Она вновь и вновь писала их имена на всех попадавшихся под руку листках бумаги и засовывала их в такие места, где бы их не нашли пираты. Конечно, эти люди заслуживают большего, но что еще она могла для них сделать?Когда наконец входной люк поддался, Брюн схватила свое личное оружие, и первый пират тут же свалился на пол. Но потом они бросили внутрь какой-то небольшой сферический предмет, который разорвался миллионом маленьких иголок, и она сразу же ощутила покалывание по всему телу. Рука ослабла и опустилась, колени подогнулись, и она упала на пол.Очнулась она с таким чувством, что сейчас задохнется, попыталась откашляться, но тут же поняла, что во рту у нее какой-то кусок материи. Кляп, как в старинных приключенческих романах. Смешно. Она взглянула на окружавших ее мужчин. Все они были в скафандрах, шлемы болтались на спине. Она чувствовала тяжесть и слабость по всему телу, но могла немного пошевелить ногами. Мужчины говорили друг с другом с таким сильным акцентом, что она с трудом их понимала. К ней подошли, она пробовала сопротивляться, но действие препарата все еще ограничивало ее движения. Ее подняли, вытащили из каюты в коридор, где лежали тела ее охранников, протащили через трубу, связывавшую их корабль с яхтой.Девушку усадили на стул и крепко-накрепко привязали к нему. Потом все ушли. Брюн пыталась пошевелиться. Сначала в руках, потом в ногах она почувствовала какой-то зуд, значит, действие препарата заканчивается. Но как же ей освободиться? И тут она вспомнила. «В первую очередь вы должны остаться в живых».Через трубу на корабль прошли еще несколько человек… все? Или кто-то остался на борту яхты, и если да, то зачем? Уши заложило, значит, закрывают герметический внутренний люк. Яхту, наверное, просто бросят. Кто-нибудь наткнется на нее. Если когда-нибудь этим маршрутом полетит другой корабль «Бороса» и если этот корабль заметит маленькую яхту или то, что от нее останется…Корабль, на борту которого она теперь находилась, вздрогнул (что это, прыжок?), потом снова выровнялся. Трое мужчин все еще стояли у воздушного шлюза. Вот они отошли… Брюн вытянула шею и пыталась разглядеть, что они там делают. Что-то лязгнуло, потом раздался звук, словно вилами водили по бетонному полу, потом все стихло. Мужчины прошли в шлюз и, судя по звукам, открыли внешний люк. Внутрь потянуло холодный воздух. Она услышала громкие голоса, видимо, с другого корабля, потом все ушли.Снова появились те, кто взял ее в плен, но теперь на них была какая-то коричневая форма. Они развязали ее и поставили на ноги. Если бы только вырваться, они ведь считают, что она еще не может толком двигаться, но из шлюза вышли еще трое. Слишком много, решила она про себя, хотя тело рвалось в бой. И, видимо, действие препарата еще до конца не прошло, потому что мышцы отказывались повиноваться. Хорошо, раз она не может драться, то будет наблюдать. Коричневая униформа, рубашки в обтяжку, свободного покроя брюки, высокие сапоги. Сапоги из коричневой кожи. На воротничках рубашек знаки отличия, пятиконечная звезда внутри круга.Когда они вышли из шлюза, Брюн сразу увидела на обшивке корабля логотип консорциума «Борос», значит, она на борту «Элайаса Мадеро». Ее провели по достаточно широкому коридору, тут мог бы проехать небольшой автопогрузчик, мимо входных люков с картинками, которые должны быть ей известны. Вот камбуз, там работает большой кухонный комбайн, вот учебные классы… Наконец они на мостике. Брюн сразу же вспомнила тот, другой мостик, на котором она сломала нос второму помощнику капитана…Но человек, стоявший на мостике, не был капитаном торгового судна.Видимо, это был их командир. На нем была такая же коричневая форма, но звезда в круге на воротнике рубашки золотая, а не серебряная, и гораздо крупнее, чем у остальных. Она бесстрашно встретилась с ним взглядом, он посмотрел на сопровождавших ее людей.— Бумаги у вас? — Говорил он с таким же сильным акцентом.