Они должны уметь перевоплотить агента полиции или разведки в совершенно другое лицо, которое невозможно распознать даже под самым пристальным взглядом. При этом еще техника маскировки — самая минимальная, а мастеров своего дела — раз два и обчелся.
Мне говорили, что самым лучшим таким художником является один человек, который иногда выполнял задания ЦРУ (а также гримировал многих киноактеров и телевизионных звезд, ну и еще известных религиозных и политических деятелей), но он, оказывается, уже не работал и проживал во Флориде.
Наконец, обзвонив многие салоны красоты и театры в Бостоне, я узнал адрес одного старого ветерана, венгра по происхождению, по имени Айво Балог, который кое-что делал для ФБР и, стало быть, был знаком с этим делом. Как мне сказали, он как-то сумел так загримировать агента ФБР, что тот проник в мафиозный клан в Провиденсе, да не раз, а дважды. Вот такой мастер мне как раз и нужен был.
Я узнал, что он является совладельцем гримерной театральной компании и обычно работает в офисе своей фирмы в старом здании в деловой части Бостона. Незадолго до полудня я связался с ним по телефону.
Поскольку мчаться в Бостон и возвращаться назад у меня просто времени уже не было, мы договорились встретиться в придорожной гостинице «Холидей» в Уорчестере, где я забронировал номер на одни сутки. Чтобы поехать и встретиться со мной, Айво пришлось отказаться от намеченных дел и встреч и перенести их на потом; при этом я намекнул, что игра стоит свеч и о потраченном времени жалеть ему не придется.
— Теперь мы должны разделиться, — сказал я Молли, когда подъехали к гостинице «Холидей». — Ты иди и сделай все, что нужно для вылета. Ну а когда закончишь — возвращайся сюда ко мне.
* * *
Айво Балогу на вид можно было дать лет семьдесят, по огрубевшим чертам лица, багровым щекам и носу сразу было видно, что он горький пьяница. И тем не менее с первого же взгляда мне стало ясно: несмотря на то, что в жизни он опустился донельзя, разума и сообразительности отнюдь не потерял.
Прежде чем открыть сумку с принадлежностями, он не менее, пожалуй, четверти часа просто стоял и со знанием дела дотошно изучал мое лицо и строение тела.
— Но кем же вы точно хотите стать? — наконец требовательно спросил Айво.
Мой ответ, хотя, как я полагал, был исчерпывающе ясен и обоснован, его никак не удовлетворил.
— А чем, по-вашему, зарабатывает себе на жизнь тот человек, на которого вы хотите походить? — продолжал расспрашивать он. — Где он проживает? Богат ли он или беден? Курит ли? Женат ли?
Минут пять-десять мы обсуждали всякие детали моей новой биографии для прикрытия. Несколько раз он отвергал мои предложения, повторяя снова и снова, словно некое заклинание, слова с сильным акцентом:
— Нет. Сутью любой достойной композиции должна быть простота.
Первым делом Балог обесцветил мои темно-каштановые волосы и брови, а затем придал им сероватый оттенок.
— Я могу прибавить вам лет этак десять — пятнадцать, но больше никак нельзя, будет подозрительно, — предостерег он.
Для чего мне все это понадобилось, он и понятия не имел, но совершенно очевидно, что в нем ощущалась известная напряженность, да и он чувствовал то же самое во мне.
Мне явно нравились его скрупулезность и предусмотрительность. На лицо он сначала наложил химический лосьон, чтобы придать ему загорелый и обветренный вид, а затем еще раз тщательно прошелся по деталям, чтобы отдельные складки особенно не выделялись.
— На все это уйдет по меньшей мере часа два, — пояснил он. — полагаю, у нас это время найдется.
— Да, — заверил я.
— Хорошо. Теперь позвольте мне взглянуть на одежду, которую вам придется надеть.
Внимательно осмотрев костюм и начищенные до блеска черные ботинки, он одобрительно кивнул головой. Немного подумав, он спросил:
— А где же бронежилет...
— А вот он, — ответил я, поднимая охотничью рубашку «Кул Макс» с глухим воротником, сшитую из сверхлегкого специального материала, который, как уверял Сиджер, в десять раз прочнее железа.
— Великолепно! — в восхищении воскликнул Балог. — Немного узковата, ну да ничего.
