Молодой галл смело встретил его взгляд.— Помню, — сказал он. — Прошу тебя, выслушай меня, а потом сделаешь выводы. Если мое обвинение беспочвенно, я готов понести любую ответственность.— Ну, говори, — бросил Агенобарб, делая вид, что ему абсолютно неинтересно.Но он с ужасом вслушивался в каждое произнесенное галлом слово.— У меня тут недалеко живет родственник, — начал тот свой рассказ. — Когда моя когорта пришла сюда, я отправился его навестить, в ту деревню, что лежит за холмом. Мы посидели, выпили вина...— Вина... — хмыкнул Агенобарб многозначительно. — Ну, теперь понятно. После хорошей дозы еще и не такое может привидеться.— Я прошу меня выслушать, — твердо сказал галл. — Иначе мне придется снова обратиться к командующему.— Ладно, ладно, — испугался Домиций. — Я пошутил.— Так вот, мы посидели, поговорили. И разговор вдруг зашел о бедном Риновисте. Мы оба его хорошо знали. И мой родственник вдруг сказал мне, что видел убийцу в ту ночь. Он расставлял силки на зайцев в лесу и был свидетелем, как тот человек вонзил меч в нашего командира.— А почему же он не сообщил сразу? Ведь была даже объявлена награда? — спросил Агенобарб. — Наверное, он это потом сочинил, когда узнал обо всем. Да и как можно было что-то увидеть в такой темноте? Я же и сам был там, не забывай, и знаю, о чем говорю?— Мой свояк ночью видит, как филин, — с гордостью сказал галл. — И он поклялся мне нашими Богами, что хорошо разглядел и запомнил того человека.— Так почему же он не пришел ко мне? — с вызовом спросил Агенобарб. — Я же вел расследование этого случая по приказу Германика.— Он побоялся, — ответил галл. — Своим он рассказал, но старики посоветовали ему не наживать себе неприятностей. Ведь убитый был галлом, а убийца, возможно, римлянином. Они сказали ему: «Если ты еще раз увидишь того человека, то сообщи нам и мы подумаем, как поступить». И свояк согласился.— Умные у вас старики, — со злостью произнес Агенобарб. — Но ты-то вот явился к Германику. Тебе что, больше всех надо?— Дело не в этом, — мотнул головой галл. — Вчера свояк пришел ко мне сюда. И тут, в лагере, он опознал убийцу.У Домиция перехватило дыхание.— Кто это был? — хрипло спросил он. — Офицер?— Почему ты так решил? — удивился галл. — Нет, скорее этот человек походил на слугу. Я не знаю, кто он.«Каллон, — подумал Агенобарб. — Слава Богам, он видел Каллона, а не меня. Но... Ведь египтянин не станет меня покрывать, расскажет все. И суд Германика будет коротким. Даже Ливия тут не поможет. Надо что-то срочно предпринимать».— А ты не видел этого человека? — с опасением спросил он.— Нет, — покачал головой солдат. — Свояк хотел мне его показать, но больше он не попался нам на глаза. Однако он здесь, в лагере, и найти его будет несложно.— Это уж не твоя забота, — буркнул Домиций. — Ладно, сделаем так... Как тебя зовут?— Гортерикс.— Хорошо, Гортерикс. Благодарю за бдительность. Но это дело тонкое, тут нельзя спешить. Я по-прежнему отвечаю за ход расследования и возьмусь за это сам. Где сейчас твой родственник?— Ушел обратно в деревню. У него там много работы. Но он обещал, что опознает убийцу. Я уговорил его сделать это, хотя он и боялся.— А ты, значит, смелый, — ухмыльнулся Агенобарб — Ладно, скажи ему, пусть пока сидит тихо. Я сам соберу сведения обо всех подозрительных людях, а тогда он сможет указать на него пальцем. И сам смотри — никому ни слова. Нельзя спугнуть убийцу.Гортерикс кивнул. Он, правда, ожидал, что его информация будет воспринята по-другому, но — командиру виднее. Возможно, так и нужно. Придется подождать.— Хорошо, возвращайся в свою когорту, — махнул рукой Агенобарб. — Я сообщу, когда понадобится твой свояк. Положись на меня — если преступник действительно в лагере и его вина будет доказана, он не избежит возмездия. Мы, римляне, уважаем закон.Гортерикс молча отсалютовал и ушел. А Гней Домиций еще несколько минут стоял на месте, ожесточенно теребя свою огненно-рыжую бороду и напряженно о чем-то думая. Глава XIIВ поисках выхода Вышедший из палатки командующего Публий Вителлий заметил Агенобарба и подошел к нему.— Ну, как? — спросил он. — Действительно было что-то важное?Домиций вздрогнул от неожиданности, но тут же взял себя в руки и пренебрежительно мотнул головой.