Черт. Что делать? Время бежит, уносится. Как бы на его месте поступил Лев «Даннинг-Спонджета»? В таких семьях, как у них, сотрудничество с властями подразумевается само собой. Отказ от него может означать только одно: тебе надо что-то скрыть. И конечно, они сразу догадаются, раз ты уклоняешься от сотрудничества. Вот если бы…
Шерман выходит из библиотеки в холл. Бонита еще там. Она пристально смотрит на него — и это решает дело. Не показывать же страха и растерянности перед прислугой. Как будто у тебя что-то случилось.
— Ну хорошо, Бонита, — произносит он скучливым тоном человека, который заранее знает, что предстоит опять пустая трата времени. — Какой швейцар сегодня? Эдди?
— Эдди.
— Скажите ему, пусть поднимутся. И велите им подождать здесь. Я спущусь через две минуты.
Он не торопясь, лениво поднимается по лестнице. А наверху со всех ног бросается в спальню. Подходит к зеркалу — какой заспанный, помятый вид. Вздергивает подбородок. Так-то лучше. Надо быть сильным. Не терять головы. Не забывать, что ты — можно все же сказать — Властитель Вселенной.
Как ему нужно выглядеть? Надеть снова пиджак и галстук? На нем белая рубашка, серые шерстяные костюмные брюки и ботинки с черными лакированными носами. Если еще пиджак и галстук, получится чересчур консервативно, чересчур по-уоллстритовски. Им может не понравиться. Шерман перешел в соседнюю спальню, которая служит ему гардеробной, открыл стенной шкаф, вынул и надел клетчатый пиджак из твида. А время бежит, несется. Так лучше, естественнее: человек дома, расслабился. Но пиджак из мягкого твида не очень-то подходит к строгим гладким брюкам со стрелкой. И потом… спортивный пиджак… спортивный автомобиль… и ухарь-водитель за рулем… Он скидывает клетчатый пиджак, оставляет на диване, возвращается в спальню. Серый пиджак и галстук брошены на кресле. Шерман надевает галстук, затягивает узел под самое горло. Время все бежит, все несется. Надевает пиджак, застегивается на все пуговицы. И глядит в зеркало, выпятив подбородок и расправив плечи. Уолл-стрит. Забежав в ванную, он зачесывает волосы. Высоко вздергивает подбородок. Сильный мужчина. Властитель Вселенной.
Он торопливо проходит по верхнему коридору, но ближе к лестнице замедляет шаги. Спускается по ступеням уже размеренной поступью, стараясь держать голову как можно выше. Они стоят на мраморном полу посередине холла, двое мужчин и Бонита. Странная группа. Мужчины стоят слегка расставив ноги, а Бонита — немного в стороне, она словно пасет их. Сердце у Шермана рысит вовсю. Из двух мужчин один — крупный, эдакая говяжья туша в костюме. Пиджак топорщится на брюхе, точно картонный. Лицо смуглое, мясистое, Шерман бы сказал: средиземноморское. И усы, резко отличающиеся по цвету от волос, свисают по углам рта и, на взгляд служащего «Пирс-и-Пирса», недвусмысленно свидетельствуют о принадлежности к низшему сословию. Этот смотрит во все глаза на спускающегося по лестнице Шермана. А вот второй, маленький, даже не оглянулся. На нем спортивная ветровка и коричневые брюки в тон. Явно женин выбор. Он, как экскурсант, осматривает помещение… мраморный пол, тисовый подзеркальный столик, стены, обитые оранжевым штофом, кресла работы Томаса Хоупа — стильные штрихи, на которые Джуди извела десятки тысяч его, Шермана, кровных долларов… У второго полицейского крупный нос, а скулы и подбородок — слабые. Стоит — голова набок, лицо асимметричное, словно придавленное какой-то силой. Но вот он скосил глаза на Шермана. Сердце Шермана громко стучит, звучно раздаются шаги по мрамору. Он идет, старательно держа кверху подбородок и натужно-приветственно улыбаясь.
— Джентльмены, чем могу быть полезен?.
Он обращается к крупному, но отзывается мелкий, тот, что скосил глаза:
— Мистер Мак-Кой? Я — следователь Мартин, а это — следователь Гольдберг.
Как насчет рукопожатия? Пожалуй, не повредит. Шерман протягивает руку, ее сначала пожимает маленький, потом большой. Пожимают словно бы смущенно, не крепко.
— Мы расследуем уличное происшествие, повлекшее за собой увечье человека. Вы, возможно, читали об этом в газетах или видели по телевизору.
