл глаза, как будто силы вдруг покинули его.
— Но ведь там где-то есть база морской пехоты? — спросил он. — У них наверняка есть вертолеты? — Кеннеди нетерпеливо выслушал то, что ему ответили. — Ну, это меня не волнует. Выполняйте приказание.
Он повесил трубку и ринулся в гостиную. Дети с радостными криками обступили отца; усталости и озабоченности как не бывало.
Весь вечер в пятницу она провела с Лофордами. Мэрилин помнила, что встретилась с ними за ужином в “Ла Скала”. Вместе с ней за столиком собралось пять человек, и в общем-то она была там лишняя.
К тому времени, как им подали горячее, она уже выпила не один бокал шампанского и, приободренная алкоголем и таблетками, начала громко рассказывать о Бобби и о том, что он бросил ее. Питер, пьяный под стать ей самой, сидел, обливаясь потом от нервного напряжения. Наконец он не выдержал и, бросив своих гостей, которые еще даже не доели первое блюдо, повез Мэрилин домой. Она, конечно, стала сопротивляться, устроила перед рестораном отвратительную сцену (на глазах у толпившихся там шоферов), но в итоге все же позволила ему затолкать себя в машину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
— Во время взлета курить запрещается, — сказал пилот; дверь в кабину экипажа была открыта.
— Пошел к черту, — отозвался Лофорд.
Пилот бросил на него сердитый взгляд, но спорить не стал, очевидно, решив, что ругаться с гостями хозяина не входит в его обязанности.
Мэрилин заметила, что Лофорд к тому же не пристегнул привязные ремни, и уже собралась было помочь ему, по потом подумала, что он может неправильно истолковать ее заботу, и отказалась от этой затеи. Черт с ним, решила Мэрилин. Она ему не нянька.
— Где же Пэт? — спросила она.
— Э… — пробормотал Лофорд и, приоткрыв один глаз, оглядел пустой салон, словно удивляясь, что не видит в самолете своей жены. — Она не смогла поехать. Вообще-то это не в ее вкусе.
Он осушил свой бокал и тут же уснул. Мэрилин задумалась. “Не в ее вкусе?” Что ж, это верно. Пэт нечего делать в пансионате “Кол-Нива”. Это заведение для “мальчиков”, которые любят хорошо выпить, обожают азартные игры и вечеринки. По правде говоря, ей там тоже не очень нравилось, но все же это во сто крат лучше, чем сходить с ума от одиночества в четырех стенах собственного дома.
Так она думала весь следующий день и последовавшую за ним ночь. Веселье не стихало двадцать четыре часа в сутки; ее окружали люди, среди которых она чувствовала себя раскованно, да за внешностью можно было следить не так тщательно. Ее поселили в домике между коттеджами Питера и Фрэнка, в том самом домике, в котором она когда-то останавливалась с Джеком, и она чувствовала себя там как дома. Она просыпалась поздно, подолгу читала, валяясь в постели, потом отправлялась одна на прогулки. Здесь, вдали от Лос-Анджелеса, Мэрилин не терзало сознание того, что она бездельничает, что она должна сниматься; нервное напряжение спало, и впервые за многие недели она ощутила прелесть жизни.
Она шутила и танцевала с Фрэнком и Питером, с их друзьями. Всюду вокруг нее царила атмосфера мужского товарищества, и это внушало ей чувство безопасности. Благодаря неисчерпаемым запасам возбуждающих лекарственных средств, которые хранились в “командировочном портфеле” Лофорда (так он называл кожаный медицинский чемоданчик, который всегда и всюду носил с собой), Мэрилин постоянно пребывала в приподнятом настроении.
Только в воскресенье она поняла, что ее обманули.
Накануне они веселились до трех часов ночи, поэтому у бассейна она появилась уже после двенадцати часов дня. Там сидел Лофорд. Он пытался избавиться от похмелья, попивая черный кофе и сок.
