Мы успешно начали дело и надо так же успешно его закончить.Он имел свой умысел — выполнял инструкции Ливии. Ведь при штурме наверняка погибнет много солдат, а тогда верные императрице сенаторы в Риме смогут обвинить Германика в том, что ради удовлетворения собственных амбиций он бросается жизнями соотечественников без особой необходимости. Таким образом, его могут даже лишить заслуженного права на триумф и популярности полководца будет нанесен ущерб. Люди в столице, от которых все и зависит, иначе смотрят на такие вопросы, чем кадровые военные, привыкшие рисковать собой и считающие это своим долгом.Германик колебался. Он понимал, что штурм будет трудным и много крови прольется, но ведь на кон поставлен престиж Рима...В разговор вмешался Публий Вителлий, начальник штаба.— Да пусть они сидят в своей норе, — сказал он пренебрежительно. — Не стоит эта кучка бандитов таких жертв. Мы уже отправили в Подземное царство несколько тысяч варваров и отправим еще столько же по пути назад. Они и теперь напуганы так, что больше и носа не покажут за Рен. А весной вернемся с осадными орудиями и без всякого риска по бревнышку раскатаем эту их берлогу.Наша задача выполнена. Не очень-то почетно будет уложить сейчас здесь половину кадрового легиона, чтобы только добраться до какого-то жалкого дикаря, имевшего наглость, а вернее, не имевшего достаточно ума, чтобы принять великодушное предложение Германика.Авл Плавтий постепенно сдавал позиции, но Агенобарб упорно стоял на своем. Это была хорошая возможность подорвать авторитет Германика (ведь штурм мог вообще закончиться неудачей), и Ливия наверняка осталась бы довольна таким оборотом событий.Однако Вителлий тоже понимал всю опасность подобного шага и аргументированно убеждал своего командира не принимать поспешных решений, которые могут оказаться весьма пагубными и для него, и для армии.В самый разгар дискуссии в ставку командующего прибыл гонец от легата Двадцатого Валериева легиона с тревожным известием. Этот легион находился в арьергарде, и вот его неожиданно атаковали превосходящие силы германцев.— Как донесли лазутчики, — сказал гонец, хрипло дыша и вытирая со лба пот, — это подошел сам Херман с крупными силами.Германик нахмурился. Положение резко осложнилось. Ведь он рассчитывал разбить врага по частям, уложившись в минимальное время и располагая минимальными силами. Но каким-то образом варварам стало известно о его прибытии и вот теперь в тылу у него оказался Херман, вождь могущественного племени херусков — союзников хаттов, главный виновник разгрома армии Квинтилия Вара шесть лет назад.Именно Херман — весьма способный полководец и толковый стратег, прошедший обкатку в Риме, — втерся тогда в доверие к самовлюбленному и самоуверенному, но весьма недалекому проконсулу, с помощью грубой лести проник в его душу, а потом заманил в ловушку и бросил на растерзание своим свирепым воинам.Тогда в Тевтобургском лесу погибло двадцать тысяч римлян и их союзников. И пятно позора все еще не было смыто.Эта мысль была следующей, которая пришла в голову Германику. Молодой военачальник решительно поднялся на ноги, его глаза сверкали, лицо чуть побледнело.— Ну что ж, — сказал он твердо. — Он-то мне и нужен. Мы встретимся с этим предателем лицом к лицу, и, клянусь Марсом, он кровью заплатит мне за свою подлость.— Разумное решение, — похвалил Вителлий. — Пусть херусков там даже пятьдесят тысяч, на открытом месте мы легко с ними справимся. Надо выступать немедленно.Германик кивнул и вышел из палатки отдать приказы. Домиций Агенобарб разочарованно вздохнул...Римский корпус еще в тот же день двинулся в обратном направлении, провожаемый улюлюканьем и насмешками, которыми осыпали их люди Ульфганга, поднявшиеся на стены. Но дисциплинированные легионеры не обращали на них внимания. Они верили своему командиру и знали, что их час еще придет, никуда эти варвары не денутся.При известии о том, что римляне отступают, приободрился и прочий лесной народ, который до того в ужасе удирал во все лопатки, забираясь в самую непролазную чащобу.