— Что за мазня, я тебя спрашиваю?! — негодовал капитан, с отвращением взирая на последний «шедевр» мастера. — По-твоему, это череп? Намалеванный бычий пузырь на палочках, вот что это такое! Что о нас подумают, увидев такое убожество? Примут за балаганных шутов, явившихся лупить их по головам Намек на ярмарочные выступления паяцев, на потеху публике колотящих друг друга надутыми бычьими пузырями с горохом.
. — Скомкав испорченное полотнище, Брум со злостью швырнул им в незадачливого живописца. — Кошка лапой и та лучше нарисует!Пришлось мне взяться за дело. Припомнив уроки рисования и мысленно представив аналогичное изображение на надгробье в соборе Св. Марии, я взялась за кисть. С костями и песочными часами я управилась без затруднений, а с тесаком обошлась и того проще. Одолжив у одного из наблюдавших за моей работой самый большой, я приложила его к полотнищу и обвела по контуру, после чего осталось только закрасить его. Зрители восторженно загалдели.— Ишь, ты! Лихо! — Один из пиратов одобрительно хлопнул меня по спине. — Да завидев такое страшилище, все купцы враз обосрутся! Уй!.. — Он вдруг вспомнил, кто я такая. — Прошу прощения, мисс, сорвалось.— Надеюсь, твое пророчество сбудется, — ответила я с улыбкой. — Для того и старалась.Капитан был доволен. Теперь уже ничто не препятствовало выходу «Избавления» в море, чтобы начать охотничий сезон. Первым делом Адам приказал поднять черный флаг и только потом дал команду ставить паруса. Отлив только начинался, задул попутный ветер, и мы благополучно покинули Катлесс-Бей, взяв курс на Наветренный пролив между Кубой и Испаньолой. Брум решил курсировать вдоль самых оживленных в Карибском бассейне морских путей в ожидании подходящей добычи в виде груженного товаром торгового судна. Винсент с жаром уверял, что встретить и захватить тихоходного «купца» в тех водах едва ли не проще, чем найти в курятнике цыпленка и свернуть ему шею. Почти никто не сомневался, что желанного приза долго ждать не придется.Невидимая грань отделяет стоящих вне закона авантюристов от законопослушных обывателей. Ступив на палубу пиратского корабля и даже поставив свои подписи под его уставом, мы с Минервой еще не переступили черту. По ту сторону мы окажемся после первого абордажа, и тогда уже пути назад не будет. Я поделилась своими соображениями с подругой, напомнив ей, что еще не поздно отказаться и это наш последний шанс, но Минерва даже не удостоила меня ответом. Она стояла у фальшборта, держась за поручни и завороженно устремив взор в морскую даль.Так началась наша жизнь среди пиратов. 21 Боевое крещение навсегда врезается в память. Ноги у меня сделались ватными, во рту пересохло, и я дрожала от страха, стоя наготове и с трепетом ожидая столкновения борт в борт с преследуемым нами судном. Нет ничего хуже ожидания. Я повидала немало сильных мужчин, чьи лица задолго до начала схватки белели как полотно, а их желудки выворачивало наизнанку или так прихватывало, что не всякий успевал добежать до гальюна. В таких случаях не принято подтрунивать, а тем более издеваться над осрамившимся товарищем, и даже записные насмешники, способные подшутить хоть над собственным палачом, хоть над самим сатаной, не позволяют себе ничего лишнего.В такие минуты все напряжены, сосредоточены и ждут сигнала, сжимая в руках багры и абордажные крючья, метательные ножи, топоры и тесаки. Иногда Брум собирал на баке музыкантов, и мы атаковали противника под барабанную дробь и звуки литавр, но чаще приказывал палить из пушек холостыми выстрелами, и тогда волна полуобнаженных пиратов накатывалась на обреченное судно прямо из облаков клубящегося порохового дыма.Но стоит перебраться на палубу приза, и все меняется, будто по мановению волшебной палочки. Собственные страхи безвозвратно уходят, как только осознаешь, что они ничто по сравнению с тем ужасом, который команда и пассажиры атакуемого корабля испытывают перед пиратами. Мы обрушивались на них с безрассудной дерзостью, очертя голову и безжалостно пресекая малейшие попытки к сопротивлению. Впрочем, заранее деморализованные жертвы обычно сразу сдавались, прекрасно зная, что в противном случае пощады не будет.