А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Располосовать ловко шею жертвы от уха до уха умели убийцы из разведслужбы бывшей Восточной Германии, которая у немцев называлась Государственной службой безопасности, а сокращенно — штази.
Такой способ убийства был их почерком, а фотография — визитной карточкой. Но визиткой разведывательной службы, которая в ту пору уже не существовала.
7
Молли тихо плакала, плечи ее дрожали, а я успокаивал ее, целуя в затылок и нежно приговаривая:
— Молли, дорогая, прости меня, что я не доглядел и ты невзначай наткнулась на фото.
Она вцепилась в подушку обеими руками, уткнулась в нее лицом и с трудом выговаривала, глотая слова:
— Это какой-то кошмар... Что они с ним сотворили...
— Кем бы они ни были, Молли, их поймают. Они уже почти попались. Я понимаю, что это не утешит тебя.
Я и сам не верил в то, что говорил, но Молли нужно было как-то успокоить, хотя бы словами. Я ничего не сказал ей о своих подозрениях, что наш дом обыскивали.
Она повернулась, ища глазами мое лицо. Сердце у меня сжалось.
— Кто осмелился на такое, Бен? Кто?
— Любой государственный чиновник может стать жертвой психопата. Особенно занимающий такой секретный пост, как директор ЦРУ.
— Но... это же значит, что папу сначала убили, так ведь?
— Молли, вспомни, ты разговаривала с ним утром в тот день, когда его убили.
Она всхлипнула, достала салфетку «Клинекс» и вытерла нос.
— Утром в тот день... — повторила она механически.
— Ты сказала, что ни о чем таком вы не говорили.
Она кивнула головой и глухо произнесла:
— Я помню, он жаловался, что внутри Управления идет какая-то возня между разными силами, а какая — много распространяться не стал. Но он считал, что это в порядке вещей. Он понимал, что ЦРУ — такое учреждение, которое в узде не удержишь. Думаю, он просто хотел выговориться и отвести душу, но, как всегда, не мог сказать о чем-либо секретном.
— Ну а дальше?
— А дальше — больше. Он тяжело вздохнул и сказал... нет, нет, не сказал, а пропел: «Дураки ломятся туда, куда умный нипочем не пойдет...» Пропел своим басом.
— А-а, помню эту песню. Ее Синатра исполнял. Верно?
Она опять кивнула и приложила салфетку к губам.
— Это его любимая песня. Синатру он не любил, а песня ему нравилась. Ну не так чтобы она для него была душещипательной. Так или иначе, он частенько напевал ее, когда убаюкивал меня маленькой.
Я встал с постели, подошел к зеркалу и поправил галстук.
— Уходишь, на работу, Бен?
— Н-да. Извини меня.
— Я чего-то боюсь.
— Понимаю. Но я же рядом. Позвони мне, если что, как только захочешь.
— Ты намерен подписать контракт с Алексом Траслоу, так ведь?
Я одернул лацканы пиджака и причесался, но конкретного ничего не сказал.
— Поговорим попозже, — сухо ушел я от прямого ответа.
Она как-то странно посмотрела на меня, будто собираясь сказать что-то, а потом вдруг вымолвила:
— А почему ты никогда не говорил мне о Лауре?
— А я не... — начал было я.
— Нет. Послушай. Я понимаю, что тебе больно, даже невыносимо говорить о ней. Я понимаю все. Поверь, я вовсе не хочу снова бередить твои раны, но вспомни, что случилось с папой... Ну ладно, Бен, я всего лишь хочу знать, имеет ли твое решение работать у Траслоу какую-то связь с убийством Лауры, с какими-то попытками уточнить и прояснить обстоятельства или что-то еще...
— Молли, — спокойно сказал я, не желая говорить на эту тему. — Не надо об этом.
— Ну ладно, — согласилась она. — Извини меня.
Она определенно что-то знала, но что — об этом я в то время еще не догадывался.
* * *
В тот день я многое вспомнил про Харрисона Синклера. Самое раннее воспоминание относится к случаю, когда он отпустил одну непристойную шутку.
Синклер был высокий, худощавый, элегантный мужчина с седовласой головой, ранее явно увлекался спортом (занимался академической греблей в Амхерсте). По натуре своей он был покладист, обаятелен, с чувством собственного достоинства, любил пошутить.