— Да нет, ерунда всякая. Что-то не поделили с земляками, я толком так и не понял.— И с этим он лез к Германику? — удивился Вителлий. — Вот уж оригинально они понимают субординацию и дисциплину.— Союзнички, — презрительно протянул Домиций. — Такие же варвары, в сущности, как и те, за рекой.— Ну, не совсем. Наша культура все-таки оказала на них сильное влияние. Они еще не римляне, но уже и не дикари.— А, все они одинаковые, — бросил Агенобарб и развернулся, собираясь уходить. — Ну что, все обговорили? — спросил он еще напоследок.— Да, — кивнул Вителлий. — Люблю я воевать под началом Германика. Четко, красиво, без суеты и ненужного напряжения. Да не обидится на меня наш достойный цезарь Тиберий, но в его войсках было по-другому. Старик слишком круто перегибал палку.— Не советовал бы я тебе в наше время критиковать цезаря, — буркнул Агенобарб и торопливо двинулся к своей палатке.— Вот то-то и оно, — грустно сказал сам себе Вителлий. — Наши правители уже, похоже, при жизни становятся непогрешимыми Богами. А это ужасно скучно. Да и небезопасно.И он направился по своим делам.Домиций резкими шагами вошел в свой роскошный; шатер, быстро огляделся и увидел раба, который чистил ковер.— Позови сюда Каллона, мигом, — рявкнул он. — И скажи там, пусть мне принесут вина. Побольше.Перепуганный раб стрелой вылетел из палатки.Агенобарб шлепнулся в высокое удобное кресло и вытянул ноги. Закрыл глаза. Его кадык нервно подергивался под густой рыжей бородой, а пальцы рук беспокойно бегали по поручням кресла.Через пару минут слуга принес ему большую чашу с красным крепким и сладким галльским вином, а вскоре появился и запыхавшийся Каллон. Раб объяснил ему, что хозяин не в духе и следует поторопиться.— Заходи, — бросил Домиций, заметив остановившегося на пороге шатра египтянина. — Как же можно быть таким дураком, а, Каллон? Ты впутал нас в прескверную историю.И он коротко, сжато пересказал своему вольноотпущеннику разговор с галльским офицером Гортериксом.Египтянин побледнел, это было заметно даже несмотря на его смуглую кожу. Черные миндалевидные глаза с тревогой смотрели на хозяина.Домиций сделал большой глоток из чаши, громко рыгнул и уставился на слугу.— Что ж ты хватаешься за меч, не оглядевшись по сторонам? — со злостью спросил он, топнув ногой. — Видишь, как мы влипли по твоей милости, растяпа?— Прости, господин, — покорно сказал египтянин, низко кланяясь. — Но ведь я исправлял твою ошибку.Агенобарб поперхнулся и закашлялся. Каков наглец! Но сейчас не время учить его хорошим манерам. Каллон ясно дал ему понять, что не собирается брать всю вину на себя.— Ладно, — буркнул он. — Теперь уже поздно выяснять, кто больше виноват. Надо подумать, как из всего этого выкручиваться.Египтянин принял унылый вид и опять покорно поклонился. Он молчал, ожидая, что скажет хозяин.Домиций тоже молчал, сосредоточенно потягивая вино. Так прошло несколько минут.Наконец Агенобарб отставил чашу и упер тяжелый взгляд в слугу. По его рыжей бороде стекала капелька красного, как кровь, вина.— Ну, что? — спросил он приглушенно. — Сможешь ты теперь убрать их? Этого галла и его проклятого Богами глазастого свояка?Каллон немного подумал, а потом пожал плечами.— Убрать недолго. Сложнее не попасться при этом. Особенно там, в деревне, где чужого человека сразу заметят,— А если его вызвать сюда?— Это все равно ничего не даст, господин, — возразил египтянин. — Ты же сам сказал, что он сообщил обо всем своим старейшинам. И если вдруг теперь одновременно насильственной смертью погибнут оба человека, которые что-то знали об убийстве Риновиста, это будет выглядеть очень подозрительно. Наверняка галлы тогда обратятся непосредственно к Германику и он будет вынужден их выслушать. К тому же нет гарантии, что этот Гортерикс не растрепал уже о разговоре с тобой своим сослуживцам.— Я же приказал ему молчать! — рявкнул Домиций.Египтянин чуть заметно улыбнулся.— Это не всегда действует, господин.— Но что тогда делать? Если я просто буду тянуть время, рано или поздно галлы потеряют терпение и снова полезут к Германику. А этого нельзя допустить.— Значит, главная опасность для тебя, господин, это Германик? — вкрадчиво произнес Каллон.