Но зачем? Чтобы вернуться в прошлое самому? Или вернуть меня в то прошлое, которого он не покидал?В любом случае я не торопилась доставить ему удовольствие. Напротив, затягивала свой туалет как можно дольше, чтобы успеть разгадать его замысел и выработать план действий, сулящий хотя бы минимальные шансы на успех. Чтобы победить бразильца, необходимо его перехитрить, потому что во всем прочем он превосходил нас по всем статьям. Как ни странно, но после стольких месяцев тревожного ожидания и ночных кошмаров, я перестала испытывать страх перед ним. Сейчас, когда близился решающий момент нашего противостояния, я вдруг обрела абсолютное спокойствие, позволяющее целиком сосредоточиться на решении главной задачи. То же самое происходило со мной и раньше: в ожидании схватки или перед абордажем я тряслась как осиновый лист, но стоило скрестить клинки с противником или ступить на палубу атакованного судна, как я моментально успокаивалась и дралась хладнокровно и внимательно, как на уроках фехтования.К тому времени, когда Бартоломе прислал за мной все того же молчаливого парня, который доставил ожерелье, я была уже почти готова. Минерва уложила мои волосы в высокую прическу в виде короны, а я напудрила лицо и подкрасила губы.— Как я выгляжу? — прошлась я по каюте, поворачиваясь к сестре то одним, то другим боком и чувствуя себя в полной боевой готовности.— Бесподобно! Держу пари, он от тебя глаз оторвать не сможет! Как Торнтон, помнишь?Минерва обвила мою шею рубиновым ожерельем. От прикосновения холодных камней по спине побежали мурашки, и мне показалось, что я сейчас задохнусь. Я машинально ухватилась за край, чтобы ослабить давление врезавшейся в кожу золотой оправы, но сестра заставила меня убрать руки и опустить их по швам.— И не смей прикасаться к нему в его присутствии! — предупредила она. — Это может его здорово разозлить и вывести из себя.Бартоломе принял меня в своей каюте, даже не потрудившись встать при моем появлении. Развалившись в глубоком кресле с резными подлокотниками в виде лежащих львов, он жестом приказал мне подойти ближе и встать спиной к иллюминатору. Проводивший меня слуга немедленно испарился.— Наконец-то ты моя! Мой приз! Моя собственность! — отбросив формальности, шумно выдохнул бразилец и наклонился вперед, пожирая мои лицо и фигуру пылающим от вожделения взором.— Надеюсь, вы не разочарованы?— Напротив, моя дорогая, — снисходительно улыбнулся он. — Ты так долго и ловко ускользала от меня, что теперь я восхищаюсь тобой гораздо больше, чем во время нашей последней встречи.— Как вы намерены со мной поступить?— Так же, как год назад, — пожал плечами Бартоломе. — Отвезу домой и отведу под венец. Только не на Ямайку, там слишком хорошо помнят нашумевшую историю с твоим похищением. Мы отправимся в Бразилию, в Сан-Луис. Там у меня тоже есть дом и большое имение. Перевезу туда сестру, чтобы тебе было с кем коротать время, пока я в отъезде. К сожалению, дела часто вынуждают меня надолго отлучаться. Но возможен и другой вариант, — широко ухмыльнулся бразилец. — В Манаусе, есть такой городок в верхнем течении Амазонки, у меня тоже имеется резиденция. Уверен, тебе там понравится!Вкрадчивая речь и улыбка моего визави как-то плохо вязались с пылающими в его глазах огоньками безумия и мстительной злобы, и я сразу подумала, что ничего хорошего меня в этом Манаусе не ожидает. Впрочем, как и в Сан-Луисе. Перспектива оказаться взаперти под одной крышей с его чудаковатой родственницей, мягко говоря, не вдохновляла. Бартоломе без труда прочел мои мысли и снова ухмыльнулся, еще шире, чем прежде. Я дала себе зарок больше не поддаваться на его уловки и держаться подчеркнуто равнодушно и невозмутимо, чтобы не выдать своих истинных эмоций. Пусть гадает, мне от этого хуже не будет!— Замечательно! — одобрительно кивнула я, сделав вид, что меня его планы вполне устраивают. — А что будет с моими товарищами?— Ты называешь товарищами пиратское отребье? — деланно удивился бразилец. — Не ожидал, не ожидал, — осуждающе покачал он головой и, неожиданно привстав в кресле, схватил со стола лежавший на краю кинжал. — Что ж, могу тебя обрадовать, — со скучающим видом произнес Бартоломе. — Всем им придется отправиться за борт.