Маленький следователь достает из нагрудного кармана сложенный пополам лист бумаги и протягивает Шерману. На листе наклеена заметка «Сити лайт». Фотография того долговязого, щуплого паренька. Некоторые строки отчеркнуты желтым фломастером. Брукнеровский бульвар. «Мерседес-бенц». R.
Важно, чтобы пальцы не задрожали. Если держать, пока прочтешь весь текст, то задрожат обязательно. Он подымает глаза и заглядывает в лица обоим следователям.
— Да, мы с женой вчера видели что-то об этом по телевидению. — Сказать, что он удивлен? Или: надо же, какое совпадение! В голову приходит четкая мысль: «Я не умею лгать». — И мы как раз подумали, господи, ведь и у нас «мерседес», и номер начинается с R. — Он снова взглядывает на газетную вырезку и возвращает листок маленькому, Мартину.
— И у вас, и еще у очень многих, — говорит Мартин с успокаивающей улыбкой. — Мы их все проверяем.
— А много таких?
— Полно. Этим делом занимается уйма народу. У нас с напарником у одних в списке около двадцати.
Рядом все еще стоит Бонита, смотрит и слушает.
— Пожалуйста, заходите сюда, — обращается Шерман к тому, которого зовут Мартин, приглашающе кивая на дверь в библиотеку. — Бонита, будьте добры, если вернутся миссис Мак-Кой и Кэмпбелл, скажите им, что я занят с этими джентльменами в библиотеке.
Бонита, кивнув, удаляется на кухню.
В библиотеке Шерман обошел вокруг письменного стола, а гостям указал на шератоновское кресло и на кресло «с закрылками». Но маленький, Мартин, сначала огляделся вокруг, и, пока он стоял и озирался, Шерман особенно ясно осознал, сколько в одну эту небольшую комнату понапихано всяческого… добра… кричаще, баснословно дорогого… разных дурацких побрякушек… Глаза маленького сыщика добрались до резного фриза под потолком, задержались… Потом он обернулся к Шерману с детским изумлением на лице, как бы говоря: «Вот это да!» И только после этого сел. Следом за ним уселся и большой, Гольдберг. И Шерман тоже.
— Да, так вот, — начал Мартин. — Вы не могли бы нам сказать, выезжала ли ваша машина в город в тот вечер?
— То есть когда именно? — Ну вот, солгал, теперь обратного хода нет.
— В прошлый вторник.
— M-м, не знаю. Надо сообразить.
— Кто пользуется вашей машиной?
— В основном я. Иногда жена.
— А дети у вас есть?
— У меня есть дочь, но ей всего шесть лет.
— Кто-нибудь еще имеет доступ к вашей машине?
— Вроде бы нет, разве только служащие гаража…
— Да? — заинтересовался Мартин. — Вы держите машину в гараже?
— Да. — Дернуло же за язык помянуть про гараж.
— Вы приезжаете туда, оставляете машину и ключи, а служащие ставят ее на место?
— Да.
— А где он расположен, этот гараж?
— Он… тут поблизости.
В голове у Шермана волчком раскручиваются мысли. Они подозревают служителей гаража! С ума сойти. Дэн! Рыжий курносый тролль. Уж Дэн-то поспешит доложить им, что в тот вечер он брал машину! А может быть, он забыл. Или не знает, какой это был день недели. Да нет, как бы не так. Все он помнит. Как я его тогда осадил…
— Можно нам сходить и осмотреть?
У Шермана пересохло во рту. И стянуло губы.
— Осмотреть… машину?
— Да.
— Когда?
— Да вот, как тут закончим.
— То есть прямо сейчас? Н-ну, я не знаю…
Чувство такое, будто губы стягиваются на шнурке.
— Есть ряд признаков, которые являются следами происшествий такого рода. Если в машине не обнаруживается таких следов, мы ее вычеркиваем и переходим к следующей по списку. Пока что ведутся поиски автомобиля, данных о водителе у нас нет. Ну так как, вы не против?
— Я… я не знаю…
Да нет же, пусть смотрят! Ничего они не найдут, нет там ничего! А вдруг есть? Что-то, о чем я даже не подозреваю. Признак, о котором никогда не слышал. Но если я скажу нет, это будет подозрительно. Надо сказать да! Но что, если как раз на дежурстве окажется тот рыжий тролль?
— Так полагается. Обычное дело. Мы осматриваем все машины.
— Да, я знаю, но… Конечно, раз так полагается, наверно, надо… надо и мне… делать как полагается в подобных случаях владельцу машины.
Рот у Шермана совсем свело. Он видит, как сыщики обменялись взглядом. У маленького, который Мартин, на лице — глубокое разочарование.