В тот первый раз мы с Минервой, обе с ног до головы обвешанные оружием, стояли рядом у фальшборта и ждали команды. У каждой по паре заряженных пистолетов со взведенными курками, заточенный до бритвенной остроты тесак, ножи и тяжелый топор в петле на поясе. Мне никак не удавалось унять дрожь в коленках, костяшки пальцев, сжимавших поручни, побелели, в то время как Минерва оставалась холодной и спокойной, как высеченная изо льда статуя. Мне случалось и раньше наблюдать ту же позу и тот же остановившийся и будто устремленный в неведомые дали взгляд у Филлис, Томаса и других рабов, на которых изливалась маниакальная злоба Дьюка. Взгляд этот выражал не только безропотную покорность и смирение с неизбежным, но еще и молчаливый вызов, наперекор всему бросаемый судьбе.Меня подташнивало и знобило, бросая то в жар, то в холод, лицо позеленело, как кожура недозрелого банана. Сухая и теплая рука подруги ободряюще сжала мое запястье.— Мы будем оберегать друг друга в бою, — склонилась к моему уху Минерва, чтобы перекричать грохот пушечной канонады. — И ничего не бойся: ведь ты со мной, а я с тобой!Мы одними из первых покинули «Избавление» и одновременно перепрыгнули на палубу атакованного судна, готовые драться и умереть, защищая спину напарника. Но схватка увяла, не успев разгореться. Экипаж «купца» капитулировал после первого же натиска. Это было самое обыкновенное торговое судно, и люди нанимались на него вовсе не за тем, чтобы сражаться с пиратами. Они сложили оружие, не оказав сопротивления, но когда все закончилось, я едва успела добежать до фальшборта. Обнаружив меня перегнувшейся через поручень и кормящей рыбок остатками вчерашнего ужина, Минерва не нашла ничего более оригинального, чем задать мне идиотский вопрос:— Ты в порядке, Нэнси?— В полном! — огрызнулась я, вытирая рот тыльной стороной ладони. — Просто перенервничала немного. И еще…— Что?— Мне показалось, что один из офицеров очень похож на Уильяма.— Который? — со внезапно вспыхнувшим интересом оглянулась она на кучку пленников, согнанных на шкафут Шкафут — средняя часть верхней палубы.
и столпившихся у основания грот-мачты.— Помощник.— Симпатичный парень, — с одобрительной усмешкой кивнула Минерва. — У тебя неплохой вкус!Я не на шутку разозлилась:— Тебе бы только зубы скалить, а мне не до смеха! Вот ты представь на минутку, что это на самом деле Уильям. Что он обо мне подумает, увидев среди пиратов, в мужской одежде, с тесаком в одной руке и пистолетом в другой? Но даже не это самое страшное… — Тошнота снова подкатила к горлу при одной мысли о том, что может случиться. — Самое страшное, что он теперь на другой стороне. И если мы встретимся, Уильям будет в стане врагов и даже может погибнуть от моей руки!Моя страстная отповедь отрезвила подругу. Лицо ее сделалось серьезным, губы плотно сжались.— Но твой нареченный служит во флоте, — заметила она после некоторого раздумья, — а капитан Брум ни за что не станет нападать на военные корабли. Скорей уж они нападут на нас!Последняя ее фраза отнюдь не успокоила меня, только еще сильнее расстроила: мне как-то не приходило в голову, что инициатива может принадлежать и другой стороне.— Будем надеяться, что до этого не дойдет, — поспешила исправить промах Минерва. — Океан большой, и шансы встретиться именно с кораблем Уильяма ничтожно малы. Так что не переживай и не забивай себе голову. Жизнь не оставила нам другого выбора, кроме как жить сегодняшним днем и не думать о завтрашнем.Постепенно мы втянулись, и каждый последующий абордаж уже не вызывал прежних эмоций, а со временем и вовсе превратился в рутинную обязанность. Я честно старалась следовать совету Минервы и не думать об Уильяме. В какой-то степени это мне удалось. Призы попадались часто, одна атака сменялась другой, а в бою, как правило, не до воспоминаний и душевных терзаний. Я закалилась, окрепла, избавилась от прежней робости и сомнений и бесстрашно бросалась в самую гущу схватки наравне со всеми. Удаче немало способствовала придуманная Брумом военная хитрость. Мы затягивали орудийные порты раскрашенной под дерево парусиной и поднимали какой-нибудь дружественный флаг, в зависимости от национальной принадлежности замеченного судна. Затем какое-то время шли следом за ним параллельным курсом, постепенно сближаясь. И лишь подойдя к ни о чем не подозревающей жертве на расстояние пушечного выстрела, раскрывали карты, срывая маскировку с орудийных стволов и заменяя испанский, английский или голландский стяг на черное полотнище с Веселым Роджером. После кренгования и основательной перестройки скорость «Избавления» настолько возросла, что нам не составляло труда настичь практически любое торговое судно, рискнувшее сунуть нос в эти опасные воды.