Он снова развалился в кресле, не сводя с меня глаз и лениво поигрывая кинжалом. Это был узкий и тонкий обоюдоострый клинок, до того идеально сбалансированный, что он легко удерживал его на весу на кончике пальца, подставленного под стык лезвия с рукояткой. Подкинув его под потолок, бразилец ловко поймал стилет правой рукой и принялся, на манер барабанщика, выстукивать им что-то ритмичное на левой ладони.— Между прочим, моя прелесть, несмотря на загар, ожерелье по-прежнему замечательно смотрится на твоей очаровательной шейке, — заметил он, окинув меня критическим взглядом. — Но я с прискорбием вижу, что в ушах у тебя всего одна сережка. Ненавижу асимметричность! Дай-ка ее сюда. — Я послушно отцепила серьгу и протянула ему, но бразилец внезапно отдернул руку. — Нет, постой! Сначала мне хотелось бы услышать, что случилось со второй?Он буквально впился мне в глаза, ожидая ответа на показавшийся мне вначале тривиальным вопрос. Что-то насторожило меня в его тяжелом, словно налившемся свинцом взгляде, и я интуитивно почувствовала, что за ним кроется какой-то подвох, загадка с двойным дном, как в древних мифах о Сфинксе и царе Эдипе. И если я сейчас дам неверный ответ, меня ждет смерть. Мне стоило немалых трудов не отвести глаз, но я заставила себя выдержать это испытание и произнести безразличным голосом:— Я подарила ее одной женщине.— Ты подарила ее одной шлюхе! Разве не так? — Бартоломе одним движением переместился на краешек кресла, выпрямился и стремительно подался вперед, как развившая кольца змея. — Великодушный, но неоправданно расточительный жест! И бесполезный к тому же. Мне не пришлось ее долго уговаривать. Она сама с готовностью поведала, при каких обстоятельствах сережка перешла в ее собственность. Мальчишка в Нью-Йорке оказался не менее словоохотливым. С банкиром, правда, пришлось повозиться. Крепкий орешек! Что поделаешь, положение обязывает. Но остальные! Между прочим, твои бывшие «товарищи», как ты их называешь! Стоило показать золотую монетку, как они тут же начинали петь. И пропойца-комендант, которого я посетил в его форте, тоже был счастлив посвятить меня во все подробности оригинальной шутки, которую с ним сыграли при твоем непосредственном участии. Каждый человек имеет свою цену, хотя об этом, я думаю, тебе уже известно. — Он покосился на стилет, покачивавшийся в неустойчивом равновесии на кончике указательного пальца, затем перевел взгляд на пылающий багрянцем рубин, который я по-прежнему держала в руке. — Говорил я тебе, что доверять можно только камням? Конечно же говорил! Только и камни иногда тоже могут предать. Как шлюхи. Взять хотя бы этот. Великолепный экземпляр! Но без пары. И что прикажешь теперь с ним делать? Хотя… Пожалуй, его можно переделать в кулон, который будет неплохо смотреться здесь, — указал он на вырез моего платья острием кинжала.Я вспомнила, наконец, что напоминает мне этот стилет. Метательный нож! Меня вдруг словно озарило, и я с ужасом поняла, какую непростительную ошибку допустили мы с Минервой, не приняв в расчет беспредельный эгоизм и заоблачное самомнение бразильца. Я минимум трижды смертельно оскорбила его. Первый раз, когда предпочла вместо законного брака с ним удрать в горы к маронам в компании с тремя беглыми рабами. Второй — когда скрылась от его преследования на пиратском корабле. Но самое страшное оскорбление нанесла я ему, отдав его бесценный камень, достойный самой королевы, дешевой портовой шлюхе в грязном притоне. Все это до такой степени уязвило его самолюбие, что ни о каком искуплении вины не могло быть и речи. Он просто играл со мной, как кот с пойманной мышкой. Бартоломе уже давно приговорил меня и не собирался, естественно, ни жениться на мне, ни увозить в свои поместья в Южной Америке. Вопрос только в том, убьет он меня прямо сейчас или захочет растянуть удовольствие?