В ответ на это мисс Глад начала твердить всем членам съемочной группы, что он «закоренелый английский гомик», и при любой возможности старалась осложнить ему жизнь. Поэтому подозрительность Фелисии больно задела его.– Проблемы были с длиной и шириной ее юбки, – резко возразил он. – «Сиськи» мисс Глад, как ты выразилась, к делу отношения не имели.– Длина и ширина! – прошептала Фелисия ему на ухо, мило улыбаясь. – Меня теперь на этом не проведешь.Сейчас было не время спорить на виду у всех влиятельных людей Голливуда и ведущих репортеров отдела светских новостей.– Лисия, дорогая, – сказал он, – между мной и мисс Глад ничего нет, кроме постоянных ссор из-за ее скверной игры.– Ну что касается ее актерских способностей, то тут я могу поверить тебе. Я не думаю, что она когда-либо играла с настоящим актером, как ты, дорогой. Но меня удивляет, что ты сумел удержать ее на расстоянии.– Мне не пришлось делать ничего подобного.– Как печально. Ты единственный мужчина в городе, на котором Вирджиния Глад не попробовала свои чары. Бедный Робби! Если ты не будешь осмотрительнее, люди могут подумать, что тебе не нравится секс. Иногда мне тоже приходит в голову такая мысль.– Ты же отлично знаешь, что это не так.– Ну, я знаю, что раньше он тебе нравился. Во всяком случае, со мной. Конечно, сейчас я редко тебя вижу. Ты встаешь на рассвете и уезжаешь на студию – вероятно, чтобы показать мисс Глад секреты своего грима. Не сомневаюсь, что она очарована этим странным сценическим искусством. А домой ты возвращаешься за полночь, потому что ты либо на студии, либо летаешь на своем чертовом самолете – если ты действительно этим занимаешься.– Тебе прекрасно известно, чем я занимаюсь. Она вздохнула.– Да, надеюсь. В какой-то мере я бы скорее поняла тебя, дорогой, если бы ты занимался сексуальными полетами с мисс Глад. Я хочу сказать, тогда у тебя была бы веская причина избегать меня, верно? Так что я вижу единственное объяснение в том, что я тебе надоела.– Это неправда.– А я думаю иначе, Робби… Улыбнись и помаши рукой вон той старой грымзе в забавной шляпке, Луэлле или Гедде, никак не могу запомнить, кто из них кто… Замечательно!Фелисия, смеясь, запрокинула голову, ее глаза засияли, как будто она веселилась от всей души, живое воплощение романтики, красоты, любви, в то время как Вейн приветливо помахал рукой той особе, на которую указала ему Фелисия; на его лице застыло выражение, которое, как он надеялся, должно было означать скрытую страсть. Свет фотовспышки ослепил их. Каждому репортеру было разрешено привести с собой одного фотографа, кроме того, здесь был фоторепортер из «Лайфа». Завтра весь мир увидит, как танцуют они, самая красивая пара в мире, демонстрируя свою любовь миллионам читателей, которых больше интересовали их отношения, чем война.– Все наладится, как только мы вернемся домой, – сказал Вейн, хотя сам не очень-то верил в такую возможность. Это было всего лишь его желание, но оно вряд ли сбудется, даже если постучать по дереву.– А там будет война. Или театр. Всегда будет что-то, что разлучит нас. А знаешь, почему, Робби? Потому что ты хочешь, чтобы было так. Ты не хочешь меня, больше не хочешь.Она начала плакать – прямо посреди зала на собственной вечеринке.– Поцелуй же меня, дурак несчастный! – приказала она так громко, что он испугался, как бы все присутствующие не услышали ее слова. – Поцелуй меня, как будто ты страстно меня любишь, черт побери!Вейн наклонился и увидел в глубине ее глаз такую боль, что ему стало страшно. Прижав Фелисию к себе, он крепко, как только мог, поцеловал ее и в этот же момент почувствовал, как кто-то хлопает его по плечу.– Вот это мне подходит, – прорычал знакомый голос. – Похоже, это именно то, что прописал доктор одному парню, которому пришлось провести двадцать четыре треклятых часа в самолете, чтобы попасть на вечеринку!