Она замыкалась, уходила в себя и почти все время молчала, а если и вступала с кем-то в беседу, ее правильная речь и прекрасное произношение совсем сбивали с толку хозяев и гостей, которым и без того нелегко было свыкнуться с тем, что особа с небелым цветом кожи обладает безупречными манерами и умеет вести светскую беседу, как самая настоящая леди.Мы обе добровольно согласились принять участие в устроенном капитаном и боцманом спектакле и сознавали, сколь многое зависит от того, как мы справимся, но я чувствовала, что Минерву навязанная ей роль нисколько не радует и день ото дня тяготит все сильнее. Мне тоже было слегка не по себе. Я намного лучше Брума и доктора, не говоря уже о Минерве, разбиралась в тонкостях этикета и отчетливо понимала, по какому тонкому льду все мы ходим и как опасно рискуем. Адам же, окрыленный успехом, совсем разошелся и даже предложил мне отправиться на очередной прием в бальном платье и рубиновом гарнитуре. Я ответила решительным отказом. С некоторых пор я испытывала суеверный страх перед этими кроваво-красными камнями и содрогалась от малейшего их прикосновения к моей коже.Все рубины в ожерелье были одинаковые по размеру, цвету и огранке, за исключением центрального — крупного, как голубиное яйцо. В середине у него имелось небольшое затемнение, отдаленно напоминавшее тускло светящееся багровое око. Я никак не могла отделаться от мысли, что при помощи этого камня он сможет увидеть и меня, и все, что меня окружает, стоит мне только надеть ожерелье. Глупо, конечно, но я ничего не могла с собой поделать. Однако Брум продолжал настаивать и уговорил-таки надеть хотя бы сережки, которые не вызывали у меня столь отрицательных эмоций и едва ли могли послужить поводом заподозрить в нас воров или пиратов, которых здесь, по понятным причинам, не жаловали.Стоит вспомнить хотя бы неприглядную участь того же Эдуарда Тича, доставленного в Чарлстон болтающимся на бушприте корабля, или бывшего майора Стида Боннета, пирата-джентльмена, повешенного вместе со своей командой на городской площади. Горожане испытывают законную гордость за свой весомый вклад в очищение прибрежных вод от пиратов, но ничуть не меньше гордятся они и тем, что знаменитая пиратка Энн Бонни, о которой так часто вспоминал боцман Пеллинг, была уроженкой Каролины и их землячкой. Разумеется, нам не преминули поведать об этом в первом же доме, куда мы были приглашены, и мне пришлось закатывать глаза, охать, ахать, изображать попеременно то ужас, то изумление и выражать возмущение столь неестественным для женщины выбором. Думаю, было бы любопытно послушать, что скажут эти добропорядочные обыватели, узнай они всю правду обо мне.Распродажа шла бойко, и товары пользовались неизменным спросом, где бы мы ни останавливались. Мы находили покупателей не только в городах, но и в деревнях и даже на плантациях, попадавшихся по пути следования «Нептуна». Плантаторы зачастую оказывались еще более радушными и хлебосольными, чем городские жители, так что и в сельской местности у нас отбою не было от приглашений на обеды, вечеринки и балы. Джентльменские манеры Брума, то бишь капитана Авраама, вкупе с нашей красотой и обаянием и здесь ни у кого не вызывали подозрений, что мы не те, за кого себя выдаем. И мы с легким сердцем и чистой совестью заламывали за свои иголки, нитки, ножницы и прочие товары максимальные цены.Неторопливо продвигаясь на север вдоль побережья, мы постепенно добрались до Балтимора, а затем и Нью-Йорка. Оба портовых города во многом напоминали мой родной Бристоль, но выгодно отличались от него отсутствием толчеи, узких, кривых улочек, тухлой вони из сточных канав и сразу бросавшейся в глаза новизной, проявлявшейся как в еще пахнущих смолой деревянных постройках, так и в кипучей энергии и предприимчивости их строителей и обитателей. Мне сразу подумалось, что бывшим пиратам будет не так уж трудно раствориться среди быстро растущего населения и начать новую жизнь, что называется, с чистого листа.