Когда оттеночный крем немного просох, Балог покрыл эмалью мои зубы, чтобы они потемнели, приделал мне небольшую аккуратную бородку с проседью, надел очки в роговой оправе и придал тем самым совершенно естественный вид, так что нельзя и догадаться, что я загримирован.
Молли, вернувшись в гостиницу, сразу меня и не узнала и, приложив от удивления ладонь ко рту, воскликнула:
— Боже мой, вылитый старик. Ты уже обманываешь меня во второй раз.
— Будет и третий, двух раз маловато, — ответил я, впервые повернулся к зеркалу и был тоже поражен. Перевоплощение оказалось просто сверхъестественным.
— Кресло в багажнике, — сказала она. — Ты же собирался хорошенько осмотреть его. Послушай...
Она с подозрением посмотрела на гримера, и я попросил его выйти на минутку в коридор, пока мы беседуем.
— Ну в чем там дело? — встревожился я.
— Да вот возникла одна проблема с этими слушаниями в сенате. Обычно они открываются и ведутся публично, за исключением особо предусмотренных случаев, и тогда проводятся при закрытых дверях. Но вот на этот раз по какой-то причине — может, потому что будут напрямую транслироваться по телевидению, — на заседания допускаются лишь представители прессы и «приглашенные гости».
Ответил я спокойно, стараясь не поддаваться панике:
— Ты же сказала «возникла». «Возникла одна проблема».
Она как-то жалко улыбнулась, видимо, обеспокоенная чем-то.
— Я позвонила в офис нашего нового сенатора от штата Массачусетс, — сказала она, — и представилась административным помощником доктора Чарльза Ллойда из Уэстона, который якобы сейчас в Вашингтоне и хотел бы лично поприсутствовать на слушаниях. Помощники сенатора, как всегда, готовы оказать услугу своим избирателям. Так что пропуск в сенат уже ожидает тебя у зала, где будут проводиться слушания.
Она наклонилась и поцеловала меня в лоб.
— Ну, спасибочки, — ответил я. — Но у меня ведь нет никакого документа на это имя, а время на его...
— А при проверке удостоверения никто и не спрашивает. Я попросила... сказала им, что у тебя стащили бумажник с деньгами и всеми документами, ну, они посоветовали, чтобы ты позвонил в вашингтонскую полицию насчет пропажи. Так или иначе для прохода на открытые слушания удостоверений личности никогда не требовали, да и пропуска, между прочим, редко когда спрашивают.
— А что, если проверят и найдут, что такого человека не существует?
— Да не будут они проверять, а даже если и будут, то такой человек существует. Этот Чарли Ллойд — он заведующий хирургическим отделением в нашей Массачусетской больнице широкого профиля. А отпуск он всегда проводит на юге Франции. Я все проверила и перепроверила. Как раз сейчас доктор Ллойд вместе с женой находится в отпуске и сидит на песочке на Йерских островах близ Тулона. Разумеется, в случае звонка его персонал в больнице ответит, что доктора в городе нет. Ведь никому не интересно, что их шеф пьянствует в Провансе или в каком-нибудь другом месте.
— Ну, ты просто гений!
— И на том спасибо. — Она шутливо поклонилась. — Ну а теперь насчет вылета...
И по ее тону я сразу же понял, что тут не все гладко, и поэтому сказал:
— Нет-нет, Молли. Только не говори, что вылет срывается.
Она ответила, чуть ли не впав в истерику:
— Я обзвонила все частные чартерные компании в радиусе ста миль и нашла всего одну-единственную, у которой есть самолет, готовый к вылету по такой поздней заявке. Все остальные уже заказаны с неделю назад.
— Ну и ты, я полагаю, зарезервировала этот самолет...
Поколебавшись немного, она ответила:
— Да. Зарезервировала. Но компания находится не так-то близко. Она в Логанском аэропорту.
— Да туда же ехать целый час! — вскричал я и глянул на часы — было уже начало четвертого, а в сенат нужно поспеть до семи. Таким образом, у нас оставалось всего четыре часа. — Позвони им и попроси прислать самолет в Бедфордовский аэропорт. Заплати, сколько запросят. Давай звони сейчас же!