— Вы что, не хотите содействовать расследованию?
— Хочу, разумеется.
— Ну так за чем дело стало? Мы работаем, как полагается, проводим осмотр машин.
— Я понимаю, но если вы работаете, как полагается, значит, и я тоже должен действовать так, как полагается мне. По крайней мере, это, по-моему, было бы логично.
Шерман чувствует, что несет полнейшую чушь, прицепился к этому «полагается», и ни в какую. Хоть бы мышцы вокруг рта перестало сводить.
— Извините, но я не понял, — говорит Мартин. — Что вам полагается?
— Ну, вот вы говорите, что действуете так, как вам полагается при проведении такого расследования. Я, конечно, не знаю, но должны быть какие-то правила, как полагается действовать в таких случаях и владельцу автомашины… Ну, то есть я являюсь в данном случае владельцем машины определенной марки и номера… то есть машины с определенным номером… и должен быть какой-то порядок, как мне полагается действовать. Вот о чем речь. Я должен выяснить, как мне полагается действовать.
Мартин встает и снова обращает глаза к фризу под потолком. Он обводит взглядом одну стену, вторую. А потом искоса взглядывает на Шермана. Да еще с улыбочкой. Наглой! Леденящей!
— Ну хорошо. Тут порядок проще простого. Если вы не против и хотите сотрудничать, значит, вы сотрудничаете, мы осматриваем машину и едем дальше. И вся недолга. Это понятно? С другой стороны, если вы не хотите сотрудничать, не склонны по каким-то своим мотивам и отказываетесь, тогда мы используем другие каналы и все равно выполним, что полагается, так что вот, решайте.
— Да нет, я просто… — как завершить фразу, Шерман не знает.
— Когда вы последний раз ездили на своей машине, мистер Мак-Кой? — этот вопрос задал второй сыщик, Гольдберг, который по-прежнему сидит в кресле с «закрылками».
Шерман сначала обрадовался перемене темы.
— Надо сообразить… Помнится, на той неделе, если только… Надо вспомнить, ездил ли я после этого…
— Сколько раз за последние две недели вы выезжали на этой машине?
— Точно не скажу… Надо прикинуть.
Он смотрел на эту мясную глыбу в кресле и лихорадочно соображал, как лучше наврать, а краем глаза видел, что маленький идет к нему в обход стола.
— Как часто вы обычно на ней ездите? — продолжал спрашивать Гольдберг.
— По-разному.
— Сколько раз в неделю?
— Я же говорю, бывает по-разному.
— По-разному. На работу вы на ней ездите?
Шерман уперся взглядом в здоровенную глыбу мяса с усами. Это какой-то допрос. Пора положить ему конец. Самоутвердиться. Но какой тон взять? Эта парочка связана невидимыми нитями с некоей грозной непонятной Силой… Так как же?..
Маленький Мартин обошел стол и приблизился к нему сбоку. Шерман, сидя в кресле, смотрит на него снизу вверх. А Мартин сверху вниз. Сначала сокрушенно. Потом с улыбкой.
— Послушайте, мистер Мак-Кой, — говорит Мартин и улыбается в общем-то сочувственно. — Я не сомневаюсь, что вы хотите сотрудничать, и не стоит вам беспокоиться, как и что полагается. Мы должны тут все проверить очень тщательно, потому что пострадавший, мистер Лэмб, находится в тяжелом состоянии. Насколько нам известно, он не выживет. Поэтому мы у всех просим содействия, но не хотите — не надо, ваше право. Вы можете вообще ничего нам не отвечать, вы не обязаны. Вы меня поняли?
При последнем слове он еще круче наклоняет голову на сторону и улыбается, всем своим видом как бы говоря, что не может же Шерман в самом деле быть таким чудовищем бесчеловечности и гражданской несознательности, чтобы отказаться от содействия следствию.
А затем кладет обе ладони на стол, упирается и, подавшись вперед, нависает над Шерманом.
— Вы вообще имеете право даже пригласить адвоката, — говорит он таким тоном, будто приводит пример полного идиотизма, до которого мог бы дойти человек, более неискренний и малодушный, чем Шерман Мак-Кой. — Это вам понятно?
Шерман, сам того не желая, кивает. Его начинает бить холодная дрожь.
— Более того, если вы не располагаете средствами, — продолжает Мартин, улыбаясь весело и панибратски, словно они с Шерманом старые приятели и привыкли обмениваться шутками, — а нуждаетесь в услугах адвоката, государство предоставит вам адвоката бесплатно. Если вы хотите, конечно.
