И я был разгневан. Я знал Брюса — он был довольно приятный парень, но я не считал его своим союзником. Однако с президентом Соединенных Штатов Америки не спорят.
— Премного благодарен, — сказал я, не скрывая своего гнева.
У меня возникло желание подняться и уйти, но я — не знаю почему — погасил свой порыв; возможно, я поступил так в знак нашей доброй дружбы с Джо, а может, просто потому, что не мог заставить себя ненавидеть Джека.
Лучше бы он вообще не заводил разговора о моей просьбе назначить меня послом в Великобритании. Пусть бы моя просьба так и осталась без ответа. Я не сомневался, что Джек желал того же самого, но, будучи президентом, он, разумеется, не мог так поступить.
Политика, рассуждал я сам с собой, это игра для взрослых. В политике не принято считаться с чувствами других. И я, конечно, хорошо понимал это.
В моем сознании возник образ Мэрилин. Мне следовало бы как-то объяснить ей, насколько опасно дружить с президентом, тем более любить его.
— Ты расстроен, — сказал Джек. — Я понимаю. Но иначе нельзя, Дэйвид. Может, у тебя есть другие пожелания… Ведь ты вряд ли захочешь поехать послом в Мексику?
Я покачал головой, на мгновение потеряв дар речи. В Мексику! За кого он меня принимает?
— Слушай, ты подумай, чего хочешь, Дэйвид. Или у меня вдруг появятся какие-нибудь идеи, хорошо? Я в долгу перед тобой. Ты это знаешь.
— Знаю, господин президент.
В дверь постучали, и в кабинет вошла секретарша. Наверняка ее вызвал Джек, нажав на кнопку где-то под столом.
— Неотложные дела, — сказал Джек. Мы поднялись и обменялись холодным рукопожатием. Никогда прежде я не чувствовал такой отчужденности в наших отношениях.
Вернувшись к себе в номер в гостинице “Хэй-Адамс” — к тому времени я уже окончательно взял себя в руки, — я позвонил послу в Палм-Бич. Меня соединили с ним немедленно, но, услышав его голос, я не сразу узнал его. Это был пронзительно крикливый, ворчливый, нерешительный голос — голос старика. Я был потрясен — и мне стало стыдно: попав в круговорот проблем Джека в Белом доме, я позабыл о Джо.
— Джек сообщил тебе о своем решении, не так ли? — спросил он.
“Интересно, на чьей стороне Джо”, — подумал я. Возможно, он сочувствовал мне, но, с другой стороны, мысли Джо угадать трудно, особенно когда речь идет о “его” должности — он по-прежнему считал этот пост “своим” и поэтому очень сердился, если президент назначал нового посла США в Великобритании, не посоветовавшись с ним.
— Да, сообщил, — ответил я. — И разумеется, я расстроен.
Последовало долгое молчание.
— Да, — тихо произнес он. — Я так и думал. — Он вздохнул. — Я тут ни при чем, Дэйвид. Я хочу, чтобы ты это знал. Пойми меня правильно: я не думаю, что англичанам элегантный магнат рекламного бизнеса понравился бы больше, чем биржевой делец с Уолл-стрит, да к тому же еще и ирландишка, но я считаю, что ты заслужил этот пост…
Я тоже так считал, моих заслуг хватило бы и на несколько таких постов. Я позвонил Джо, чтобы высказать свое недовольство. Если моя персона не устраивает Джека в качестве посла в Великобритании, тогда чего ради я должен выполнять для него грязную работу, общаясь с мафией, и помогать скрывать наиболее грубые ошибки его администрации. Но что-то в голосе Джо удержало меня. Теперь я сожалею об этом. Тогда для меня был самый подходящий момент умыть руки, но вместо этого я стал слушать Джо Кеннеди.
Мне. приходилось напрягать слух, чтобы разобрать его слова, — у Джо не было сил говорить громко и отчетливо. Вообще-то не в его правилах было извиняться или хоть как-то намекать на то, что у них с Джеком случаются разногласия по каким-либо вопросам.
— Со мной теперь редко советуются, — сказал он и надолго замолчал. — О чем мы говорили? — смущенно спросил он наконец.
— О должности посла.
Джо опять надолго замолчал.
— Мы с тобой давние друзья, Дэйвид, — произнес посол, — так ведь?
— Да, — согласился я, пытаясь понять, к чему он клонит.
— Раз так, могу я попросить тебя об одном одолжении?
— Конечно.