— Да я уже говорила! — тоже взорвалась Молли. — Говорила я, черт бы их побрал! Предложила двойную, даже тройную цену! Но единственный свободный у них самолет — двухмоторная «Сессна-303» — занят до двенадцати или до часу, а потом его еще надо заправлять горючим и делать всякие там предполетные работы...
— Хреново дело, Молли! Нам нужно быть в Вашингтоне к шести самое позднее! Твой отец, черт бы его побрал...
— Знаю! — пронзительно завопив, она оборвала меня, слезы так и катились по ее щекам. — Думаешь, я не знаю, что счет идет на секунды? Самолет будет там через полчаса.
— Вряд ли нам хватит времени поспеть в Вашингтон. Ведь полет займет часа два с половиной!
— Слава Богу, Бен, что из Бостона в Вашингтон каждые полчаса регулярно вылетает самолет! Проблем с билетами вроде не должно возникнуть...
— Нет! Лететь коммерческим рейсом мы просто не вправе. Это безумие. В такой-то момент? Это больно уж рискованно по всяким разным причинам, не говоря уже о спрятанных пистолетах. — Опять взглянув на часы, я быстренько прикинул в уме.
— Но если вылетим сейчас же, то поспеем в сенат впритык.
Я позвал Балога, расплатился с ним, щедро отблагодарив за быструю помощь, и проводил из гостиницы.
— Давай, быстренько сматываемся из этой гостиницы, черт бы ее побрал, — вернувшись, сказал я Молли.
Было уже десять минут четвертого.
68
Уже через полчаса мы летели в самолете коммерческим рейсом. Молли, как всегда, сумела провернуть почти немыслимые дела за короткий промежуток времени.
Архитектурная планировка всех общественных зданий в Вашингтоне в секрете не держится, все поэтажные планы хранятся в городском архивном бюро. Тем не менее проблема состоит в том, чтобы достать их оттуда: некоторые частные вашингтонские компании поднаторели в этом деле и за плату ищут и достают планы. Пока меня гримировали под благообразного старика, прикованного к инвалидной коляске, Молли обратилась в одну такую компанию и попросила переслать для нее в местную копировальную контору по факсу (разумеется, за непомерно высокую плату — за скорость) фотокопию плана Оленьего корпуса сената.
Пока план доставали, снимали с него копии и пересылали их, она, представившись редактором газеты «Уорчестер телеграм», связалась с офисом сенатора от штата Огайо, который был заместителем председателя специального сенатского комитета по разведке. Пресс-секретарь сенатора был чрезвычайно обрадован тем, что ему выпала честь переслать по факсу уважаемой редакторше самое последнее расписание вечерних слушаний чрезвычайного заседания комитета.
Спасибо Господу Богу, подумал я про себя, за изобретение факсимильной техники.
Во время полета, продолжавшегося два с половиной часа, мы внимательно изучали расписание и схему расположения комнат и залов в здании, пока я окончательно не утвердился во мнении, что мой план вполне может сработать. По всему было видно, что он прост и надежен.
* * *
Ровно в 18 часов 45 минут такси, в котором я вез инвалидное кресло, подкатило к входу в Олений административный корпус сената. А несколькими минутами раньше водитель по нашей просьбе высадил Молли у агентства по прокату автомашин, в нескольких кварталах от сената. Ей не понравился мой замысел в общем плане: она считала, что если я рискую своей жизнью ради спасения жизни ее отца, то почему она должна быть в стороне, дежуря наготове в машине, на которой мы все втроем потом скроемся? Она, дескать, уже ждала меня, умирая от страха в автомобиле, тогда, в Баден-Бадене, около здания ванной, и больше дожидаться не намерена.
— А я не желаю, чтобы ты шла туда, — говорил я ей на пути в Капитолий. — Пусть подвергается опасности лишь кто-то один из нас.
Она попыталась энергично и пылко протестовать, но я терпеливо объяснял:
— Да даже если бы у тебя изменили внешность, все равно появляться в зале нам обоим слишком рискованно. К посетителям будут приглядываться особенно пристально, и нам никак нельзя, чтобы нас засекли вместе. Будет один — тогда, может, и опознают одного, а если мы будем вдвоем, тогда и вероятность того, что нас засекут, возрастет вдвое. Да и само наше дело требует, чтобы в зале был только один человек.
— Ну а поскольку личность убийцы мы не знаем, то к чему же эта маскировка?