Шерман снова кивает. Он не в силах отвести взгляд от скошенного лица Мартина. Не в силах ни пошевелиться, ни возразить. Взглядом маленький сыщик словно договаривает: «Конечно, вам я это все говорю просто так, для проформы. Вы же сознательный, уважаемый член общества, и все эти пустяки к вам отношения не имеют, так ведь? Ну, а если не так… то такого гада мы изничтожим».
— Просто говоря, мы нуждаемся в вашем сотрудничестве.
С этими словами Мартин разворачивается и усаживается на край стола. Он сидит на моем столе! И с самой нежной улыбкой вкрадчиво спрашивает:
— Ну, так как же, мистер Мак-Кой? Мой товарищ задал вам вопрос, ездите ли вы на работу в своем автомобиле?
Какая вызывающая наглость! Он угрожает! Да еще сидя на моем столе. Какое хамство!
— Так как? — по-прежнему криво ухмыляется Мартин. — На работу ездите?
Страх и негодование одновременно поднимаются у Шермана в душе. Но страх опережает.
— Нет… На работу не езжу.
— А когда вы на ней ездите?
— В выходные дни… И когда бывает с руки… днем… а иногда и вечером… Ну, то есть днем редко, разве вот только если жена… я хочу сказать, трудно сказать.
— А не могла ваша жена взять машину во вторник вечером на прошлой неделе?
— Нет! То есть я хочу сказать, едва ли.
— Иначе говоря, вы пользуетесь этой машиной в самое разное время, но точно не помните?
— Да нет же. Просто я…. я на ней езжу, но не запоминаю специально, не придаю значения, для меня это не важно, вот и все.
— А как часто вы ездите на ней по вечерам?
Шерман отчаянно старается прикинуть, как лучше ответить. Сказать «часто» — значит, он мог ехать на ней и в тот вечер. А сказать «редко» — тогда менее правдоподобно, чтобы он не помнил, как обстояло дело в определенный вечер.
— Не знаю, — говорит он. — Не так чтобы особенно, но, пожалуй, все-таки сравнительно нередко.
— Не особенно, но сравнительно нередко? — ровным голосом переспросил маленький сыщик. И переглянулся с товарищем. А потом снова посмотрел вниз на Шермана со своего насеста на краешке стола.
— Да, так вернемся к машине. Почему бы нам не взглянуть на нее? Что вы скажете?
— Прямо сейчас?
— Ну да.
— Не совсем подходящее время.
— Вы что, заняты сейчас?
— Я…. Я жду жену.
— Вы собираетесь куда-то ехать?
— Я-а-а-ххх! — начал он местоимением первого лица единственного числа, а кончил хриплым вздохом.
— Собираетесь ехать в своей машине? — подхватил Гольдберг. — Мы бы как раз и взглянули. Минутное дело.
У Шермана мелькнула мысль привести машину из гаража к подъезду, и пусть они смотрят. Но вдруг они не захотят ждать и пойдут вместе, а там Дэн?
— Вы говорили, ваша жена должна скоро вернуться? — говорит маленький. — Может, нам обождать и спросить у нее? Может, она помнит, пользовался ли кто вашей машиной вечером во вторник на той неделе?
— Понимаете, она… Нет, сейчас неудобно, джентльмены.
— А когда будет удобно?
— Не знаю. Дайте мне немного времени на обдумывание.
— Обдумывание чего? Когда будет удобно? Или намерены ли вы сотрудничать?
— Вопрос не в том. Я…. Словом, меня смущает процедура.
— Процедура?
— Как это все должно происходить. Правила.
— Правила, процедура — это и значит «как полагается»? — уточняет маленький сыщик с издевательской улыбочкой.
— Я не разбираюсь в этой терминологии. Наверно, смысл один.
— Я тоже не разбираюсь в этой терминологии, мистер Мак-Кой, потому что такой терминологии не существует, не существует такого порядка и такой процедуры. Вы либо сотрудничаете со следствием, либо же нет. Я думал, что вы намерены сотрудничать.
— Да, конечно. Но вы лишаете меня выбора.
— Выбора между чем?
— Вот что. Я думаю, самое правильное будет мне посоветоваться… проконсультироваться с адвокатом.
Как только эти слова слетели с его губ, он понял, что сделал страшное признание.
— Как я вам уже говорил, — сказал маленький сыщик, — это ваше право. Но для чего, интересно, она вам понадобилась, эта консультация с адвокатом? Зачем вам идти на такие хлопоты и траты?
— Просто хочу быть уверен, что поступаю, как… — опять это слово! — как полагается.