В Нью-Йорк мы прибыли с пустыми трюмами. Брум с Пеллингом произвели полный расчет и объявили на сходке о формальном роспуске команды. Благодаря успешной реализации всего награбленного добра, на долю каждого пришлось значительно больше предусмотренной статьей устава суммы в тысячу фунтов. Получив деньги, почти все тут же разбежались кто куда, как крысы с тонущего корабля. Многие из тех, кому осточертело море, отправились вверх по Гудзону на север, где хватало необжитых земель, намереваясь осесть там и завести собственную ферму. Другие подались на Род-Айленд, в Бостон, Нью-Хейвен, Салем, Нантакет, Нью-Бедфорд и другие города на Восточном побережье, решив снова заняться морским промыслом, только уже не преступным, а честным: рыболовным, китобойным или каким-то другим. Кое-кто из них, правда, не собирался расставаться с Береговым братством и рассчитывал присоединиться к другой пиратской команде. Большинству же, как и следовало ожидать, не достало терпения и решимости выбраться хотя бы за пределы порта. Мы знали, что очень скоро они потянутся назад без гроша в кармане и попросятся обратно, прокутив и прогуляв в кабаках, проиграв нечистым на руку шулерам или оставив в загребущих лапах нью-йоркских шлюх, промышлявших своим ремеслом на Петтикоут-лэйн Petticoat lane — букв.: юбочная аллея.
, все свои заработанные потом и кровью деньги. 23 Брум снял у одной вдовы с Перл-стрит верхний этаж большого дома с островерхой крышей в голландском стиле. На переговоры по сделке продажи наших кораблей требовалось время, и мы все пока о6основались там. Пеллингу на суше не нравилось, и боцман постоянно ворчал. Он всегда начинал нервничать, подолгу задерживаясь в одном месте. Я очень устала и тоже вся издергалась. Хотя никаких известий о Бартоломе до нас не доходило и Адам категорически утверждал, что в Нью-Йорке нам нечего опасаться, я его уверенности не разделяла. Почему-то я не сомневалась, что бразилец рыщет где-то поблизости, и с ужасом представляла, как однажды его корабль поднимется по Гудзону и бросит якорь бок о бок с нами.Если я еще как-то сдерживалась в проявлении своих эмоций, то Минерва дошла до предела и готова была взбунтоваться в любой момент. Когда мы прогуливались по городу, ее коробили оценивающие взгляды встречных прохожих и их насмешливые замечания, отпускаемые нам вслед. Она говорила, что ощущает себя в такие моменты кем-то вроде ручной обезьяны на цепочке. Чернокожие попадались в Нью-Йорке на каждом шагу. Далеко не все они были рабами, но и к свободным неграм относились здесь лишь немногим лучше, чем в южных колониях. Их презирали, третировали, смотрели на них свысока и искренне полагали людьми второго сорта, а то и вовсе за людей не считали.— Все, с меня хватит! — заявила в один прекрасный день Минерва. — Ни дня тут больше не останусь! У меня достаточно денег, чтобы купить весь этот дом вместе с хозяйкой, но эта стерва обращается со мной, как с прислугой, хотя прекрасно знает, кто я такая. Ты как хочешь, а я возвращаюсь на корабль!Она стояла у окна, пристально разглядывая Гудзон, суда на реке и наш последний шлюп, пришвартованный к пирсу в нескольких сотнях метров от дома. Второй шлюп и «Удача» уже перешли в руки других хозяев, а этот мы решили на всякий случай попридержать.— А что я скажу Бруму? — растерялась я.— Придумай что-нибудь, — безразлично пожала плечами Минерва. — Он мне больше не указ, а от своего решения я не отступлюсь, можешь так ему и передать!Она обернулась и подарила меня ослепительной улыбкой, в одно мгновение преобразившей мою надутую и мрачную подругу в прежнюю веселую, задорную и неистощимую на выдумки проказницу, какой я ее давненько не видела.— Я помогу тебе собраться и одеться, — предложила я, но Минерва небрежно отмахнулась.— Не суетись. Неужели ты думаешь, что я потащусь на стоянку в этом? — Она брезгливо приподняла двумя пальчиками подол своего шелкового платья. — На борту полно тряпья на любой вкус. А если понадобятся побрякушки, одолжу у Винсента.