Фелисия рассмеялась.– Мой милый Калибан! – воскликнула она, обнимая его. – Я думала, ты не придешь.– Черт, как я мог пропустить такое событие. Слушай, Робби, дай мне потанцевать с Лисией. Когда я последний раз ее видел, ей промывали желудок, а вот сейчас она – настоящая царица своего собственного бала, будь он неладен! Держись меня, Лисия, я поставлю великолепное шоу с твоим участием. Великие любовные сцены из Шекспира для балета на льду! Мне уже нравится эта идея.– Я не умею кататься на коньках, Марти.– Нет в мире совершенства. Ладно, поговорим об этом потом. – Куик бросил свою сигару, будто она была боевой гранатой, уверенный, что один из его помощников поймает ее. Он всюду ездил в сопровождении широкоплечих, крепких молодых людей, которые были больше похожи на борцов-тяжеловесов, чем на ассистентов, и пары постоянно сменяющихся блондинок, которых он называл своими секретаршами. Как слаженная спортивная команда, они были обучены ловить то, что Марти бросал – входя в помещение, он не глядя бросал в сторону шляпу и пальто, а его свита должна была подхватить эти вещи, чтобы они не упали на пол.У него было любимым развлечением – где-нибудь в бедном квартале бросать монеты из окна своего лимузина и наблюдать, как дети дерутся из-за них.Куик любил состязания. Многие годы он хвалился в прессе, что планирует возродить римский цирк, с играми гладиаторов, со схватками людей с дикими животными, и было немало людей, которые верили, что он не шутит.– К черту эту медленную чушь, – сказал он. – Сыграйте-ка нам что-нибудь, чтобы мы могли потанцевать, – крикнул он оркестру. О том, чтобы музыканты ему не подчинились, не могло быть и речи; он не только был другом Винни Петтрилло, председателя профсоюза музыкантов, но и сам постоянно нанимал джазовые группы и оркестры для своих шоу. Если бы он велел им играть, стоя на голове, они сыграли бы, чтобы угодить ему.Оркестр заиграл любимую мелодию Куика «Когда Вероника играет на гармонике на пирсе в Санта-Монике» – песню, которую он заказал специально для своей водной феерии к Всемирной выставке 1939 года. Тогда ее исполняла любимица всей Америки олимпийская чемпионка по плаванию, а рядом с ней два дрессированных морских котика играли на губных гармошках. У Куика, который одно время был женат на своей чемпионке по плаванию, песня вызывала сентиментальные воспоминания, насколько он был способен это чувствовать.В танце он был таким же, как во всем – переполненным дикой энергией. Он держал Фелисию так, будто ему было наплевать, касаются ее ноги пола или нет.– Как у тебя дела, детка? – прокричал он ей сквозь грохот музыки. Он был единственным, кто называл ее «детка», и это всегда приводило ее в восторг.– Прекрасно, Марти.– Серьезно? – усмехнулся Куик.У него была знаменитая усмешка. Все знали, что Уолт Дисней рисовал с него своего Большого Злого Волка Из сказки У. Диснея «Три поросенка».
после непродолжительного и печального опыта общения с Куиком в качестве одного из его инвесторов. Даже если бы Фелисия не знала эту историю – которую Куик сам с гордостью рассказывал, – она увидела бы сходство: волчья усмешка, крупные, сверкающую зубы, черные глаза, которые, казалось, радостно сияли, когда он замышлял какое-нибудь злодейство. Чтобы завершить портрет, думала она, надо лишь добавить острые уши и попросить его «разбушеваться и сдуть домик».У него были черные как смоль волосы, так гладко прилизанные, что казались нарисованными на его плоском черепе, и хотя он брился по крайней мере дважды в день, его подбородок и щеки были всегда темными. Даже его походка была угрожающей, агрессивной – большая голова выставлена вперед, руки отведены назад для большей скорости движения, грудь выпячена, будто в погоне за своей жертвой он собирался пробить ближайшую стену. Руки у него были волосатые, как лапы волка, но с безукоризненно ухоженными ногтями.