В разговор ввязался жирный, который сидит в кресле:
— Позвольте у вас спросить, мистер Мак-Кой. Есть что-то, в чем вы хотели бы признаться и облегчить душу?
Шерман похолодел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Шерман выходит из библиотеки в холл. Бонита еще там. Она пристально смотрит на него — и это решает дело. Не показывать же страха и растерянности перед прислугой. Как будто у тебя что-то случилось.
— Ну хорошо, Бонита, — произносит он скучливым тоном человека, который заранее знает, что предстоит опять пустая трата времени. — Какой швейцар сегодня? Эдди?
— Эдди.
— Скажите ему, пусть поднимутся. И велите им подождать здесь. Я спущусь через две минуты.
Он не торопясь, лениво поднимается по лестнице. А наверху со всех ног бросается в спальню. Подходит к зеркалу — какой заспанный, помятый вид. Вздергивает подбородок. Так-то лучше. Надо быть сильным. Не терять головы. Не забывать, что ты — можно все же сказать — Властитель Вселенной.
Как ему нужно выглядеть? Надеть снова пиджак и галстук? На нем белая рубашка, серые шерстяные костюмные брюки и ботинки с черными лакированными носами. Если еще пиджак и галстук, получится чересчур консервативно, чересчур по-уоллстритовски. Им может не понравиться. Шерман перешел в соседнюю спальню, которая служит ему гардеробной, открыл стенной шкаф, вынул и надел клетчатый пиджак из твида. А время бежит, несется. Так лучше, естественнее: человек дома, расслабился. Но пиджак из мягкого твида не очень-то подходит к строгим гладким брюкам со стрелкой. И потом… спортивный пиджак… спортивный автомобиль… и ухарь-водитель за рулем… Он скидывает клетчатый пиджак, оставляет на диване, возвращается в спальню. Серый пиджак и галстук брошены на кресле. Шерман надевает галстук, затягивает узел под самое горло. Время все бежит, все несется. Надевает пиджак, застегивается на все пуговицы. И глядит в зеркало, выпятив подбородок и расправив плечи. Уолл-стрит. Забежав в ванную, он зачесывает волосы. Высоко вздергивает подбородок. Сильный мужчина. Властитель Вселенной.
Он торопливо проходит по верхнему коридору, но ближе к лестнице замедляет шаги. Спускается по ступеням уже размеренной поступью, стараясь держать голову как можно выше. Они стоят на мраморном полу посередине холла, двое мужчин и Бонита. Странная группа. Мужчины стоят слегка расставив ноги, а Бонита — немного в стороне, она словно пасет их. Сердце у Шермана рысит вовсю. Из двух мужчин один — крупный, эдакая говяжья туша в костюме. Пиджак топорщится на брюхе, точно картонный. Лицо смуглое, мясистое, Шерман бы сказал: средиземноморское. И усы, резко отличающиеся по цвету от волос, свисают по углам рта и, на взгляд служащего «Пирс-и-Пирса», недвусмысленно свидетельствуют о принадлежности к низшему сословию. Этот смотрит во все глаза на спускающегося по лестнице Шермана. А вот второй, маленький, даже не оглянулся. На нем спортивная ветровка и коричневые брюки в тон. Явно женин выбор. Он, как экскурсант, осматривает помещение… мраморный пол, тисовый подзеркальный столик, стены, обитые оранжевым штофом, кресла работы Томаса Хоупа — стильные штрихи, на которые Джуди извела десятки тысяч его, Шермана, кровных долларов… У второго полицейского крупный нос, а скулы и подбородок — слабые. Стоит — голова набок, лицо асимметричное, словно придавленное какой-то силой. Но вот он скосил глаза на Шермана. Сердце Шермана громко стучит, звучно раздаются шаги по мрамору. Он идет, старательно держа кверху подбородок и натужно-приветственно улыбаясь.
— Джентльмены, чем могу быть полезен?.
Он обращается к крупному, но отзывается мелкий, тот, что скосил глаза:
— Мистер Мак-Кой? Я — следователь Мартин, а это — следователь Гольдберг.
Как насчет рукопожатия? Пожалуй, не повредит. Шерман протягивает руку, ее сначала пожимает маленький, потом большой. Пожимают словно бы смущенно, не крепко.
— Мы расследуем уличное происшествие, повлекшее за собой увечье человека. Вы, возможно, читали об этом в газетах или видели по телевизору.
Маленький следователь достает из нагрудного кармана сложенный пополам лист бумаги и протягивает Шерману. На листе наклеена заметка «Сити лайт». Фотография того долговязого, щуплого паренька. Некоторые строки отчеркнуты желтым фломастером. Брукнеровский бульвар. «Мерседес-бенц». R.
