За мной приедут, — предложила она.
— Не хватало, — зло ответил он.
— Хорошо, говорите ваш номер.
* * *
Виталик был необыкновенно любезен и мил. Всю дорогу рассказывал что-то забавное, но Анна его не слушала — думала о том, что же ей писать. Хорошо, что ей дали неделю. А если бы это было срочно? А у нее ни единой зацепки, ни единой мысли в голове. То, что наговорили работники завода, не отличалось особой оригинальностью. Любого рабочего волнуют сейчас примерно те же проблемы. А где изюминка?
— Анечка, ты где? — Виталик щелкнул пальцами перед ее глазами. — Я к тебе уже третий раз обращаюсь.
— Извини, Виталя, задумалась. Что ты спросил?
— Повторяю четвертый раз. Что с твоей машиной?
— Папа сказал, что нужно ставить новые замки и сигнализацию. Он уже послал кого-то из своих в Германию. Недели через две все привезут.
— А на чем ты сейчас передвигаешься по городу?
— На тебе, — Анна засмеялась. — Разве непонятно.
— Но я же не могу быть все время с тобой.
— Да не переживай. Отец завтра что-нибудь даст. А пока я и на такси неплохо езжу. Кстати, ты же так и не знаешь, что я имела удовольствие объехать город на трамвае. Там у меня и вытянули кошелек с ключами.
— Не напоминай о том дне. Мне за него очень стыдно. Ты не представляешь, как я испугался, что ты не захочешь со мной больше общаться.
— С этого места, пожалуйста, поподробнее, — попросила Анна.
— Ну, глупо все получилось тогда. Я не сдержался, — начал объяснять молодой человек.
— Я же не об этом, — возмутилась Анна.
— А о чем?
— Почему ты испугался?
Виталик растерялся. Было совершенно ясно, что от него ждали признания или трогательного объяснения. Он был не готов к этому. Да и не любил много болтать на такую тему. Что ей еще нужно? Разве после вчерашнего выступления не понятно, как он к ней относится? И разве это не он полночи рассказывал ей, что любит до беспамятства и все такое. Ох уж эти бабы!
— Ну, что замолчал?
— Вроде я все уже рассказал… Или ты хочешь по второму разу?
— И по второму, и по пятому, и по десятому, и при этом шесть раз в день, — Анна наклонилась к нему и вкрадчиво произнесла: — Тебе что, тяжело доставить мне удовольствие?
— Ладно, — прозвучало как «черт с тобой», — доставляю. Я тебя люблю.
— Неубедительно.
— Зайчик мой, но я не умею по-другому, — еще не хватало опять поссориться.
— Я не люблю, когда девушек называют «зайчик», «мышка», «кошечка», «рыбка» и прочим зверинцем.
— Всем девчонкам нравится, а тебе нет, — Виталик притормозил у бордюра. — Я очень прошу тебя, не издевайся надо мной. Мне не по себе, когда на меня наезжают, тем более ты. Если хочешь, напиши мне, какие слова ты бы хотела от меня слышать. Я их выучу и буду повторять сто раз в день. Пойми: не все же умеют быть краснобаями.
— Разве? — Анна прищурилась. — А кто только что целую тираду произнес? И слова нужные нашлись, и все было так естественно и живо.
— Ну, это из последних сил. И потом, ты меня вынудила. Это во-первых. А во-вторых, это не про любовь.
— Книжек больше читай, если словарный запас на исходе.
“Ну вот, опять взялась за воспитание”.
Виталик молчал. Он сосредоточенно считал про себя. Только бы не сорваться… Интересно, почему до сих пор от него ничего не требовали. А тут прямо за два дня он должен восполнить четырехмесячное молчание. Надо срочно переключиться на что-нибудь другое.
— Аня, ты бы лучше рассказала мне, как провела день. Как успехи на журналистском поприще?
— Хитрец! Ладно, расскажу, как на поприще. Но имей в виду — к этому мы еще вернемся.
— Можно не сегодня.
— Хорошо. Итак, что там у меня было? — Анна закрыла глаза. — Знаешь, было много чего, но все неинтересное. Я бы даже сказала, что день не очень удачный. Нужный материал почти не собрала. Что писать — не знаю, и уже не уверенна, выйдет ли у меня.
— Правда? Так, может, бросишь все? На кой черт тебе эта газета! Пусть папа тебе организует какой-нибудь бизнес. Держит же твоя мать салон-парикмахерскую. А ты займись, например, торговлей, если хочешь чем-нибудь заняться.
— Торговля — это не романтично. Стоило столько учиться, чтобы продавать яйца и хлеб? — Анна скривилась.
— Продавай меха.
— Очень умно. Мне вообще не нравится торговля.