Куик был маленького роста, но это не бросалось в глаза. Глядя на него, Фелисии часто казалось, что природа словно задумала создать высокого мужчину и дала ему крупные голову, грудь и плечи, но он так спешил появиться на свет, что не захотел ждать, пока ему дадут высокий рост.Ей нравился Куик, который умел получать радость от жизни – даже если это происходило за счет других людей: он оставлял за собой череду банкротств, самоубийств, насилия и слухов об убийстве.– Я слышал, Робби снимается в каком-то дерьмовом фильме у Си Кригера, – проворчал он. – Почему не с тобой?Фелисия с трудом перевела дух. Танцевать с Куиком было все равно что заниматься гимнастикой.– Я пока осталась без работы. Из-за того что случилось в Сан-Франциско. Этот вечер и был устроен, чтобы показать, что я полностью поправилась.– Я это понял, детка, как только узнал о нем. Хорошая идея. Твоя или друга Робби?– Моя.– Я так и думал. Это может сработать, если ты продержишься до конца вечера. Будь добра, не пей больше шампанского. – Он сжал ее руку. – Прости меня за то, что мне пришлось тебя ударить там, в Сан-Франциско. Робби меня простил?– За пощечину?– Нет. К черту пощечину. Он должен был сам это сделать, Лисия, детка, когда у тебя началась истерика. За то, что я вышел из игры.– Он все еще на тебя в обиде. Не без основания.Марти засмеялся.– Бизнес есть бизнес. Когда шоу летит в тартарары, я не задерживаюсь, чтобы вести беседы с инвесторами. Я быстро исчезаю из города. Он должен был сделать то же самое, как я ему советовал.– Робби не мог бросить труппу в беде. Это не в его характере.– Черт возьми, я однажды бросил на произвол судьбы целый цирк. Если билеты плохо покупают, собирай свои манатки и удирай со всех ног, таково мое правило. Если ты начнешь переживать за актеров, ты пропал. Слушай, мне надо поговорить с ним. А ты иди потанцуй с Лео Стоуном. Он собирается опять снимать одну из своих классных картин, по какому-то английскому роману, ну ты знаешь – из времен французской революции, там еще герою отрубают голову в конце…– «Повесть о двух городах»?– Кажется, – неуверенно произнес он. Фелисия знала, что он был весьма начитанным человеком, но любил скрывать этот факт из боязни, что люди сочтут это его слабостью, если узнают, что он читает книги. Однажды она застала его за чтением «Холодного дома» в то время, как одна из его «секретарш» делала ему педикюр, и это был единственный раз, когда она видела, как Марти краснеет.– Как ты узнал про Стоуна? – Она не могла поверить, что Лео Стоун, известный своей скрытностью, мог рассказать о своих планах Марти Куику, которого он презирал, как все в Голливуде. Куик многие годы пытался прибрать к рукам какую-нибудь киностудию, а когда это ему не удалось, он решил лишить места одного из ее директоров.– Пусть убирается назад на Кони-Айленд Кони-Айленд – район развлечений в Нью-Йорке.
и ставит там свои дурацкие шоу. Здесь ему не место, – сказал однажды Лео Стоун, и никто не решился возразить ему.– Я знаю все, что хочу знать, – ответил Куик – и это было действительно так. Он неустанно собирал информацию; большинство журналистов, освещавших сферу развлечений, и репортеров светской хроники были у него на содержании. – Иди поговори с Лео, – грубовато приказал он, а так как ему всегда было недостаточно просто сказать человеку, что нужно сделать, он повел Фелисию через заполненный людьми зал к тому месту, где Лео Стоун неловко топтался на месте со своей женой, обескураженный внезапной сменой музыкального ритма. – Вот, Лео, наша хозяйка хочет потанцевать с тобой, – и исчез в толпе танцующих, уводя миссис Стоун, которая нисколько не расстроилась от такой замены. Ведущие продюсеры и директора студий могли сколько угодно ненавидеть Куика, но для их жен он был необыкновенно привлекательной