Когда я еще учился в колледже, мне как-то с двумя другими студентами довелось посещать семинар по ядерному оружию в Массачусетском технологическом институте. Однажды утром, в понедельник, я вошел в семинарскую аудиторию и заметил там постороннего — высокого, хорошо одетого пожилого мужчину. Он сидел за профессорским столом, сделанным в виде гроба, и слушал выступавших, не проронив ни слова. Я посчитал — и не ошибся — что он из друзей профессора. Лишь много лет спустя я узнал, что Хэл, который к тому времени уже стал третьим лицом в ЦРУ, директором департамента оперативной службы, приезжал тогда в Бостон координировать операции по пресечению деятельности группы шпионов из-за «железного занавеса», завербовавших некоторых преподавателей Массачусетского технологического института.
Получилось так, что на том семинарском занятии я представлял свой реферат на тему пагубности американской ядерной политики взаимного гарантированного уничтожения, сокращенно — МАД. Помнится, это была жалкая курсовая работа студента. В заключении работы как-то бестолково обыгрывалось созвучие, что МАД (по-английски МАД — сумасшествие, безумие) — это «поистине сумасшедшая политика». По правде говоря, я зря хулю сам себя: доклад все-таки был довольно приличным, с привлечением открытых советских и американских первоисточников по проблемам ядерной стратегии.
После семинара импозантно выглядевший незнакомец представился, поздоровался со мной за руку и сказал, что мой доклад произвел на него хорошее впечатление. Так мы стояли, беседуя, и тут он произнес непристойную, но довольно забавную шутку насчет ядерного оружия и всего такого прочего. А потом я увидел свою подружку Молли Синклер, входившую в аудиторию. Мы поздоровались, удивившись неожиданной встрече вне Гарвардского студенческого городка.
Хэл пригласил нас обоих на ленч в ресторан «Мэйсон Роберт» на Школьной улице, в здании Олд-Сити-холл (с тех пор я с Молли побывал там еще разок, когда сделал ей предложение выйти за меня замуж, а она ответила, что подумает). За столом мы немало выпили, да и нашутились вдоволь. Хэл отпустил там еще одну неприличную шутку, отчего Молли покраснела.
— Вам обоим нужно держаться друг друга, — сказал он на ушко Молли, но не так уж тихо, чтобы я не услышал, — он мировой парень.
Она еще больше покраснела, стала совсем пунцовой.
Нас явно влекло друг к другу, но стали мы мужем и женой только через несколько лет.
* * *
— Рад снова встретиться с вами, — сказал Александр Траслоу. Я сидел на следующий день вместе с ним и Биллом Стирнсом в банкетном зале ресторана «Ритц-Карлтон». — Но должен признаться — удивлен немного. Когда мы говорили на похоронах Хэла, я остро почувствовал, что мое предложение вас ничуть не заинтересовало.
Одет он был в другой костюм, тоже сшитый на заказ, но уже изрядно помятый. С костюмом как-то не вязался галстук-бабочка: маленький, аккуратный, темно-синего цвета и неловко повязанный. Я надел свой лучший костюм, оливково-зеленого приглушенного цвета в клетку, приобретенный в магазине Андовера на Гарвардской площади, я намеревался произвести достойное впечатление на ветеранов.
Алекс Траслоу критически оглядел меня с разочарованным видом, одновременно намазывая масло на поджаренную булочку.
— Полагаю, вам известно о моей кратковременной карьере разведчика, — самонадеянно заявил я.
Он кивнул и сказал:
— Билл кое-что говорил мне. Знаю, что вы пережили трагедию и что вас уволили в отставку вчистую.
— Да, все так и было, — пробормотал я.
— Но это были ужасные дни.
— Такие дни, что мне и сейчас не хотелось бы говорить о них.
— Извините. По этой причине вы и уволились из «фирмы», правильно ли я понимаю?
— Да, это был предлог, — поправил я. — Но уволился я, вообще-то, из-за профиля работы. Ради семейного блага. Я поклялся жене, что не буду связываться с разведкой.
Алекс положил на стол булочку с маслом, так и не откусив, и заметил:
— И сам себе тоже.
— Так точно.
— Ну что ж, тогда давайте говорить напрямую. Вам известно, чем занимается моя Корпорация?
— Да так, в общем и целом.
— Ну так вот. Это международная консалтинговая компания. Полагаю, что лучшей характеристикой для нее будет сказать, что один из ее клиентов — это учреждение, где вы прежде работали. И я думаю, что вам об этом прекрасно известно.
— Стало быть, и это учреждение нуждается в ваших консультациях, — не утерпел я подковырнуть.