Старший помощник Кросби обосновался на шлюпе с дюжиной корсаров из распущенной команды, выразивших желание остаться с капитаном и разделить успех или неудачу затеянного им нового предприятия, в чем бы оно ни заключалось. Уж не потому ли так оживилась Минерва и решилась не только бросить вызов Бруму, но и снова сменить женский наряд на мужское платье? Я присела на кровать, и мне вдруг сделалось ужасно тоскливо и одиноко. Мы столько месяцев были неразлучны, а теперь она меня покидает…— Я тоже хочу с тобой, — протянула я жалобным голосом.— У тебя ничего не выйдет, — покачала головой Минерва, почему-то выделив ударением слово «тебя». — Брум точно не отпустит, а удрать тайком тоже не получится — хозяйка безотлучно торчит у окна, которое выходит прямо на пирс, и наверняка тебя опознает.— А тебя, выходит, не опознает, если я правильно поняла? — невольно заинтригованная ее непривычным апломбом, уточнила я, ощутив болезненный укол по самолюбию.— Мне проще, — усмехнулась подруга. — Старая грымза считает себя слишком благородных кровей, чтобы дважды удостоить взглядом какого-то там паршивого мулата. Ну, мне пора. Еще увидимся.Вот так мы с ней и расстались. А когда я снова ее увидела, Минерва щеголяла в парусиновых штанах и матросской куртке, звалась Юпитером Джонсом и считалась старым приятелем Винсента Кросби, якобы случайно встреченным последним в портовой таверне. Отправляясь в город, они часто проходили под моими окнами, приветственно махали и посылали мне воздушные поцелуи. Трудно было не залюбоваться этой парой. Оба одного роста, статные, великолепно сложенные, идущие вровень упругой походкой, ни на шаг не отставая друг от друга, с одинаково перевязанными сзади красными ленточками длинными волнистыми волосами и с золотыми сережками в ушах. На прогулку Минерва обычно надевала позаимствованный у Винсента и очень идущий ей синий камзол с золотыми пуговицами и алыми петлицами. Я с тоской смотрела вслед улыбающимся и о чем-то оживленно беседующим друзьям и горестно вздыхала.Больше всего на свете мне хотелось выбежать из дому, догнать их и присоединиться к ним, но как раз этого мне делать не разрешалось. За мной следили и ревниво оберегали, как запертую в башне сказочную принцессу. Мне оставалось только скучать или глазеть из окна на одинокую и нескладную фигуру на носу шлюпа. При роспуске команды юнга предпочел остаться с Винсентом и теперь каждый день околачивался на палубе, провожая его взглядом и терпеливо дожидаясь возвращения с собачьей преданностью, удивляясь, почему Кросби выбрал себе в спутники не Чарли, а эту смазливую выскочку Минерву.Наступила осень. Год близился к солнцевороту. Днем было по-прежнему жарко, и с реки тянуло вонью отбросов и гниющих водорослей, но по утрам берега затягивало промозглым туманом, а в пронизывающем до костей ветре явственно ощущалось ледяное дыхание надвигающейся зимы. Винсент, появившийся на свет и выросший в экваториальных широтах, больше других страдал от холода. Однажды мы с Брумом, заявившись с проверкой, нашли старшего помощника в его каюте и поразились случившейся с ним перемене. Его сильно знобило, а кожа приобрела какой-то синюшно-сизый оттенок. Винсент лежал на койке, закутавшись в толстый шерстяной плащ и натянув сверху еще два одеяла. Выяснилось, что накануне он полночи проторчал на палубе, где его, видимо, и продуло. Минерва чувствовала себя немногим лучше. Им было трудно приспособиться к умеренному климату здешних мест, и они мечтали поскорее вернуться в тропики и снова заняться корсарским промыслом. Последнее время оба все чаще заговаривали об этом, и я начала всерьез опасаться, что они просто-напросто дезертируют, если Брум в ближайшее время не покончит со всеми делами, удерживающими нас в Нью-Йорке.— Когда-нибудь ты тоже станешь водить корабли, мой молодой друг. И будешь одним из лучших, в чем я не сомневаюсь, — с чувством произнес Адам, отечески похлопав Кросби по плечу, после того как придирчивый осмотр корабля не выявил никаких существенных недостатков. — Все у тебя, как надо: порядок на борту блюдешь не хуже меня, в драке первый, стреляешь лучше всех, за одним исключением, — покосился он на Минерву, — и капитана своего ни разу не подводил, и доверие всегда оправдывал. Спасибо тебе за все.