Адам был блестящим капитаном, и никто не рискнул бы назвать его тупицей, но временами у него начисто отказывало логическое мышление.— Бразильцу нужен вовсе не ты, — тоскливо вздохнула я. 43 Брум собрал команду на сходку, и мы порешили, что негоже нам бегать и прятаться от объявившегося охотника за корсарами. Мы поднимем «Веселого Роджера», выйдем в море, как в былые времена, и снова займем свои прежние места на борту. Винсент — шкипера и первого помощника, Пеллинг — квартирмейстера и боцмана, Филипс — старшего канонира. Не будет с нами только Минервы.Почему? Минерва была беременна, и хотя срок был небольшой, ее постоянно тошнило, и мы пришли к единодушному мнению, что в таком деликатном состоянии ей лучше поберечься и не рисковать. Минерва возмущалась, доказывала, что это безопасно, приводила в пример других женщин и даже, переломив свой гордый, независимый характер, унизилась до просьб, но Винсент и Брум оставались непоколебимы, а я тем более.Перед выходом в море мы установили на корабль дополнительные орудия, самоуверенно посчитав, что с таким арсеналом нам никто не страшен, и на следующее утро подняли якорь. Ветер дул попутный, в небе ни облачка, но Винсент был угрюм и неразговорчив. Он стоял на корме, опершись на поручни, и мрачно вглядывался в туманную даль, где остались покинутый нами остров и Минерва.— Не беспокойся о ней, — попыталась я развеять дурное настроение шкипера, — она в безопасности. Бразильцу нужна только я, больше его никто не интересует.Вот только уверенности в этом у меня почему-то поубавилось. Чем дальше мы удалялись от берега, тем сильнее беспокоила меня навязчивая мысль, что я чем-то напоминаю утку, отводящую лису от гнезда с птенцами, прикидываясь, будто у нее перебито крыло. С одной стороны, вроде бы все логично, а с другой… Бартоломе все-таки не лис, а матерый волк, его так просто не проведешь!Брум приказал удвоить число вахтенных и не ослаблять внимания ни днем, ни ночью. С утра до вечера впередсмотрящие на мачтах обозревали все стороны горизонта, напрягая глаза в поисках противника и не находя никаких признаков его присутствия. Так прошло несколько дней, и даже самые стойкие и убежденные начали склоняться к мнению большинства, что Эндрюсу тогда померещилось и замеченный им корабль был тем самым легендарным «Летучим голландцем», встреча с которым, по морским поверьям, предвещает несчастье. Все чаще раздавались голоса, что мы ищем там, где бразильца нет. Так не лучше ли вернуться на Мадагаскар и дождаться, пока ситуация не прояснится?Бартоломе атаковал нас на рассвете пятого дня, всего через несколько часов после того, как Брум принял решение прекратить крейсирование и возвращаться назад.Ночь выдалась прохладной и тихой. Паруса безжизненно повисли, лишь изредка лениво пошевеливаясь от легкого дуновения случайного ветерка. Я несла вахту по правому борту, то и дело бросая нетерпеливые взгляды в сторону востока, где вскоре должен был показаться над морем краешек восходящего солнца и развеять непроглядный ночной мрак. Томительно тянулись минуты, но вот, наконец, как всегда неожиданно, без предупреждения, одинокий ослепительный луч блеснул над горизонтом — как будто пробудился к жизни и вспыхнул огонь невидимого маяка. И сразу все вокруг начало стремительно изменяться как по мановению волшебной палочки. Небо посветлело, ночь отступила. Багрово-красный диск дневного светила величественно поднимался над волнами, окрашивая редкие облака в пурпурно-розовые тона.Со стороны материка неудержимо накатывалась широкая полоса утреннего тумана, вскоре достигшая нашего корабля и окутавшая его от киля до клотиков непроницаемым белым саваном. Насыщенная испарениями белесая муть оседала крупными каплями на волосах и лицах, на палубе и поручнях фальшборта, на снастях и парусах, быстро пропитавшихся влагой и заметно отяжелевших. Я моментально продрогла от промозглой сырости и зябко ежилась на своем посту, от души жалея, что не прихватила куртку. Более предусмотрительные вахтенные запахивали бушлаты и поднимали воротники.— Черт, как же холодно! — выругался Филипс, которому предстояло командовать следующей вахтой. — Вот тебе и экваториальные воды! Прямо как в Северном море в конце ноября.