— Не держи зла на Джека, Дэйвид. Он теперь наш президент. Он уже не тот Джек, что был раньше, ни для тебя, ни даже для меня. Ему приходится думать о своем месте в истории. Я бы очень хотел, чтобы он остановил свой выбор на тебе, — возможно, он тоже этого хочет. Но он должен принимать решения самостоятельно, а мы обязаны поддерживать его.
— Понимаю, — произнес я.
Я понял больше, чем было сказано. Джек перестал советоваться со своим отцом. Он наконец обрел самостоятельность. Джо, наверное, было горько сознавать это, но он, как всегда, мужественно принял удар судьбы. И даже намеревался заставить меня смириться с реальным положением вещей. Он не хотел, чтобы Джек в моем лице нажил себе врага.
— Когда ты приедешь навестить меня, Дэйвид? — спросил он. В его голосе слышалась мольба.
Я был потрясен — Джо Кеннеди, которого я знал вот уже тридцать лет, всегда излагал свои просьбы в требовательной форме и был чужд сентиментальности. Тот Джо Кеннеди никогда бы не задал такой вопрос. Я вдруг осознал, что разговариваю с человеком, который наконец-то понял, что скоро умрет, и страшно напуган этим. В отличие от своих сыновей, да и от жены тоже, Джо не был фаталистом. Если кто в целом свете и верил в собственное бессмертие, так это Джо Кеннеди. Но теперь этой веры в нем не было.
— Приеду недели через две, — сказал я. — Обязательно постараюсь приехать.
— Замечательно. — Джо старался, чтобы слова звучали тепло и искренне, но ему это не удалось. — Вот тогда и продолжим наш разговор.
Уже тогда, повесив трубку, я почувствовал в душе неприятный холодок, как бывает, когда в зимние сумерки закрываешь шторы и комната погружается во мрак. Меня охватило предчувствие надвигающейся трагедии, хотя я здравомыслящий человек и подобные страхи мне чужды.
Как оказалось, мне не следовало откладывать поездку на две недели.
38
— Мне кажется, я говорил вам, что не желаю больше слышать подобную чушь, — раздраженно бросил Роберт Кеннеди.
Гувер подался вперед.
— Думаю, это вам стоит послушать, — настойчиво возразил он. — Поверьте, я искренне забочусь об интересах вашего брата.
Кеннеди вздохнул. Неделю назад он обнаружил, что нью-йоркское отделение ФБР собирает материалы об организованной преступности на основе статей из “Нью-Йорк пост” и “Нью-Йорк дэйли ньюс”, и решил, что Гувер пришел к нему, желая нанести ответный удар, и сейчас начнет доказывать, что он и его люди не зря получают зарплату.
— Это агент по особо важным делам Киркпатрик, — сказал Гувер. — Он у нас ведущий специалист по средствам электронного наблюдения.
Министр юстиции пристально посмотрел на Киркпатрика, сразу же признав в нем честолюбивого прямого ирландца. Киркпатрик не стушевался под его взглядом — это был хороший знак. Кеннеди уважал людей, которые не выказывали перед ним робости.
Кеннеди мрачно кивнул. Киркпатрик поставил на полированный стол портативный катушечный магнитофон, включил его в сеть и нажал на кнопку. Послышалось слабое жужжание — возможно, это работал кондиционер, — затем знакомый шелестящий голос, похожий на голос ребенка, но полный чувственности, произнес:
“…Меня по-прежнему тревожат те же сны…”
Мужской голос, терпеливый, глубокий, явно голос врача, сказал:
“Расскажите мне о них”.
“Мне все время снится, что я собираюсь выйти замуж за Джека Кеннеди”. — Последовала пауза. — “Это даже не то чтобы сон”.
“Да?”
“Это как бы происходит в моем сознании, мне и впрямь кажется, что это должно произойти”.
“Вот как?”
“…Я собираюсь выйти замуж за Джека Кеннеди”.
“Ничего страшного… Грезы — это предохранительный клапан нашего подсознания…”
“Вы думаете? Но, видите ли, дело в том — я не уверена, что это просто грезы…” — Последовала длительная пауза, слышны были только приглушенные звуки машин за окном, затем голос Мэрилин Монро четко произнес: “Он и вправду собирается на мне жениться, доктор, понимаете — он собирается на мне жениться!”
Роберт Кеннеди сидел с закрытыми глазами, как будто испытывал дикую боль. Он махнул рукой, чтобы Киркпатрик выключил магнитофон.
— Спасибо, Эдгар, — устало произнес он. — Дальше я послушаю сам.
Стоял жаркий день бабьего лета, но уже без того изнуряющего зноя, от которого люди пытаются укрыться в домах, включив на полную мощность кондиционеры.