— Могут оказаться и другие люди — работающие на Траслоу или немцы, которых, без сомнения, проинструктируют насчет моего возможного появления. А также люди, которых специально нацелят на то, чтобы опознать и ликвидировать меня, — разъяснял я.
— Ну ладно. Но я все же никак не возьму в толк, почему ты не можешь тайком пронести пистолет на балкон для прессы и поразить оттуда убийцу? Сильно сомневаюсь, чтобы и там был установлен детектор металла.
— Кто знает, может там установили такой на сегодняшний вечер, хотя я тоже сомневаюсь. Но в любом случае, если даже пронесешь туда пистолет — толку от него будет мало. Балкон для прессы находится наверху — слишком далеко от места, где выступают свидетели. Стало быть, и слишком далеко от места, где должен находиться убийца.
— Слишком далеко? — возразила Молли. — Но ты же, Бен, меткий стрелок. Господи, да я же сама стрелок что надо!
— Нет, это не дело, — резко ответил я. — Я непременно должен быть там, вблизи от убийцы, чтобы определить наверняка, что это именно он. Балкон для прессы расположен слишком далеко.
Я все же переспорил Молли, и она нехотя согласилась с моими доводами. В вопросах медицины она, конечно, разбирается лучше меня, но в том, что нам предстояло сделать, — тут уж, извините, верх мой.
Здание Капитолия было все залито светом, его купол ярко сиял в вечерних сумерках. Рабочий день кончился, правительственные служащие спешили по домам; как всегда в это время, на улицах образовались транспортные заторы.
Около Оленьего корпуса собралась порядочная толпа народу: приглашенные, просто зеваки и журналисты. Перед дверью вытянулась змейкой длинная очередь, видимо, люди ждали, когда позволят проходить в зал № 216. Среди них были знаменитые деятели, знакомые этих деятелей и просто те, кто достал входной билет по блату. В толпе находились довольно известные лица, что, собственно, и не удивительно: предстоящие чрезвычайные слушания были своего рода сенсацией в Вашингтоне: чтобы посмотреть их и послушать, в столицу съехались многие ведущие сильные мира сего. Явился и новый директор Центрального разведывательного управления Александр Траслоу, только что возвратившийся из Германии.
А он-то ради чего объявился здесь?
Присутствовали также телевизионщики двух из четырех крупнейших американских телевизионных общенациональных компаний, откликающихся на все более или менее значительные события в мире и регулярно показывающие их в программах новостей.
Как же станут реагировать телезрители всего мира, когда увидят на экранах, что нежданный свидетель — не кто иной, как покойный Харрисон Синклер? По-видимому, все просто впадут в транс.
Но даже внезапное появление Синклера будет ничто по сравнению с прямой трансляцией по телевидению сцены, как его убивают.
Когда же он появится?
И откуда?
Как же все-таки мне остановить его, защитить, если я не знаю, когда и из какого входа он появится в зале?
Водитель выкатил из фургона на платформу сзади кресло-каталку и под жалобный вой электропривода опустил платформу на землю, затем он высвободил коляску от зажимов на платформе, помог мне взобраться в нее и покатил к входу, около которого толпились люди. Я расплатился с ним, и он ушел.
Я сразу почувствовал себя беззащитным и уязвимым и не на шутку испугался.
Для Траслоу с его подручными и для нового канцлера Германии на карту было поставлено слишком многое. Рисковать тем, что их разоблачат, они никак не могли, об этом и говорить не приходилось.
Всего два человека — какие-то два жалких маленьких человечка — встали на пути между ними и их замыслами покорения всего мира. Между ними и разделенным на сферы влияния новым миром; между ними и их несметными богатствами в будущем. Не какими-то мизерными пятью или даже десятью миллиардами долларов, а многими сотнями миллиардов долларов.
Так что же по сравнению с этими перспективами значили для них жизни двух профессиональных шпионов: Бенджамина Эллисона и Харрисона Синклера?
Так стоит ли сомневаться, что они не остановятся ни перед чем, чтобы только, как говорят в сфере шпионажа, нейтрализовать нас?
Нет, сомневаться не приходится.
И вот там, в зале, отделенный от толпы, в которой я пока находился, миновав две арки с детекторами металла и две цепи охранников, сидел Александр Траслоу, ожидая начала слушаний и бросая реплики знакомым. Сомнений в том, что его охрана уже расставлена повсюду, нет никаких.