Случалось нам с Минервой воплощать в жизнь и другую уловку, изобретенную нашим хитроумным капитаном. Переодевшись в женское платье, мы рука об руку неторопливо прогуливались по палубе, усыпляя тем самым бдительность наблюдателей противника, следивших за нами в подзорные трубы. А дальше все шло по уже накатанной колее. Следовал предупредительный выстрел из носового орудия, а если капитан «купца» мешкал или не подчинялся столь недвусмысленному требованию спустить паруса и лечь в дрейф, у канониров, стоявших наготове с тлеющими фитилями в руках у заряженных пушек, имелся в запасе аргумент повесомее: двойные ядра, соединенные между собой толстой цепью. Такие гостинцы в клочья рвут паруса и такелаж и срезают, как бритвой, мачты из корабельной сосны в обхват толщиной. После этого остается только довершить разгром, подавив одним-двумя залпами ответный огонь и выкосив картечью оставшихся в живых офицеров и матросов. Но до подобных крайностей почти никогда не доходило. Нам было совсем не с руки уродовать ядрами ценный груз, а капитану и экипажу тем более не хотелось стрелять, так как все понимали, что их ждет, если они нанесут хоть малейший урон нашему кораблю и команде.И все это время мы с Минервой оставались под неусыпным присмотром Адама Брума, чей зоркий глаз не упускал из виду ни одной мелочи как в нашем поведении, так и в заметно изменившемся в лучшую сторону отношении к нам команды. Естественно, мы не могли рассчитывать на какие-то поблажки — об этом Брум честно предупредил нас с самого начала, — но он был не просто отличным капитаном, а еще и человеком незаурядного ума и выдающихся способностей. И присматривался он ко всем, не только к нам, в каждом выискивая какой-нибудь скрытый талант, который можно развить и в дальнейшем продуктивно использовать в интересах всей команды.Минерва, к примеру, блестяще проявила себя в качестве марсового. У нее начисто отсутствовала боязнь высоты, а прирожденное чувство равновесия позволяло ей с уверенностью канатоходца и проворностью обезьянки носиться по реям и натянутым на высоте сотни метров канатам столь же легко, как ходить по палубе или твердой земле. В сочетании со львиной отвагой в бою и фантастической меткостью стрельбы, эти достоинства заметно выделяли мою подругу среди общей массы корсаров. Поэтому никто не удивился, когда капитан назначил ее в группу снайперов, в которую входили еще несколько признанных стрелков под началом Винсента Кросби.Перед сражением они занимали позиции наверху, засев с мушкетами среди снастей и такелажа. Задача их состояла в том, чтобы выбивать ключевые фигуры в экипаже — в первую очередь капитана, офицеров и рулевого — любого судна, рискнувшего затеять с «Избавлением» артиллерийскую дуэль. Поначалу я очень боялась за нее, потому что снайперы подвергаются самому большому риску, являя собой ничем не прикрытую мишень. Мне делалось дурно, когда я представляла Минерву подстреленной, сорвавшейся с высоты и сломанной куклой распростертой на палубе в луже крови. Подобные мысли до добра не доводят, и я волей-неволей научилась от них избавляться. Перед схваткой от каждого требуется максимальная готовность и сосредоточенность на предстоящем деле, а все постороннее лучше выбросить из головы.Сам капитан Брум в непосредственном захвате призов участия никогда не принимал и поднимался на борт взятого на абордаж судна только после его предварительной зачистки. Под этим понятием подразумевалось разоружение и взятие под стражу капитана и судовых офицеров и отделение их от рядовых членов экипажа и пассажиров, которых собирали вместе и загоняли в противоположный конец палубы, подальше от начальства. Зато по завершении этой малоприятной, но необходимой процедуры Адам не отказывал себе в удовольствии развлечься и устраивал целое представление, появляясь на шканцах Шканцы — часть верхней палубы судна между грот-мачтой и бизань-мачтой; на военных судах место для парадов.