В такую погоду Джек и Бобби Кеннеди думали о Хианнис-Порте, о прогулках на яхте и пикниках на морском берегу. Им страстно хотелось поехать туда, словно только море давало им жизненные силы. Но сейчас они вынуждены были сидеть в Вашингтоне. Джек и Бобби вышли в розарий Белого дома, чтобы подышать свежим воздухом, а заодно и поговорить, не опасаясь, что их подслушают. Они вышагивали по саду, заложив за спину руки, склонив друг к другу головы, — два брата, которые теперь управляли не только страной, но и огромной частью земного шара.
— Джек, — говорил Бобби, — я понимаю твои чувства, но это серьезно.
— Ничего ты не понимаешь.
— У меня тоже были… приключения. Я ведь не девственник, черт побери.
Джек расхохотался.
— Приключения? Значит, это так называется? А я-то все время думал, что ты у нас бойскаут.
— Ты и сам знаешь, что это не так. Однако на этот раз дело приняло серьезный оборот, не то что та шутка об установлении отцовства, о которой твердит мне Гувер.
— Об установлении отцовства?
— Гувер говорит, что у него имеются доказательства, будто ты заплатил какой-то девице шестьдесят тысяч долларов, чтобы она не подавала на тебя в суд. Я приказал разыскать ее и поговорить с ней, а она просто рассмеялась и сказала, что ты остался должен ей два доллара, которые занял у нее, чтобы расплатиться с таксистом.
Это сообщение заинтересовало Джека.
— Как ее зовут?
— Жизель. А фамилия — Хьюберт? Хьюм?
— Жизель Холмс, — поправил брата Джек, ухмыляясь. — Это было осенью 1950-го. В тот год я баллотировался на второй срок в конгрессе, ждал, когда Пол Девер наконец-то решит, что ему лучше: попробовать второй раз стать губернатором или сражаться против Лоджа за место в сенате…
— Тебе повезло, что он решил повторно баллотироваться в губернаторы. Из тебя губернатор получился бы никудышный.
— Вот видишь? В этом вся разница между нами. Я не думал о политике. Я думал о женщинах. С Жизель я познакомился во время предвыборной кампании. Я как-то заночевал у нее дома. Как сейчас помню. Пожалуй, в то время во всем Массачусетсе не было женщины, которая работала ртом лучше нее. А утром я обнаружил, что у меня нет с собой денег, поэтому я занял у нее два доллара, чтобы доехать до Боудойн-стрит. Кажется, я так и не вернул ей долг. Где она сейчас проживает?
— В Спрингфилде, штат Иллинойс. Она замужем за стоматологом-хирургом.
— Ничего удивительного.
— Я не прошу, чтобы ты изменял своим привычкам, — сказал Бобби, — но ты играешь с огнем.
— Только не надо говорить со мной избитыми фразами. Ты пытаешься заставить меня изменить своим привычкам, а я не собираюсь этого делать.
— Что ж, не все обладают таким даром красноречия, как ты.
— Прекрати, Бобби. Мы с тобой слишком близкие люди, чтобы из-за такой ерунды портить отношения. Я люблю рисковать, так интереснее жить. И мне нравится ухаживать за женщинами, насколько хватает моих сил, потому что — послушай меня внимательно — все они абсолютно не похожи друг на друга, а с другой стороны, они все одинаковы. И, если человек не считает этот феномен достаточно интересным, чтобы посвятить его исследованию свою жизнь, тогда уж я не знаю, ради чего стоит жить.
— Знаешь, я ведь пришел сюда не за тем, чтобы мне читали лекцию о сексе…
— По-моему, вы с Этель и так неплохо справляетесь. Похоже, ты хорошо усвоил основы этой науки.
Но Бобби упрямо стоял на своем.
— Это политический динамит, Джонни, — сказал он. Если Бобби, обращаясь к брату, называл его “Джонни”, это означало, что он настроен серьезно. — Ведь речь идет о Мэрилин Монро, она постоянно в центре внимания прессы. И вот она рассказывает всем подряд, что у вас с ней любовный роман и что ты собираешься жениться на ней. Это же оружие в руках Гувера. Послушал бы ты запись ее разговора с психиатром. Она сказала ему, что ты сделал ей предложение, что ты пообещал ей развестись с Джеки.
— Я знаю. — Джек покачал головой. — Кажется, все только об этом и говорят, даже наш приятель Хоффа. Мне сообщили, что он предлагает заключить сделку — со мной, а не с тобой. Он будет молчать обо всех наших делах плюс — ты не упадешь в обморок? — он не станет рассказывать прессе, что мы с Мэрилин собираемся пожениться!