Перехватив устремленный на Минерву взгляд Винсента и мимолетный обмен улыбками между ними, я невольно засомневалась, не поторопился ли Адам со столь лестной оценкой достоинств своего первого помощника? Если в ближайшее время Брум не наберет новую команду и не назначит дату выхода в море, в один прекрасный день он может испытать большое разочарование, не досчитавшись одного шлюпа и кое-кого из присутствующих.Капитан и так здорово рисковал — «забирал слишком круто к ветру», по выражению Пеллинга, — затягивая наше пребывание в Нью-Йорке на такой длительный период, да еще под чужой личиной. С каждым днем вероятность разоблачения возрастала, и он сам это хорошо понимал, но задуманное им предприятие связывало ему руки и вынуждало задерживаться на неопределенный срок. Дело в том, что на местной верфи по заказу и проекту Брума строили новый корабль — двухмачтовую шхуну, обещавшую стать настоящей «пенительницей морей». Работы затягивались, хотя он ежедневно бывал на стапелях и лично присматривал за постройкой. Остаток свободного времени Адам проводил в таверне на Уолл-стрит, попивая ромовый пунш, потягивая трубочку, набитую отменным голландским табаком, который выращивали на Лонг-Айленде, встречаясь там с разными людьми и проворачивая с ними кое-какие делишки, в часть которых решил посвятить и нас.Предвидя в ближайшем будущем быстрое расширение городских границ, наш капитан через подставных лиц приобрел несколько крупных земельных участков на острове Манхэттен в районе Нью-Гарлема и рекомендовал нам последовать его примеру. Я кое-что смыслила в торговле сахаром, но ничего не понимала в земельных спекуляциях и отказалась. Кросби, Минерва и доктор тоже не захотели рисковать своими капиталами. Тогда Брум посоветовал вложить их под проценты в банк, принадлежащий одному голландцу, Фредрику Брандту, которому, по его словам, можно было доверять.— Не зарывать же их, в самом деле, в песок, как капитан Кидд! Сейчас совсем другие времена. И с собой такие большие деньги таскать смысла нет. Либо ворам достанутся, либо пойдут вместе с тобой на дно морское.Я поговорила с Минервой, и мы решили положить обе наши доли на один счет — на тот случай, если кому-то из нас не повезет. Дольше всех колебался Грэхем. Не ставя под сомнение разумность самого шага, он опасался оставлять деньги в Америке, так как собирался вернуться в Англию и заняться частной практикой где-нибудь в Бате, Лондоне или Эдинбурге. Будучи дочерью солидного негоцианта, я неплохо разбиралась в финансах и современной банковской системе, в отличие от нашего всеми уважаемого доктора, имевшего о них весьма смутное представление. Я разъяснила ему, что существует простейшая схема, по которой можно получить деньги со своего вклада не только в том банке, куда ты их отнес, но также в любом из его отделений или вообще в другом, представив заемное письмо или банковский вексель на предъявителя. Покойный отец часто ею пользовался, да и меня она всегда восхищала. Зачем возить с собой тяжелые мешки с золотом, когда в наш век небывалого развития торговли и коммерческих связей вполне достаточно иметь при себе клочок бумаги, по которому тебе выдадут всю сумму сполна?К мистеру Брандту мы отправились втроем. Желая произвести на него впечатление и дать понять, что все мы люди состоятельные, Брум приказал мне нарядиться во все самое лучшее, чтобы выглядеть настоящей леди, мотивируя свое требование тем, что это придаст ему уверенности. За лето и осень я заметно прибавила в росте, немного пополнела и с трудом влезала в имевшиеся у меня платья. Визит к банкиру оказался подходящим предлогом, чтобы обновить гардероб. И я отправилась за покупками. К сожалению, одна. Минерва приболела, так что мне не с кем было посоветоваться, но я и сама справилась, хотя для этого пришлось обойти добрую половину нью-йоркских заведений, торгующих женской одеждой. Наградой за труды стало для меня откровенное восхищение, написанное на разбойничьей физиономии нашего доблестного предводителя, когда я предстала перед ним вся в шелках, кружевах, оборках, золотом шитье и потрясающей новой шляпке, украшенной страусиными перьями.