Он откашлялся, сплюнул за борт, достал из кармана бутылку, основательно приложился к горлышку сам и пустил дальше по кругу.— Ничего страшного, сейчас рассосется, — кивнул Винсент в сторону восходящего солнца. — Вон, посмотри, уже начинает.Где-то в недрах туманного облака возникло, медленно разгораясь и распространяясь вширь, розоватое свечение. Один из вахтенных матросов по фамилии Лоусон перегнулся через поручень, всматриваясь в туман, и внезапно заорал во всю глотку:— Смотрите! Корабль справа по борту! Это чертов «Летучий голландец»!Он тыкал дрожащей рукой прямо перед собой. Лицо его перекосилось от ужаса, а стоявшие рядом матросы шарахнулись в стороны, как от прокаженного. Все знали, что первый, кто заметил корабль-призрак, обречен на скорую и верную смерть.В клубящейся белой мгле образовался просвет, в котором отчетливо обрисовался темный, как южная ночь, силуэт, похожий на вырезанный из плотной бумаги детский кораблик. Неизвестное судно с минуту шло параллельным курсом, потом переменило галс и устремилось прямо на нас под всеми парусами, быстро увеличиваясь в размерах и демонстрируя недвусмысленное намерение протаранить наш правый борт.— Это проклятый призрак! — снова завопил Лоусон. — Сам дьявол надувает ему паруса! А у нас полный штиль!Взоры присутствующих непроизвольно обратились на мачты и реи, с которых по-прежнему безжизненно свисали мокрыми тряпками неподвижные полотнища парусов. Черный корабль приближался. Уже можно было разглядеть фигурки людей на палубе и вантах. Когда-то его паруса были такими же черными, как корпус, но под воздействием солнца, морской соли и тропических ливней приобрели зловещий окрас цвета запекшейся крови. Мы замерли в ожидании, но ничего не происходило. Никто не отдавал приказов, никто не бросался заряжать и выкатывать орудия… Как будто всю команду разом охватило полное оцепенение. Винсент первым очнулся от странного наваждения и послал за Брумом. Капитан выскочил на шканцы полуодетый, на ходу заправляя рубашку за пояс штанов. Сразу оценив ситуацию, он распорядился срочно ставить все паруса и готовиться к развороту.— Право руля! Живее! Да крути же, крути, что стоишь, как вареный?! — орал он на рулевого, испуганно вцепившегося побелевшими пальцами в штурвал. — Если не отвернем, он проломит нам борт!Натужно скрипя, наш корабль начал очень медленно поворачиваться навстречу противнику, но даже невооруженным глазом было видно, что мы не успеваем.— Ничего не получается, сэр! — крикнул рулевой. — Без ветра ничего не выйдет!Черный корабль заходил с подветренной стороны, что давало ему дополнительное преимущество. Мы же безнадежно топтались на месте, не в состоянии даже уберечь от тарана свой беззащитный правый борт. Положение было отчаянным, а тут еще в довершение всего носовая пушка противника вдруг окуталась дымом, выплюнув в нашу сторону увесистое ядро, шлепнувшееся в воду с очень небольшим недолетом.— Канониры! К орудиям! — закричал капитан. — Задайте им жару! — Он обернулся к Винсенту: — Не разобрал, чей это вымпел?— Просто черное полотнище. Без девиза. Никогда о таком не слышал.— Ладно, после разберемся. Распорядись поднять наш. Ничего, сейчас мы им покажем! — хорохорился Брум. — Не на того напали! На всю жизнь зарекутся с нами связываться! — Он повернулся налево, окинул взглядом пушкарей, застывших у заряженных орудий с зажженными фитилями в руках, и повысил голос: — Канониры! Приготовиться!— Стойте! — Я изо всех сил вцепилась в его руку, чтобы он не мог дать отмашку для команды открыть огонь. — Подождите стрелять!— Чего ждать-то?! — рявкнул на меня Адам. — Пока они нас на свой бушприт, как на вертел, насадят?— Да нет же! Смотрите!Привязанная к основанию бушприта черного корабля точеная фигурка Минервы навсегда запечатлелась в моей памяти. Плененная, но по-прежнему неукротимая, с высоко поднятой головой, она готова была без страха принять любую участь, уготованную ей судьбой.