20
На улице было темно, пустынно и скользко от воды. Моросил мелкий-мелкий дождь.
И вот в конце квартала, ярдах в ста, показалось стоящее желтое такси. «А почему в конце квартала? Почему именно там?» — задавался я вопросом.
Я припустился бежать и, приблизившись, разглядел на заднем сиденье машины силуэт женской головы. Она не двигалась.
«Молли это или не она? На таком расстоянии сказать с уверенностью нельзя, но ведь она же должна быть там? Зачем она там? — думал я на бегу. — Что случилось?»
Что-то заставило меня инстинктивно замедлить бег, и я молниеносно оглянулся по сторонам.
Что там такое?
Что-то не так. Появилось слишком много прохожих в это позднее время, да еще под дождем. Идут они как-то необычно, слишком медленно. Люди под дождем стараются ускорить шаг...
А может, меня просто обуяла чрезмерная подозрительность?
Да конечно же, прохожие как прохожие, идут своим путем.
И тут на какое-то мгновение, на сотую долю секунды, я перехватил взгляд одного из прохожих — высокого сухопарого мужчины в черном или темно-синем дождевике и в темной вязаной шапочке с козырьком. Он явно следил за мной. Наши глаза встретились на долю секунды.
Лицо у него было неестественно бледным, будто совершенно обесцвеченным. Губы тонкие и бескровные, как и лицо. Под глазами глубокие желтоватые круги. Выбивающиеся из-под шапочки волосы тоже очень светлые и зачесаны назад.
Он моментально отвел взгляд, притворившись, будто посмотрел на меня нечаянно.
Почти альбинос, сказала тогда Молли. Тот самый человек, который «приставал» к ней в больнице, выпытывая, а не говорил ли ей Харрисон Синклер что-нибудь про счета и деньги.
Теперь все предстало в ином свете. Телефонный звонок, силуэт Молли в такси — все это определенно предвещало угрозу, а за время своей службы в ЦРУ я научился чуять опасность, мгновенно оценивать обстановку... и опять я перехватил чей-то взгляд, тусклый блеск чего-то такого — металлического? — в свете уличного фонаря через дорогу.
Затем послышался слабый шуршащий звук, будто от трения материи об материю или об кожу. На фоне обычного уличного шума я явственно различил знакомый звук — так шуршит кобура, когда из нее вытаскивают оружие, может ли быть такое?
Тут же раздался гортанный мужской возглас: «Ложись!» — я мгновенно распластался на тротуаре.
Внезапно уличную тишину расколола пугающая какофония звуков — какое-то адское смешение выстрелов и выкриков... негромкие выстрелы из автоматов, снабженных глушителями, противный визг пуль, отскакивающих рикошетом от капотов впереди стоящих автомашин. Где-то раздался скрежущий звук тормозов и одновременно звон разбивающегося вдребезги лобового стекла. Кое-где начали биться и оконные стекла — наверное, от шальных пуль.
Я привстал на четвереньки, пытаясь определить, откуда стреляют, и так, на четвереньках, быстро пополз в сторону, а мысли в голове скакали галопом. Где стреляют? Догадаться точно нельзя...
С другой стороны улицы? Слева? Да, вроде слева, со стороны... точно, из такси!
Ко мне бежала темная фигура, раздался еще один предостерегающий крик, разобрать, что кричат, нельзя, но я на всякий случай опять распластался на тротуаре, и тут же мгновенно прошлась еще одна автоматная очередь. На этот раз пули просвистели в опасной близости. Что-то больно ужалило меня в щеку и лоб, чиркнуло по челюсти и вонзилось в ляжку. И только я прополз мимо какой-то автомашины, как у нее вдребезги разлетелось переднее стекло.
Я угодил в западню: преследующий меня человек неотступно приближался, а оружия у меня не было. Не помня себя, я нырнул под стоявшую рядом машину, а следом раздалась еще одна очередь из бесшумного автомата, чей-то дикий предсмертный вопль, визг тормозов, и... все смолкло.
Могильная тишина.
Из-под колес автомашины я сразу же разглядел прямо на другой стороне улицы в свете зажженных фар распластанное неподвижное тело человека — лицо его было повернуто в сторону, затылок разможжен в кровавое месиво.
Неужели это тот самый альбинос, которого я заметил секундами раньше?
Нет, сразу видно — не он. Убитый помассивнее и поприземистее.
В полной тишине в ушах у меня все еще стоял хлесткий треск выстрелов и звон разбитого вдребезги стекла. Долго лежал я лод машиной, боясь пошевелиться, ибо малейшее движение сразу выдало бы мое убежище.