— А я бы с удовольствием занялся, — не без гордости заявил Виталик.
— Разве у папы ты занимаешься чем-то другим?
— Так то у папы. У него сильно не разгонишься, он у меня еще сам не наигрался, — заметил молодой человек.
— А-а-а, ты видимо хочешь торговлей заняться вместе со мной?
— По-моему, было бы здорово, и зря ты иронизируешь, — с обидой сказал он.
— Я не иронизирую вовсе. Просто мне это не интересно, понимаешь?
— А газета — интересно?
— Да, — категорично ответила Анна.
— Боже мой, да занимайся, чем хочешь! Твои бабки! — Виталик все-таки не выдержал.
— В том-то и дело, что не мои. И тратить бездумно я их не буду.
— А сейчас у тебя все «думно»?
— Чего ты хочешь от меня? — Анна разозлилась. — Я тебе что, жена?
У Виталика все оборвалось внутри. Опять этот, ничего хорошего не предвещающий, тон. Еще парочка необдуманных фраз, и вечером придется нанимать мужской стриптиз — для выступления под балконом.
— Анечка, ты устала. Давай лучше успокоимся и подумаем, где отдохнем вечером. Пошли в джаз-клуб.
— Не хочу!
— Пошли, куда ты хочешь.
— Мне статью надо писать.
Виталик тяжело вздохнул и покачал головой.
— Послушай, что с тобой происходит? Ты же такой не была?
— Я переживаю, непонятно разве? Если хочешь, чтобы я не злилась, то оставь меня на пару дней в покое, пока я не определюсь, что мне писать. Не обижайся.
— Ну, если все так серьезно… Хорошо. Пиши. Я даже звонить тебе не стану. Когда захочешь, найдешь меня. Только не забудь обо мне.
— Не переживай, не забуду, — Анна наклонилась и поцеловала его в щеку.
— Давно бы так. А то от меня требует, а сама за вечер ни одного ласкового слова не сказала.
— Действительно, какая я… Извини. Ты очень славный и чуткий.
— Так что, домой тебя везти?
— Угу.
* * *
Статья не получалась.
Битых два часа сидя на полу и перекладывая с места на место исписанные листы, Анна пыталась хоть за что-то зацепиться. Но, увы. Как выяснилось, критиковать было легче. Анна вспомнила, с какой уверенностью заявила Зое, что может написать лучше, чем работники газеты. Тогда казалось все простым и понятным. Она чувствовала, какие слова нужно заменить, какие фразы дополнить, а какие и вовсе исключить в чужих статьях, чтобы они стали лучше и интересней. Но то в чужих… В чужих ошибках разбираться всегда легче.
А вот свое не рождалось. Ни хорошее, ни плохое…
Анна была в отчаянии. Ей уже стало казаться, что она взялась не за свое дело и ей никогда не написать и строчки. У нее даже возникла мысль, что нужно найти в себе смелости и отказаться от этой глупой затеи — стать журналистом. Захотелось сбежать от всего этого.
Но тут вспомнились люди, с которыми она общалась на заводе. Вспомнилось, с каким недоверием они отнеслись к её вопросам, вспомнилась реплика Игоря Сергеевича о том, что она, как журналист, ничего не изменит, а еще Андрей, решивший ей помочь… Ей стало стыдно. Она вдруг почувствовала, что действительно очень хочет помочь этим людям. Хоть самую малость. Нужно только придумать, как это сделать. А для начала — о чем написать.
У нее разболелась голова, и она решила немного отдохнуть. Включила телевизор. Шел какой— то эстрадный концерт. Петкун который раз пел о несравненной Эсмеральде. Когда она впервые услышала эту песню, мелодия ей понравилась и прочно засела в памяти. И все бы ничего, но бестолковые СМИ, по своему определению, раскручивая ее по всем каналам TV и радио, запилили песню буквально за месяц, вызвав у публики стойкий иммунитет к произведению. Анна щелкнула телевизор, но мелодия, глубоко засевшая в подсознании, продолжала звучать. Она встряхнула головой: “ Ну, проклятый горбун!”
И тут, как будто молнией ударило.
“Ну, конечно! Квазимодо — тот же инвалид. А какая трогательная любовная история. Как прошибает. Все понятно. Я должна сочинить свою трогательную историю. Ну и что, что будет вымысел? Героем будет Андрей, вполне подходящая кандидатура. Я вставлю туда реальные факты, и все будет как надо”.
Анна бросилась к компьютеру.
“С чего бы начать? Надо так, чтобы сразу привлекало внимание, нужна интрига. Есть!”