— Да, естественно. На остальных мне плевать, но если за дело возьмется он сам, то тут никакие самые высокие покровители меня не спасут. Да и тебя тоже.— Я понимаю, господин, — снова поклонился Каллон. — Но... прости меня... ведь Германик тоже смертный.— Ты что? — взвился Агенобарб. — О чем ты болтаешь?Он резко понизил голос.— Убить Германика? Это невозможно. Во-первых, его охраняют, как самого цезаря, а во-вторых... нет, у меня же строгие инструкции — Германика пальцем не трогать.— Ну, тогда извини, господин, — тихо произнес Каллон. — В этом случае нам остается только одно — ждать и надеяться, Ведь Германик скоро уходит в поход и ему будет не до жалоб каких-то галлов.— В поход... — задумчиво повторил Домиций. — Но погрузка на суда начнется только дней через десять. У этого Гортерикса будет достаточно времени поднять шум. Он и так выглядел недовольным тем, что я не потащил его сразу к командующему.Каллон задумался.— А что, если мне, господин, пока исчезнуть из лагеря? Я знаю надежное место, где можно переждать. Даже если они и сообщат о своих подозрениях Германику, тот просто не найдет нужного человека.— Но не можешь же ты исчезнуть навсегда? — с некоторой угрозой спросил Домиций. — Вот это был бы выход.— Не для меня, — твердо ответил Каллон и взглянул в глаза хозяину. На его лице было спокойствие и уверенность. — Прости, господин, но ты же знаешь — у меня есть известная тяга к литературному творчеству. И особенно я любил записывать подробную информацию о всех тех поручениях, которые ты мне давал. Сейчас эти бумаги хранятся у моего хорошего приятеля...Агенобарб скрипнул зубами в бессильной ярости. Эта скотина пытается его шантажировать. «Ну, подожди, мерзавец, я еще спущу с тебя шкуру. Ты поплатишься за свою дерзость», — подумал он.Но сейчас вспышка гнева ничего бы не дала и Домицию пришлось смирить себя.— Однако если ты исчезнешь только на время, — сказал он глухо, — это мало нам поможет. Германик вернется из похода и возобновит...— А почему ты уверен, что он вернется из похода? — вкрадчиво спросил египтянин, бесцеремонно перебив хозяина.— Об этом и думать не смей! — крикнул Агенобарб. — Я же тебе сказал: в Риме не хотят, чтобы мы трогали Германика. Еще, видимо, не время. А может, эта старая карга Ливия действительно любит своего внука. Ведь с остальными родственниками ей не очень-то повезло.— Я глубоко уважаю чувства достойной императрицы, — сказал Каллон, — но в данной ситуации ее интересы перестали совпадать с нашими. Выбирай, чьи для тебя сейчас важнее.— Но мы не можем убить Германика, — прошипел Домиций, закрыв глаза ладонями. — Не можем...— Прости, господин, но разве я сказал, что это сделаем мы?Агенобарб рывком поднял голову.— А кто же тогда? Было бы самоубийством посвящать в это еще кого-то, пусть даже самого верного человека.— Германика убьют германцы, — спокойно сказал Каллон. — Вот какая красивая фраза получилась. Я должен обязательно сказать ее моему учителю риторики в Александрии.— Ты с ума сошел, — отрешенно произнес Агенобарб. — Не забывай, с кем разговариваешь, либертин!— Я помню, — с достоинством ответил египтянин. — И тем не менее, рискну повторить мои слова: Германика убьют германцы.— Каким образом? Он же не один пойдет на войну, С ним будет шестьдесят тысяч закаленных солдат. Все прекрасно продумано и подготовлено. О поражении, а тем более о гибели главнокомандующего не может быть и речи. Ты спятил...— Нет, господин, — упрямо сказал Каллон. — Представь себе, что варварам вдруг станет известен тайный план римлян. И тогда рассчитывающая на эффект внезапности армия Германика сама угодит в засаду. Уж я немного знаю германцев. Они сумеют повторить тевтобургскую бойню, если только будут точно знать, что надо делать.— А как они узнают о плане?— Ну, предположим, некий человек сообщит им это.— Какой человек? Уж не ты ли?— Я, господин, — вздохнул Каллон. — Готов пожертвовать собой ради твоей безопасности.— Так ты предлагаешь мне, римлянину, патрицию, выдать на расправу дикарям шестьдесят тысяч моих сограждан и их союзников?— Тебе выбирать, господин. Тут одна твоя голова против их шестидесяти тысяч. Выбирай, которая для тебя больше значит.