Траслоу лишь неопределенно пожал плечами и, слегка улыбнувшись, ответил:
— Да, без сомнения, но вы же понимаете, что я сейчас говорю лишь по праву адвоката своего клиента.
Я согласно кивнул головой, а он между тем продолжал:
— По различным причинам это учреждение нуждается в помощи частных компаний, не связанных с правительственными организациями. Каковы бы ни были причины — может, потому, что я работал в «фирме» столь длительно, что почти стал его неотъемлемой частью, — руководство из Лэнгли поручает и мне выполнять время от времени их заказы.
Я взял остывшую булочку и откусил кусочек. Про себя же я заметил, что Траслоу тщательно избегал произносить «ЦРУ».
— Да, вот еще что, — вступил в разговор Стирнс и, положив руку на плечо Алекса, подчеркнул: — Удивительная скромность, — а мне же пояснил: — Знаете ли, что Алекс состоит в окончательном списке кандидатов на должность директора «фирмы»?
— Да, знаю, — подтвердил я.
— Должно быть, в подходящих кандидатах ощущается нехватка, вот меня и включили, — скромно заметил Траслоу. — Посмотрим, что из этого выйдет. Как я уже сказал, моя Корпорация занимается выполнением ряда заказов, которые по тем или иным причинам поручило нам Лэнгли.
Стирнс пояснил:
— Вам же известно, что конгресс внимательно следит за деятельностью разведки и может в любое время прекратить ее работу. Особенно теперь, когда русский вопрос снят с повестки дня.
Я вежливо улыбнулся. На эту тему напряженно велись всякие разговоры среди сотрудников Управления, особенно среди тех, кто хотел бы бесконтрольно делать все, что ему заблагорассудится, вплоть до самых бредовых замыслов вроде предложений подсунуть Кастро сигару со взрывчаткой внутри и безнаказанно убивать диктаторов из стран «третьего мира».
* * *
— Ну ладно, — заключил Траслоу и понизил голос. — «Русский вопрос», как назвал его Билл, то есть распад Советского Союза, породил для нас целый ряд совершенно новых проблем.
— Конечно! — заметил я. — На кой черт нужно ЦРУ, если нет врага? Но в таком случае кому будет нужна Корпорация?
— Все не совсем так, — не согласился Траслоу. — Остается еще множество врагов. К сожалению, нам еще долго понадобится ЦРУ. Реформированное разведуправление, улучшенное. Конгресс, может, пока этого и не понимает, но со временем и до него дойдет. Ну а как вам известно, ЦРУ теперь меняет цели, все больше занимаясь вопросами экономического шпионажа и шпионажа среди частных компаний. Американские фирмы защищаются от компаний других стран, которые всячески стремятся выкрасть у них экономические и технические секреты. Вот где поле будущих сражений. А знаете ли вы, что незадолго до смерти Харрисон Синклер установил контакт с последним председателем бывшего КГБ?
— При посредничестве Макадамс, — уточнил я.
Он замолчал, удивившись и вздернув подбородок, а затем подтвердил:
— Да, так. Но, по-видимому, Хэл в это время тоже находился в Швейцарии и не только Шейла, но и он сам встречался с Орловым. Вспомним о предсмертной агонии советской империи — о провалившемся путче в августе 1991 года. В те дни старые опытные разведчики уже поняли, что игра проиграна. Бюрократы из коммунистической партии доживали последние денечки. Советская армия перешла на сторону Бориса Ельцина, а она ведь была тогда единственной надеждой на сохранение Советского Союза, хотя бы на время. А КГБ...
— Который и инспирировал этот путч, — не удержался я.
— Да, инспирировал и руководил, хотя гордиться тут нечем — дело-то ведь не выгорело. Сотрудники КГБ знали, что и недели не пройдет, ну, может, месяца, и их разгонят. И вот в этот момент Управление стало особенно пристально следить за Лубянкой. Следить за тем, как организация безропотно взойдет на эшафот...
— Или будет яростно сопротивляться, — вставил я.
— Уточнение вполне уместное, — согласился Траслоу. — Во всяком случае, именно тогда наше Управление стало отмечать необычно большие поступления «дипломатической почты» — дорожных чемоданов, мешков и коробок, если уж быть точным, — привозимой курьерами из Москвы в советское посольство в Женеве. Получателем груза был местный резидент КГБ.
— Извините меня, пожалуйста, — сказал тут Стирнс и поднялся из-за стола. — Но я должен уехать в офис.