Зная уже о появлении друзей-херусков во главе с самим Херманом, вождь хаттов вышел из своей крепости и начал преследование противника, соблюдая, впрочем, максимальную осторожность и держась на безопасном расстоянии, чтобы не попасть ненароком в железные челюсти римского медведя.А этот медведь шел себе спокойно через лес, окруженный — словно голодными, но трусливыми псами — небольшими отрядами хаттов, сигамбров, тенктеров. Шел, не отвечая на укусы и не реагируя на дикий вой и лязганье зубов.Лишь иногда, когда варвары, увлекшись, теряли бдительность, он вдруг останавливался и наносил молниеносный разящий удар своей страшной когтистой лапой. И тогда в ужасе улепетывали псы, поливая землю своей кровью.Германик хорошо помнил урок, преподанный Вару, и строжайше приказал никому не отходить от колонны. Он досконально изучил тактику противника и знал, чего хотят варвары — заманить римлян куда-нибудь в чащу или на болота и там перебить по одному. Но не на тех напали. Германик не собирался повторять ошибку бывшего проконсула. Он без остановок шел и шел вперед, ожидая встречи с Херманом и его херусками. Встречи, которая должна была пройти по плану римского полководца.И вот желанный день настал. Вождь херусков не ожидая столь быстрого маневра от своих врагов и не был готов к бою. Тем более, что римляне умелым обходом вынудили его отступить практически на открытое место, что резко снизило шансы варваров на успех, несмотря даже на их значительное численное превосходство.Да, в лесу, прячась за деревьями и неожиданно небольшими группами атакуя из-за кустов, германцы представляли грозную силу, но на пустом пространстве их бесформенная толпа никак не могла противостоять прекрасно выученным и дисциплинированным римским когортам.Варвары были разбиты вдребезги. После короткой, но ожесточенной и яростной рубки легионеры расстроили их ряды и погнали по широкой просеке, без жалости разя в спины.Дальше местность была изрыта оврагами, дикари с воплями скатывались туда, а сверху их в упор расстреливали из луков галльские конники. Почти десять тысяч германцев полегло на поле боя, остальные в панике рассеялись по лесу. Римляне потеряли восемьсот человек убитыми и ранеными.Сам Херман поначалу храбро сражался в первых рядах, но потом и он не выдержал и кинулся бежать. Ему удалось уйти, бросив свой богато украшенный щит, чтобы враги не распознали в нем вождя.Союзнику — дерзкому Ульфгангу — повезло меньше. Его отряд не вовремя наткнулся на римлян, преследовавших разбитых херусков. Главарь хаттов попытался оказать сопротивление, но его люди были просто смяты и растоптаны ударом тяжелой пехоты. Тут же подоспевшие батавы засыпали их градом дротиков и камней.Ульфганга — оглушенного и раненного в ногу — верные дружинники утащили с поля боя и без остановки рванули к своей крепости, которая теперь, после поражения главных германских сил, уже не казалась им такой прочной и неприступной.Первый акт мести свершился. Германик одержал блестящую победу и мог теперь спокойно вернуться на зимние квартиры. Уж после такого побоища точно ни один варвар не сунется за Рен.— А весной мы снова придем! — крикнул Германик своим солдатам, которые, построившись по легионам, приветствовали и поздравляли молодого полководца, колотя мечами по щитам. — И тогда окончательно разделаемся с этими бандитами. Спасибо вам, храбрые воины. Вы здорово поработали сегодня. Великий Рим не забудет своих защитников. Вы искупили вину, и теперь я опять могу с гордостью называть вас своими соотечественниками. С победой вас, братья!— Ура Германику! — в едином порыве рявкнули тридцать тысяч человек. — Да здравствует наш командир! Да хранят его Бога!Германик улыбнулся, еле сдерживая слезы. Да, он имел все основания гордиться этим днем. Но дело еще не закончено — враг еще силен, не возвращены пока знамена легионов, которые германцы захватили у Вара, не наказаны мятежники и дезертиры, предавшие свою страну.— Мы еще вернемся, — тихо сказал Германик сам себе и оглянулся, скользя глазами по рядам своих солдат, которые продолжали издавать торжествующие крики.Подъехавший Вителлий радостно обнял молодого полководца, хлопнул по плечу.— Отлично сработано, — сказал он. — За такую победу цезарь и сенат обязательно должны предоставить тебе право на триумф.