Лицо Бобби потемнело.
— Вот скотина !
— Не бери в голову. Даже если он и попытается, не думаю, что это опубликуют.
— Тем не менее именно об этом я тебя и предупреждал, Джонни. — Бобби откинул рукой со лба волосы. — Эта история с Мэрилин, Джонни, ты погоришь из-за нее. Я чувствую это.
— Я не брошу Мэрилин. Так и знай. Предводитель свободного мира имеет право на некоторые привилегии, Бобби, и одна из таких привилегий — Мэрилин.
— Тогда скажи ей, чтоб не болтала лишнего. — Бобби помолчал. — Слушай, а может, она ненормальная?
— Все женщины ненормальные.
— Я говорю серьезно!
Лицо Джека стало печальным — и в то же время величественным. Он сейчас казался намного старше, чем Бобби.
— Да, — тихо произнес он, — вообще-то у меня были такие мысли.
— Она может навредить тебе, Джонни. Мне не хочется этого говорить, но из-за нее тебя могут не избрать на второй срок. Ну и Джеки, конечно, тоже не обрадуется.
Джек кивнул. При упоминании о втором сроке он погрузился в молчание, словно Бобби наконец-то заставил его посмотреть в глаза реальной действительности. В конечном итоге Джек всегда понимал, когда Бобби прав и к его советам следует прислушаться. В глубине души, в том укромном уголочке, где он таил свои истинные чувства и эмоции, Джек не скрывал от самого себя, что Бобби — серьезнее, чем он, человек с высоким чувством ответственности, который не боится принимать трудные решения, — что президентом по праву должен быть Бобби, а не он.
— Я подумаю над этим, — согласился он. — Если я увижу, что ситуация выходит из-под контроля, я положу этому конец, обещаю тебе. Молю Бога, чтобы этого не произошло. Забавно. Я ведь и вправду люблю Мэрилин…
Он остановился и посмотрел на пуленепробиваемые стекла в окнах Овального кабинета.
— Иногда мне кажется, что быть президентом не так уж и здорово, — сказал он.
— Понимаю.
— Нет, не понимаешь. Но когда-нибудь поймешь.
— Теперь вот еще что, Джонни… Ты встречаешься с женщиной, которая связана с Джанканой. Меня это тоже беспокоит…
— Да будет тебе, Бобби! — нетерпеливо оборвал брата Джек. — Джуди — совсем другое дело. К ней я не питаю никаких чувств . Она — знакомая Джанканы? Ну и что? У нее много знакомых.
— Она не просто знакомая Джанканы, Джек. Она его любовница.
— Любовница — слово звучное. Позволь мне разубедить тебя. Я не раскрываю ей государственных тайн в постели, и, думаю, Джанкана тоже не беседует с ней о своих делах. Она обладает некоторыми ценными качествами, но Мата Хари из нее не получится. Надеюсь, я ясно выражаюсь?
— Все равно глупо так рисковать, — упрямился Бобби. — Если это выльется наружу, разразится крупный скандал. Неужели тебе так сложно отказаться от нее? Вокруг столько женщин.
— И я надеюсь переспать с каждой из них. Только вот что: я сам буду решать, с кем мне спать, договорились?
— Договорились.
Братья развернулись и направились к стеклянной двери, ведущей в сад. Там стоял, наблюдая за ними, агент службы безопасности.
— Жизель Холмс, — задумчиво улыбаясь, произнес президент. — У нее потрясающие ноги. А все остальное так себе.
39
— Конечно, важно уметь проводить грань между грезами и реальностью, — сказал доктор Гринсон.
— Всю жизнь я живу в грезах других людей. Разве я сама не имею права помечтать?
— В грезах других людей?
— Конечно. С тех самых пор, как у меня начали округляться груди. Я всегда знала и знаю, что думают мужчины, глядя на меня, — знаю, что, возвращаясь домой к своим женам и ложась с ними в постель, они воображают, что держат в объятиях меня, целуют мои груди, наслаждаются мною…
Это странное чувство, понимаете? Словно я вообще не принадлежу себе. Я принадлежу им, всем этим мужчинам, которые мысленно совокупляются со мной. Даже если я умру, ничего не изменится: они по-прежнему будут достигать оргазма, глядя на мои фотографии. Меня, как человека, не существует, понимаете? Я — женщина, с которой никогда не смогут сравниться жены и любовницы, она всегда к вашим услугам, у нее никогда не болит голова, и ей неважно, что вы кончаете раньше, чем она…
Даже для тех мужчин, которые были моими мужьями , я была воплощением их грез, совсем не той, кто я есть на самом деле. Они женились на Мэрилин, а не на Норме Джин. Но на самом-то деле я — Норма Джин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
— Премного благодарен, — сказал я, не скрывая своего гнева.