приза разодетым в пух и прах — этаким франтом с бристольской Мэйн-стрит или лондонской Пикадилли Пикадилли — фешенебельная улица в Лондоне.
— и с подчеркнутой уважительностью приветствуя своего менее удачливого коллегу.Для начала он пускался в расспросы о порте приписки, месте назначения, погоде, попутном ветре и прочей ерунде. И лишь в самом конце дружеской беседы шкиперу предлагалось подробно рассказать о характере груза и имеющихся на борту ценностях — в первую очередь, наличных деньгах, а также золотых и серебряных слитках или изделиях. При этом Адам, не повышая голоса, неизменно предупреждал о том, что ложь или утаивание могут привести к очень серьезным последствиям не только для солгавшего, но и для всех остальных, включая пассажиров. В отличие от других пиратских вождей, Брум никогда не срывался на крик, не прибегал к рукоприкладству, не угрожал смертью или пытками, но его великосветские манеры и утонченная вежливость, как правило, действовали на пленников и охлаждали горячие головы куда более эффективно, чем если бы он размахивал у них перед носом кулаками или тыкал в лицо дулом заряженного пистолета.С захваченного приза снималось все мало-мальски ценное и пригодное к употреблению. Мы очищали его палубу, каюты и трюмы в буквальном смысле до нитки, не оставляя на борту ни гвоздя, ни клочка парусины. Забирали все подряд: груз, ценности, оружие, пушки, провизию и снаряжение, а также личные вещи пассажиров и членов экипажа. К сожалению, золото, серебро и драгоценности попадались редко — легендарные времена каравелл и галеонов, тоннами вывозивших из Нового Света сокровища ацтеков и майя, давно канули в прошлое. Чаще всего мы находили в трюмах мешки с сахаром и какао-бобами и бочонки с ромом либо штуки материи, одежду, посуду, утварь и другие предметы домашнего обихода — в зависимости от того, куда направлялось судно: в метрополию или на острова.Все добытое сдавалось боцману Игнациусу Пеллингу, исполнявшему также обязанности казначея и пользовавшемуся в команде не меньшим доверием и авторитетом, чем сам капитан Брум. За утаивание добычи грозило суровое наказание в виде изгнания из команды и высадки на необитаемый остров, поэтому Адам настоятельно требовал, чтобы записывалась и учитывалась каждая мелочь. Своей скрупулезностью он напоминал мне отца, который так же ревностно следил за ведением бухгалтерских книг и лично проверял каждую строчку. Мое умение читать, считать и разборчиво писать не осталось без внимания, и вся эта бумажная канитель, как и следовало ожидать, легла на мои плечи.К нам с Минервой постепенно привыкли и воспринимали как неотъемлемую часть команды. Мы трудились и сражались бок о бок наравне с мужчинами, питались из одного котла с ними, но спали все-таки отдельно.— Они, конечно, наши товарищи, но еще и мужики, помимо прочего, — со свойственной ей прямотой высказалась Минерва еще в самую первую ночь, проведенную нами на борту пиратского корабля.Йен Джессоп сшил для нас парусиновые ширмы, которыми мы отгородили уголок в кубрике, где и повесили свои гамаки. Защита весьма относительная, но она позволяла нам, по крайней мере, спокойно одеваться и раздеваться, не привлекая нескромных взглядов. Мы собирали дождевую воду в растянутую парусину и пользовались ею для стирки и личной гигиены. Пока одна из нас мылась или посещала гальюн, другая стояла на страже. Никто нас больше открыто не оскорблял, не делал грязных намеков и не отпускал в наш адрес сальных шуточек, чему немало способствовали как наша повысившаяся репутация, так и ножи и пистолеты за поясом, с которыми мы не расставались. Мы драили палубу и отстаивали вахту в свою очередь вместе с остальными, не ропща, не жалуясь, не прося снисхождения и не ища поблажек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