Агенобарб схватил со стола чашу и выпил вино до Дна. Он тяжело дышал. По его лицу струился пот.— Но ведь я тоже буду участвовать в битве, — сказал он хрипло. — И разгром римлян будет означать и мою смерть.— Нет, господин, — улыбнулся Каллон. — Я думаю, что сумею спасти тебя. У меня много друзей среди варваров. Ко мне питает доверие сам Сигифрид, да и Херман тоже. Не беспокойся. Я еще хотел бы послужить тебе и обещаю спасти твою жизнь.Домиций напряженно смотрел в пол. В самом кошмарном сне ему не могло привидеться, что он, родовитый патриций, станет предателем своей страны. Но... все дело было в том, что его собственная рыжая голова действительно казалась ему сейчас самым важным предметом на свете.Что ж, так будет лучше. Он отведет от себя угрозу, а Германик погибнет. И Ливия не сможет упрекнуть его в этом — он не нарушил инструкции, варвары виноваты и все тут.— Ладно, — наконец сказал он. — Как ты думаешь добираться до места?— Лодкой, господин. Ты скажешь мне пароль и дашь какой-нибудь пропуск, чтобы меня не останавливал каждый патруль. Думаю, я успею вовремя и у Хермана будет достаточно времени подготовиться к встрече.— Но если меня потом спросят, куда это ты пропал? — размышлял Агенобарб. — А, ладно, придумал. Последнее римское укрепление в устье Рена это форт Флевий. Комендантом там служит мой дальний родственник. Я дам тебе письмо к нему, это и будет пропуском, с ним ты беспрепятственно пройдешь все заслоны, кроме последнего. Ну, а там уж сам выкручивайся.— Постараюсь, господин, — улыбнулся египтянин и снова подобострастно поклонился. * * * Вечером Гортерикс разыскал Кассия Херею возле штаба армии и поманил к себе. Трибун подошел, довольно улыбаясь.— Ну, что, все в порядке? — спросил он.— Да, спасибо тебе. Думаю, теперь все прояснится. Я изложил суть дела Гнею Домицию, и он обещал разобраться.— Вот и отлично. А где вино?— Все приготовлено в моей палатке. Я еще пригласил двух моих друзей. Надеюсь, ты не будешь против?— Нет, — улыбнулся трибун. — За последнее время я почему-то полюбил галлов.И он снова подумал о Корниксе. Где-то теперь этот бравый лентяй и почитатель женских прелестей?В небольшой палатке Гортерикса они расселись на войлочных ковриках, галл разлил по кубкам густое вино с резким запахом цветов.— Пью за тебя, трибун, — сказал он. — За твою удачу.Друзья молодого солдата поддержали тост.— Ну, а я пью за тебя, — усмехнулся Кассий. — Чтобы успешно решилась твоя проблема, из-за которой мы познакомились.Все осушили кубки, закусили хлебом и козьим сыром. В котле у входа аппетитно побулькивало мясо.Гортерикс вновь наполнил посуду.— А теперь, — серьезно сказал Херея, — давайте выпьем за победу. За победу и за Германика. Да пошлют ему и нам удачу олимпийские Боги.Галлы смущенно переглянулись.— Ну, и ваши, конечно, тоже, — добавил трибун и поднес кубок к губам.На римский военный лагерь под Могонтиаком спускались неторопливые густые сумерки. * * * Когда уже совсем стемнело, к одному из прибрежных постов подошел человек с мешком за плечами.— Стой! — скомандовал патрульный. — Пароль!— Венера, — ответил Каллон и смело двинулся дальше.Солдат внимательно оглядел его в свете звезд.— Куда? — спросил он.— По поручению Гнея Домиция. Мне нужно спуститься вниз по реке. Тут для меня приготовлена лодка.И он показал письмо с печатью Агенобарба.Легионер осмотрел документ и кивнул.— Проходи.Каллон осторожно спустился к воде, отвязал лодку с крытой будкой на корме, бросил на дно суденышка мешок с провизией и проворно перелез через борт. Взялся за весло.— Удачи тебе, — крикнул солдат с берега. — Смотри, не попадись германцам, а то они из тебя барабан сделают.— И вам удачи, — ответил египтянин и сильными движениями весла направил лодку на середину реки. — Это вы попадетесь германцам, — буркнул он себе под нос. — И уж такой дурень им даже на барабан не сгодится.Неярко светили звезды на темно-синем небе, слабо поблескивала, отражаясь в черной воде, луна. Легкая лодка неслышно скользила вдоль по Рену, спокойному и величественному.В лагере, в палатке Гортерикса, новые друзья поднимали уже, наверное, пятнадцатый тост.А в своем большом шатре, за столом, уставленным светильниками, сидел Германик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51