личностью, частично благодаря многочисленным историям о его сексуальных способностях, которые он сам же и распространял. О величине его члена ходили легенды: говорили, что у женщин начинали от страха дрожать колени, когда Марти раздевался перед ними, а мужчины, видевшие его обнаженным в сауне Хиллсайд-Кантри-клуба, испытывали благоговейный ужас. Рэнди Брукс, главный распространитель историй о Марти Куике – кое-кто считал, что Куик сам поставлял ему эти истории, – говорил, что Кларенс, банщик-негр из клуба, якобы сказал, что никогда не видел у белого мужчины такого богатства, как у него самого, пока не увидел в душевой Куика.Фелисию вовсе не занимали эти слухи, хотя после того, как он ударил ее в Сан-Франциско, она не могла избавиться от мыслей о нем. И позднее, когда она беспокойно спала от лекарств и от боли, почти не осознавая, как ее перевозили в Лос-Анджелес на самолете, ее мучили эротические кошмары, в большинстве из которых ей снилось, что она была привязана к кровати в отеле «Сан-Френсис», а Марти Куик приближался к ней сзади, и его знаменитый пенис точно соответствовал рассказам о нем. В некоторых снах присутствовал Робби, одетый как Ромео, с одобрением взирающий на происходящее и подающий Куику полезные советы. Фелисия приписывала эти сны действию лекарств, которые дали ей врачи, и старательно избегала говорить о них с доктором Фогелем, хотя чувствовала, что именно это он хотел от нее услышать.– Я ненавижу этого сукина сына Куика, – произнес Стоун, возвращая ее к реальности. Как многие пожилые мужчины в Голливуде, он не пожалел денег, чтобы сделать себе фарфоровые зубы, и теперь они – неестественно белые и крупные – придавали его улыбке жуткий вид оскалившегося черепа. Его лицо было покрыто густым загаром, и если присмотреться повнимательнее, то можно было увидеть то место, где накладные волосы переходили в остатки его собственных волос.Его парик прославился по всему Голливуду, когда Леона Лэндон, устав бегать от Стоуна по его кабинету, сорвала с его головы парик и выбросила в окно прямо на автостоянку. Лео поклялся, что она больше никогда не будет сниматься в Голливуде, и она не снималась. Стоун был не тем человеком, которому можно было возражать, но Фелисия не предавала людей, которые ей нравились.– А я всегда нахожу Марти забавным, Лео, – сказала она.– Забавным? Не понимаю я вас, англичан. Он украл деньги у вас с Робби, насколько я слышал. Что, черт возьми, в этом «забавного»?– Он украл их изящно, – решительно сказала она. Взяв бокал шампанского у проходившего мимо официанта, она залпом осушила его, теснее прижалась к Стоуну, не обращая внимания на его потные руки у себя на спине, заглянула ему в глаза, насколько могла их рассмотреть за толстыми затемненными стеклами, и произнесла голосом маленькой капризной девочки:– Лео, дорогой, ты знаешь, что Диккенс один из моих любимых писателей? Взять, например, «Повесть о двух городах»…– Возьми «Повесть о двух городах», Марти, это прекрасный материал для нас обоих. Я в самом деле мог бы сыграть Сиднея Картона. Эта роль лучше, гораздо лучше того, что я играю сейчас… – Вейн задумчиво провел пальцем по своему носу, будто уже пытался решить, какую форму он ему придаст в новой роли.– Сразу видно, что ты ни черта не смыслишь в кино, Робби. Правило первое: кинозвезда никогда не умирает на экране. Публика этого не любит. Звезды могут быть ранены, но не убиты. Несколько лет назад в фильме убили Гарри Купера, и во многих странах люди не пошли смотреть его следующую картину, потому что решили, что парень на экране – привидение или что-то в этом роде. Пришлось послать Гарри в турне по Южной Америке, чтобы доказать, что он жив, бедняга!Вейн засмеялся.– А как же Шекспир?Куик достал сигару.