. — Скомкав испорченное полотнище, Брум со злостью швырнул им в незадачливого живописца. — Кошка лапой и та лучше нарисует!Пришлось мне взяться за дело. Припомнив уроки рисования и мысленно представив аналогичное изображение на надгробье в соборе Св. Марии, я взялась за кисть. С костями и песочными часами я управилась без затруднений, а с тесаком обошлась и того проще. Одолжив у одного из наблюдавших за моей работой самый большой, я приложила его к полотнищу и обвела по контуру, после чего осталось только закрасить его. Зрители восторженно загалдели.— Ишь, ты! Лихо! — Один из пиратов одобрительно хлопнул меня по спине. — Да завидев такое страшилище, все купцы враз обосрутся! Уй!.. — Он вдруг вспомнил, кто я такая. — Прошу прощения, мисс, сорвалось.— Надеюсь, твое пророчество сбудется, — ответила я с улыбкой. — Для того и старалась.Капитан был доволен. Теперь уже ничто не препятствовало выходу «Избавления» в море, чтобы начать охотничий сезон. Первым делом Адам приказал поднять черный флаг и только потом дал команду ставить паруса. Отлив только начинался, задул попутный ветер, и мы благополучно покинули Катлесс-Бей, взяв курс на Наветренный пролив между Кубой и Испаньолой. Брум решил курсировать вдоль самых оживленных в Карибском бассейне морских путей в ожидании подходящей добычи в виде груженного товаром торгового судна. Винсент с жаром уверял, что встретить и захватить тихоходного «купца» в тех водах едва ли не проще, чем найти в курятнике цыпленка и свернуть ему шею. Почти никто не сомневался, что желанного приза долго ждать не придется.Невидимая грань отделяет стоящих вне закона авантюристов от законопослушных обывателей. Ступив на палубу пиратского корабля и даже поставив свои подписи под его уставом, мы с Минервой еще не переступили черту. По ту сторону мы окажемся после первого абордажа, и тогда уже пути назад не будет. Я поделилась своими соображениями с подругой, напомнив ей, что еще не поздно отказаться и это наш последний шанс, но Минерва даже не удостоила меня ответом. Она стояла у фальшборта, держась за поручни и завороженно устремив взор в морскую даль.Так началась наша жизнь среди пиратов. 21 Боевое крещение навсегда врезается в память. Ноги у меня сделались ватными, во рту пересохло, и я дрожала от страха, стоя наготове и с трепетом ожидая столкновения борт в борт с преследуемым нами судном. Нет ничего хуже ожидания. Я повидала немало сильных мужчин, чьи лица задолго до начала схватки белели как полотно, а их желудки выворачивало наизнанку или так прихватывало, что не всякий успевал добежать до гальюна. В таких случаях не принято подтрунивать, а тем более издеваться над осрамившимся товарищем, и даже записные насмешники, способные подшутить хоть над собственным палачом, хоть над самим сатаной, не позволяют себе ничего лишнего.В такие минуты все напряжены, сосредоточены и ждут сигнала, сжимая в руках багры и абордажные крючья, метательные ножи, топоры и тесаки. Иногда Брум собирал на баке музыкантов, и мы атаковали противника под барабанную дробь и звуки литавр, но чаще приказывал палить из пушек холостыми выстрелами, и тогда волна полуобнаженных пиратов накатывалась на обреченное судно прямо из облаков клубящегося порохового дыма.Но стоит перебраться на палубу приза, и все меняется, будто по мановению волшебной палочки. Собственные страхи безвозвратно уходят, как только осознаешь, что они ничто по сравнению с тем ужасом, который команда и пассажиры атакуемого корабля испытывают перед пиратами. Мы обрушивались на них с безрассудной дерзостью, очертя голову и безжалостно пресекая малейшие попытки к сопротивлению. Впрочем, заранее деморализованные жертвы обычно сразу сдавались, прекрасно зная, что в противном случае пощады не будет.В тот первый раз мы с Минервой, обе с ног до головы обвешанные оружием, стояли рядом у фальшборта и ждали команды. У каждой по паре заряженных пистолетов со взведенными курками, заточенный до бритвенной остроты тесак, ножи и тяжелый топор в петле на поясе. Мне никак не удавалось унять дрожь в коленках, костяшки пальцев, сжимавших поручни, побелели, в то время как Минерва оставалась холодной и спокойной, как высеченная изо льда статуя. Мне случалось и раньше наблюдать ту же позу и тот же остановившийся и будто устремленный в неведомые дали взгляд у Филлис, Томаса и других рабов, на которых изливалась маниакальная злоба Дьюка. Взгляд этот выражал не только безропотную покорность и смирение с неизбежным, но еще и молчаливый вызов, наперекор всему бросаемый судьбе.