“После автокатастрофы Ирина перенесла три операции. Дольше всего заживала нога, которую пришлось собирать практически по частям. И это еще не все — впереди ее ждала пластическая операция. Смотреть на себя в зеркало не было никаких сил. С левой стороны лица от виска до подбородка шел огромный пунцовый рубец. Но думать об этом сейчас просто не было смысла.
Пусть скажет спасибо, что вообще выжила.
Пять месяцев она была прикована к постели, не имея возможности подняться самостоятельно. За это время зажили ключица, рука, пять ребер, а завтра ей снимали спицы с ноги. Только бы снимок показал, что все в порядке, а то придется ломать по-новому.
А сколько еще впереди: физиотерапия, массаж, куча других процедур. Профессор сказал, что ей нужно будет учиться ходить заново. А это не так-то просто с её атрофированными мышцами. Очень важно, чтобы массажист попался хороший. Ну а лицо… лицо можно будет исправить и потом”.
Анна оторвалась от клавиатуры. Перечитала текст. Не фонтан, конечно, но уже кое-что. А еще ей не нравилось имя героини — слишком простое. Решила, что нужно придумать другое. Какое-нибудь таинственное, редкое… Чувствовала, что это придаст изюминки. Стала перебирать в памяти имена. Вспоминались самые обыкновенные.
“Может, пусть будет Юнона, или просто Нона. Нет. Звучат как-то грубо. Или назвать ее иностранным именем? Что-нибудь… Тея, Тоя, Лия. Нет, не то. Может, просто Ия? Очень редкое и красивое имя ”.
Заменила Иру на Ию. Улыбнулась. Ия звучала лучше.
* * *
“Интересно, а Андрей смог бы делать такой массаж? А то она напишет, а выйдет ерунда. Надо у него спросить”.
Анна достала мобильник, нашла в его памяти номер и стала ждать ответа. Трубку сняла женщина, которая представилась мамой Андрея:
— Его нет дома. А кто звонит, может, что передать?
— Это его знакомая. Меня зовут Анна. Я — журналист, и ваш сын давал мне интервью. Дело в том, что у меня к нему возникла пара вопросов, — Анна объясняла очень быстро, боясь, что ее прервут.
— Андрюша давал интервью? О ребятах, что ли?
— Каких ребятах?
— Ну, как о каких? О своей группе, о музыкантах, — пояснила женщина.
— О музыкантах? — Анна быстро спохватилась. — Ну да, о группе. Так вы не знаете, когда он вернется? Мне он очень нужен.
— Если не будет массажа, то к часу. Он на репетиции.
— А если будет?
— Трудно сказать.
— Можно вас попросить… — умоляюще произнесла Анна. — Я дам вам свой номер, мне нужно, чтобы он позвонил. Не важно, сколько будет времени. Пожалуйста.
— Хорошо, давайте, Анна.
“Ну ничего себе слепой!” — подумала девушка после телефонного разговора.
“Теперь понятно, почему длинные волосы, серьга в ухе и потертые джинсы. А ведь он ничего об этом не говорил. А кто спрашивал? Ведь был же вопрос о досуге. А я: “Как бреетесь?” Еще бы спросила, как он моется. Эх ты — горе-журналистка. Так, значит, надо писать о музыкантах. А массаж? Я же и сюжет придумала… Ничего, другой придумаю. Ну надо же! Слепой, а такой продвинутый! Жаль, что вечер потрачен зря. Если бы знала об этом раньше, ни за что бы ни ушла от него так быстро. Теперь осталось надеяться, что он вернется рано и позвонит. Если захочет, конечно. Стоп. Но он же днем работает на заводе. Что же мне, до пяти изнывать? Ну, нет”.
Анна задумалась, как ей поступить завтра. Немного поразмышляв, она позвонила домой отцу:
— Папочка, добрый вечер. Это я.
— А, радость моя, рад слышать. Как там у тебя дела? Нация заждалась.
— Ну па!
— Шучу, шучу.
— Ты что, сговорился с Виталькой?
— С каким Виталькой?
— Да есть там один великий предприниматель.
— Ни с кем я не договаривался. А ты чего такая возбужденная? Что-то случилось? — поинтересовался отец.
— Мне завтра машина нужна не на девять, а на семь, хорошо?
— Так рано? Что-то изменилось?
— К маме заеду, укладку сделаю.
— Сейчас соображу, кто будет свободным, — Отец задумался. — Я тебе Толика пришлю на Опеле, сойдет?
— Да мне все равно. Лишь бы колеса, — довольно ответила Анна.
— А ехать далеко будешь?
— Планирую по городу, а там как выйдет.
— Ну, смотри, как тебе удобно. Одна просьба: ты в десять вечера машину отпусти. Толику послезавтра в Днепропетровск ехать, пусть хоть поспит до четырех утра. Не забудь.
— Спасибо, папочка, не забуду.