– Шекспир давал зрителям своего времени то, что они хотели, верно? Если бы он работал сегодня на Лео Стоуна, ему пришлось бы писать счастливые концы. Это суровый мир, Робби. Люди хотят верить, что для кого-то все обернется хорошо, понимаешь? Если им нужен пессимизм, им достаточно остаться дома и послушать радио или задуматься о своей собственной убогой жизни. Если Лео думает, что они захотят два часа следить за событиями французской революции, а потом еще наблюдать, как главному герою отрубают голову, то значит он окончательно рехнулся.Куик сел за стол в углу палатки, как можно ближе к выходу, спиной к парусиновой перегородке. Он так и не избавился от некоторых привычек своей юности: всегда садился спиной к стене и рядом с дверью, чтобы видеть, кто к нему приближается, и иметь возможность быстро скрыться.Он сидел, поставив локти на стол; перед ним стояла бутылка шампанского, которой он распоряжался, а Рэнди Брукс и Робби Вейн сидели по обе стороны от него. Куик сам везде пробивал себе дорогу. Много лет назад в Нью-Йорке он нахально пристроился за столик к артистам в ресторане «Линди», а после того, как предложил разделить с ними расходы, они нехотя согласились, чтобы он стал завсегдатаем. Через несколько месяцев это уже был «его» столик, и уже он сам решал, кого из артистов посадить за него, а кого – нет. Это привело к тому, что в соседнем ресторане появился второй артистический столик, хотя те, кто обедал за ним, были затем исключены из шоу Куика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
после непродолжительного и печального опыта общения с Куиком в качестве одного из его инвесторов. Даже если бы Фелисия не знала эту историю – которую Куик сам с гордостью рассказывал, – она увидела бы сходство: волчья усмешка, крупные, сверкающую зубы, черные глаза, которые, казалось, радостно сияли, когда он замышлял какое-нибудь злодейство. Чтобы завершить портрет, думала она, надо лишь добавить острые уши и попросить его «разбушеваться и сдуть домик».У него были черные как смоль волосы, так гладко прилизанные, что казались нарисованными на его плоском черепе, и хотя он брился по крайней мере дважды в день, его подбородок и щеки были всегда темными. Даже его походка была угрожающей, агрессивной – большая голова выставлена вперед, руки отведены назад для большей скорости движения, грудь выпячена, будто в погоне за своей жертвой он собирался пробить ближайшую стену. Руки у него были волосатые, как лапы волка, но с безукоризненно ухоженными ногтями.Куик был маленького роста, но это не бросалось в глаза. Глядя на него, Фелисии часто казалось, что природа словно задумала создать высокого мужчину и дала ему крупные голову, грудь и плечи, но он так спешил появиться на свет, что не захотел ждать, пока ему дадут высокий рост.Ей нравился Куик, который умел получать радость от жизни – даже если это происходило за счет других людей: он оставлял за собой череду банкротств, самоубийств, насилия и слухов об убийстве.– Я слышал, Робби снимается в каком-то дерьмовом фильме у Си Кригера, – проворчал он. – Почему не с тобой?Фелисия с трудом перевела дух. Танцевать с Куиком было все равно что заниматься гимнастикой.– Я пока осталась без работы. Из-за того что случилось в Сан-Франциско. Этот вечер и был устроен, чтобы показать, что я полностью поправилась.– Я это понял, детка, как только узнал о нем. Хорошая идея. Твоя или друга Робби?– Моя.– Я так и думал. Это может сработать, если ты продержишься до конца вечера. Будь добра, не пей больше шампанского. – Он сжал ее руку. – Прости меня за то, что мне пришлось тебя ударить там, в Сан-Франциско. Робби меня простил?– За пощечину?– Нет. К черту пощечину. Он должен был сам это сделать, Лисия, детка, когда у тебя началась истерика. За то, что я вышел из игры.– Он все еще на тебя в обиде. Не без основания.Марти засмеялся.