Лофорд полулежал в шезлонге, прикрыв глаза, и поэтому не сразу заметил направлявшегося к ним коридорного. Увидев у него в руках воскресные газеты, Лофорд крикнул:
— Нет, нет, газет нам не нужно! — но было поздно. Коридорный уже положил на шезлонг к его ногам сложенную пополам “Лос-Анджелес таймс”. В верхней части первой страницы была помещена большая фотография Бобби Кеннеди, выступающего с речью на каком-то съезде. Мэрилин сразу же увидела фотографию. Заголовок гласил: “Выступая в Лос-Анджелесе, Бобби Кеннеди объявил войну преступности”.
Ей понадобилось не больше секунды, чтобы понять, почему Питер Лофорд так настойчиво уговаривал ее уехать на выходные из Лос-Анджелеса.
— Ну ты и скотина, — с угрожающим спокойствием проговорила Мэрилин.
Хороший актер, возможно, изобразил бы невинное удивление, но Лофорд был симпатичен именно тем, что, не обладая актерским талантом, никогда и не пытался доказать обратное.
— Каждый из нас выполняет свой долг, — сказал он. — Это не только в его интересах, но и в твоих тоже.
— Ну конечно! Он хотел, чтобы меня не было в городе во время его визита, вот и все. И ты помог ему.
— Да, все верно.
— Но зачем, почему?
— Он боялся, что ты устроишь ему сцену, Мэрилин. Ну, а как ты думала ? Ты же названиваешь ему круглыми сутками, болтаешь всем подряд, что у тебя с ним роман. Рано или поздно он обязан был как-то отреагировать, сама должна понимать.
— Он мог бы сам позвонить мне!
— Он решил, что это только усугубит положение. Послушай, дорогая, хорошо еще, что он обратился ко мне, а не задействовал федеральную полицию. Ты забываешь,, с кем имеешь дело, детка, а это непростительная ошибка.
Лофорд привстал с шезлонга и сидел прямо, наставив на нее палец. Лицо его было серьезно, без тени присущей ему самоиронии, благодаря которой она терпела его, даже когда он говорил ей что-то обидное. Не задумываясь, дрожащей рукой она схватила со столика кофейник и запустила им Лофорду в голову.
— Я говорю, Мэрилин свихнулась.
При упоминании ее имени мое сердце, как всегда, учащенно забилось. С того памятного вечера в ночном клубе в Малибу, когда она ушла от меня и я вернулся в Нью-Йорк, мы не звонили друг другу. Говорить нам, похоже, больше было не о чем.
— Где, говоришь, она была ? — спросил я. Марти Глим, мой клиент, был довольно-таки приятным человеком (учитывая, что он был мультимиллионером). Свое состояние он нажил на оптовой торговле водопроводным оборудованием в Кливленде, затем переехал на Западное побережье, начав там новую жизнь в качестве независимого кинопродюсера (это была мечта всей его жизни). Его супруга осталась жить в Кливленде, а мои обязанности заключались в том, чтобы создать ему репутацию серьезного деятеля кинобизнеса, чем я в данный момент и занимался.
— На выходные я ездил в пансионат “Кол-Нива”, — стал объяснять он. — С одной девочкой. Все было замечательно, но потом Питер Лофорд (он занимал соседний столик) начал подкалываться к моей девочке…
Ну, я, конечно, не собирался терпеть его выходки и сказал ему, чтобы он отвалил. Представляешь, этот пьяный ублюдок подошел и стал лапать ее прямо на глазах у всего честного народа. Потом вдруг откуда ни возьмись появляются Синатра и Мэрилин Монро. Она извиняется, он уводит Лофорда. Потом нам приносят бутылку шампанского, и все в ажуре… А Мэрилин меня просто покорила. Она так умело обуздала Лофорда, и к девочке моей отнеслась превосходно, и со мной была очень мила… И знаешь, мне показалось, что она счастлива . А то ведь столько слухов: как она страдает, что она подвинулась рассудком и тому подобное. А тут вот она, сидит рядом с нами, развлекается от души…
Слушая бесконечную болтовню Глима, я погрузился в свои мысли — как и многие в Голливуде, Глим научился болтать без умолку до тех пор, пока сам не выдохнется или не будет исчерпана тема разговора.