А потом услышал, как меня кто-то зовет.
— Бен! — голос будто знакомый.
Вот голос приближается — он раздается из открытого окна двигающейся автомашины.
— Вен! С вами все в порядке?
Какое-то мгновение я не мог даже рта раскрыть.
— Черт побери, — услышал я опять тот же голос. — Надеюсь, его не зацепило.
— Здесь я, — наконец-то выдавил я из себя. — Тут я, тут.
21
Через несколько минут я, еще не придя в себя от пережитого, ехал на заднем сиденье в пуленепробиваемом белом автомобиле.
Впереди, между мною и водителем, в отдельной кабинке, отгороженной от меня толстым стеклом, сидел Чарльз Росси. В салоне автомобиля были установлены всякие электронные приспособления, столь необходимые пассажиру в пути: встроенный небольшой телевизор, кофемолка-кофеварка, даже факсовый аппарат.
— Я рад, что с вами все в порядке, — раздался металлический голос Росси, усиленный двусторонним электронным переговорным устройством. Разделявшее нас стекло оказалось звуконепроницаемым. — Нам нужно всерьез поговорить.
— Что, черт бы вас побрал, все это значит?
— Мистер Эллисон, — сказал Росси таким тоном, будто все ему уже надоело. — Ваша жизнь в опасности. И это совсем не игрушки.
Странно как-то, но страха я не ощутил. Может, еще не отошел от всего того, что только что произошло? Скажем, от шока из-за внезапного исчезновения Молли? Наоборот, я чувствовал какое-то слабое, отдаленное раздражение, уверенность, что все складывается не так, как должно... И при этом не испытывал, как ни странно, никакого гнева.
— Ну а где же Молли? — тупо поинтересовался я.
— Ей ничто не угрожает. Знайте это, — ответил с натужным вздохом по переговорнику Росси.
— Она у вас? — спросил я.
— Да, — подтвердил будто издалека Росси, — она у нас.
— Что вы с ней сделали?
— Вы ее скоро увидите, — пообещал Росси, — и поймете, что мы сделали это ради ее же безопасности. Уверяю вас.
Говорил он многообещающе, спокойно и рассудительно.
— Вы ее увидите довольно-скоро. Мы ее охраняем. Вы сможете пообщаться с ней несколько часов — и все поймете.
— Ну ладно, а кто же хотел убить меня?
— Мы не знаем.
— Вы много чего не знаете, не так ли?
— Был ли это кто-то из наших или еще откуда-то, сказать об этом пока не можем.
Кто-то из наших. Из ЦРУ что ли? А «еще откуда-то» — это из других спецслужб? В таком случае, что им известно обо мне?
Я потянулся к дверной ручке и попытался открыть дверь, но она оказалась запертой.
— И не пытайтесь, — сказал Росси. — Пожалуйста. Вы представляете слишком большую ценность для нас. Я вовсе не хочу, чтобы вас даже ранили.
Машина ехала и ехала, куда — я не знал, не соображал даже. Только теперь я стал приходить в себя.
— Меня все же зацепило, — сообщил я.
— Гм-м. Вы вроде в порядке, Бен?
— Нет, меня долбануло.
Почувствовав боль в ляжке, я расстегнул ремень и, запустив руку под трусы, вытащил из ноги иглу — маленькую черную стрелку, вокруг которой уже начала воспаляться кожа.
— Что это вы сделали? — спросил я.
— Что сделали? — не понял Росси.
Теперь я узнал, где мы ехали — по шоссе Сторроу-драйв в ряду для езды без ограничения скорости.
Они всадили мне кетамин, подумал я.
Опять послышался в динамике металлический голос Росси:
— Ну-у?
Мне нужно говорить вслух и в то же время держать свои мысли при себе.
Вкололи ли мне раствор бензодиазерина? Нет, должно быть. Похоже, что это раствор кетамин гидрохлорида, или «особый К», как его называют в быту, — сыворотка для обездвиживания животных.
В ЦРУ изредка прибегают к впрыскиванию кетамина нежелательным субъектам. Он создает так называемое «диссоциированное обезболивание», обычно проявляющееся в том, что субъект перестает воспринимать окружающую среду, к примеру, может не чувствовать боли: он как бы отрывается от реальной действительности. Или же при впрыскивании нужной дозы он может сознавать, что ему угрожает опасность, но быть при этом поразительно беспечным, на все соглашаться, хотя и будет понимать, что соглашаться ни в коем случае нельзя.