У меня возникло желание подняться и уйти, но я — не знаю почему — погасил свой порыв; возможно, я поступил так в знак нашей доброй дружбы с Джо, а может, просто потому, что не мог заставить себя ненавидеть Джека.
Лучше бы он вообще не заводил разговора о моей просьбе назначить меня послом в Великобритании. Пусть бы моя просьба так и осталась без ответа. Я не сомневался, что Джек желал того же самого, но, будучи президентом, он, разумеется, не мог так поступить.
Политика, рассуждал я сам с собой, это игра для взрослых. В политике не принято считаться с чувствами других. И я, конечно, хорошо понимал это.
В моем сознании возник образ Мэрилин. Мне следовало бы как-то объяснить ей, насколько опасно дружить с президентом, тем более любить его.
— Ты расстроен, — сказал Джек. — Я понимаю. Но иначе нельзя, Дэйвид. Может, у тебя есть другие пожелания… Ведь ты вряд ли захочешь поехать послом в Мексику?
Я покачал головой, на мгновение потеряв дар речи. В Мексику! За кого он меня принимает?
— Слушай, ты подумай, чего хочешь, Дэйвид. Или у меня вдруг появятся какие-нибудь идеи, хорошо? Я в долгу перед тобой. Ты это знаешь.
— Знаю, господин президент.
В дверь постучали, и в кабинет вошла секретарша. Наверняка ее вызвал Джек, нажав на кнопку где-то под столом.
— Неотложные дела, — сказал Джек. Мы поднялись и обменялись холодным рукопожатием. Никогда прежде я не чувствовал такой отчужденности в наших отношениях.
Вернувшись к себе в номер в гостинице “Хэй-Адамс” — к тому времени я уже окончательно взял себя в руки, — я позвонил послу в Палм-Бич. Меня соединили с ним немедленно, но, услышав его голос, я не сразу узнал его. Это был пронзительно крикливый, ворчливый, нерешительный голос — голос старика. Я был потрясен — и мне стало стыдно: попав в круговорот проблем Джека в Белом доме, я позабыл о Джо.
— Джек сообщил тебе о своем решении, не так ли? — спросил он.
“Интересно, на чьей стороне Джо”, — подумал я. Возможно, он сочувствовал мне, но, с другой стороны, мысли Джо угадать трудно, особенно когда речь идет о “его” должности — он по-прежнему считал этот пост “своим” и поэтому очень сердился, если президент назначал нового посла США в Великобритании, не посоветовавшись с ним.
— Да, сообщил, — ответил я. — И разумеется, я расстроен.
Последовало долгое молчание.
— Да, — тихо произнес он. — Я так и думал. — Он вздохнул. — Я тут ни при чем, Дэйвид. Я хочу, чтобы ты это знал. Пойми меня правильно: я не думаю, что англичанам элегантный магнат рекламного бизнеса понравился бы больше, чем биржевой делец с Уолл-стрит, да к тому же еще и ирландишка, но я считаю, что ты заслужил этот пост…
Я тоже так считал, моих заслуг хватило бы и на несколько таких постов. Я позвонил Джо, чтобы высказать свое недовольство. Если моя персона не устраивает Джека в качестве посла в Великобритании, тогда чего ради я должен выполнять для него грязную работу, общаясь с мафией, и помогать скрывать наиболее грубые ошибки его администрации. Но что-то в голосе Джо удержало меня. Теперь я сожалею об этом. Тогда для меня был самый подходящий момент умыть руки, но вместо этого я стал слушать Джо Кеннеди.
Мне. приходилось напрягать слух, чтобы разобрать его слова, — у Джо не было сил говорить громко и отчетливо. Вообще-то не в его правилах было извиняться или хоть как-то намекать на то, что у них с Джеком случаются разногласия по каким-либо вопросам.
— Со мной теперь редко советуются, — сказал он и надолго замолчал. — О чем мы говорили? — смущенно спросил он наконец.
— О должности посла.
Джо опять надолго замолчал.
— Мы с тобой давние друзья, Дэйвид, — произнес посол, — так ведь?
— Да, — согласился я, пытаясь понять, к чему он клонит.
— Раз так, могу я попросить тебя об одном одолжении?
— Конечно.
— Не держи зла на Джека, Дэйвид. Он теперь наш президент. Он уже не тот Джек, что был раньше, ни для тебя, ни даже для меня. Ему приходится думать о своем месте в истории. Я бы очень хотел, чтобы он остановил свой выбор на тебе, — возможно, он тоже этого хочет. Но он должен принимать решения самостоятельно, а мы обязаны поддерживать его.