— И когда мы увидели ее на аэродроме, я не мог прийти в себя от изумления, — рассказывал он. При этих словах я встрепенулся, понимая, что потерял нить разговора и прослушал что-то важное.
— Что-что?
— На аэродроме, — повторил Глим несколько раздраженно. — Боже мой, я не поверил, что это та самая женщина, которая накануне вечером подходила к нашему столику. Ее буквально несли на руках, и, по-моему, против ее желания , как мне показалось, хотя в это трудно поверить…
Я вполне допускал такое.
— Там и врач был. Он шел сразу же за ними со своим черным чемоданчиком. А она вырывалась — не хотела садиться в самолет, а может, ей просто не нравилось, что ее держат, кто знает?
— Она что-нибудь говорила?
— Нет. Они втащили ее в самолет. Вернее, втолкнули ее туда. Клянусь богом, Дэйвид, это было похоже на похищение. Кошмар какой-то.
Я поспешно поблагодарил Глима и сразу же набрал номер телефона Мэрилин. Трубку снял доктор Гринсон.
— Как она себя чувствует? — спросил я.
— В данный момент отдыхает, — ответил Гринсон. Голос у него был приятный — сиделке с таким голосом цены бы не было. Мне вдруг пришло в голову, что Гринсон, возможно, единственный врач-психиатр в стране, который лечит пациентов у них на дому.
— Скажите, — попросил я, — с ней ничего не случилось? Я слышал, что вчера вечером, когда она уезжала из Тахо, там были какие-то осложнения.
— Я советовал ей не ездить туда, но она не послушала, — довольно неприветливо сказал Гринсон, словно я в чем-то обвинял его.
— Что произошло?
— Меня там не было, господин Леман. Но, пожалуй, на Мэрилин эта поездка сказалась неблагоприятно, что совсем неудивительно, учитывая ее состояние…
В устах доктора Гринсона слово “состояние” имело очень емкий смысл.
— Можно ли ей чем-нибудь помочь, доктор? — спросил я.
Гринсон ответил не сразу.
— Честно говоря, тут мало что можно сделать. Она чувствует себя покинутой, потеряла веру в себя, а у нее и так этой веры было не много…
— Передайте ей, что, если она хочет, я прилечу к ней, — сказал я, хотя сомневался, что мое присутствие пойдет Мэрилин на пользу. Последний раз я тоже летал в Калифорнию, чтобы помочь ей, но моя миссия окончилась провалом — для меня. Еще раз бросаться очертя голову в подобную авантюру мне не хотелось.
— Передам, — пообещал Гринсон. — Но, пожалуй, в этом нет необходимости. — Его уверенный тон несколько развеял мою тревогу.
Успокоенный, я попрощался с врачом, а свою секретаршу попросил послать Мэрилин цветы и вложить карточку со словами: “Я всегда к твоим услугам. Дэйвид”. После этого я набрал номер телефона Бобби в министерстве юстиции, рассудив, что неприятные дела откладывать незачем.
Бобби не сразу ответил на мой звонок. В его голосе слышалось явное раздражение — так разговаривает человек, который заранее знает, по какому поводу его беспокоят. Мы обменялись любезностями, поговорили о том о сем, и только потом я перешел к делу:
— Я слышал, Мэрилин неважно себя чувствует.
— Ей сейчас тяжело, бедняжке, — сказал Бобби, словно Мэрилин страдала не из-за него. Тон его был сочувственным, но в нем слышалась настороженность. К этому времени жизнь Мэрилин, казалось, состояла из одних только невзгод. Они нарастали, словно могучая волна, поднимающаяся из глубин, которая вот-вот поглотит всех и вся.