— Да. — Вперед вышел один из людей и протянул командиру ее документы. — Это она. Мы проверили узор сетчатки и все остальное.— Молодцы, ребята.Командир просмотрел документы, потом снова взглянул на нее.— Никакой благопристойности, но что еще от них можно ожидать?Остальные ухмыльнулись. Брюн попробовала выплюнуть изо рта кляп, она прекрасно знала, что ответить этим… этим людям. Командир подошел к ней.— Значит, ты дочь Спикера. Ты привыкла все делать по-своему, совсем как отец. Ну, все когда-нибудь заканчивается.Он немного помолчал, потом продолжил:— Ты, наверное, думаешь, что папочка спасет тебя и на этот раз. Думаешь, что он пошлет тебе на помощь вашу Регулярную Космическую службу… — По тону было понятно его презрительное отношение к Флоту. — Но на сей раз все будет по-другому. Нам не нужны деньги твоего папаши. Мы не боимся его власти и могущества. Тебя не найдут. Тебя никто не найдет. Отныне ты будешь принадлежать нам.Он ухмыльнулся остальным, и они ответили ему тем же.— Твой отец и весь этот Совет Династий уверены, что могут устанавливать законы для всех, но это не так. Они думают, что могут устанавливать налоги и штрафы для всех, кто залетает на территорию, которую они считают своей, но это тоже не так. Свободные мужчины не обращают ни малейшего внимания на слова извращенцев и женщин. Бог создал вселенную по своим законам. Мы свободные мужчины, и наши законы идут от слова Божьего, которое донесли до нас пророки.Брюн так хотелось крикнуть ему: «Вас уничтожат. Вы ничего не сможете сделать. Вы не сможете уйти безнаказанными, меня будут искать, и вас всех уничтожат!» Она не могла произнести ни слова вслух, но все равно проговаривала их про себя.Он протянул руку к ее лицу, а когда она отвернулась, схватил ее за уши и насильно повернул голову.— Конечно, папаша может попробовать, хотя, когда узнает, что ты у нас, у него, возможно, хватит здравого смысла не делать этого. Ведь он не хочет, чтобы его любимая доченька погибла. И тебя назад он не получит ни за что. Твоя жизнь изменилась навсегда. Ты будешь повиноваться, как, по словам пророков, должны повиноваться все женщины, и чем быстрее ты это усвоишь, тем лучше.«Никогда!» Брюн крикнула это глазами, каждой клеточкой своего тела. Возможно, сейчас у нее не получится сопротивляться, но это только сейчас. Она обязательно вырвется на свободу, ведь она всегда изо всех ситуаций выходила победительницей. Ей всегда везет, и у нее есть много способностей, о которых они даже не подозревают.Но она чувствовала то, что никогда раньше не чувствовала. Страх. «В один прекрасный день удача перестанет сопутствовать тебе, — так сказал Сэм, так говорила Эсмей, — тогда ты станешь беззащитной. Ты ничего не сможешь сделать. И что тогда?»Теперь, перед лицом этих пиратов, все ее прежние аргументы казались детским лепетом. Но она не сдастся, никогда. Ее назвали Шарлотта Брунгильда, именем королевы и воительницы.Пират опустил руки ей на плечи.— Ты мне не веришь. Прекрасно. Это не имеет никакого значения.Он опустил руки еще ниже, провел пальцами по вырезу горловины. Она бы ударила его, если бы только могла. Вот этот коронный мужской жест, на всех приключенческих кубах именно так вели себя мужчины, когда брали в плен женщин. Сейчас он сорвет с нее одежду. Ну и удивится же он. Не зря она потратила столько денег на защитный костюм, который ей шили на заказ. Но он даже не попробовал, просто пробежал пальцами по вырезу, проверил материю на ощупь.— Тут нужен нож, ребята.Ну что ж, по крайней мере хоть что-то соображает.Кто-то протянул нож. Таким ножом можно вспороть живот слону. Он явно хотел, чтобы она испугалась, некоторые мужчины всегда уверены, что чем больше, тем лучше. Но ей-то не впервой видеть такие ножи.— Итак, во-первых, — сказал он, приставив нож к горловине ее костюма, — женщинам не пристало носить мужскую одежду.