Ну, так где же убийца?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
Мне говорили, что самым лучшим таким художником является один человек, который иногда выполнял задания ЦРУ (а также гримировал многих киноактеров и телевизионных звезд, ну и еще известных религиозных и политических деятелей), но он, оказывается, уже не работал и проживал во Флориде.
Наконец, обзвонив многие салоны красоты и театры в Бостоне, я узнал адрес одного старого ветерана, венгра по происхождению, по имени Айво Балог, который кое-что делал для ФБР и, стало быть, был знаком с этим делом. Как мне сказали, он как-то сумел так загримировать агента ФБР, что тот проник в мафиозный клан в Провиденсе, да не раз, а дважды. Вот такой мастер мне как раз и нужен был.
Я узнал, что он является совладельцем гримерной театральной компании и обычно работает в офисе своей фирмы в старом здании в деловой части Бостона. Незадолго до полудня я связался с ним по телефону.
Поскольку мчаться в Бостон и возвращаться назад у меня просто времени уже не было, мы договорились встретиться в придорожной гостинице «Холидей» в Уорчестере, где я забронировал номер на одни сутки. Чтобы поехать и встретиться со мной, Айво пришлось отказаться от намеченных дел и встреч и перенести их на потом; при этом я намекнул, что игра стоит свеч и о потраченном времени жалеть ему не придется.
— Теперь мы должны разделиться, — сказал я Молли, когда подъехали к гостинице «Холидей». — Ты иди и сделай все, что нужно для вылета. Ну а когда закончишь — возвращайся сюда ко мне.
* * *
Айво Балогу на вид можно было дать лет семьдесят, по огрубевшим чертам лица, багровым щекам и носу сразу было видно, что он горький пьяница. И тем не менее с первого же взгляда мне стало ясно: несмотря на то, что в жизни он опустился донельзя, разума и сообразительности отнюдь не потерял.
Прежде чем открыть сумку с принадлежностями, он не менее, пожалуй, четверти часа просто стоял и со знанием дела дотошно изучал мое лицо и строение тела.
— Но кем же вы точно хотите стать? — наконец требовательно спросил Айво.
Мой ответ, хотя, как я полагал, был исчерпывающе ясен и обоснован, его никак не удовлетворил.
— А чем, по-вашему, зарабатывает себе на жизнь тот человек, на которого вы хотите походить? — продолжал расспрашивать он. — Где он проживает? Богат ли он или беден? Курит ли? Женат ли?
Минут пять-десять мы обсуждали всякие детали моей новой биографии для прикрытия. Несколько раз он отвергал мои предложения, повторяя снова и снова, словно некое заклинание, слова с сильным акцентом:
— Нет. Сутью любой достойной композиции должна быть простота.
Первым делом Балог обесцветил мои темно-каштановые волосы и брови, а затем придал им сероватый оттенок.
— Я могу прибавить вам лет этак десять — пятнадцать, но больше никак нельзя, будет подозрительно, — предостерег он.
Для чего мне все это понадобилось, он и понятия не имел, но совершенно очевидно, что в нем ощущалась известная напряженность, да и он чувствовал то же самое во мне.
Мне явно нравились его скрупулезность и предусмотрительность. На лицо он сначала наложил химический лосьон, чтобы придать ему загорелый и обветренный вид, а затем еще раз тщательно прошелся по деталям, чтобы отдельные складки особенно не выделялись.
— На все это уйдет по меньшей мере часа два, — пояснил он. — полагаю, у нас это время найдется.
— Да, — заверил я.
— Хорошо. Теперь позвольте мне взглянуть на одежду, которую вам придется надеть.
Внимательно осмотрев костюм и начищенные до блеска черные ботинки, он одобрительно кивнул головой. Немного подумав, он спросил:
— А где же бронежилет...
— А вот он, — ответил я, поднимая охотничью рубашку «Кул Макс» с глухим воротником, сшитую из сверхлегкого специального материала, который, как уверял Сиджер, в десять раз прочнее железа.
— Великолепно! — в восхищении воскликнул Балог. — Немного узковата, ну да ничего.