— Ну, а домой когда покажешься?
— Па, только не в ближайшие дни. Мне статью нужно написать. Я лучше к концу недели, ладно?
— Ладно, ладно. Все равно сделаешь по-своему.
— Ну, все тогда. Спокойной ночи. Мамуле привет.
* * *
В половине второго ночи Анна, не дождавшись звонка, уснула в кресле. Андрей позвонил в четыре.
— Анна, это Андрей. Мама сказала, что вы хотели у меня что-то спросить и передали, что я могу позвонить в любое время. Так что вам нужно?
— Спасибо, что позвонили, — Анна зевнула несколько раз. — Извините, я спала.
— Я догадался.
— Андрей, а вы не могли бы взять на завтра отгул? — спросила Анна.
— С какой стати?
— Мне нужно с вами о многом поговорить.
— После пяти у меня будет несколько свободных часов, пообщаемся.
— Нет, я хочу с утра, — невозмутимо сказала девушка.
— А мне нужны деньги, и я буду работать. И потом, меня не отпустят. Не думаю, что общение с журналистом есть уважительная причина.
Анна раздумывала ровно одну секунду.
— Отпустят, я договорюсь. А деньги… Вам сколько нужно?
— Много! — смеясь, ответил Андрей.
— Я не шучу. Наша редакция в своих интересах может заплатить вам за один рабочий день. Пятьдесят долларов вам хватит?
— Сколько?
— Ну, сто, — поспешила исправиться Анна.
— Хорошо, — ухмыльнулся Андрей. — Раз ваша редакция такая щедрая, так уж и быть, я возьму отгул, можете не беспокоиться.
— Тогда к девяти утра я подъеду к тому месту, где мы сегодня, вернее уже вчера с вами общались. Договорились?
— Ладно. А вы настырный журналист.
— А вы скрытный человек, — упрекнула его в ответ Анна. — Обещали рассказать все как на духу, а про группу умолчали.
— Все понятно. Мама проболталась. А вы об этом хотите поговорить?
— И об этом тоже.
— Да, вы еще та штучка.
— Спасибо за комплимент.
— Ну, до встречи, щедрый журналист.
— До встречи.
* * *
К восьми утра Анна уже была в редакции. Зоя Васильевна просматривала свежий номер и одновременно болтала по телефону. На появление Анны она отреагировала кивком головы. Девушка, не дожидаясь приглашения, прошла в кабинет и села напротив редактора. Завершив разговор, Зоя Васильевна приветливо улыбнулась и спросила:
— Что новенького? Как продвигается статья? —“Интересно, надолго меня хватит— возиться с этим самоуверенным «профессионалом»?”
— Пока хвастать не буду, — серьезно ответила Анна. — Но задумка уже есть.
“Боже мой, утешила. Хвастать она не будет”, — Зоя улыбнулась.
— Значит, поход к Римме оказался удачным?
— В общем, да. Кстати, вам от нее большой привет.
— Спасибо. Ну, а какие планы на сегодня, — полюбопытствовала Зоя Васильевна.
— У меня на девять встреча с одним незрячим. Обещал помочь разобраться в тонкостях.
— Ну, давай дерзай.
— Хорошо.
* * *
Усевшись в машину и сказав, куда ехать, Анна заметила водителю:
— Толик, я знаю, что вы человек неразговорчивый, но так, на всякий случай, хочу предупредить: эта машина принадлежит редакции, в которой я работаю. Понятно?
— Конечно, Анна Александровна.
— Замечательно.
Девушка довольно улыбнулась про себя. Пока ехали, она любовалась городом. Его новостройками, его зелеными парками, его широкими улицами. За годы учебы Анна совершенно позабыла, как он выглядел. Собственно, до отъезда на учебу, она застала изменения в центре города. Появились первые магазины, облицованные мрамором и гранитом, первые здания банков, построенные югославами и турками, первые казино. Все это радовало новизной и роскошью. Но тогда, пять лет назад, это были просто одинокие островки какой-то другой жизни. Теперь же город невозможно было узнать — так он преобразился и похорошел. Начал появляться некий стиль, какое-то свое направление. Возникла гармония в общей архитектуре, и все это в совокупности бросалось в глаза и, конечно же, радовало.
Анна с интересом рассматривала витрины мелькающих за окном магазинов, множество ярких рекламных щитов и бесконечные афиши о гастролях эстрадных звезд. Она с удовольствием отметила, сколько на улицах красивых и нарядных людей, особенно девушек.
Да, наши девушки — это что-то! Нет, что бы там ни говорили, она все же правильно поступила, вернувшись сюда. Теперь ей осталась самая малость: занятие по душе, а остальное у нее все есть или будет. В общем, все складывалось как нельзя лучше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
— Не хватало, — зло ответил он.