Меня подташнивало и знобило, бросая то в жар, то в холод, лицо позеленело, как кожура недозрелого банана. Сухая и теплая рука подруги ободряюще сжала мое запястье.— Мы будем оберегать друг друга в бою, — склонилась к моему уху Минерва, чтобы перекричать грохот пушечной канонады. — И ничего не бойся: ведь ты со мной, а я с тобой!Мы одними из первых покинули «Избавление» и одновременно перепрыгнули на палубу атакованного судна, готовые драться и умереть, защищая спину напарника. Но схватка увяла, не успев разгореться. Экипаж «купца» капитулировал после первого же натиска. Это было самое обыкновенное торговое судно, и люди нанимались на него вовсе не за тем, чтобы сражаться с пиратами. Они сложили оружие, не оказав сопротивления, но когда все закончилось, я едва успела добежать до фальшборта. Обнаружив меня перегнувшейся через поручень и кормящей рыбок остатками вчерашнего ужина, Минерва не нашла ничего более оригинального, чем задать мне идиотский вопрос:— Ты в порядке, Нэнси?— В полном! — огрызнулась я, вытирая рот тыльной стороной ладони. — Просто перенервничала немного. И еще…— Что?— Мне показалось, что один из офицеров очень похож на Уильяма.— Который? — со внезапно вспыхнувшим интересом оглянулась она на кучку пленников, согнанных на шкафут Шкафут — средняя часть верхней палубы.
и столпившихся у основания грот-мачты.— Помощник.— Симпатичный парень, — с одобрительной усмешкой кивнула Минерва. — У тебя неплохой вкус!Я не на шутку разозлилась:— Тебе бы только зубы скалить, а мне не до смеха! Вот ты представь на минутку, что это на самом деле Уильям. Что он обо мне подумает, увидев среди пиратов, в мужской одежде, с тесаком в одной руке и пистолетом в другой? Но даже не это самое страшное… — Тошнота снова подкатила к горлу при одной мысли о том, что может случиться. — Самое страшное, что он теперь на другой стороне. И если мы встретимся, Уильям будет в стане врагов и даже может погибнуть от моей руки!Моя страстная отповедь отрезвила подругу. Лицо ее сделалось серьезным, губы плотно сжались.— Но твой нареченный служит во флоте, — заметила она после некоторого раздумья, — а капитан Брум ни за что не станет нападать на военные корабли. Скорей уж они нападут на нас!Последняя ее фраза отнюдь не успокоила меня, только еще сильнее расстроила: мне как-то не приходило в голову, что инициатива может принадлежать и другой стороне.— Будем надеяться, что до этого не дойдет, — поспешила исправить промах Минерва. — Океан большой, и шансы встретиться именно с кораблем Уильяма ничтожно малы. Так что не переживай и не забивай себе голову. Жизнь не оставила нам другого выбора, кроме как жить сегодняшним днем и не думать о завтрашнем.Постепенно мы втянулись, и каждый последующий абордаж уже не вызывал прежних эмоций, а со временем и вовсе превратился в рутинную обязанность. Я честно старалась следовать совету Минервы и не думать об Уильяме. В какой-то степени это мне удалось. Призы попадались часто, одна атака сменялась другой, а в бою, как правило, не до воспоминаний и душевных терзаний. Я закалилась, окрепла, избавилась от прежней робости и сомнений и бесстрашно бросалась в самую гущу схватки наравне со всеми. Удаче немало способствовала придуманная Брумом военная хитрость. Мы затягивали орудийные порты раскрашенной под дерево парусиной и поднимали какой-нибудь дружественный флаг, в зависимости от национальной принадлежности замеченного судна. Затем какое-то время шли следом за ним параллельным курсом, постепенно сближаясь. И лишь подойдя к ни о чем не подозревающей жертве на расстояние пушечного выстрела, раскрывали карты, срывая маскировку с орудийных стволов и заменяя испанский, английский или голландский стяг на черное полотнище с Веселым Роджером. После кренгования и основательной перестройки скорость «Избавления» настолько возросла, что нам не составляло труда настичь практически любое торговое судно, рискнувшее сунуть нос в эти опасные воды.