Когда оттеночный крем немного просох, Балог покрыл эмалью мои зубы, чтобы они потемнели, приделал мне небольшую аккуратную бородку с проседью, надел очки в роговой оправе и придал тем самым совершенно естественный вид, так что нельзя и догадаться, что я загримирован.
Молли, вернувшись в гостиницу, сразу меня и не узнала и, приложив от удивления ладонь ко рту, воскликнула:
— Боже мой, вылитый старик. Ты уже обманываешь меня во второй раз.
— Будет и третий, двух раз маловато, — ответил я, впервые повернулся к зеркалу и был тоже поражен. Перевоплощение оказалось просто сверхъестественным.
— Кресло в багажнике, — сказала она. — Ты же собирался хорошенько осмотреть его. Послушай...
Она с подозрением посмотрела на гримера, и я попросил его выйти на минутку в коридор, пока мы беседуем.
— Ну в чем там дело? — встревожился я.
— Да вот возникла одна проблема с этими слушаниями в сенате. Обычно они открываются и ведутся публично, за исключением особо предусмотренных случаев, и тогда проводятся при закрытых дверях. Но вот на этот раз по какой-то причине — может, потому что будут напрямую транслироваться по телевидению, — на заседания допускаются лишь представители прессы и «приглашенные гости».
Ответил я спокойно, стараясь не поддаваться панике:
— Ты же сказала «возникла». «Возникла одна проблема».
Она как-то жалко улыбнулась, видимо, обеспокоенная чем-то.
— Я позвонила в офис нашего нового сенатора от штата Массачусетс, — сказала она, — и представилась административным помощником доктора Чарльза Ллойда из Уэстона, который якобы сейчас в Вашингтоне и хотел бы лично поприсутствовать на слушаниях. Помощники сенатора, как всегда, готовы оказать услугу своим избирателям. Так что пропуск в сенат уже ожидает тебя у зала, где будут проводиться слушания.
Она наклонилась и поцеловала меня в лоб.
— Ну, спасибочки, — ответил я. — Но у меня ведь нет никакого документа на это имя, а время на его...
— А при проверке удостоверения никто и не спрашивает. Я попросила... сказала им, что у тебя стащили бумажник с деньгами и всеми документами, ну, они посоветовали, чтобы ты позвонил в вашингтонскую полицию насчет пропажи. Так или иначе для прохода на открытые слушания удостоверений личности никогда не требовали, да и пропуска, между прочим, редко когда спрашивают.
— А что, если проверят и найдут, что такого человека не существует?
— Да не будут они проверять, а даже если и будут, то такой человек существует. Этот Чарли Ллойд — он заведующий хирургическим отделением в нашей Массачусетской больнице широкого профиля. А отпуск он всегда проводит на юге Франции. Я все проверила и перепроверила. Как раз сейчас доктор Ллойд вместе с женой находится в отпуске и сидит на песочке на Йерских островах близ Тулона. Разумеется, в случае звонка его персонал в больнице ответит, что доктора в городе нет. Ведь никому не интересно, что их шеф пьянствует в Провансе или в каком-нибудь другом месте.
— Ну, ты просто гений!
— И на том спасибо. — Она шутливо поклонилась. — Ну а теперь насчет вылета...
И по ее тону я сразу же понял, что тут не все гладко, и поэтому сказал:
— Нет-нет, Молли. Только не говори, что вылет срывается.
Она ответила, чуть ли не впав в истерику:
— Я обзвонила все частные чартерные компании в радиусе ста миль и нашла всего одну-единственную, у которой есть самолет, готовый к вылету по такой поздней заявке. Все остальные уже заказаны с неделю назад.
— Ну и ты, я полагаю, зарезервировала этот самолет...
Поколебавшись немного, она ответила:
— Да. Зарезервировала. Но компания находится не так-то близко. Она в Логанском аэропорту.
— Да туда же ехать целый час! — вскричал я и глянул на часы — было уже начало четвертого, а в сенат нужно поспеть до семи. Таким образом, у нас оставалось всего четыре часа. — Позвони им и попроси прислать самолет в Бедфордовский аэропорт. Заплати, сколько запросят. Давай звони сейчас же!
— Да я уже говорила! — тоже взорвалась Молли. — Говорила я, черт бы их побрал! Предложила двойную, даже тройную цену! Но единственный свободный у них самолет — двухмоторная «Сессна-303» — занят до двенадцати или до часу, а потом его еще надо заправлять горючим и делать всякие там предполетные работы...