– Бизнес есть бизнес. Когда шоу летит в тартарары, я не задерживаюсь, чтобы вести беседы с инвесторами. Я быстро исчезаю из города. Он должен был сделать то же самое, как я ему советовал.– Робби не мог бросить труппу в беде. Это не в его характере.– Черт возьми, я однажды бросил на произвол судьбы целый цирк. Если билеты плохо покупают, собирай свои манатки и удирай со всех ног, таково мое правило. Если ты начнешь переживать за актеров, ты пропал. Слушай, мне надо поговорить с ним. А ты иди потанцуй с Лео Стоуном. Он собирается опять снимать одну из своих классных картин, по какому-то английскому роману, ну ты знаешь – из времен французской революции, там еще герою отрубают голову в конце…– «Повесть о двух городах»?– Кажется, – неуверенно произнес он. Фелисия знала, что он был весьма начитанным человеком, но любил скрывать этот факт из боязни, что люди сочтут это его слабостью, если узнают, что он читает книги. Однажды она застала его за чтением «Холодного дома» в то время, как одна из его «секретарш» делала ему педикюр, и это был единственный раз, когда она видела, как Марти краснеет.– Как ты узнал про Стоуна? – Она не могла поверить, что Лео Стоун, известный своей скрытностью, мог рассказать о своих планах Марти Куику, которого он презирал, как все в Голливуде. Куик многие годы пытался прибрать к рукам какую-нибудь киностудию, а когда это ему не удалось, он решил лишить места одного из ее директоров.– Пусть убирается назад на Кони-Айленд Кони-Айленд – район развлечений в Нью-Йорке.
и ставит там свои дурацкие шоу. Здесь ему не место, – сказал однажды Лео Стоун, и никто не решился возразить ему.– Я знаю все, что хочу знать, – ответил Куик – и это было действительно так. Он неустанно собирал информацию; большинство журналистов, освещавших сферу развлечений, и репортеров светской хроники были у него на содержании. – Иди поговори с Лео, – грубовато приказал он, а так как ему всегда было недостаточно просто сказать человеку, что нужно сделать, он повел Фелисию через заполненный людьми зал к тому месту, где Лео Стоун неловко топтался на месте со своей женой, обескураженный внезапной сменой музыкального ритма. – Вот, Лео, наша хозяйка хочет потанцевать с тобой, – и исчез в толпе танцующих, уводя миссис Стоун, которая нисколько не расстроилась от такой замены. Ведущие продюсеры и директора студий могли сколько угодно ненавидеть Куика, но для их жен он был необыкновенно привлекательной личностью, частично благодаря многочисленным историям о его сексуальных способностях, которые он сам же и распространял. О величине его члена ходили легенды: говорили, что у женщин начинали от страха дрожать колени, когда Марти раздевался перед ними, а мужчины, видевшие его обнаженным в сауне Хиллсайд-Кантри-клуба, испытывали благоговейный ужас. Рэнди Брукс, главный распространитель историй о Марти Куике – кое-кто считал, что Куик сам поставлял ему эти истории, – говорил, что Кларенс, банщик-негр из клуба, якобы сказал, что никогда не видел у белого мужчины такого богатства, как у него самого, пока не увидел в душевой Куика.Фелисию вовсе не занимали эти слухи, хотя после того, как он ударил ее в Сан-Франциско, она не могла избавиться от мыслей о нем. И позднее, когда она беспокойно спала от лекарств и от боли, почти не осознавая, как ее перевозили в Лос-Анджелес на самолете, ее мучили эротические кошмары, в большинстве из которых ей снилось, что она была привязана к кровати в отеле «Сан-Френсис», а Марти Куик приближался к ней сзади, и его знаменитый пенис точно соответствовал рассказам о нем. В некоторых снах присутствовал Робби, одетый как Ромео, с одобрением взирающий на происходящее и подающий Куику полезные советы. Фелисия приписывала эти сны действию лекарств, которые дали ей врачи, и старательно избегала говорить о них с доктором Фогелем, хотя чувствовала, что именно это он хотел от нее услышать.