Случалось нам с Минервой воплощать в жизнь и другую уловку, изобретенную нашим хитроумным капитаном. Переодевшись в женское платье, мы рука об руку неторопливо прогуливались по палубе, усыпляя тем самым бдительность наблюдателей противника, следивших за нами в подзорные трубы. А дальше все шло по уже накатанной колее. Следовал предупредительный выстрел из носового орудия, а если капитан «купца» мешкал или не подчинялся столь недвусмысленному требованию спустить паруса и лечь в дрейф, у канониров, стоявших наготове с тлеющими фитилями в руках у заряженных пушек, имелся в запасе аргумент повесомее: двойные ядра, соединенные между собой толстой цепью. Такие гостинцы в клочья рвут паруса и такелаж и срезают, как бритвой, мачты из корабельной сосны в обхват толщиной. После этого остается только довершить разгром, подавив одним-двумя залпами ответный огонь и выкосив картечью оставшихся в живых офицеров и матросов. Но до подобных крайностей почти никогда не доходило. Нам было совсем не с руки уродовать ядрами ценный груз, а капитану и экипажу тем более не хотелось стрелять, так как все понимали, что их ждет, если они нанесут хоть малейший урон нашему кораблю и команде.И все это время мы с Минервой оставались под неусыпным присмотром Адама Брума, чей зоркий глаз не упускал из виду ни одной мелочи как в нашем поведении, так и в заметно изменившемся в лучшую сторону отношении к нам команды. Естественно, мы не могли рассчитывать на какие-то поблажки — об этом Брум честно предупредил нас с самого начала, — но он был не просто отличным капитаном, а еще и человеком незаурядного ума и выдающихся способностей. И присматривался он ко всем, не только к нам, в каждом выискивая какой-нибудь скрытый талант, который можно развить и в дальнейшем продуктивно использовать в интересах всей команды.Минерва, к примеру, блестяще проявила себя в качестве марсового. У нее начисто отсутствовала боязнь высоты, а прирожденное чувство равновесия позволяло ей с уверенностью канатоходца и проворностью обезьянки носиться по реям и натянутым на высоте сотни метров канатам столь же легко, как ходить по палубе или твердой земле. В сочетании со львиной отвагой в бою и фантастической меткостью стрельбы, эти достоинства заметно выделяли мою подругу среди общей массы корсаров. Поэтому никто не удивился, когда капитан назначил ее в группу снайперов, в которую входили еще несколько признанных стрелков под началом Винсента Кросби.Перед сражением они занимали позиции наверху, засев с мушкетами среди снастей и такелажа. Задача их состояла в том, чтобы выбивать ключевые фигуры в экипаже — в первую очередь капитана, офицеров и рулевого — любого судна, рискнувшего затеять с «Избавлением» артиллерийскую дуэль. Поначалу я очень боялась за нее, потому что снайперы подвергаются самому большому риску, являя собой ничем не прикрытую мишень. Мне делалось дурно, когда я представляла Минерву подстреленной, сорвавшейся с высоты и сломанной куклой распростертой на палубе в луже крови. Подобные мысли до добра не доводят, и я волей-неволей научилась от них избавляться. Перед схваткой от каждого требуется максимальная готовность и сосредоточенность на предстоящем деле, а все постороннее лучше выбросить из головы.Сам капитан Брум в непосредственном захвате призов участия никогда не принимал и поднимался на борт взятого на абордаж судна только после его предварительной зачистки. Под этим понятием подразумевалось разоружение и взятие под стражу капитана и судовых офицеров и отделение их от рядовых членов экипажа и пассажиров, которых собирали вместе и загоняли в противоположный конец палубы, подальше от начальства. Зато по завершении этой малоприятной, но необходимой процедуры Адам не отказывал себе в удовольствии развлечься и устраивал целое представление, появляясь на шканцах Шканцы — часть верхней палубы судна между грот-мачтой и бизань-мачтой; на военных судах место для парадов.