Если нужно заставить кого-то делать такое, чего он никак в обычном состоянии делать не будет, лучшего наркотика, чем кетамин, не придумать.
Я оглянулся окрест и, заметив, что приближаемся к аэропорту, как-то тупо подумал: что это они собираются делать со мной? По крайней мере неплохо, что еще соображать мог. Да и вообще, все не так уж плохо. Опять в душе наступило какое-то раздвоение.
Одна моя часть, слабенькая и далекая, тихонько просила распахнуть дверь автомашины, выпрыгнуть и бежать, бежать... А другая — более сильная и близкая — громким голосом настоятельно убеждала, что все, дескать, идет нормально, волноваться незачем. Меня просто испытывают своеобразным путем, а испытание проводит Чарльз Росси — вот и весь сказ.
У меня они выведать ничего не смогут, ничего стоящего. Ну а если бы они намеревались меня прикончить, то уж давно бы кокнули.
Но рассуждать подобным образом об опасности — по меньшей мере глупо. Какая-то параноидальная мнительность, совершенно ненужная.
Все идет нормально, своим чередом.
Мне слышен спокойный голос Росси, находящегося от меня на расстоянии сотен миль:
— Если бы я оказался на вашем месте и со мной произошло то же самое, я испытывал бы те же чувства, что и вы. Вам кажется, что никто ничего не знает, — вы даже сами себе не верите. Временами на вас находит приподнятое настроение, и вы готовы своротить горы, а временами вас охватывает безотчетный страх.
— Я что-то никак не могу усечь, о чем это вы говорите, — ответил я, но как-то равнодушно и неубедительно, скорее машинально, не подумав.
— Всем нам было бы намного проще и лучше, если бы мы сотрудничали, а не конфликтовали.
На это я ничего не ответил. Наступила минутная пауза, а затем Росси сказал:
— Мы в состоянии охранять вас. Оказалось, что есть люди, которым стало известно о вашем участии в эксперименте.
— Эксперименте? — переспросил я. — Вы это что, имеете в виду магнитно-резонансный имиджер? Этот новый детектор лжи?
— Нам известно, что существует один шанс из тысячи, или, лучше сказать, один шанс из сотни, что имиджер оказал на вас желаемое воздействие. У нас есть веские основания считать так. Согласно вашим медицинским показателям, хранящимся в ЦРУ, у вас есть для этого необходимые данные — коэффициент умственного развития и особенно ваша эйдетическая память. Это как раз то, что нужно. Конечно, полной уверенности у нас пока нет, но есть серьезные признаки для оптимизма.
Я сидел, безучастно уставившись на сиденье автомашины, обтянутое дорогой кожей.
— Вы проявляете недостаточную бдительность, и вам это хорошо известно, — продолжал Росси. — Другой бы на вашем месте, с вашей подготовкой разведчика, да еще с вашими знаниями, был бы осмотрительнее.
Теперь все мое естество напряглось и ощутило тревожное состояние. В затылке стало неприятно покалывать. Но мой облепившийся беспечный мозг, похоже, перестал воспринимать реальность и напрочь отключился от природных инстинктов, и мне стало как-то все до лампочки.
А Росси между тем говорил:
— ...И совсем не обратили внимания, что ваши домашний и служебный телефоны стали прослушиваться, на законном, между прочим, основании: по подозрению в причастности к афере фонда «Ферст коммонуэлс». А в некоторых комнатах вашего дома были вмонтированы электронные подслушивающие устройства — так что шансов у вас практически не оставалось.
Я лишь медленно покачал головой.
— Нет нужды, конечно же, говорить, что мы записывали каждое ваше слово — а вы проявляли явную беспечность как при встрече со своим клиентом Мелом Корнстейном, так и, разумеется, во время разговоров со своей супругой. Я вовсе не собираюсь вас осуждать, потому что с вашей стороны нет никаких причин подозревать, будто что-то предпринималось. Поэтому в конечном счете не было причин использовать опыт, приобретенный вами на службе в разведуправлении.
Он остановился на секунду-другую, а далее слегка обеспокоенно произнес:
— Вообще-то, все не так уж и плохо. Если бы мы упустили вас из-под столь плотного наблюдения, то не смогли бы выручить в трудную минуту.
Я с трудом подавил зевок, от чего чуть не свернул себе шею.
— Алекс... — начал было я, но Росси не дал мне закончить.