Сжимавшие рукоять кинжала пальцы расслабились, и на губах его снова заиграла змеиная усмешка. На этот раз мне не удалось до конца справиться с эмоциями, и овладевший мною страх каким-то образом отразился на моем лице или в глазах, что не ускользнуло от обостренного внимания бразильца. Он понял, что я догадалась о его истинных намерениях, но не спешил пока привести приговор в исполнение, уже в открытую упиваясь моим ужасом и растерянностью. Я была полностью в его власти. Он мог расправиться со мной в любую секунду, и помешать ему было некому. Все корсары, которые могли бы прийти мне на помощь, были связаны по рукам и ногам.Все, кроме одного…Он не видел и не слышал, как открылась за его спиной дверь в спальню, и на пороге салона появилась стройная мулатка, сжимавшая обеими руками толстую рукоять старинного рыцарского меча из толедской стали, широкое обоюдоострое лезвие которого испещряли арабские письмена. Скорее всего, бразилец просто забыл о ее существовании. В его глазах она была рабыней, иначе говоря — никем. С детства приученная передвигаться по дому бесшумно и незаметно, чтобы, не дай бог, не потревожить хозяйский покой, Минерва подкралась к креслу, неслышно ступая босыми ногами по ворсу ковра, и с усилием занесла над головой выкованный в далекой Испании еще во времена владычества мавров клинок.Я старалась не смотреть на нее и сознательно дала волю эмоциям, которые мне даже не надо было имитировать. Губы мои задрожали, из глаз покатились слезы, прокладывая извилистые дорожки сквозь покрывающий щеки слой пудры. Подозреваю, что Бартоломе вообразил в тот миг, что я сейчас брошусь перед ним на колени и стану умолять о пощаде. Во всяком случае, выглядел он весьма самодовольно и рассчитывал, по всей видимости, сполна насладиться моим унижением. Минерва, безусловно, отдавала себе отчет, что второй попытки у нее не будет, поэтому не торопилась с ходу нанести разящий удар. Заведенный далеко за правое плечо меч застыл на мгновение, а затем со свистом прорезал воздух, описав широкую дугу в горизонтальной плоскости. Легендарная голубовато-серая сталь без видимых усилий прошла сквозь мышцы и сухожилия и перерезала позвоночный столб. Снесенная с плеч голова бразильца отлетела в сторону и покатилась по ковру, оставляя на нем обильные пятна крови.— Нельзя было по-другому, — пробормотала Минерва, выронив меч из внезапно ослабевших рук и опершись, чтобы не упасть, на спинку кресла, в котором так и осталось сидеть обезглавленное тело. Отдышавшись и взяв себя в руки, она наклонилась, подняла за волосы отрубленную голову и направилась к выходу, держа ее на весу. — Пойдем, — махнула мне сестра свободной рукой. — Надо показать это его людям. Без него они ничего не стоят.Мы беспрепятственно вышли на палубу и поднялись на шканцы. Высоко подняв над головой окровавленный трофей, Минерва обратилась к столпившейся внизу команде черного корабля.— Ваш господин мертв! — выкрикнула она. — Я сразила его своей собственной рукой. Отныне вы будете подчиняться мне.Никто не выразил протеста и не попытался оказать сопротивления. После секундного замешательства все они, как один, пали на колени и низко склонили головы в знак покорности своей новой повелительнице. 45 Найденные на борту корабля Бартоломе ценности не поддавались исчислению. Обнаруженные в трюме сотни тюков тончайшего шелка и редкостного индийского кашемира представляли собой лишь малую их часть. Главное богатство покойника, как и следовало ожидать, составляли драгоценные камни: рубины и сапфиры, изумруды и алмазы, среди которых попадались отдельные экземпляры величиной с голубиное яйцо, а также отборные жемчужины: от черных и серых до розовых и снежно-белых, частью уже просверленные и подготовленные для нанизывания, частью нетронутые. Одни мелкие, как рисовые зерна, другие крупные и увесистые, как мушкетная пуля. Одни идеально круглые, как горошины, другие овальные, как яйца морской чайки. Согретые теплом человеческого тела, они словно оживали и начинали переливаться, на глазах меняя оттенки изначальной окраски. Казалось, сокровищам несть числа. Жемчуга и камни ссыпали в мешки лопатами, как зерно или угольную крошку. При этом как-то забывалось, что стоимость содержимого каждого такого мешка тысячекратно превышает сумму, которую честный работяга зарабатывает за всю свою жизнь.