— Я делаю все, что в моих силах, Дэйвид, — терпеливо продолжал он. Я хорошо знал Бобби и догадывался, каких усилий ему стоит сдерживать свой ирландский нрав, но он, по всей видимости, решил, что чем спокойнее он будет держаться со мной, тем скорее я закончу разговор и оставлю его в покое. — Я попросил Питера присматривать за ней.
— Он едва в состоянии заботиться о себе, а ты хочешь, чтобы он еще присматривал за ней. Тебе известно, что вчера вечером ей пришлось сделать успокоительный укол, чтобы увезти из Тахо в Лос-Анджелес? Ее буквально втащили в самолет.
— Благодарю за информацию, но ситуация находится под контролем, — сказал Бобби. — О ней заботятся Питер и Пэт, доктор Гринсон и миссис Мюррей и другие люди, чуть ли не полгорода. Если у тебя тоже возникло желание присоединиться к этой армии благотворителей, сделай одолжение.
— Видимо, так и придется поступить.
— Вот и замечательно, — вспылил Бобби. — Поступай как знаешь. Эти выходные мы с Этель и детьми тоже проведем на Западном побережье, недалеко от Сан-Франциско, но в Лос-Анджелес я ехать не собираюсь. И тебе не советую, если хочешь знать мое мнение. Ей нужно время, чтобы прийти в себя. Ехать к ней сейчас бесполезно. Между прочим, ее врач тоже так считает, — добавил он и повесил трубку.
Конечно, Бобби был прав. Так считал доктор Гринсон, и именно это хотели слышать все мы — а Бобби особенно, — о чем Гринсон, безусловно, догадывался.
И только после того, как Бобби повесил трубку, я осознал, что он ни разу не назвал Мэрилин по имени. И что он уже разговаривал с доктором Гринсоном.
Мэрилин позвонила мне только в среду. Я был у себя в офисе и собирался уходить: у меня была назначена встреча за обедом с одним из моих клиентов.
— Спасибо за прекрасный букет, — сказала она. — Больше никто не прислал мне цветов.
— Если хочешь, я буду присылать тебе цветы каждый день.
— Что ты, милый, это мы уже проходили. Знаешь, я тогда вела себя отвратительно, прости меня.
— Ничего. — По ее голосу не скажешь , что она переживает трудный период, подумал я. Неужели доктор Гринсон сотворил чудо? Похоже, что так. Моя секретарша многозначительно постучала пальчиком по циферблату часов у себя на руке. Я передернул плечами. Клиент может и подождать.
— Я хочу извиниться перед тобой, — сказала Мэрилин. — Когда ты снова будешь в Лос-Анджелесе?
В ее голосе слышались страх и беспокойство. Я объяснил себе это тем, что она еще не совсем оправилась от стресса. Если в вопросе Мэрилин и таилась скрытая мольба бросить все и прилететь к ней, я, к своему стыду, не понял этого.
— Через неделю, может, дней через десять, — ответил я.
— О… — Мне показалось, что мой ответ несколько разочаровал Мэрилин, но она не стала уговаривать меня приехать раньше. — Ты не против еще раз пригласить меня поужинать где-нибудь?
— Что ты. Буду очень рад.
— Я думаю, нам не следует идти в ресторан Романова.
Мы оба рассмеялись. Со мной разговаривала прежняя Мэрилин.
— Ты дашь мне знать, когда приедешь? — спросила она.
— Конечно.
— До свидания, — попрощалась Мэрилин. Какое-то мгновение из трубки не доносилось ни звука, и меня охватил непонятный страх. Потом послышалось нечто напоминающее то ли слабый порыв ветра, то ли вздох.
— До свидания, — сказал я, но Мэрилин уже повесила трубку.