Корабль Бартоломе продолжал двигаться прежним курсом, угрожая протаранить нас уже в ближайшие полминуты, и в этот миг произошло чудо. Ветер неожиданно стих, и паруса цвета ржавчины опали и обвисли дряблыми складками, точь-в-точь как наши. Противник резко потерял ход и уже не летел, а едва заметно скользил по волнам, все еще сокращая расстояние между нами, но уже потеряв разгон и мощь, необходимые для эффективного тарана.Позже я не раз задумывалась, а был ли ветер? Или прав был Лоусон, и бразильцу в самом деле помогали какие-то потусторонние силы? Я до сих пор не знаю ответа, хотя, возможно, найдутся среди ученых умов такие, кто сумеет подвести под это необъяснимое явление вполне логичное и естественное обоснование.Туман почти рассеялся, и вновь засиявшее солнце озарило и высветило оба корабля в их истинном облике. Бартоломе выглядел точно таким же, каким представал в моих сновидениях. Он стоял на шканцах, и алмазный крест у него на груди сверкал и переливался в золотистых лучах фантастической звездной россыпью. Подав знак рулевому, бразилец дождался, пока корма круто вывернувшего влево черного корабля поравняется со шкафутом нашего, и обратился прямо ко мне, не обращая ни малейшего внимания ни на капитана, ни на матросов, как будто для него их вовсе не существовало.— Наконец-то я нашел вас, дорогая мисс Кингтон. Признаюсь честно, еще никто и никогда так долго не водил меня за нос! Кстати, как вам нравится новое украшение на носу моего корабля? — кивком указал он в сторону распятой на бушприте Минервы. — Одобряете мой вкус?— Вам нужна я. — Я встала у фальшборта напротив Бартоломе и взглянула на него в упор. — Хорошо. Я согласна. Только сначала отпустите ее.— Всему свое время, — усмехнулся он, небрежно облокотившись на поручни. — А для начала я хочу, чтобы вы все сложили оружие. Кто не подчинится, тому конец.Вдоль шкафута выстроились в шеренгу стрелки с наведенными на нас мушкетами. Еще дюжина снайперов заняли позиции на вантах и реях. Сопротивляться было бы безумием, и через несколько секунд на палубные доски посыпались ножи, тесаки и пистолеты. Словно в подтверждение слов бразильца, один за другим прогремели два выстрела, и двое замешкавшихся корсаров свалились замертво с простреленными головами.Тем временем люди Бартоломе забросили абордажные крючья, сноровисто подтянули оба корабля друг к другу и лавиной хлынули через орудийные порты, моментально рассыпавшись по всей палубе. Несколько человек из абордажной команды занялись сбором валявшегося под ногами оружия. Корсары сумрачно отводили глаза, стараясь не смотреть на это постыдное зрелище. Я прекрасно понимала, как они переживают, что пришлось сдаться без боя, но другого выхода они не видели. Дух их был сломлен, и они безропотно позволили согнать себя в кучу.Затем нас всех заставили перейти на корабль Бартоломе, выстроили на шкафуте под дулами мушкетов и неторопливо, без всякой спешки, принялись вязать попарно, спина к спине, как цыплят на продажу. Минерву отвязали и вместе со мной отвели на шканцы. Он приказал ей встать перед ним на колени, схватил за волосы, откинул голову сестры назад и приставил к горлу длинный кинжал с изогнутым клинком. Я представила на миг, как брызнет рубиновыми каплями кровь из перерезанных артерий, и вспомнила пророчество Филлис, узревшей смерть в кроваво-красном сиянии камней подаренного Бартоломе ожерелья. Вот только чью смерть увидела там старая ведунья? Мою или Минервы? Бразилец жестом велел мне приблизиться.— Что вы сделаете, чтобы спасти ей жизнь, мисс Нэнси? — с подчеркнутой вежливостью осведомился он.— Все, — просто ответила я. — Все, чего бы вы от меня ни потребовали.— Превосходно. — Бартоломе отпустил сестру и спрятал кинжал в ножны. — Не забудьте своего обещания, иначе мне придется вам его напомнить!Затем он приказал мне спуститься вниз и переодеться в женское платье. Я дрожала от страха, но старалась изо всех сил сдерживаться и не подавать виду, сознавая, как это важно. Кое-как взяв себя в руки, я попросила бразильца отпустить Минерву со мной. Сказала, что мне будет трудно одеться без ее помощи, что она моя рабыня и камеристка, что я к ней привыкла и не могу обойтись без ее услуг. К нашей общей радости, Бартоломе безоговорочно принял мои объяснения и согласился не раздумывая. Подвело его все-таки закостенелое мышление человека, привыкшего к тому, что женщины его круга сами ни на что не способны и во всем полагаются на прислугу, без чьей помощи им действительно не обойтись. Ему и в голову не пришло, что я больше года прожила среди мужчин, носила мужскую одежду и в услугах камеристки, естественно, не нуждалась.