— Картинка, ей богу, картинка! — воскликнул он, обретя наконец дар речи. — Чудо как хороша! А если еще эти висюльки нацепишь, — протянул он мне рубиновые серьги, — перед тобой ни один король не устоит, не то что какой-то банкир!Мне очень не хотелось их надевать, но я не подала виду и подчинилась скрепя сердце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
, все свои заработанные потом и кровью деньги. 23 Брум снял у одной вдовы с Перл-стрит верхний этаж большого дома с островерхой крышей в голландском стиле. На переговоры по сделке продажи наших кораблей требовалось время, и мы все пока о6основались там. Пеллингу на суше не нравилось, и боцман постоянно ворчал. Он всегда начинал нервничать, подолгу задерживаясь в одном месте. Я очень устала и тоже вся издергалась. Хотя никаких известий о Бартоломе до нас не доходило и Адам категорически утверждал, что в Нью-Йорке нам нечего опасаться, я его уверенности не разделяла. Почему-то я не сомневалась, что бразилец рыщет где-то поблизости, и с ужасом представляла, как однажды его корабль поднимется по Гудзону и бросит якорь бок о бок с нами.Если я еще как-то сдерживалась в проявлении своих эмоций, то Минерва дошла до предела и готова была взбунтоваться в любой момент. Когда мы прогуливались по городу, ее коробили оценивающие взгляды встречных прохожих и их насмешливые замечания, отпускаемые нам вслед. Она говорила, что ощущает себя в такие моменты кем-то вроде ручной обезьяны на цепочке. Чернокожие попадались в Нью-Йорке на каждом шагу. Далеко не все они были рабами, но и к свободным неграм относились здесь лишь немногим лучше, чем в южных колониях. Их презирали, третировали, смотрели на них свысока и искренне полагали людьми второго сорта, а то и вовсе за людей не считали.— Все, с меня хватит! — заявила в один прекрасный день Минерва. — Ни дня тут больше не останусь! У меня достаточно денег, чтобы купить весь этот дом вместе с хозяйкой, но эта стерва обращается со мной, как с прислугой, хотя прекрасно знает, кто я такая. Ты как хочешь, а я возвращаюсь на корабль!Она стояла у окна, пристально разглядывая Гудзон, суда на реке и наш последний шлюп, пришвартованный к пирсу в нескольких сотнях метров от дома. Второй шлюп и «Удача» уже перешли в руки других хозяев, а этот мы решили на всякий случай попридержать.— А что я скажу Бруму? — растерялась я.— Придумай что-нибудь, — безразлично пожала плечами Минерва. — Он мне больше не указ, а от своего решения я не отступлюсь, можешь так ему и передать!Она обернулась и подарила меня ослепительной улыбкой, в одно мгновение преобразившей мою надутую и мрачную подругу в прежнюю веселую, задорную и неистощимую на выдумки проказницу, какой я ее давненько не видела.— Я помогу тебе собраться и одеться, — предложила я, но Минерва небрежно отмахнулась.— Не суетись. Неужели ты думаешь, что я потащусь на стоянку в этом? — Она брезгливо приподняла двумя пальчиками подол своего шелкового платья. — На борту полно тряпья на любой вкус. А если понадобятся побрякушки, одолжу у Винсента.Старший помощник Кросби обосновался на шлюпе с дюжиной корсаров из распущенной команды, выразивших желание остаться с капитаном и разделить успех или неудачу затеянного им нового предприятия, в чем бы оно ни заключалось. Уж не потому ли так оживилась Минерва и решилась не только бросить вызов Бруму, но и снова сменить женский наряд на мужское платье? Я присела на кровать, и мне вдруг сделалось ужасно тоскливо и одиноко. Мы столько месяцев были неразлучны, а теперь она меня покидает…— Я тоже хочу с тобой, — протянула я жалобным голосом.— У тебя ничего не выйдет, — покачала головой Минерва, почему-то выделив ударением слово «тебя». — Брум точно не отпустит, а удрать тайком тоже не получится — хозяйка безотлучно торчит у окна, которое выходит прямо на пирс, и наверняка тебя опознает.