приза разодетым в пух и прах — этаким франтом с бристольской Мэйн-стрит или лондонской Пикадилли Пикадилли — фешенебельная улица в Лондоне.
— и с подчеркнутой уважительностью приветствуя своего менее удачливого коллегу.Для начала он пускался в расспросы о порте приписки, месте назначения, погоде, попутном ветре и прочей ерунде. И лишь в самом конце дружеской беседы шкиперу предлагалось подробно рассказать о характере груза и имеющихся на борту ценностях — в первую очередь, наличных деньгах, а также золотых и серебряных слитках или изделиях. При этом Адам, не повышая голоса, неизменно предупреждал о том, что ложь или утаивание могут привести к очень серьезным последствиям не только для солгавшего, но и для всех остальных, включая пассажиров. В отличие от других пиратских вождей, Брум никогда не срывался на крик, не прибегал к рукоприкладству, не угрожал смертью или пытками, но его великосветские манеры и утонченная вежливость, как правило, действовали на пленников и охлаждали горячие головы куда более эффективно, чем если бы он размахивал у них перед носом кулаками или тыкал в лицо дулом заряженного пистолета.С захваченного приза снималось все мало-мальски ценное и пригодное к употреблению. Мы очищали его палубу, каюты и трюмы в буквальном смысле до нитки, не оставляя на борту ни гвоздя, ни клочка парусины. Забирали все подряд: груз, ценности, оружие, пушки, провизию и снаряжение, а также личные вещи пассажиров и членов экипажа. К сожалению, золото, серебро и драгоценности попадались редко — легендарные времена каравелл и галеонов, тоннами вывозивших из Нового Света сокровища ацтеков и майя, давно канули в прошлое. Чаще всего мы находили в трюмах мешки с сахаром и какао-бобами и бочонки с ромом либо штуки материи, одежду, посуду, утварь и другие предметы домашнего обихода — в зависимости от того, куда направлялось судно: в метрополию или на острова.Все добытое сдавалось боцману Игнациусу Пеллингу, исполнявшему также обязанности казначея и пользовавшемуся в команде не меньшим доверием и авторитетом, чем сам капитан Брум. За утаивание добычи грозило суровое наказание в виде изгнания из команды и высадки на необитаемый остров, поэтому Адам настоятельно требовал, чтобы записывалась и учитывалась каждая мелочь. Своей скрупулезностью он напоминал мне отца, который так же ревностно следил за ведением бухгалтерских книг и лично проверял каждую строчку. Мое умение читать, считать и разборчиво писать не осталось без внимания, и вся эта бумажная канитель, как и следовало ожидать, легла на мои плечи.К нам с Минервой постепенно привыкли и воспринимали как неотъемлемую часть команды. Мы трудились и сражались бок о бок наравне с мужчинами, питались из одного котла с ними, но спали все-таки отдельно.— Они, конечно, наши товарищи, но еще и мужики, помимо прочего, — со свойственной ей прямотой высказалась Минерва еще в самую первую ночь, проведенную нами на борту пиратского корабля.Йен Джессоп сшил для нас парусиновые ширмы, которыми мы отгородили уголок в кубрике, где и повесили свои гамаки. Защита весьма относительная, но она позволяла нам, по крайней мере, спокойно одеваться и раздеваться, не привлекая нескромных взглядов. Мы собирали дождевую воду в растянутую парусину и пользовались ею для стирки и личной гигиены. Пока одна из нас мылась или посещала гальюн, другая стояла на страже. Никто нас больше открыто не оскорблял, не делал грязных намеков и не отпускал в наш адрес сальных шуточек, чему немало способствовали как наша повысившаяся репутация, так и ножи и пистолеты за поясом, с которыми мы не расставались. Мы драили палубу и отстаивали вахту в свою очередь вместе с остальными, не ропща, не жалуясь, не прося снисхождения и не ища поблажек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42