— Хреново дело, Молли! Нам нужно быть в Вашингтоне к шести самое позднее! Твой отец, черт бы его побрал...
— Знаю! — пронзительно завопив, она оборвала меня, слезы так и катились по ее щекам. — Думаешь, я не знаю, что счет идет на секунды? Самолет будет там через полчаса.
— Вряд ли нам хватит времени поспеть в Вашингтон. Ведь полет займет часа два с половиной!
— Слава Богу, Бен, что из Бостона в Вашингтон каждые полчаса регулярно вылетает самолет! Проблем с билетами вроде не должно возникнуть...
— Нет! Лететь коммерческим рейсом мы просто не вправе. Это безумие. В такой-то момент? Это больно уж рискованно по всяким разным причинам, не говоря уже о спрятанных пистолетах. — Опять взглянув на часы, я быстренько прикинул в уме.
— Но если вылетим сейчас же, то поспеем в сенат впритык.
Я позвал Балога, расплатился с ним, щедро отблагодарив за быструю помощь, и проводил из гостиницы.
— Давай, быстренько сматываемся из этой гостиницы, черт бы ее побрал, — вернувшись, сказал я Молли.
Было уже десять минут четвертого.
68
Уже через полчаса мы летели в самолете коммерческим рейсом. Молли, как всегда, сумела провернуть почти немыслимые дела за короткий промежуток времени.
Архитектурная планировка всех общественных зданий в Вашингтоне в секрете не держится, все поэтажные планы хранятся в городском архивном бюро. Тем не менее проблема состоит в том, чтобы достать их оттуда: некоторые частные вашингтонские компании поднаторели в этом деле и за плату ищут и достают планы. Пока меня гримировали под благообразного старика, прикованного к инвалидной коляске, Молли обратилась в одну такую компанию и попросила переслать для нее в местную копировальную контору по факсу (разумеется, за непомерно высокую плату — за скорость) фотокопию плана Оленьего корпуса сената.
Пока план доставали, снимали с него копии и пересылали их, она, представившись редактором газеты «Уорчестер телеграм», связалась с офисом сенатора от штата Огайо, который был заместителем председателя специального сенатского комитета по разведке. Пресс-секретарь сенатора был чрезвычайно обрадован тем, что ему выпала честь переслать по факсу уважаемой редакторше самое последнее расписание вечерних слушаний чрезвычайного заседания комитета.
Спасибо Господу Богу, подумал я про себя, за изобретение факсимильной техники.
Во время полета, продолжавшегося два с половиной часа, мы внимательно изучали расписание и схему расположения комнат и залов в здании, пока я окончательно не утвердился во мнении, что мой план вполне может сработать. По всему было видно, что он прост и надежен.
* * *
Ровно в 18 часов 45 минут такси, в котором я вез инвалидное кресло, подкатило к входу в Олений административный корпус сената. А несколькими минутами раньше водитель по нашей просьбе высадил Молли у агентства по прокату автомашин, в нескольких кварталах от сената. Ей не понравился мой замысел в общем плане: она считала, что если я рискую своей жизнью ради спасения жизни ее отца, то почему она должна быть в стороне, дежуря наготове в машине, на которой мы все втроем потом скроемся? Она, дескать, уже ждала меня, умирая от страха в автомобиле, тогда, в Баден-Бадене, около здания ванной, и больше дожидаться не намерена.
— А я не желаю, чтобы ты шла туда, — говорил я ей на пути в Капитолий. — Пусть подвергается опасности лишь кто-то один из нас.
Она попыталась энергично и пылко протестовать, но я терпеливо объяснял:
— Да даже если бы у тебя изменили внешность, все равно появляться в зале нам обоим слишком рискованно. К посетителям будут приглядываться особенно пристально, и нам никак нельзя, чтобы нас засекли вместе. Будет один — тогда, может, и опознают одного, а если мы будем вдвоем, тогда и вероятность того, что нас засекут, возрастет вдвое. Да и само наше дело требует, чтобы в зале был только один человек.
— Ну а поскольку личность убийцы мы не знаем, то к чему же эта маскировка?
— Могут оказаться и другие люди — работающие на Траслоу или немцы, которых, без сомнения, проинструктируют насчет моего возможного появления. А также люди, которых специально нацелят на то, чтобы опознать и ликвидировать меня, — разъяснял я.