Мужскую одежду! Какой идиот может принять костюм, сшитый специально для нее по ее меркам, за мужскую одежду? Как может костюм с таким множеством вытачек влезть на мужчину? Но человек, стоявший перед ней, продолжал говорить.— Женщины, которые носят мужскую одежду, посягают на мужские права. Мы такого не потерпим.Одним быстрым движением он распорол костюм от горловины до паха. Конечно, он мог просто дернуть за молнию, но тогда не было бы такого эффекта.— Женщинам не разрешается носить брюки, — говорил он дальше. Брюн удивленно посмотрела на него. При чем здесь брюки? Все носили брюки, если занимались работой, которую просто удобнее было делать в брюках. Может, это просто предлог, чтобы стянуть с нее всю одежду? Он просунул нож сверху в одну штанину и разрезал ее донизу, потом вторую. Брюн уставилась прямо перед собой. Они ждали, как она себя поведет.— Женщинам не разрешается носить мужскую обувь.По его знаку двое других схватили ее за ноги и стащили ботинки. Как глупо, глупо, глупо. Ботинки тоже сшиты на заказ, это ее ботинки, а она ведь женщина, значит, и ботинки женские, а не мужские. Те, кто стаскивал ботинки, одновременно отпустили ее ноги, и они ударились о холодный пол.Их командир снова подал кому-то знак, и с нее стащили остатки костюма. Она вполне была готова к этому. Лицо ее приняло горделивое выражение.«Смотри, смотри хорошенько. Ты поплатишься за каждый свой похотливый взгляд».Но во взгляде командира не было похоти. Он, не отрываясь, смотрел на ее живот, на клеймо зарегистрированного эмбриона и генетический номер.— Мерзость какая, — выдохнул один из пиратов. Он вытащил из-за пояса свой огромный нож, но командир жестом остановил его.— Действительно, люди истинной веры не вправе вмешиваться в Божьи планы при рождении детей. Эта женщина как раз результат такого вмешательства. Но она в этом не виновата.Брюн расслабилась, она даже сама не заметила, что до этого так напряглась. Командир наклонился к ней, чтобы получше разглядеть клеймо, потом потер его пальцем. Брюн подумывала, не ударить ли его коленом в лицо, но их здесь так много, придется выждать.— Мне это совсем не нравится, — сказал один из пиратов. — Какие еще извращения могли в нее заложить…— Мы сможем искоренить любое из них, — ответил командир. — А она сильная и хорошо сложена. Судя по всем бумагам, несет гены умственного развития и крепкого здоровья. Было бы глупо не воспользоваться этим.— Но…— Она не представляет никакой угрозы. — И он снова посмотрел прямо на Брюн. — Ты все еще думаешь, что тебя спасут и ты сможешь вернуться ко всем своим извращениям и мерзостям. Ты все еще не веришь, что с твоей прежней жизнью покончено. Но подожди. Скоро ты убедишься. Говорить ты больше уже не будешь, ты уже сказала свои последние слова.Что он имеет в виду? Неужели они все-таки убьют ее? Брюн с вызовом смотрела на их командира.— Будешь использована по назначению, большего ты не заслуживаешь, а в качестве немой самки-производительницы никакой угрозы представлять не будешь.Когда до нее дошел смысл сказанного, она вздрогнула всем телом. Немой? Что такое он… неужели они вырвут ей язык? Но такие вещи делают только варвары…Он рассмеялся, видимо, у нее сильно переменилось выражение лица.— Теперь я вижу: ты наконец поняла. Ты, конечно, не привыкла к такому обращению. Не то, что с твоим слабаком-отцом, которого можно и уговорить на все, что угодно. Да и другие ваши мужчины ни на что не годятся. А ты до сих пор якшалась только с такими. Но теперь все. Мир больше не услышит голосов неверных, мы сделаем так, что замолчат все, кто не знает истинного Бога. А по Писанию, женщины с уважением и покорностью молчат при мужчинах. Ты была рождена во грехе и мерзостях, но теперь будешь служить всемогущему Богу. Когда мы сочтем необходимым, мы усыпим тебя, а когда ты проснешься, голоса у тебя уже не будет.Она вздрогнула всем телом… против своей воли. Она пыталась высвободиться, хотя знала, что это бесполезно. Окружавшие ее мужчины смеялись во все горло. Какой самоуверенный, наглый смех. Брюн заставила себя успокоиться. Как она ненавидит эти свои слезы!