— Хорошо, говорите ваш номер.
* * *
Виталик был необыкновенно любезен и мил. Всю дорогу рассказывал что-то забавное, но Анна его не слушала — думала о том, что же ей писать. Хорошо, что ей дали неделю. А если бы это было срочно? А у нее ни единой зацепки, ни единой мысли в голове. То, что наговорили работники завода, не отличалось особой оригинальностью. Любого рабочего волнуют сейчас примерно те же проблемы. А где изюминка?
— Анечка, ты где? — Виталик щелкнул пальцами перед ее глазами. — Я к тебе уже третий раз обращаюсь.
— Извини, Виталя, задумалась. Что ты спросил?
— Повторяю четвертый раз. Что с твоей машиной?
— Папа сказал, что нужно ставить новые замки и сигнализацию. Он уже послал кого-то из своих в Германию. Недели через две все привезут.
— А на чем ты сейчас передвигаешься по городу?
— На тебе, — Анна засмеялась. — Разве непонятно.
— Но я же не могу быть все время с тобой.
— Да не переживай. Отец завтра что-нибудь даст. А пока я и на такси неплохо езжу. Кстати, ты же так и не знаешь, что я имела удовольствие объехать город на трамвае. Там у меня и вытянули кошелек с ключами.
— Не напоминай о том дне. Мне за него очень стыдно. Ты не представляешь, как я испугался, что ты не захочешь со мной больше общаться.
— С этого места, пожалуйста, поподробнее, — попросила Анна.
— Ну, глупо все получилось тогда. Я не сдержался, — начал объяснять молодой человек.
— Я же не об этом, — возмутилась Анна.
— А о чем?
— Почему ты испугался?
Виталик растерялся. Было совершенно ясно, что от него ждали признания или трогательного объяснения. Он был не готов к этому. Да и не любил много болтать на такую тему. Что ей еще нужно? Разве после вчерашнего выступления не понятно, как он к ней относится? И разве это не он полночи рассказывал ей, что любит до беспамятства и все такое. Ох уж эти бабы!
— Ну, что замолчал?
— Вроде я все уже рассказал… Или ты хочешь по второму разу?
— И по второму, и по пятому, и по десятому, и при этом шесть раз в день, — Анна наклонилась к нему и вкрадчиво произнесла: — Тебе что, тяжело доставить мне удовольствие?
— Ладно, — прозвучало как «черт с тобой», — доставляю. Я тебя люблю.
— Неубедительно.
— Зайчик мой, но я не умею по-другому, — еще не хватало опять поссориться.
— Я не люблю, когда девушек называют «зайчик», «мышка», «кошечка», «рыбка» и прочим зверинцем.
— Всем девчонкам нравится, а тебе нет, — Виталик притормозил у бордюра. — Я очень прошу тебя, не издевайся надо мной. Мне не по себе, когда на меня наезжают, тем более ты. Если хочешь, напиши мне, какие слова ты бы хотела от меня слышать. Я их выучу и буду повторять сто раз в день. Пойми: не все же умеют быть краснобаями.
— Разве? — Анна прищурилась. — А кто только что целую тираду произнес? И слова нужные нашлись, и все было так естественно и живо.
— Ну, это из последних сил. И потом, ты меня вынудила. Это во-первых. А во-вторых, это не про любовь.
— Книжек больше читай, если словарный запас на исходе.
“Ну вот, опять взялась за воспитание”.
Виталик молчал. Он сосредоточенно считал про себя. Только бы не сорваться… Интересно, почему до сих пор от него ничего не требовали. А тут прямо за два дня он должен восполнить четырехмесячное молчание. Надо срочно переключиться на что-нибудь другое.
— Аня, ты бы лучше рассказала мне, как провела день. Как успехи на журналистском поприще?
— Хитрец! Ладно, расскажу, как на поприще. Но имей в виду — к этому мы еще вернемся.
— Можно не сегодня.
— Хорошо. Итак, что там у меня было? — Анна закрыла глаза. — Знаешь, было много чего, но все неинтересное. Я бы даже сказала, что день не очень удачный. Нужный материал почти не собрала. Что писать — не знаю, и уже не уверенна, выйдет ли у меня.
— Правда? Так, может, бросишь все? На кой черт тебе эта газета! Пусть папа тебе организует какой-нибудь бизнес. Держит же твоя мать салон-парикмахерскую. А ты займись, например, торговлей, если хочешь чем-нибудь заняться.
— Торговля — это не романтично. Стоило столько учиться, чтобы продавать яйца и хлеб? — Анна скривилась.
— Продавай меха.
— Очень умно. Мне вообще не нравится торговля.