— Мой триумф здесь, — махнул рукой Германик. — Я предпочитаю не показуху, а конкретные дела.«Твоя скромность равна твоим военным талантам, — с некоторой грустью подумал Вителлий. — Вот если бы ты еще был не такой наивный и не до абсурда благородный... Хотя, может, в этом случае мы и не были бы с тобой друзьями. Ладно, Богам виднее».А рядом улыбался Гней Домиций Агенобарб. Его тоже захватила горячка боя, и он со своими галлами и батавами немало способствовал общей победе. Но вот он вспомнил о Ливии, и улыбка сползла с его лица. Глава XВоенный совет Эти события произошли полгода назад, а сейчас, в апреле, когда Рим готовился торжественно отпраздновать День пастухов, Германик вновь собирался в поход.За победу над херусками и хаттами сенат — по предложению Тиберия — признал за его приемным сыном право на триумфальный въезд в город. Это было самое высокое отличие, которое только мог получить в дар от своего народа римский гражданин. Немногие за всю историю страны удостаивались этой чести, но многие мечтали о ней. И порой даже ради этой заветной цели намеренно провоцировали кровопролитные войны, часто совершенно ненужные. Сознательно жертвовали жизнями своих соотечественников, да и своей собственной, только бы въехать в ликующий Рим на колеснице, с лавровым венком на голове и услышать, как толпы скандируют:— Ave, Imperator!Те, кто пережил подобное в роли главного участника торжества, говорил потом, что это был самый счастливый и запоминающийся день в их жизни. И они не очень преувеличивали.Расчетливый и прагматичный цезарь Август положил конец охоте за триумфами, издав указ, по которому лишь члены цезарской семьи могут удостаиваться этой чести. Свое решение он объяснил тем, что не желает больше терпеть бесполезного кровопролития ради амбиций жаждущих славы военачальников. Но многие считали главным мотивом его поступка простую зависть — дескать, цезарь не хочет делиться почестями с кем бы то ни было, кроме своих потомков.Сам Август лишь раз в жизни совершил триумфальный въезд, но зато отпраздновал сразу три победы — в Далмации, у мыса Акций, а также взятие Александрии и окончательное поражение своего многолетнего соперника Марка Антония и его возлюбленной царицы Клеопатры.Тиберий дважды удостаивался лаврового венка. Этими отличиями сенат отметил его победы в Германии и Паннонии.И вот пришла очередь Германика. Это было тем более отрадно, что его отец, Друз Старший, который совершил множество победоносных походов, получил право лишь на «овацию» — малое торжество, которое по своему значению, конечно, никак не могло сравниться с настоящим полновесным триумфом. И Германик был очень рад, что своими подвигами сможет возвеличить и память отца, которого он боготворил.Но ведь война еще не была закончена, разгром Квинтилия Вара еще не был отомщен, а варвары недостаточна наказаны за свои разбойничьи набеги. И Германик, для которого чувство долга всегда было на первом месте, поблагодарив цезаря и сенат за оказанную честь, попросил разрешения продолжить кампанию, а триумф отпраздновать лишь после успешного ее завершения. Он писал, что условия сейчас самые благоприятные для нанесения решающего удара и нельзя упускать такую возможность.Сенаторы не возражали, Тиберию тоже пришлось согласиться, хотя все растущая популярность его приемного сына больно ранила самолюбие цезаря. Но пока он ничего не мог сделать.Получив свободу действий, Германик немедленно начал готовиться к новому походу. У него созрел оригинальный план, с помощью которого он рассчитывал свалиться на врага как снег на голову и вести военные операции на территории противника, в самом ее сердце.Для обсуждения этого стратегического замысла полководец и созвал военный совет. В его штаб-квартиру под Могонтиаком были приглашены легаты всех восьми ренских легионов, а также многие старшие офицеры и командиры союзных отрядов. Предстояло внести последние коррективы в план главнокомандующего, в последний раз обговорить и уточнить все детали. Чтобы потом операция прошла без сучка и задоринки, в лучших традициях обоих Германиков — отца и сына.