Важно, чтобы пальцы не задрожали. Если держать, пока прочтешь весь текст, то задрожат обязательно. Он подымает глаза и заглядывает в лица обоим следователям.
— Да, мы с женой вчера видели что-то об этом по телевидению. — Сказать, что он удивлен? Или: надо же, какое совпадение! В голову приходит четкая мысль: «Я не умею лгать». — И мы как раз подумали, господи, ведь и у нас «мерседес», и номер начинается с R. — Он снова взглядывает на газетную вырезку и возвращает листок маленькому, Мартину.
— И у вас, и еще у очень многих, — говорит Мартин с успокаивающей улыбкой. — Мы их все проверяем.
— А много таких?
— Полно. Этим делом занимается уйма народу. У нас с напарником у одних в списке около двадцати.
Рядом все еще стоит Бонита, смотрит и слушает.
— Пожалуйста, заходите сюда, — обращается Шерман к тому, которого зовут Мартин, приглашающе кивая на дверь в библиотеку. — Бонита, будьте добры, если вернутся миссис Мак-Кой и Кэмпбелл, скажите им, что я занят с этими джентльменами в библиотеке.
Бонита, кивнув, удаляется на кухню.
В библиотеке Шерман обошел вокруг письменного стола, а гостям указал на шератоновское кресло и на кресло «с закрылками». Но маленький, Мартин, сначала огляделся вокруг, и, пока он стоял и озирался, Шерман особенно ясно осознал, сколько в одну эту небольшую комнату понапихано всяческого… добра… кричаще, баснословно дорогого… разных дурацких побрякушек… Глаза маленького сыщика добрались до резного фриза под потолком, задержались… Потом он обернулся к Шерману с детским изумлением на лице, как бы говоря: «Вот это да!» И только после этого сел. Следом за ним уселся и большой, Гольдберг. И Шерман тоже.
— Да, так вот, — начал Мартин. — Вы не могли бы нам сказать, выезжала ли ваша машина в город в тот вечер?
— То есть когда именно? — Ну вот, солгал, теперь обратного хода нет.
— В прошлый вторник.
— M-м, не знаю. Надо сообразить.
— Кто пользуется вашей машиной?
— В основном я. Иногда жена.
— А дети у вас есть?
— У меня есть дочь, но ей всего шесть лет.
— Кто-нибудь еще имеет доступ к вашей машине?
— Вроде бы нет, разве только служащие гаража…
— Да? — заинтересовался Мартин. — Вы держите машину в гараже?
— Да. — Дернуло же за язык помянуть про гараж.
— Вы приезжаете туда, оставляете машину и ключи, а служащие ставят ее на место?
— Да.
— А где он расположен, этот гараж?
— Он… тут поблизости.
В голове у Шермана волчком раскручиваются мысли. Они подозревают служителей гаража! С ума сойти. Дэн! Рыжий курносый тролль. Уж Дэн-то поспешит доложить им, что в тот вечер он брал машину! А может быть, он забыл. Или не знает, какой это был день недели. Да нет, как бы не так. Все он помнит. Как я его тогда осадил…
— Можно нам сходить и осмотреть?
У Шермана пересохло во рту. И стянуло губы.
— Осмотреть… машину?
— Да.
— Когда?
— Да вот, как тут закончим.
— То есть прямо сейчас? Н-ну, я не знаю…
Чувство такое, будто губы стягиваются на шнурке.
— Есть ряд признаков, которые являются следами происшествий такого рода. Если в машине не обнаруживается таких следов, мы ее вычеркиваем и переходим к следующей по списку. Пока что ведутся поиски автомобиля, данных о водителе у нас нет. Ну так как, вы не против?
— Я… я не знаю…
Да нет же, пусть смотрят! Ничего они не найдут, нет там ничего! А вдруг есть? Что-то, о чем я даже не подозреваю. Признак, о котором никогда не слышал. Но если я скажу нет, это будет подозрительно. Надо сказать да! Но что, если как раз на дежурстве окажется тот рыжий тролль?
— Так полагается. Обычное дело. Мы осматриваем все машины.
— Да, я знаю, но… Конечно, раз так полагается, наверно, надо… надо и мне… делать как полагается в подобных случаях владельцу машины.
Рот у Шермана совсем свело. Он видит, как сыщики обменялись взглядом. У маленького, который Мартин, на лице — глубокое разочарование.
— Вы что, не хотите содействовать расследованию?
— Хочу, разумеется.
— Ну так за чем дело стало? Мы работаем, как полагается, проводим осмотр машин.