— Ну ладно. Но я все же никак не возьму в толк, почему ты не можешь тайком пронести пистолет на балкон для прессы и поразить оттуда убийцу? Сильно сомневаюсь, чтобы и там был установлен детектор металла.
— Кто знает, может там установили такой на сегодняшний вечер, хотя я тоже сомневаюсь. Но в любом случае, если даже пронесешь туда пистолет — толку от него будет мало. Балкон для прессы находится наверху — слишком далеко от места, где выступают свидетели. Стало быть, и слишком далеко от места, где должен находиться убийца.
— Слишком далеко? — возразила Молли. — Но ты же, Бен, меткий стрелок. Господи, да я же сама стрелок что надо!
— Нет, это не дело, — резко ответил я. — Я непременно должен быть там, вблизи от убийцы, чтобы определить наверняка, что это именно он. Балкон для прессы расположен слишком далеко.
Я все же переспорил Молли, и она нехотя согласилась с моими доводами. В вопросах медицины она, конечно, разбирается лучше меня, но в том, что нам предстояло сделать, — тут уж, извините, верх мой.
Здание Капитолия было все залито светом, его купол ярко сиял в вечерних сумерках. Рабочий день кончился, правительственные служащие спешили по домам; как всегда в это время, на улицах образовались транспортные заторы.
Около Оленьего корпуса собралась порядочная толпа народу: приглашенные, просто зеваки и журналисты. Перед дверью вытянулась змейкой длинная очередь, видимо, люди ждали, когда позволят проходить в зал № 216. Среди них были знаменитые деятели, знакомые этих деятелей и просто те, кто достал входной билет по блату. В толпе находились довольно известные лица, что, собственно, и не удивительно: предстоящие чрезвычайные слушания были своего рода сенсацией в Вашингтоне: чтобы посмотреть их и послушать, в столицу съехались многие ведущие сильные мира сего. Явился и новый директор Центрального разведывательного управления Александр Траслоу, только что возвратившийся из Германии.
А он-то ради чего объявился здесь?
Присутствовали также телевизионщики двух из четырех крупнейших американских телевизионных общенациональных компаний, откликающихся на все более или менее значительные события в мире и регулярно показывающие их в программах новостей.
Как же станут реагировать телезрители всего мира, когда увидят на экранах, что нежданный свидетель — не кто иной, как покойный Харрисон Синклер? По-видимому, все просто впадут в транс.
Но даже внезапное появление Синклера будет ничто по сравнению с прямой трансляцией по телевидению сцены, как его убивают.
Когда же он появится?
И откуда?
Как же все-таки мне остановить его, защитить, если я не знаю, когда и из какого входа он появится в зале?
Водитель выкатил из фургона на платформу сзади кресло-каталку и под жалобный вой электропривода опустил платформу на землю, затем он высвободил коляску от зажимов на платформе, помог мне взобраться в нее и покатил к входу, около которого толпились люди. Я расплатился с ним, и он ушел.
Я сразу почувствовал себя беззащитным и уязвимым и не на шутку испугался.
Для Траслоу с его подручными и для нового канцлера Германии на карту было поставлено слишком многое. Рисковать тем, что их разоблачат, они никак не могли, об этом и говорить не приходилось.
Всего два человека — какие-то два жалких маленьких человечка — встали на пути между ними и их замыслами покорения всего мира. Между ними и разделенным на сферы влияния новым миром; между ними и их несметными богатствами в будущем. Не какими-то мизерными пятью или даже десятью миллиардами долларов, а многими сотнями миллиардов долларов.
Так что же по сравнению с этими перспективами значили для них жизни двух профессиональных шпионов: Бенджамина Эллисона и Харрисона Синклера?
Так стоит ли сомневаться, что они не остановятся ни перед чем, чтобы только, как говорят в сфере шпионажа, нейтрализовать нас?
Нет, сомневаться не приходится.
И вот там, в зале, отделенный от толпы, в которой я пока находился, миновав две арки с детекторами металла и две цепи охранников, сидел Александр Траслоу, ожидая начала слушаний и бросая реплики знакомым. Сомнений в том, что его охрана уже расставлена повсюду, нет никаких.
Ну, так где же убийца?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58