Ведь почетное прозвище Germanicus получил сначала Друз Старший, а затем, как бы по наследству, оно перешло на его потомка. Но сейчас, после громких побед над варварами за Реном, тот мог с гордостью сказать, что заслужил его не только по праву наследования. * * * В год консульства Друза Цезаря и Норбана Флакка — семьсот шестьдесят восьмой от основания Рима, в пятый день до апрельских календ — в просторном шатре главнокомандующего Ренской армией Германика собрался военный совет.Приглашенные расселись на низких деревянных табуретах, полукругом расставленных у стены. У всех были серьезные, сосредоточенные лица. Они знали, что дело предстоит нешуточное, так что разговор пойдет только по существу — никакого вина и закусок во время совещания. Это еще успеется. Германик сам был образцом солдата и от своих подчиненных требовал того же, всегда и везде.Сейчас в шатре собрались все легаты ренских легионов, офицеры штаба, интендант, квартирмейстер, префект обоза, командиры союзных когорт, а также двое мужчин, но внешнему виду которых можно было без труда признать в них опытных моряков.Были тут и храбрый Авл Плавтий, и суровый Гай Силий, и порывистый молодой Публий Аврелий, и рассудительный Вителлий, начальник штаба, и рыжебородый Гней Домиций — ответственный за вспомогательные войска, другие надежные проверенные офицеры.Слева, с краю, сидел старший трибун Кассий Херея — доверенный человек Германика, скорее, друг командующего, нежели подчиненный. Германик недавно зачислил его в свою свиту и теперь под надзором Хереи находились и контуберналы, и личная охрана полководца.Помимо выполнения своих гражданских обязанностей, Германику пришлось решать еще и личные проблемы. Дело в том, что его жена — смелая и преданная Агриппина, родная сестра Агриппы Постума — часто сопровождала мужа в походах, деля с ним все тяготы фронтовой жизни.Во время солдатского бунта она проявила недюжинное мужество и однажды, в отсутствие Германика, просто спасла ситуацию, которая, казалось, бесповоротно вышла из-под контроля.Когда разъяренная толпа смутьянов окружила палатку командующего, требуя, чтобы его жена склонила супруга на уступки, отчаянная женщина смело вышла им навстречу, раздвинув плечом побледневших от напряжения телохранителей, которые ничего уже тут не смогли бы сделать. На руках она несла своего трехлетнего сына, маленького Гая, прозванного Калигулой. Он был любимцем целой армии, солдаты считали его своим талисманом.— Убейте его! — крикнула Агриппина, протягивая ребенка к бунтовщикам. — А потом и меня! Пусть Германик узнает, что мы погибли, но не пошли на поводу у позабывших о своем долге изменников. Вам же прекрасно известно, что он скорее бросится на меч, чем нарушит присягу, данную цезарю Тиберию. Что он предпочтет увидеть гибель своей семьи, чем бросит без защиты границу Империи. Как же вы можете требовать от него этого?Гневная речь смелой женщины произвела сильное впечатление, но окончательную победу одержал маленький Гай, когда вдруг громко и тревожно заплакал.Солдаты — сами большие дети — тут же стушевались.— Тихо, тихо, — зашептали они. — Мы напугали нашего Калигулу. Смотрите, он плачет и боится нас.— А разве должен сын Германика бояться римских солдат? — холодно спросила Агриппина.Это окончательно отрезвило бунтовщиков, и они разбрелись по своим палаткам, словно побитые собаки. На следующий день они все как один присягнули Тиберию и стали самыми ревностными помощниками своего командира в усмирении мятежа.Так что популярность Агриппины в армии немного уступала популярности ее великого мужа.И вот теперь, в преддверии грандиозного похода, Германик очень тревожился за свою верную подругу. Во-первых, экспедиция потребует мобилизации всех сил, а значит в пограничных городах и укреплениях останутся лишь небольшие гарнизоны — все остальные пойдут за Рен. И вовсе не исключено, что какой-то отряд варваров прорвется на левый берег и займется своим обычным разбоем.Конечно, особого стратегического значения такой эпизод иметь не будет, он никак не повлияет на общий ход кампании, но вот напакостить такие бандиты могут здорово. А если они узнают, что рядом находится жена самого Германика, то уж наверняка попытаются заполучить ее в свои руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51