— Я понимаю, но если вы работаете, как полагается, значит, и я тоже должен действовать так, как полагается мне. По крайней мере, это, по-моему, было бы логично.
Шерман чувствует, что несет полнейшую чушь, прицепился к этому «полагается», и ни в какую. Хоть бы мышцы вокруг рта перестало сводить.
— Извините, но я не понял, — говорит Мартин. — Что вам полагается?
— Ну, вот вы говорите, что действуете так, как вам полагается при проведении такого расследования. Я, конечно, не знаю, но должны быть какие-то правила, как полагается действовать в таких случаях и владельцу автомашины… Ну, то есть я являюсь в данном случае владельцем машины определенной марки и номера… то есть машины с определенным номером… и должен быть какой-то порядок, как мне полагается действовать. Вот о чем речь. Я должен выяснить, как мне полагается действовать.
Мартин встает и снова обращает глаза к фризу под потолком. Он обводит взглядом одну стену, вторую. А потом искоса взглядывает на Шермана. Да еще с улыбочкой. Наглой! Леденящей!
— Ну хорошо. Тут порядок проще простого. Если вы не против и хотите сотрудничать, значит, вы сотрудничаете, мы осматриваем машину и едем дальше. И вся недолга. Это понятно? С другой стороны, если вы не хотите сотрудничать, не склонны по каким-то своим мотивам и отказываетесь, тогда мы используем другие каналы и все равно выполним, что полагается, так что вот, решайте.
— Да нет, я просто… — как завершить фразу, Шерман не знает.
— Когда вы последний раз ездили на своей машине, мистер Мак-Кой? — этот вопрос задал второй сыщик, Гольдберг, который по-прежнему сидит в кресле с «закрылками».
Шерман сначала обрадовался перемене темы.
— Надо сообразить… Помнится, на той неделе, если только… Надо вспомнить, ездил ли я после этого…
— Сколько раз за последние две недели вы выезжали на этой машине?
— Точно не скажу… Надо прикинуть.
Он смотрел на эту мясную глыбу в кресле и лихорадочно соображал, как лучше наврать, а краем глаза видел, что маленький идет к нему в обход стола.
— Как часто вы обычно на ней ездите? — продолжал спрашивать Гольдберг.
— По-разному.
— Сколько раз в неделю?
— Я же говорю, бывает по-разному.
— По-разному. На работу вы на ней ездите?
Шерман уперся взглядом в здоровенную глыбу мяса с усами. Это какой-то допрос. Пора положить ему конец. Самоутвердиться. Но какой тон взять? Эта парочка связана невидимыми нитями с некоей грозной непонятной Силой… Так как же?..
Маленький Мартин обошел стол и приблизился к нему сбоку. Шерман, сидя в кресле, смотрит на него снизу вверх. А Мартин сверху вниз. Сначала сокрушенно. Потом с улыбкой.
— Послушайте, мистер Мак-Кой, — говорит Мартин и улыбается в общем-то сочувственно. — Я не сомневаюсь, что вы хотите сотрудничать, и не стоит вам беспокоиться, как и что полагается. Мы должны тут все проверить очень тщательно, потому что пострадавший, мистер Лэмб, находится в тяжелом состоянии. Насколько нам известно, он не выживет. Поэтому мы у всех просим содействия, но не хотите — не надо, ваше право. Вы можете вообще ничего нам не отвечать, вы не обязаны. Вы меня поняли?
При последнем слове он еще круче наклоняет голову на сторону и улыбается, всем своим видом как бы говоря, что не может же Шерман в самом деле быть таким чудовищем бесчеловечности и гражданской несознательности, чтобы отказаться от содействия следствию.
А затем кладет обе ладони на стол, упирается и, подавшись вперед, нависает над Шерманом.
— Вы вообще имеете право даже пригласить адвоката, — говорит он таким тоном, будто приводит пример полного идиотизма, до которого мог бы дойти человек, более неискренний и малодушный, чем Шерман Мак-Кой. — Это вам понятно?
Шерман, сам того не желая, кивает. Его начинает бить холодная дрожь.
— Более того, если вы не располагаете средствами, — продолжает Мартин, улыбаясь весело и панибратски, словно они с Шерманом старые приятели и привыкли обмениваться шутками, — а нуждаетесь в услугах адвоката, государство предоставит вам адвоката бесплатно. Если вы хотите, конечно.