— А я бы с удовольствием занялся, — не без гордости заявил Виталик.
— Разве у папы ты занимаешься чем-то другим?
— Так то у папы. У него сильно не разгонишься, он у меня еще сам не наигрался, — заметил молодой человек.
— А-а-а, ты видимо хочешь торговлей заняться вместе со мной?
— По-моему, было бы здорово, и зря ты иронизируешь, — с обидой сказал он.
— Я не иронизирую вовсе. Просто мне это не интересно, понимаешь?
— А газета — интересно?
— Да, — категорично ответила Анна.
— Боже мой, да занимайся, чем хочешь! Твои бабки! — Виталик все-таки не выдержал.
— В том-то и дело, что не мои. И тратить бездумно я их не буду.
— А сейчас у тебя все «думно»?
— Чего ты хочешь от меня? — Анна разозлилась. — Я тебе что, жена?
У Виталика все оборвалось внутри. Опять этот, ничего хорошего не предвещающий, тон. Еще парочка необдуманных фраз, и вечером придется нанимать мужской стриптиз — для выступления под балконом.
— Анечка, ты устала. Давай лучше успокоимся и подумаем, где отдохнем вечером. Пошли в джаз-клуб.
— Не хочу!
— Пошли, куда ты хочешь.
— Мне статью надо писать.
Виталик тяжело вздохнул и покачал головой.
— Послушай, что с тобой происходит? Ты же такой не была?
— Я переживаю, непонятно разве? Если хочешь, чтобы я не злилась, то оставь меня на пару дней в покое, пока я не определюсь, что мне писать. Не обижайся.
— Ну, если все так серьезно… Хорошо. Пиши. Я даже звонить тебе не стану. Когда захочешь, найдешь меня. Только не забудь обо мне.
— Не переживай, не забуду, — Анна наклонилась и поцеловала его в щеку.
— Давно бы так. А то от меня требует, а сама за вечер ни одного ласкового слова не сказала.
— Действительно, какая я… Извини. Ты очень славный и чуткий.
— Так что, домой тебя везти?
— Угу.
* * *
Статья не получалась.
Битых два часа сидя на полу и перекладывая с места на место исписанные листы, Анна пыталась хоть за что-то зацепиться. Но, увы. Как выяснилось, критиковать было легче. Анна вспомнила, с какой уверенностью заявила Зое, что может написать лучше, чем работники газеты. Тогда казалось все простым и понятным. Она чувствовала, какие слова нужно заменить, какие фразы дополнить, а какие и вовсе исключить в чужих статьях, чтобы они стали лучше и интересней. Но то в чужих… В чужих ошибках разбираться всегда легче.
А вот свое не рождалось. Ни хорошее, ни плохое…
Анна была в отчаянии. Ей уже стало казаться, что она взялась не за свое дело и ей никогда не написать и строчки. У нее даже возникла мысль, что нужно найти в себе смелости и отказаться от этой глупой затеи — стать журналистом. Захотелось сбежать от всего этого.
Но тут вспомнились люди, с которыми она общалась на заводе. Вспомнилось, с каким недоверием они отнеслись к её вопросам, вспомнилась реплика Игоря Сергеевича о том, что она, как журналист, ничего не изменит, а еще Андрей, решивший ей помочь… Ей стало стыдно. Она вдруг почувствовала, что действительно очень хочет помочь этим людям. Хоть самую малость. Нужно только придумать, как это сделать. А для начала — о чем написать.
У нее разболелась голова, и она решила немного отдохнуть. Включила телевизор. Шел какой— то эстрадный концерт. Петкун который раз пел о несравненной Эсмеральде. Когда она впервые услышала эту песню, мелодия ей понравилась и прочно засела в памяти. И все бы ничего, но бестолковые СМИ, по своему определению, раскручивая ее по всем каналам TV и радио, запилили песню буквально за месяц, вызвав у публики стойкий иммунитет к произведению. Анна щелкнула телевизор, но мелодия, глубоко засевшая в подсознании, продолжала звучать. Она встряхнула головой: “ Ну, проклятый горбун!”
И тут, как будто молнией ударило.
“Ну, конечно! Квазимодо — тот же инвалид. А какая трогательная любовная история. Как прошибает. Все понятно. Я должна сочинить свою трогательную историю. Ну и что, что будет вымысел? Героем будет Андрей, вполне подходящая кандидатура. Я вставлю туда реальные факты, и все будет как надо”.
Анна бросилась к компьютеру.
“С чего бы начать? Надо так, чтобы сразу привлекало внимание, нужна интрига. Есть!”