— А тебя, выходит, не опознает, если я правильно поняла? — невольно заинтригованная ее непривычным апломбом, уточнила я, ощутив болезненный укол по самолюбию.— Мне проще, — усмехнулась подруга. — Старая грымза считает себя слишком благородных кровей, чтобы дважды удостоить взглядом какого-то там паршивого мулата. Ну, мне пора. Еще увидимся.Вот так мы с ней и расстались. А когда я снова ее увидела, Минерва щеголяла в парусиновых штанах и матросской куртке, звалась Юпитером Джонсом и считалась старым приятелем Винсента Кросби, якобы случайно встреченным последним в портовой таверне. Отправляясь в город, они часто проходили под моими окнами, приветственно махали и посылали мне воздушные поцелуи. Трудно было не залюбоваться этой парой. Оба одного роста, статные, великолепно сложенные, идущие вровень упругой походкой, ни на шаг не отставая друг от друга, с одинаково перевязанными сзади красными ленточками длинными волнистыми волосами и с золотыми сережками в ушах. На прогулку Минерва обычно надевала позаимствованный у Винсента и очень идущий ей синий камзол с золотыми пуговицами и алыми петлицами. Я с тоской смотрела вслед улыбающимся и о чем-то оживленно беседующим друзьям и горестно вздыхала.Больше всего на свете мне хотелось выбежать из дому, догнать их и присоединиться к ним, но как раз этого мне делать не разрешалось. За мной следили и ревниво оберегали, как запертую в башне сказочную принцессу. Мне оставалось только скучать или глазеть из окна на одинокую и нескладную фигуру на носу шлюпа. При роспуске команды юнга предпочел остаться с Винсентом и теперь каждый день околачивался на палубе, провожая его взглядом и терпеливо дожидаясь возвращения с собачьей преданностью, удивляясь, почему Кросби выбрал себе в спутники не Чарли, а эту смазливую выскочку Минерву.Наступила осень. Год близился к солнцевороту. Днем было по-прежнему жарко, и с реки тянуло вонью отбросов и гниющих водорослей, но по утрам берега затягивало промозглым туманом, а в пронизывающем до костей ветре явственно ощущалось ледяное дыхание надвигающейся зимы. Винсент, появившийся на свет и выросший в экваториальных широтах, больше других страдал от холода. Однажды мы с Брумом, заявившись с проверкой, нашли старшего помощника в его каюте и поразились случившейся с ним перемене. Его сильно знобило, а кожа приобрела какой-то синюшно-сизый оттенок. Винсент лежал на койке, закутавшись в толстый шерстяной плащ и натянув сверху еще два одеяла. Выяснилось, что накануне он полночи проторчал на палубе, где его, видимо, и продуло. Минерва чувствовала себя немногим лучше. Им было трудно приспособиться к умеренному климату здешних мест, и они мечтали поскорее вернуться в тропики и снова заняться корсарским промыслом. Последнее время оба все чаще заговаривали об этом, и я начала всерьез опасаться, что они просто-напросто дезертируют, если Брум в ближайшее время не покончит со всеми делами, удерживающими нас в Нью-Йорке.— Когда-нибудь ты тоже станешь водить корабли, мой молодой друг. И будешь одним из лучших, в чем я не сомневаюсь, — с чувством произнес Адам, отечески похлопав Кросби по плечу, после того как придирчивый осмотр корабля не выявил никаких существенных недостатков. — Все у тебя, как надо: порядок на борту блюдешь не хуже меня, в драке первый, стреляешь лучше всех, за одним исключением, — покосился он на Минерву, — и капитана своего ни разу не подводил, и доверие всегда оправдывал. Спасибо тебе за все.Перехватив устремленный на Минерву взгляд Винсента и мимолетный обмен улыбками между ними, я невольно засомневалась, не поторопился ли Адам со столь лестной оценкой достоинств своего первого помощника? Если в ближайшее время Брум не наберет новую команду и не назначит дату выхода в море, в один прекрасный день он может испытать большое разочарование, не досчитавшись одного шлюпа и кое-кого из присутствующих.