Я поспешил на встречу в “Ла Каравел”. До конца недели мне предстояло переделать немало дел. В четверг я должен встречаться в Вашингтоне с президентом, а после в Белом доме устраивали официальный обед, и я собирался присутствовать на нем.
Я мысленно отметил, что нужно будет потом позвонить Мэрилин и рассказать ей, как прошел обед в Белом доме, — ее по-прежнему интересовало все, что касалось Джека. Но рассказать ей об этом мне так и не пришлось.
50
В коридоре дома Гилроя на ранчо раздался телефонный звонок. Военные связисты установили телефон в коридоре, чтобы не портить проводами красивый интерьер гостиной. Обычный черный аппарат без номерного диска был напрямую соединен с Белым домом. Где бы ни находился министр юстиции, он всегда должен был держать связь со своим братом. Менее важные персоны, такие, как, например, его зять Питер Лофорд, звонили ему через коммутатор Белого дома.
Шикнув на детей, чтобы они ушли из коридора, министр снял трубку и плечом прижал ее к уху. Он слушал стоя, повернувшись к свету так, что глаз его не было видно.
— Что значит “она неуправляема”, Питер? — спросил он.
Долгое время министр слушал молча. Он стоял лицом к двери, спиной повернувшись к гостиной, тем самым давая понять, что его нельзя беспокоить.
— Да, да, я понимаю, твои возможности небеспредельны… Ты все делаешь как надо. Я благодарен тебе.
Он мерил шагами небольшое пространство возле телефона, насколько позволяла длина шнура, но ему этого было мало, словно в нем скопилось так много энергии, что он не в силах был стоять на месте.
— Не думаю, что она приедет сюда. — Роберт Кеннеди произносил слова твердо и решительно, как всегда, уверенный в своих суждениях. — Вот на это она способна, это верно, — сказал он. — Бедная женщина.
Голос его был полон печали. В нем слышались и жалость, и стыд, не было только жалости к самому себе — он просто не знал этого чувства.
— Вызови врача, — приказал он, — как его… Вот-вот… Нет, нет, я сам ей скажу. Это единственный выход.
Кеннеди попрощался и со вздохом повесил трубку, затем снова взял ее.
— Папа, папа, ну скоро ты? — услышал он у себя за спиной крик одного из ребятишек. Он повернулся и, широко улыбаясь, поднял вверх указательный палец. Это означало, что он просит еще только одну минутку, — Роберт Кеннеди не любил заставлять своих детей ждать. После этого он попросил телефонистку соединить его с министерством юстиции.
— Мне нужно сегодня вечером быть в Лос-Анджелесе. Выясните, как это можно устроить, — отрывисто приказал он, не тратя времени на обмен любезностями. — И чтобы об этом никто не знал.
На короткое мгновение министр закрыл глаза, как будто силы вдруг покинули его.
— Но ведь там где-то есть база морской пехоты? — спросил он. — У них наверняка есть вертолеты? — Кеннеди нетерпеливо выслушал то, что ему ответили. — Ну, это меня не волнует. Выполняйте приказание.
Он повесил трубку и ринулся в гостиную. Дети с радостными криками обступили отца; усталости и озабоченности как не бывало.
Весь вечер в пятницу она провела с Лофордами. Мэрилин помнила, что встретилась с ними за ужином в “Ла Скала”. Вместе с ней за столиком собралось пять человек, и в общем-то она была там лишняя.
К тому времени, как им подали горячее, она уже выпила не один бокал шампанского и, приободренная алкоголем и таблетками, начала громко рассказывать о Бобби и о том, что он бросил ее. Питер, пьяный под стать ей самой, сидел, обливаясь потом от нервного напряжения. Наконец он не выдержал и, бросив своих гостей, которые еще даже не доели первое блюдо, повез Мэрилин домой. Она, конечно, стала сопротивляться, устроила перед рестораном отвратительную сцену (на глазах у толпившихся там шоферов), но в итоге все же позволила ему затолкать себя в машину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78