“После автокатастрофы Ирина перенесла три операции. Дольше всего заживала нога, которую пришлось собирать практически по частям. И это еще не все — впереди ее ждала пластическая операция. Смотреть на себя в зеркало не было никаких сил. С левой стороны лица от виска до подбородка шел огромный пунцовый рубец. Но думать об этом сейчас просто не было смысла.
Пусть скажет спасибо, что вообще выжила.
Пять месяцев она была прикована к постели, не имея возможности подняться самостоятельно. За это время зажили ключица, рука, пять ребер, а завтра ей снимали спицы с ноги. Только бы снимок показал, что все в порядке, а то придется ломать по-новому.
А сколько еще впереди: физиотерапия, массаж, куча других процедур. Профессор сказал, что ей нужно будет учиться ходить заново. А это не так-то просто с её атрофированными мышцами. Очень важно, чтобы массажист попался хороший. Ну а лицо… лицо можно будет исправить и потом”.
Анна оторвалась от клавиатуры. Перечитала текст. Не фонтан, конечно, но уже кое-что. А еще ей не нравилось имя героини — слишком простое. Решила, что нужно придумать другое. Какое-нибудь таинственное, редкое… Чувствовала, что это придаст изюминки. Стала перебирать в памяти имена. Вспоминались самые обыкновенные.
“Может, пусть будет Юнона, или просто Нона. Нет. Звучат как-то грубо. Или назвать ее иностранным именем? Что-нибудь… Тея, Тоя, Лия. Нет, не то. Может, просто Ия? Очень редкое и красивое имя ”.
Заменила Иру на Ию. Улыбнулась. Ия звучала лучше.
* * *
“Интересно, а Андрей смог бы делать такой массаж? А то она напишет, а выйдет ерунда. Надо у него спросить”.
Анна достала мобильник, нашла в его памяти номер и стала ждать ответа. Трубку сняла женщина, которая представилась мамой Андрея:
— Его нет дома. А кто звонит, может, что передать?
— Это его знакомая. Меня зовут Анна. Я — журналист, и ваш сын давал мне интервью. Дело в том, что у меня к нему возникла пара вопросов, — Анна объясняла очень быстро, боясь, что ее прервут.
— Андрюша давал интервью? О ребятах, что ли?
— Каких ребятах?
— Ну, как о каких? О своей группе, о музыкантах, — пояснила женщина.
— О музыкантах? — Анна быстро спохватилась. — Ну да, о группе. Так вы не знаете, когда он вернется? Мне он очень нужен.
— Если не будет массажа, то к часу. Он на репетиции.
— А если будет?
— Трудно сказать.
— Можно вас попросить… — умоляюще произнесла Анна. — Я дам вам свой номер, мне нужно, чтобы он позвонил. Не важно, сколько будет времени. Пожалуйста.
— Хорошо, давайте, Анна.
“Ну ничего себе слепой!” — подумала девушка после телефонного разговора.
“Теперь понятно, почему длинные волосы, серьга в ухе и потертые джинсы. А ведь он ничего об этом не говорил. А кто спрашивал? Ведь был же вопрос о досуге. А я: “Как бреетесь?” Еще бы спросила, как он моется. Эх ты — горе-журналистка. Так, значит, надо писать о музыкантах. А массаж? Я же и сюжет придумала… Ничего, другой придумаю. Ну надо же! Слепой, а такой продвинутый! Жаль, что вечер потрачен зря. Если бы знала об этом раньше, ни за что бы ни ушла от него так быстро. Теперь осталось надеяться, что он вернется рано и позвонит. Если захочет, конечно. Стоп. Но он же днем работает на заводе. Что же мне, до пяти изнывать? Ну, нет”.
Анна задумалась, как ей поступить завтра. Немного поразмышляв, она позвонила домой отцу:
— Папочка, добрый вечер. Это я.
— А, радость моя, рад слышать. Как там у тебя дела? Нация заждалась.
— Ну па!
— Шучу, шучу.
— Ты что, сговорился с Виталькой?
— С каким Виталькой?
— Да есть там один великий предприниматель.
— Ни с кем я не договаривался. А ты чего такая возбужденная? Что-то случилось? — поинтересовался отец.
— Мне завтра машина нужна не на девять, а на семь, хорошо?
— Так рано? Что-то изменилось?
— К маме заеду, укладку сделаю.
— Сейчас соображу, кто будет свободным, — Отец задумался. — Я тебе Толика пришлю на Опеле, сойдет?
— Да мне все равно. Лишь бы колеса, — довольно ответила Анна.
— А ехать далеко будешь?
— Планирую по городу, а там как выйдет.
— Ну, смотри, как тебе удобно. Одна просьба: ты в десять вечера машину отпусти. Толику послезавтра в Днепропетровск ехать, пусть хоть поспит до четырех утра. Не забудь.
— Спасибо, папочка, не забуду.