Капитан и так здорово рисковал — «забирал слишком круто к ветру», по выражению Пеллинга, — затягивая наше пребывание в Нью-Йорке на такой длительный период, да еще под чужой личиной. С каждым днем вероятность разоблачения возрастала, и он сам это хорошо понимал, но задуманное им предприятие связывало ему руки и вынуждало задерживаться на неопределенный срок. Дело в том, что на местной верфи по заказу и проекту Брума строили новый корабль — двухмачтовую шхуну, обещавшую стать настоящей «пенительницей морей». Работы затягивались, хотя он ежедневно бывал на стапелях и лично присматривал за постройкой. Остаток свободного времени Адам проводил в таверне на Уолл-стрит, попивая ромовый пунш, потягивая трубочку, набитую отменным голландским табаком, который выращивали на Лонг-Айленде, встречаясь там с разными людьми и проворачивая с ними кое-какие делишки, в часть которых решил посвятить и нас.Предвидя в ближайшем будущем быстрое расширение городских границ, наш капитан через подставных лиц приобрел несколько крупных земельных участков на острове Манхэттен в районе Нью-Гарлема и рекомендовал нам последовать его примеру. Я кое-что смыслила в торговле сахаром, но ничего не понимала в земельных спекуляциях и отказалась. Кросби, Минерва и доктор тоже не захотели рисковать своими капиталами. Тогда Брум посоветовал вложить их под проценты в банк, принадлежащий одному голландцу, Фредрику Брандту, которому, по его словам, можно было доверять.— Не зарывать же их, в самом деле, в песок, как капитан Кидд! Сейчас совсем другие времена. И с собой такие большие деньги таскать смысла нет. Либо ворам достанутся, либо пойдут вместе с тобой на дно морское.Я поговорила с Минервой, и мы решили положить обе наши доли на один счет — на тот случай, если кому-то из нас не повезет. Дольше всех колебался Грэхем. Не ставя под сомнение разумность самого шага, он опасался оставлять деньги в Америке, так как собирался вернуться в Англию и заняться частной практикой где-нибудь в Бате, Лондоне или Эдинбурге. Будучи дочерью солидного негоцианта, я неплохо разбиралась в финансах и современной банковской системе, в отличие от нашего всеми уважаемого доктора, имевшего о них весьма смутное представление. Я разъяснила ему, что существует простейшая схема, по которой можно получить деньги со своего вклада не только в том банке, куда ты их отнес, но также в любом из его отделений или вообще в другом, представив заемное письмо или банковский вексель на предъявителя. Покойный отец часто ею пользовался, да и меня она всегда восхищала. Зачем возить с собой тяжелые мешки с золотом, когда в наш век небывалого развития торговли и коммерческих связей вполне достаточно иметь при себе клочок бумаги, по которому тебе выдадут всю сумму сполна?К мистеру Брандту мы отправились втроем. Желая произвести на него впечатление и дать понять, что все мы люди состоятельные, Брум приказал мне нарядиться во все самое лучшее, чтобы выглядеть настоящей леди, мотивируя свое требование тем, что это придаст ему уверенности. За лето и осень я заметно прибавила в росте, немного пополнела и с трудом влезала в имевшиеся у меня платья. Визит к банкиру оказался подходящим предлогом, чтобы обновить гардероб. И я отправилась за покупками. К сожалению, одна. Минерва приболела, так что мне не с кем было посоветоваться, но я и сама справилась, хотя для этого пришлось обойти добрую половину нью-йоркских заведений, торгующих женской одеждой. Наградой за труды стало для меня откровенное восхищение, написанное на разбойничьей физиономии нашего доблестного предводителя, когда я предстала перед ним вся в шелках, кружевах, оборках, золотом шитье и потрясающей новой шляпке, украшенной страусиными перьями.— Картинка, ей богу, картинка! — воскликнул он, обретя наконец дар речи. — Чудо как хороша! А если еще эти висюльки нацепишь, — протянул он мне рубиновые серьги, — перед тобой ни один король не устоит, не то что какой-то банкир!Мне очень не хотелось их надевать, но я не подала виду и подчинилась скрепя сердце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42