— Понимаю, — произнес я.
Я понял больше, чем было сказано. Джек перестал советоваться со своим отцом. Он наконец обрел самостоятельность. Джо, наверное, было горько сознавать это, но он, как всегда, мужественно принял удар судьбы. И даже намеревался заставить меня смириться с реальным положением вещей. Он не хотел, чтобы Джек в моем лице нажил себе врага.
— Когда ты приедешь навестить меня, Дэйвид? — спросил он. В его голосе слышалась мольба.
Я был потрясен — Джо Кеннеди, которого я знал вот уже тридцать лет, всегда излагал свои просьбы в требовательной форме и был чужд сентиментальности. Тот Джо Кеннеди никогда бы не задал такой вопрос. Я вдруг осознал, что разговариваю с человеком, который наконец-то понял, что скоро умрет, и страшно напуган этим. В отличие от своих сыновей, да и от жены тоже, Джо не был фаталистом. Если кто в целом свете и верил в собственное бессмертие, так это Джо Кеннеди. Но теперь этой веры в нем не было.
— Приеду недели через две, — сказал я. — Обязательно постараюсь приехать.
— Замечательно. — Джо старался, чтобы слова звучали тепло и искренне, но ему это не удалось. — Вот тогда и продолжим наш разговор.
Уже тогда, повесив трубку, я почувствовал в душе неприятный холодок, как бывает, когда в зимние сумерки закрываешь шторы и комната погружается во мрак. Меня охватило предчувствие надвигающейся трагедии, хотя я здравомыслящий человек и подобные страхи мне чужды.
Как оказалось, мне не следовало откладывать поездку на две недели.
38
— Мне кажется, я говорил вам, что не желаю больше слышать подобную чушь, — раздраженно бросил Роберт Кеннеди.
Гувер подался вперед.
— Думаю, это вам стоит послушать, — настойчиво возразил он. — Поверьте, я искренне забочусь об интересах вашего брата.
Кеннеди вздохнул. Неделю назад он обнаружил, что нью-йоркское отделение ФБР собирает материалы об организованной преступности на основе статей из “Нью-Йорк пост” и “Нью-Йорк дэйли ньюс”, и решил, что Гувер пришел к нему, желая нанести ответный удар, и сейчас начнет доказывать, что он и его люди не зря получают зарплату.
— Это агент по особо важным делам Киркпатрик, — сказал Гувер. — Он у нас ведущий специалист по средствам электронного наблюдения.
Министр юстиции пристально посмотрел на Киркпатрика, сразу же признав в нем честолюбивого прямого ирландца. Киркпатрик не стушевался под его взглядом — это был хороший знак. Кеннеди уважал людей, которые не выказывали перед ним робости.
Кеннеди мрачно кивнул. Киркпатрик поставил на полированный стол портативный катушечный магнитофон, включил его в сеть и нажал на кнопку. Послышалось слабое жужжание — возможно, это работал кондиционер, — затем знакомый шелестящий голос, похожий на голос ребенка, но полный чувственности, произнес:
“…Меня по-прежнему тревожат те же сны…”
Мужской голос, терпеливый, глубокий, явно голос врача, сказал:
“Расскажите мне о них”.
“Мне все время снится, что я собираюсь выйти замуж за Джека Кеннеди”. — Последовала пауза. — “Это даже не то чтобы сон”.
“Да?”
“Это как бы происходит в моем сознании, мне и впрямь кажется, что это должно произойти”.
“Вот как?”
“…Я собираюсь выйти замуж за Джека Кеннеди”.
“Ничего страшного… Грезы — это предохранительный клапан нашего подсознания…”
“Вы думаете? Но, видите ли, дело в том — я не уверена, что это просто грезы…” — Последовала длительная пауза, слышны были только приглушенные звуки машин за окном, затем голос Мэрилин Монро четко произнес: “Он и вправду собирается на мне жениться, доктор, понимаете — он собирается на мне жениться!”
Роберт Кеннеди сидел с закрытыми глазами, как будто испытывал дикую боль. Он махнул рукой, чтобы Киркпатрик выключил магнитофон.
— Спасибо, Эдгар, — устало произнес он. — Дальше я послушаю сам.
Стоял жаркий день бабьего лета, но уже без того изнуряющего зноя, от которого люди пытаются укрыться в домах, включив на полную мощность кондиционеры.