— Извините нас за все это. Вы должны понять, что все делалось ради того, чтобы предохранить вас от самого себя. Когда действие кетамина прекратится, вы поймете, что иного выхода у нас не было. Мы же на вашей стороне, всерьез заинтересованы в том, чтобы с вами ничего не произошло, и просто-напросто нуждаемся в вашем сотрудничестве с нами. Поскольку вы спокойно выслушали меня, то, полагаю, начнете с нами сотрудничать. Если не захотите что-то делать, насильно заставлять вас никто не станет.
— А-а, понимаю — консультировать по правовым проблемам... изредка, — невнятно бормотал я.
— Некоторые очень хорошие люди возлагают на вас большие надежды.
— Росси... — бессвязанно бормотал я, глотая слова, губы и язык отказывались повиноваться. — Мы были... директор проекта... психологический план ЦРУ... проект «Оракул»... вас зовут...
— Вы представляете для нас слишком большую ценность, — подчеркнул Росси. — Поэтому мы не хотим, чтобы с вами что-то случилось.
— Почему вы сидите там... что вы там прячете?
— Я изолирован от вас, — объяснил Росси. — Вы же знаете золотое правило разведки. При ваших возможностях вам опасно знать слишком много, иначе вы будете представлять угрозу для всех нас. Поэтому лучше держать вас в неведении.
Наконец мы подъехали к какому-то неприметному строению в аэропорту Логан.
— Через несколько минут здесь будет военный самолет, на котором мы полетим на военно-воздушную базу Эндрюс. Скоро вам захочется поспать, вам нужно поспать.
— Зачем... — пытался я спросить, но закончить фразу не смог.
Росси долго молчал, а потом опять стал успокаивать:
— Скоро вам все объяснят. Все, все.
22
Помнится мне, как что-то говорил Росси там, в автомобиле, а затем вдруг я будто очнулся после тяжелого похмелья внутри какого-то пустого самолета, очень похожего на военный. По-видимому, меня внесли в него на руках, а может, и на носилках.
Летит ли со мной Росси, я не знал, во всяком случае, его нигде не было видно. Рядом сидели какие-то люди в военной форме. Охраняют что ли меня? Они что, думают, что я стану удирать и выпрыгивать с высоты десять тысяч футов? Они что, не знают, что я не вооружен?
Во время той уличной перестрелки в меня всадили, видимо, изрядную дозу кетамина, так как я все еще никак не мог очухаться и здраво рассуждать. Но тем не менее попробовал.
Итак, мы летим на военно-воздушную базу Эндрюс. Может, меня везут в штаб-квартиру ЦРУ? Не должно быть, смысла в этом нет никакого, Росси же хорошо известно, что я могу читать чужие мысли, поэтому ему, должно быть, меньше всего хочется везти меня в Лэнгли. Похоже, он знает, чего я не могу делать — улавливать исходящие от мозга волны через стекло или с расстояния нескольких футов. Об этом он сам сказал там, в автомобиле, сидя за стеклянной перегородкой.
А действует ли по-прежнему мой новый дар? Пока я не знал. Какова продолжительность его действия? Возможно, он уже исчез столь же внезапно, как и возник?
Я пошевелился на сиденье, ослабил привязные ремни и увидел, как повернули головы и насторожились мои охранники.
А была ли Молли там, в такси? Ведь Росси же говорил, что она у них, жива, здорова. А тогда почему она в такси? Да еще стоящем у тротуара? Наверняка это была приманка: просто нашли какую-то женщину, похожую на Молли, и посадили ее в такси, чтобы заманить меня. Но люди ли Росси сделали это? Или же безымянные, неизвестные «другие»? Тогда кто же эти «другие»?
Тут я с трудом выдавил из себя:
— Эй!
Один из охранников поднялся и подошел ко мне поближе, но, как я заметил, не вплотную.
— Чем могу быть полезен? — любезно осведомился он.
Это был высокий, массивный, коротко подстриженный молодой человек чуть старше двадцати лет.
Я повернулся к нему, посмотрел ему прямо в глаза и сказал:
— Меня подташнивает.
Он поднял брови, наморщил лоб и ответил:
— У меня есть инструкции...
— Меня сейчас вырвет, — заторопился я. — Я просто хочу, чтобы вы знали об этом. Так сделайте что-нибудь, что предусмотрено вашими инструкциями.
Молодой человек беспомощно оглянулся вокруг. Другой охранник фыркнул и, покачав головой, сказал:
— Извините. Может, дать вам стакан воды или еще чего-то в этом роде?
— Воды? Черт побери. Что с этой воды? Тут же должен быть сортир.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58