Целый день вся команда трудилась, не разгибая спины. Помимо вышеупомянутых ценностей, мы нашли сундуки с золотыми и серебряными монетами и слитками, массу усыпанной драгоценными камнями золотой и серебряной посуды и церковной утвари. А еще золотой песок, тонкий, как пудра. Если откинуть крышку, над сундуком взмывало облачко золотой пыли, оседавшей на потных лицах и обнаженных торсах корсаров.В конце концов, почти все ценности перекочевали на борт нашего корабля. Говоря «почти», я имею в виду те самые тюки с дорогими тканями. В былые времена мы были бы безмерно счастливы, обнаружив такую добычу в трюме захваченного приза, но сейчас нам было лень с ними возиться, и мы просто оставили их на месте. Несколько распотрошенных из любопытства тюков валялись на палубе, а их содержимое повисло на реях или запуталось в снастях. Опутанные разноцветными материями мачты издали напоминали украшенные гирляндами рождественские елки. Бывшие подчиненные бразильца, темнолицые, темноглазые, темноволосые и похожие друг на друга как две капли воды, наблюдали за нашими действиями молча и ни во что не вмешивались, заранее покорившись любому решению относительно их дальнейшей участи.Голова Бартоломе, насаженная на бушприт, заняла место привязанной к нему днем ранее моей сестры. Теперь уже он сам служил «новым украшением» своего бывшего корабля! «Королева» Минерва приказала своим «подданным» выбросить за борт все пушки, а марсовых отправила наверх с наказом перерезать все снасти и распороть паруса, что те исполнили беспрекословно, с завидной сноровкой и очевидным энтузиазмом. Судя по всему, ни один из них не питал сколько-нибудь теплых чувств к прежнему хозяину.Между прочим, пара моей одинокой сережке обнаружилась в жилетном кармане бразильца, тело которого без сожаления выбросили за борт на корм рыбам. Бедная Элис Кэтрелл! Хотелось надеяться, что Бартоломе пощадил ее и только отобрал роковой камень, но верилось в это с трудом. Учитывая его мстительную натуру и полное пренебрежение к человеческой жизни, не приходилось сомневаться, что спасшей нас всех отважной женщины уже нет в живых. Я так огорчилась, что хотела выбросить проклятые рубины в море, чтобы они никогда больше не напоминали мне о бразильце, но Минерва остановила меня.— Не делай этого, Нэнси, — сказала она. — С его смертью чары развеялись, и теперь это просто камни. — Сестра обвила ожерелье вокруг запястья, и мне показалось, что рубины в нем приобрели какой-то новый оттенок, сродни уже не крови, а лесной малине или землянике. — Они прекрасны, а красоту надо беречь! Кроме того, — лукаво улыбнулась она, — они стоят огромных денег. Так что лучше прибереги их на черный день. — Сняв с руки ожерелье, Минерва вернула его мне, и я впервые не ощутила леденящего кровь отвращения к этим сгусткам застывшего пламени.Мы взялись за руки и встали рядом у фальшборта, наблюдая за матросами, вышибавшими один за другим впившиеся в обшивку абордажные крючья. Освобожденные корабли начали медленно расходиться. Пришло время возвращаться домой. ЧАСТЬ IX«ОБЪЯВЛЯЮ ВАС МУЖЕМ И ЖЕНОЙ…» 46 На обратном пути к Мадагаскару каждый камень взвесили на найденных в каюте Бартоломе ювелирных весах, оценили и занесли в реестр, снабдив подробным описанием. При этом несколько мелких приравнивались к одному крупному, равному им по весу. Исходя из этого, мы определили долю каждого корсара и произвели честную дележку. Получивший свою пригоршню камней волен был употребить их как ему вздумается — хоть за борт выкинуть, хоть молотком разбить на тысячу сверкающих осколков. Для себя и Минервы я постаралась отобрать алмазы покрупнее и, по возможности, чистой воды и редкого окраса. Точно так же поступили и с жемчугом.Завершив раздачу, Брум взял слово и объявил:— А теперь, друзья, предлагаю достойно отметить наш общий успех. Клянусь Богом, он того заслуживает! Вы двое, — указал он кивком на меня и сестру, — марш переодеваться. И никаких мужских нарядов, только в женское! Всем остальным надраить рожи и быть при полном параде. Сегодня у нас знаменательный день.Звон корабельного колокола послужил сигналом общего сбора. Вся команда выстроилась на шкафуте. Адам окинул разряженных в выходные костюмы корсаров придирчивым взглядом и произнес:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42