В такую погоду Джек и Бобби Кеннеди думали о Хианнис-Порте, о прогулках на яхте и пикниках на морском берегу. Им страстно хотелось поехать туда, словно только море давало им жизненные силы. Но сейчас они вынуждены были сидеть в Вашингтоне. Джек и Бобби вышли в розарий Белого дома, чтобы подышать свежим воздухом, а заодно и поговорить, не опасаясь, что их подслушают. Они вышагивали по саду, заложив за спину руки, склонив друг к другу головы, — два брата, которые теперь управляли не только страной, но и огромной частью земного шара.
— Джек, — говорил Бобби, — я понимаю твои чувства, но это серьезно.
— Ничего ты не понимаешь.
— У меня тоже были… приключения. Я ведь не девственник, черт побери.
Джек расхохотался.
— Приключения? Значит, это так называется? А я-то все время думал, что ты у нас бойскаут.
— Ты и сам знаешь, что это не так. Однако на этот раз дело приняло серьезный оборот, не то что та шутка об установлении отцовства, о которой твердит мне Гувер.
— Об установлении отцовства?
— Гувер говорит, что у него имеются доказательства, будто ты заплатил какой-то девице шестьдесят тысяч долларов, чтобы она не подавала на тебя в суд. Я приказал разыскать ее и поговорить с ней, а она просто рассмеялась и сказала, что ты остался должен ей два доллара, которые занял у нее, чтобы расплатиться с таксистом.
Это сообщение заинтересовало Джека.
— Как ее зовут?
— Жизель. А фамилия — Хьюберт? Хьюм?
— Жизель Холмс, — поправил брата Джек, ухмыляясь. — Это было осенью 1950-го. В тот год я баллотировался на второй срок в конгрессе, ждал, когда Пол Девер наконец-то решит, что ему лучше: попробовать второй раз стать губернатором или сражаться против Лоджа за место в сенате…
— Тебе повезло, что он решил повторно баллотироваться в губернаторы. Из тебя губернатор получился бы никудышный.
— Вот видишь? В этом вся разница между нами. Я не думал о политике. Я думал о женщинах. С Жизель я познакомился во время предвыборной кампании. Я как-то заночевал у нее дома. Как сейчас помню. Пожалуй, в то время во всем Массачусетсе не было женщины, которая работала ртом лучше нее. А утром я обнаружил, что у меня нет с собой денег, поэтому я занял у нее два доллара, чтобы доехать до Боудойн-стрит. Кажется, я так и не вернул ей долг. Где она сейчас проживает?
— В Спрингфилде, штат Иллинойс. Она замужем за стоматологом-хирургом.
— Ничего удивительного.
— Я не прошу, чтобы ты изменял своим привычкам, — сказал Бобби, — но ты играешь с огнем.
— Только не надо говорить со мной избитыми фразами. Ты пытаешься заставить меня изменить своим привычкам, а я не собираюсь этого делать.
— Что ж, не все обладают таким даром красноречия, как ты.
— Прекрати, Бобби. Мы с тобой слишком близкие люди, чтобы из-за такой ерунды портить отношения. Я люблю рисковать, так интереснее жить. И мне нравится ухаживать за женщинами, насколько хватает моих сил, потому что — послушай меня внимательно — все они абсолютно не похожи друг на друга, а с другой стороны, они все одинаковы. И, если человек не считает этот феномен достаточно интересным, чтобы посвятить его исследованию свою жизнь, тогда уж я не знаю, ради чего стоит жить.
— Знаешь, я ведь пришел сюда не за тем, чтобы мне читали лекцию о сексе…
— По-моему, вы с Этель и так неплохо справляетесь. Похоже, ты хорошо усвоил основы этой науки.
Но Бобби упрямо стоял на своем.
— Это политический динамит, Джонни, — сказал он. Если Бобби, обращаясь к брату, называл его “Джонни”, это означало, что он настроен серьезно. — Ведь речь идет о Мэрилин Монро, она постоянно в центре внимания прессы. И вот она рассказывает всем подряд, что у вас с ней любовный роман и что ты собираешься жениться на ней. Это же оружие в руках Гувера. Послушал бы ты запись ее разговора с психиатром. Она сказала ему, что ты сделал ей предложение, что ты пообещал ей развестись с Джеки.
— Я знаю. — Джек покачал головой. — Кажется, все только об этом и говорят, даже наш приятель Хоффа. Мне сообщили, что он предлагает заключить сделку — со мной, а не с тобой. Он будет молчать обо всех наших делах плюс — ты не упадешь в обморок? — он не станет рассказывать прессе, что мы с Мэрилин собираемся пожениться!
Лицо Бобби потемнело.
— Вот скотина !