— Сейчас мы тебя запрем. Хорошенько обдумай все. Я хочу, чтобы ты знала обо всем, что тебя ожидает, чтобы ты понимала — это тоже часть твоего воспитания. Ты должна свыкнуться с мыслью, что ты ничто, тебя никогда не услышит ни один мужчина. Ты будешь молчать, потаскушка, как и положено молчать женщинам.Это невозможно. Разве с ней может произойти подобное? С ней, дочерью Спикера Большого Совета? С ней, молодой женщиной, которая лазала по самым сложным альпинистским маршрутам? С ней, которая получила столько наград за меткую стрельбу? С ней, которая ездила верхом и никогда ничего не делала против собственной воли. Она читала о таких вещах в скучных книгах по истории далекого, прошлого. С ней такое не произойдет. И, к своему стыду, она знала, что они читают ее мысли в ее глазах, слезах, в каждом вздрагивании ее тела. И именно над этим смеются.— Уведите ее, смотрите, чтобы руки у нее все время были в наручниках. Начинайте с четверки. Пока только физиологический раствор, ничего больше.Ничего больше. И как долго? Вдруг она поверила. Все происходит на самом деле, все правда, но… не может быть! Ее грубо подтолкнули вперед, она ступала на пол босыми ногами и ощущала каждую неровность, которую раньше скрадывали ботинки. Она замерзла, но еще дрожала от страха, страха, который раньше никогда не могла понять, хотя читала много старинных книг из библиотеки отца и смотрела много разных фильмов на кубах.В каюте четверо мужчин уложили ее на койку, совершенно не обращая внимания на ее сопротивление, крепко-накрепко закрепили руки в наручниках по бокам койки, ноги тоже связали. Брюн попробовала разжалобить их взглядом: «Ослабьте кляп, на секундочку, пожалуйста, пожалуйста!» Они только ухмылялись, самодовольно и удивленно. Вошел еще один, взял ее руку, точным движением ввел под кожу иглу номер четыре. Она уставилась на бутыль с физиологическим раствором, которую подвесили за крюк наверху.— Когда мы будем готовы, — сказал один из них с улыбкой, — то усыпим тебя. Добро пожаловать в реальный мир.Брюн ненавидела их всех, терпеть не могла, но что толку.Она заснет… все будет как во сне, даже когда она проснется. Плохой сон, страшный. Она пойдет потом, расскажет обо всем Эсмей и извинится за то, что смеялась над ней когда-то. Она…
Проснулась она из-за того, что почувствовала боль. Она стряхнула с себя остатки сна. Во рту никакого кляпа, можно спокойно дышать. Неужели они… Но вот он, язык, она его чувствует, правда, какой-то слишком большой, словно ему тесно во рту. Значит, нет. По крайней мере пока еще нет. Она сглотнула. Как больно, все горло как открытая рана. Осторожно огляделась. Никого… руки прикованы к краям кровати, капельница на месте, но никого из пиратов не видно. Она вздохнула с облегчением… а-а-а.И застыла в ужасе. Ни звука. Попробовала снова, потом еще раз. Ни звука, только воздух свистит в горле. И страшная боль. Она попробовала шептать и обнаружила, что может складывать слова, может шипеть и цокать (хотя от этого боль в горле становилась просто невыносимой), но звуков не получалось, ее бы не услышал даже человек, находившийся рядом.В этот момент открылась дверь, и вошел тот, кто вводил ей подкожно иглу.— Тебе надо пить, — сказал он и поднес ей ко рту соломинку. — Глотай.Что-то холодное, с привкусом мяты. Глотать она может, а вот говорить — ни слова. Сначала горло разболелось еще больше, потом понемногу успокоилось.— Ты догадалась, что мы с тобой сделали, — сказал мужчина. — Перерезали голосовые связки. Язык оставили на месте, ты сможешь есть, пить и все остальное, для чего нужен язык. А говорить не будешь. И не волнуйся, теперь уже ничего не срастется. Мы специально так делаем.Все-таки это должен быть сон, но уж слишком все похоже на правду. Она чувствует, что ей холодно, ведь она не одета, чувствует, как затекло все тело от того, что так долго лежит в одном положении, чувствует боль в горле, и потом… эта тишина, когда она пытается говорить. Она попробовала прошептать несколько слов, но он закрыл ей рот рукой.