– Я ненавижу этого сукина сына Куика, – произнес Стоун, возвращая ее к реальности. Как многие пожилые мужчины в Голливуде, он не пожалел денег, чтобы сделать себе фарфоровые зубы, и теперь они – неестественно белые и крупные – придавали его улыбке жуткий вид оскалившегося черепа. Его лицо было покрыто густым загаром, и если присмотреться повнимательнее, то можно было увидеть то место, где накладные волосы переходили в остатки его собственных волос.Его парик прославился по всему Голливуду, когда Леона Лэндон, устав бегать от Стоуна по его кабинету, сорвала с его головы парик и выбросила в окно прямо на автостоянку. Лео поклялся, что она больше никогда не будет сниматься в Голливуде, и она не снималась. Стоун был не тем человеком, которому можно было возражать, но Фелисия не предавала людей, которые ей нравились.– А я всегда нахожу Марти забавным, Лео, – сказала она.– Забавным? Не понимаю я вас, англичан. Он украл деньги у вас с Робби, насколько я слышал. Что, черт возьми, в этом «забавного»?– Он украл их изящно, – решительно сказала она. Взяв бокал шампанского у проходившего мимо официанта, она залпом осушила его, теснее прижалась к Стоуну, не обращая внимания на его потные руки у себя на спине, заглянула ему в глаза, насколько могла их рассмотреть за толстыми затемненными стеклами, и произнесла голосом маленькой капризной девочки:– Лео, дорогой, ты знаешь, что Диккенс один из моих любимых писателей? Взять, например, «Повесть о двух городах»…– Возьми «Повесть о двух городах», Марти, это прекрасный материал для нас обоих. Я в самом деле мог бы сыграть Сиднея Картона. Эта роль лучше, гораздо лучше того, что я играю сейчас… – Вейн задумчиво провел пальцем по своему носу, будто уже пытался решить, какую форму он ему придаст в новой роли.– Сразу видно, что ты ни черта не смыслишь в кино, Робби. Правило первое: кинозвезда никогда не умирает на экране. Публика этого не любит. Звезды могут быть ранены, но не убиты. Несколько лет назад в фильме убили Гарри Купера, и во многих странах люди не пошли смотреть его следующую картину, потому что решили, что парень на экране – привидение или что-то в этом роде. Пришлось послать Гарри в турне по Южной Америке, чтобы доказать, что он жив, бедняга!Вейн засмеялся.– А как же Шекспир?Куик достал сигару.– Шекспир давал зрителям своего времени то, что они хотели, верно? Если бы он работал сегодня на Лео Стоуна, ему пришлось бы писать счастливые концы. Это суровый мир, Робби. Люди хотят верить, что для кого-то все обернется хорошо, понимаешь? Если им нужен пессимизм, им достаточно остаться дома и послушать радио или задуматься о своей собственной убогой жизни. Если Лео думает, что они захотят два часа следить за событиями французской революции, а потом еще наблюдать, как главному герою отрубают голову, то значит он окончательно рехнулся.Куик сел за стол в углу палатки, как можно ближе к выходу, спиной к парусиновой перегородке. Он так и не избавился от некоторых привычек своей юности: всегда садился спиной к стене и рядом с дверью, чтобы видеть, кто к нему приближается, и иметь возможность быстро скрыться.Он сидел, поставив локти на стол; перед ним стояла бутылка шампанского, которой он распоряжался, а Рэнди Брукс и Робби Вейн сидели по обе стороны от него. Куик сам везде пробивал себе дорогу. Много лет назад в Нью-Йорке он нахально пристроился за столик к артистам в ресторане «Линди», а после того, как предложил разделить с ними расходы, они нехотя согласились, чтобы он стал завсегдатаем. Через несколько месяцев это уже был «его» столик, и уже он сам решал, кого из артистов посадить за него, а кого – нет. Это привело к тому, что в соседнем ресторане появился второй артистический столик, хотя те, кто обедал за ним, были затем исключены из шоу Куика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52