— Не бери в голову. Даже если он и попытается, не думаю, что это опубликуют.
— Тем не менее именно об этом я тебя и предупреждал, Джонни. — Бобби откинул рукой со лба волосы. — Эта история с Мэрилин, Джонни, ты погоришь из-за нее. Я чувствую это.
— Я не брошу Мэрилин. Так и знай. Предводитель свободного мира имеет право на некоторые привилегии, Бобби, и одна из таких привилегий — Мэрилин.
— Тогда скажи ей, чтоб не болтала лишнего. — Бобби помолчал. — Слушай, а может, она ненормальная?
— Все женщины ненормальные.
— Я говорю серьезно!
Лицо Джека стало печальным — и в то же время величественным. Он сейчас казался намного старше, чем Бобби.
— Да, — тихо произнес он, — вообще-то у меня были такие мысли.
— Она может навредить тебе, Джонни. Мне не хочется этого говорить, но из-за нее тебя могут не избрать на второй срок. Ну и Джеки, конечно, тоже не обрадуется.
Джек кивнул. При упоминании о втором сроке он погрузился в молчание, словно Бобби наконец-то заставил его посмотреть в глаза реальной действительности. В конечном итоге Джек всегда понимал, когда Бобби прав и к его советам следует прислушаться. В глубине души, в том укромном уголочке, где он таил свои истинные чувства и эмоции, Джек не скрывал от самого себя, что Бобби — серьезнее, чем он, человек с высоким чувством ответственности, который не боится принимать трудные решения, — что президентом по праву должен быть Бобби, а не он.
— Я подумаю над этим, — согласился он. — Если я увижу, что ситуация выходит из-под контроля, я положу этому конец, обещаю тебе. Молю Бога, чтобы этого не произошло. Забавно. Я ведь и вправду люблю Мэрилин…
Он остановился и посмотрел на пуленепробиваемые стекла в окнах Овального кабинета.
— Иногда мне кажется, что быть президентом не так уж и здорово, — сказал он.
— Понимаю.
— Нет, не понимаешь. Но когда-нибудь поймешь.
— Теперь вот еще что, Джонни… Ты встречаешься с женщиной, которая связана с Джанканой. Меня это тоже беспокоит…
— Да будет тебе, Бобби! — нетерпеливо оборвал брата Джек. — Джуди — совсем другое дело. К ней я не питаю никаких чувств . Она — знакомая Джанканы? Ну и что? У нее много знакомых.
— Она не просто знакомая Джанканы, Джек. Она его любовница.
— Любовница — слово звучное. Позволь мне разубедить тебя. Я не раскрываю ей государственных тайн в постели, и, думаю, Джанкана тоже не беседует с ней о своих делах. Она обладает некоторыми ценными качествами, но Мата Хари из нее не получится. Надеюсь, я ясно выражаюсь?
— Все равно глупо так рисковать, — упрямился Бобби. — Если это выльется наружу, разразится крупный скандал. Неужели тебе так сложно отказаться от нее? Вокруг столько женщин.
— И я надеюсь переспать с каждой из них. Только вот что: я сам буду решать, с кем мне спать, договорились?
— Договорились.
Братья развернулись и направились к стеклянной двери, ведущей в сад. Там стоял, наблюдая за ними, агент службы безопасности.
— Жизель Холмс, — задумчиво улыбаясь, произнес президент. — У нее потрясающие ноги. А все остальное так себе.
39
— Конечно, важно уметь проводить грань между грезами и реальностью, — сказал доктор Гринсон.
— Всю жизнь я живу в грезах других людей. Разве я сама не имею права помечтать?
— В грезах других людей?
— Конечно. С тех самых пор, как у меня начали округляться груди. Я всегда знала и знаю, что думают мужчины, глядя на меня, — знаю, что, возвращаясь домой к своим женам и ложась с ними в постель, они воображают, что держат в объятиях меня, целуют мои груди, наслаждаются мною…
Это странное чувство, понимаете? Словно я вообще не принадлежу себе. Я принадлежу им, всем этим мужчинам, которые мысленно совокупляются со мной. Даже если я умру, ничего не изменится: они по-прежнему будут достигать оргазма, глядя на мои фотографии. Меня, как человека, не существует, понимаете? Я — женщина, с которой никогда не смогут сравниться жены и любовницы, она всегда к вашим услугам, у нее никогда не болит голова, и ей неважно, что вы кончаете раньше, чем она…
Даже для тех мужчин, которые были моими мужьями , я была воплощением их грез, совсем не той, кто я есть на самом деле. Они женились на Мэрилин, а не на Норме Джин. Но на самом-то деле я — Норма Джин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78