— Прекрати. Ты никогда не должна разговаривать с мужчинами, никогда. Если только посмеешь кривляться, будешь сразу наказана.Но это же не кривляние, это общение. Неужели он этого не знает?— Нас не интересует то, что ты можешь сказать. Потом, если будешь себя хорошо вести, мы разрешим тебе разговаривать одними губами с другими женщинами, и то только на женской половине. Но не теперь. И никогда ты не будешь разговаривать с мужчинами. А теперь мне нужно тебя осмотреть. Делай то, что я скажу.Это был полный медицинский осмотр, но делал он все достаточно аккуратно. Очень похоже на то, как ее осматривали врачи в клиниках отца. Результаты осмотра он наговаривал вслух на магнитофон. Брюн узнала, что теперь ее называют «пленницей номер четыре, не девственницей, потаскушкой, генномодифицированной и способной к воспроизводству». На секунду она обрадовалась, что он допустил ошибку, но он продемонстрировал ей контрацептивный имплантант, и Брюн поняла, что его попросту удалили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Проснулась она из-за того, что почувствовала боль. Она стряхнула с себя остатки сна. Во рту никакого кляпа, можно спокойно дышать. Неужели они… Но вот он, язык, она его чувствует, правда, какой-то слишком большой, словно ему тесно во рту. Значит, нет. По крайней мере пока еще нет. Она сглотнула. Как больно, все горло как открытая рана. Осторожно огляделась. Никого… руки прикованы к краям кровати, капельница на месте, но никого из пиратов не видно. Она вздохнула с облегчением… а-а-а.И застыла в ужасе. Ни звука. Попробовала снова, потом еще раз. Ни звука, только воздух свистит в горле. И страшная боль. Она попробовала шептать и обнаружила, что может складывать слова, может шипеть и цокать (хотя от этого боль в горле становилась просто невыносимой), но звуков не получалось, ее бы не услышал даже человек, находившийся рядом.В этот момент открылась дверь, и вошел тот, кто вводил ей подкожно иглу.— Тебе надо пить, — сказал он и поднес ей ко рту соломинку. — Глотай.Что-то холодное, с привкусом мяты. Глотать она может, а вот говорить — ни слова. Сначала горло разболелось еще больше, потом понемногу успокоилось.— Ты догадалась, что мы с тобой сделали, — сказал мужчина. — Перерезали голосовые связки. Язык оставили на месте, ты сможешь есть, пить и все остальное, для чего нужен язык. А говорить не будешь. И не волнуйся, теперь уже ничего не срастется. Мы специально так делаем.Все-таки это должен быть сон, но уж слишком все похоже на правду. Она чувствует, что ей холодно, ведь она не одета, чувствует, как затекло все тело от того, что так долго лежит в одном положении, чувствует боль в горле, и потом… эта тишина, когда она пытается говорить. Она попробовала прошептать несколько слов, но он закрыл ей рот рукой.— Прекрати. Ты никогда не должна разговаривать с мужчинами, никогда. Если только посмеешь кривляться, будешь сразу наказана.Но это же не кривляние, это общение. Неужели он этого не знает?— Нас не интересует то, что ты можешь сказать. Потом, если будешь себя хорошо вести, мы разрешим тебе разговаривать одними губами с другими женщинами, и то только на женской половине. Но не теперь. И никогда ты не будешь разговаривать с мужчинами. А теперь мне нужно тебя осмотреть. Делай то, что я скажу.Это был полный медицинский осмотр, но делал он все достаточно аккуратно. Очень похоже на то, как ее осматривали врачи в клиниках отца. Результаты осмотра он наговаривал вслух на магнитофон. Брюн узнала, что теперь ее называют «пленницей номер четыре, не девственницей, потаскушкой, генномодифицированной и способной к воспроизводству». На секунду она обрадовалась, что он допустил ошибку, но он продемонстрировал ей контрацептивный имплантант, и Брюн поняла, что его попросту удалили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50