— Ну, а домой когда покажешься?
— Па, только не в ближайшие дни. Мне статью нужно написать. Я лучше к концу недели, ладно?
— Ладно, ладно. Все равно сделаешь по-своему.
— Ну, все тогда. Спокойной ночи. Мамуле привет.
* * *
В половине второго ночи Анна, не дождавшись звонка, уснула в кресле. Андрей позвонил в четыре.
— Анна, это Андрей. Мама сказала, что вы хотели у меня что-то спросить и передали, что я могу позвонить в любое время. Так что вам нужно?
— Спасибо, что позвонили, — Анна зевнула несколько раз. — Извините, я спала.
— Я догадался.
— Андрей, а вы не могли бы взять на завтра отгул? — спросила Анна.
— С какой стати?
— Мне нужно с вами о многом поговорить.
— После пяти у меня будет несколько свободных часов, пообщаемся.
— Нет, я хочу с утра, — невозмутимо сказала девушка.
— А мне нужны деньги, и я буду работать. И потом, меня не отпустят. Не думаю, что общение с журналистом есть уважительная причина.
Анна раздумывала ровно одну секунду.
— Отпустят, я договорюсь. А деньги… Вам сколько нужно?
— Много! — смеясь, ответил Андрей.
— Я не шучу. Наша редакция в своих интересах может заплатить вам за один рабочий день. Пятьдесят долларов вам хватит?
— Сколько?
— Ну, сто, — поспешила исправиться Анна.
— Хорошо, — ухмыльнулся Андрей. — Раз ваша редакция такая щедрая, так уж и быть, я возьму отгул, можете не беспокоиться.
— Тогда к девяти утра я подъеду к тому месту, где мы сегодня, вернее уже вчера с вами общались. Договорились?
— Ладно. А вы настырный журналист.
— А вы скрытный человек, — упрекнула его в ответ Анна. — Обещали рассказать все как на духу, а про группу умолчали.
— Все понятно. Мама проболталась. А вы об этом хотите поговорить?
— И об этом тоже.
— Да, вы еще та штучка.
— Спасибо за комплимент.
— Ну, до встречи, щедрый журналист.
— До встречи.
* * *
К восьми утра Анна уже была в редакции. Зоя Васильевна просматривала свежий номер и одновременно болтала по телефону. На появление Анны она отреагировала кивком головы. Девушка, не дожидаясь приглашения, прошла в кабинет и села напротив редактора. Завершив разговор, Зоя Васильевна приветливо улыбнулась и спросила:
— Что новенького? Как продвигается статья? —“Интересно, надолго меня хватит— возиться с этим самоуверенным «профессионалом»?”
— Пока хвастать не буду, — серьезно ответила Анна. — Но задумка уже есть.
“Боже мой, утешила. Хвастать она не будет”, — Зоя улыбнулась.
— Значит, поход к Римме оказался удачным?
— В общем, да. Кстати, вам от нее большой привет.
— Спасибо. Ну, а какие планы на сегодня, — полюбопытствовала Зоя Васильевна.
— У меня на девять встреча с одним незрячим. Обещал помочь разобраться в тонкостях.
— Ну, давай дерзай.
— Хорошо.
* * *
Усевшись в машину и сказав, куда ехать, Анна заметила водителю:
— Толик, я знаю, что вы человек неразговорчивый, но так, на всякий случай, хочу предупредить: эта машина принадлежит редакции, в которой я работаю. Понятно?
— Конечно, Анна Александровна.
— Замечательно.
Девушка довольно улыбнулась про себя. Пока ехали, она любовалась городом. Его новостройками, его зелеными парками, его широкими улицами. За годы учебы Анна совершенно позабыла, как он выглядел. Собственно, до отъезда на учебу, она застала изменения в центре города. Появились первые магазины, облицованные мрамором и гранитом, первые здания банков, построенные югославами и турками, первые казино. Все это радовало новизной и роскошью. Но тогда, пять лет назад, это были просто одинокие островки какой-то другой жизни. Теперь же город невозможно было узнать — так он преобразился и похорошел. Начал появляться некий стиль, какое-то свое направление. Возникла гармония в общей архитектуре, и все это в совокупности бросалось в глаза и, конечно же, радовало.
Анна с интересом рассматривала витрины мелькающих за окном магазинов, множество ярких рекламных щитов и бесконечные афиши о гастролях эстрадных звезд. Она с удовольствием отметила, сколько на улицах красивых и нарядных людей, особенно девушек.
Да, наши девушки — это что-то! Нет, что бы там ни говорили, она все же правильно поступила, вернувшись сюда. Теперь ей осталась самая малость: занятие по душе, а остальное у нее все есть или будет. В общем, все складывалось как нельзя лучше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47