Он попрощался, пожал Траслоу руку и уехал. Мы с Алексом, как я понял, должны были решать дело один на один.
— А не знаете ли, что там было в этих мешках и коробках?
— По правде говоря, не знаю, — ответил Траслоу. — Но полагаю, что-то очень ценное.
— Так для того, чтобы это выяснить, и понадобилась моя помощь?
Траслоу кивком головы подтвердил мою догадку. Наконец-то, он начал расправляться с булочкой.
— Ну а как конкретно?
— Путем расследования.
Я замолчал, размышляя, а потом спросил:
— Ну а почему же именно я?
— А потому что... — тут он начал говорить потише, — я не могу доверять этим парням из Лэнгли. Мне нужен человек со стороны — такой, кто знаком с «кухней» Центрального разведывательного управления, но не связан с ним.
Он надолго замолчал, как бы проверяя, достаточно ли откровенно говорит со мной. Наконец, встрепенулся и произнес:
— Выбора у меня особого нет: не знаю, кому в Управлении могу и дальше доверять.
— Что вы под этим подразумеваете?
Секунду-другую он колебался, а потом пояснил:
— В Лэнгли, Бен, процветает коррупция. Уверен, вы наслышаны о всяких историях...
— О некоторых знаю.
— Ну а вообще-то, дела там гораздо серьезнее, чем вы представляете. Кое-какие граничат с уголовными преступлениями... или с вопиющим мошенничеством.
Мне вспомнились предупреждения Мура: «В Центральном разведуправлении сейчас кавардак... Разгорается борьба не на жизнь, а на смерть... Огромные суммы денег... перекидывают с одних счетов на другие...» Тогда они показались мне преувеличенными пессимистическими причитаниями старика, засидевшегося в свое время на руководящем посту.
— Мне нужна конкретика, — попросил я.
— Конкретные факты вам предоставят, — ответил Траслоу. — И в гораздо большем объеме, чем вы ожидаете. Есть такая организация... небольшая... называется Совет старейшин... Но про нее здесь говорить не следует.
Лицо у него побагровело и он покачал головой.
— Ну а какое отношение имел Хэл Синклер ко всем этим «дипломатическим грузам»? — спросил я.
— Да в том-то и дело, что мы ничего не знаем. Никто не знает, для чего он встречался с Орловым, почему встреча проходила в строжайшей тайне. Не знаем также, какая конкретно заключалась сделка. Ну а потом появились слухи, что... дескать, Хэл получил на лапу огромные деньги...
— Получил на лапу? Хэл? И вы верите этим грязным сплетням?
— Бен, я же ведь вовсе не говорил, что верю слухам. Более того, я никак не желаю верить им. Я знаю Хэла и уверен, что, если даже он и встречался тайно с Орловым, ничего криминального не затевал. Но, независимо от его намерений, есть веские причины считать, что его убийство как-то связано с этой встречей. — «Довелось ли ему видеть фотографию, которую передал мне Мур?» — подумал я. Но не успел я спросить его об этом, как он продолжил свою мысль: — Дело тут вот в чем: через считанные дни сенат США собирается начать слушания по вопросу широко распространившейся коррупции внутри ЦРУ.
— Открытые слушания?
— Да. Отдельные заседания, без сомнения, закроют для журналистов. Но сенатский комитет по разведке уже достаточно наслушался этих сплетен и смело взялся разбирать их.
— Ну а Хэл замешан в них? Вы это хотели мне сказать?
— Официально не замешан. Пока не замешан. Я думаю даже, что до сената вряд ли дошли эти слухи. Там знают только, что пропала огромная сумма денег. Вот внутренняя инспекция Лэнгли и сделала мне заказ на расследование этих эпизодов. Изучить, чем занимался Хэл Синклер в последние дни своей жизни. Выяснить, почему его убили. Разыскать пропавшие деньги, узнать, куда они уплыли, кто замешан в этом деле. Расследование следует проводить тайно — коррупция проникла слишком глубоко. Таким образом, остается моя Корпорация «Траслоу ассошиейтс».
— А сколько пропало денег, о которых идет речь?
Траслоу в недоумении пожал плечами:
— Очень много. Огромное богатство. Позвольте мне уж и не говорить, по крайней мере сейчас.
— И вам я понадобился, чтобы...
— Я хочу, чтобы вы выяснили, что делал Хэл, встречаясь с Орловым. — Он посмотрел на меня, его карие глаза покраснели и увлажнились. — Бен, пока у вас есть прекрасный предлог отказаться от предложения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58