Шерман снова кивает. Он не в силах отвести взгляд от скошенного лица Мартина. Не в силах ни пошевелиться, ни возразить. Взглядом маленький сыщик словно договаривает: «Конечно, вам я это все говорю просто так, для проформы. Вы же сознательный, уважаемый член общества, и все эти пустяки к вам отношения не имеют, так ведь? Ну, а если не так… то такого гада мы изничтожим».
— Просто говоря, мы нуждаемся в вашем сотрудничестве.
С этими словами Мартин разворачивается и усаживается на край стола. Он сидит на моем столе! И с самой нежной улыбкой вкрадчиво спрашивает:
— Ну, так как же, мистер Мак-Кой? Мой товарищ задал вам вопрос, ездите ли вы на работу в своем автомобиле?
Какая вызывающая наглость! Он угрожает! Да еще сидя на моем столе. Какое хамство!
— Так как? — по-прежнему криво ухмыляется Мартин. — На работу ездите?
Страх и негодование одновременно поднимаются у Шермана в душе. Но страх опережает.
— Нет… На работу не езжу.
— А когда вы на ней ездите?
— В выходные дни… И когда бывает с руки… днем… а иногда и вечером… Ну, то есть днем редко, разве вот только если жена… я хочу сказать, трудно сказать.
— А не могла ваша жена взять машину во вторник вечером на прошлой неделе?
— Нет! То есть я хочу сказать, едва ли.
— Иначе говоря, вы пользуетесь этой машиной в самое разное время, но точно не помните?
— Да нет же. Просто я…. я на ней езжу, но не запоминаю специально, не придаю значения, для меня это не важно, вот и все.
— А как часто вы ездите на ней по вечерам?
Шерман отчаянно старается прикинуть, как лучше ответить. Сказать «часто» — значит, он мог ехать на ней и в тот вечер. А сказать «редко» — тогда менее правдоподобно, чтобы он не помнил, как обстояло дело в определенный вечер.
— Не знаю, — говорит он. — Не так чтобы особенно, но, пожалуй, все-таки сравнительно нередко.
— Не особенно, но сравнительно нередко? — ровным голосом переспросил маленький сыщик. И переглянулся с товарищем. А потом снова посмотрел вниз на Шермана со своего насеста на краешке стола.
— Да, так вернемся к машине. Почему бы нам не взглянуть на нее? Что вы скажете?
— Прямо сейчас?
— Ну да.
— Не совсем подходящее время.
— Вы что, заняты сейчас?
— Я…. Я жду жену.
— Вы собираетесь куда-то ехать?
— Я-а-а-ххх! — начал он местоимением первого лица единственного числа, а кончил хриплым вздохом.
— Собираетесь ехать в своей машине? — подхватил Гольдберг. — Мы бы как раз и взглянули. Минутное дело.
У Шермана мелькнула мысль привести машину из гаража к подъезду, и пусть они смотрят. Но вдруг они не захотят ждать и пойдут вместе, а там Дэн?
— Вы говорили, ваша жена должна скоро вернуться? — говорит маленький. — Может, нам обождать и спросить у нее? Может, она помнит, пользовался ли кто вашей машиной вечером во вторник на той неделе?
— Понимаете, она… Нет, сейчас неудобно, джентльмены.
— А когда будет удобно?
— Не знаю. Дайте мне немного времени на обдумывание.
— Обдумывание чего? Когда будет удобно? Или намерены ли вы сотрудничать?
— Вопрос не в том. Я…. Словом, меня смущает процедура.
— Процедура?
— Как это все должно происходить. Правила.
— Правила, процедура — это и значит «как полагается»? — уточняет маленький сыщик с издевательской улыбочкой.
— Я не разбираюсь в этой терминологии. Наверно, смысл один.
— Я тоже не разбираюсь в этой терминологии, мистер Мак-Кой, потому что такой терминологии не существует, не существует такого порядка и такой процедуры. Вы либо сотрудничаете со следствием, либо же нет. Я думал, что вы намерены сотрудничать.
— Да, конечно. Но вы лишаете меня выбора.
— Выбора между чем?
— Вот что. Я думаю, самое правильное будет мне посоветоваться… проконсультироваться с адвокатом.
Как только эти слова слетели с его губ, он понял, что сделал страшное признание.
— Как я вам уже говорил, — сказал маленький сыщик, — это ваше право. Но для чего, интересно, она вам понадобилась, эта консультация с адвокатом? Зачем вам идти на такие хлопоты и траты?
— Просто хочу быть уверен, что поступаю, как… — опять это слово! — как полагается.
В разговор ввязался жирный, который сидит в кресле:
— Позвольте у вас спросить, мистер Мак-Кой. Есть что-то, в чем вы хотели бы признаться и облегчить душу?
Шерман похолодел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86