Предназначенные мне апартаменты состояли из двух соседних боковых кают по левому борту, обставленных, соответственно, как гостиная и спальня, и таких просторных, как не всякая капитанская каюта даже на крупных судах. Вдоль переборок теснились сундуки, среди которых я с удивлением узнала и те, что оставила на Мадагаскаре и Ямайке. Одно из моих платьев, аккуратно вычищенное и выглаженное, лежало разложенным на кровати. Я с содроганием узнала в нем то самое, что было на мне в день моего шестнадцатилетия, когда мы с Джозефом отправились на ужин в резиденцию Бартоломе.Минерву тоже трясло, только еще сильнее, чем меня. Чего только она не натерпелась, особенно за последние несколько часов! Я обняла ее, усадила на кровать и закутала в одеяло. Постепенно она оттаяла и даже смогла довольно связно изложить, что произошло и как она оказалась на корабле бразильца.— Они заявились ночью. Через два дня после вашего отплытия. Напали внезапно, без предупреждения. Окружили деревню и вошли внутрь, постепенно сжимая кольцо и убивая всех, кто пытался оказать сопротивление. Я проснулась, когда они уже ворвались в спальню. Даже до оружия дотянуться не успела. Меня связали, обыскали дом и забрали все твои вещи…— Это неважно, — отмахнулась я. — Ты мне лучше скажи, с тобой все в порядке?— Думаю, да, — кивнула сестра. — Только какое это сейчас имеет значение? Неужели ты не видишь, что он безумен? — На глаза ее навернулись слезы. — Он убьет нас всех! Меня, Винсента, Брума… И тебя он тоже убьет, может, не сразу, но убьет обязательно!Вообще-то я тоже не питала особых иллюзий на сей счет. От негодяя, не гнушающегося использовать в качестве живого щита беременную женщину, можно ожидать чего угодно! Но высказывать свое мнение не торопилась.— Ну, это мы еще посмотрим, кто кого убьет, — прошептала я ей на ухо, опасаясь, что нас подслушивают. — А пока мы живы, всегда остается надежда. Давай-ка лучше осмотримся, пока время есть. Перед боем никогда не помешает предварительно разведать обстановку.Входная дверь охранялась двумя часовыми, однако, как это принято на грузопассажирских судах, все кормовые каюты, включая обе мои, были смежными. Дверь в ближайшую из них оказалась незапертой. Никто не преградил нам путь, мы беспрепятственно вошли внутрь и очутились в спальне самого Бартоломе. Минерва наверняка отметила бросающееся в глаза соседство с моей, но оставила без комментариев. Прокравшись мимо огромных размеров кровати под дамасским покрывалом, мы проследовали в соседнее помещение, поразившее нас поистине королевской роскошью. Задрапированные гобеленами и персидскими коврами переборки были сплошь увешаны антикварным средневековым оружием и доспехами с подернутыми паутиной времени полустертыми гербами и девизами. Ума не приложу, где он набрал столько старинных доспехов? Должно быть, ограбил какой-нибудь рыцарский замок. Или несколько.Яркий дневной свет свободно проникал сквозь выходящие на галерею иллюминаторы, такие же огромные, как в адмиральской каюте. Под ними располагался широкий и длинный письменный стол, заваленный картами и лоциями, соседствующими с большим глобусом и навигационными инструментами: секстантом, астролябией, компасом и буссолью. Небрежно отодвинутое кресло с резными ножками и подлокотниками, красноречиво напоминало о том, что хозяин лишь ненадолго покинул свои владения и должен вот-вот вернуться. Достаточно насмотревшись и не желая больше рисковать, мы на цыпочках выскользнули из каюты и вернулись к себе. 44 Молчаливый слуга принес мое рубиновое ожерелье. Бразильцу, должно быть, пришлось долго рыться в моих вещах, чтобы отыскать его. Без слов было ясно, что я должна его надеть в качестве необходимого дополнения к приготовленному для меня платью. Ясно было также, что Бартоломе хочет снова увидеть меня такой же, какой увидел у себя в усадьбе в день моего рождения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42