Ведь от его реакции зависели и ответные меры, которые должен будет предпринять наместник и его союзники. Отступать уже поздно. На кон поставлено слишком много и на прощение им рассчитывать не приходилось.У них оставался только один выбор: победить или умереть. * * * И вот этот день настал. С утра адъютант Германика трибун Кассий Херея передал проконсулу приглашение посетить резиденцию цезарского сына. Пизон тут же тайком отправился в храм Августа, где принес жертвы, моля Бога помочь ему выкрутиться, а потом сообщил о вызове бывшему армянскому царю Вонону.Вонон не выглядел особенного напуганным.— Ну что ж, — сказал он, — Рано или поздно объяснение между вами должно было произойти, мы этого ждали и готовились. Действуй смело, Пизон. Если тебе удастся усыпить его подозрения — тем лучше. Но если нет — помни, что ты тоже не мальчик, на которого можно орать и вешать всех собак. У тебя тоже есть кое-какие веские аргументы, и кто знает, не перевешивают ли они в данный момент то, чем располагает Германик.Так что желаю тебе быть твердым и независимым. Надеюсь, сразу же после вашей встречи ты поставишь меня в известность, каковы были результаты? Ведь мы союзники.— Конечно, — заверил армянина Пизон. — Можешь не сомневаться. Мы сидим в одной лодке, и нам плыть в ней до конца.— Я рад, что ты это понимаешь. К тому же, сегодня в город прибыл один человек, в помощи которого мы весьма заинтересованы. Я, правда, до недавнего времени был с ним не в очень хороших отношениях, но политика есть политика и личные симпатии приходится убирать в сторону. Ты догадываешься, о ком я говорю?— Да, — буркнул Пизон. — Ну, ладно. Мне уже пора идти. Германик не любит ждать.— Желаю удачи, проконсул, — напутствовал его Вонон. * * * Германик встретил проконсула Сирии Гнея Пизона сухо и официально. Он был хмур и чем-то недоволен.— Садись, — указал он на стул.Ни вина, ни закуски подано не было.«Плохой знак», — подумал Пизон.— Мы должны с тобой серьезно поговорить, — начал Германик, усевшись на табурет. — И разговор этот будет для нас обоих неприятным. Но тут я ничего не могу поделать. Ты сам виноват.Пизон хотел что-то сказать, но промолчал. Он чувствовал неуверенность и страх.— Начнем с внутренней политики, — вновь заговорил Германик. — С прискорбием должен заметить, что тут я обнаружил множество нарушений и случаев небрежного отношения к своим обязанностям, если не сказать хуже. Вот, посмотри сам.Германик протянул Пизону несколько документов.— Ты как проконсул провинции отвечаешь и за благоустройство городов и других населенных пунктов. Но что я вижу? Дороги находятся в плачевном состоянии, водопровод в Антиохии давно не ремонтировался и так далее. Но между тем средства на строительные и ремонтные работы регулярно поступали в твою казну.Куда же они девались потом, хотел бы я знать?— Позволь, я объясню тебе, — начал Пизон. — Во-первых, работы проводились, но...— Подожди, — перебил его Германик. — Сначала я выскажу свои претензии, а уж потом буду слушать твои оправдания. Если буду. В дальнейшем тебя ждут гораздо более серьезные обвинения, нежели простой недосмотр или даже расхищение казенных средств.Пизону стало совсем плохо. Он побледнел, на лбу выступил холодный пот, руки тряслись."Я пропал, — подумал проконсул. — Он не выпустит меня из своих когтей. Может действительно предложить ему взятку? Да что взятку? Я готов даже уступить цезарский трон, лишь бы уцелеть.Хотя, что я несу? Ведь этот ненормальный отказался от верховной власти, которую предлагали ему ренские легионы. Ренские легионы! Сила, с которой никто бы не смог тягаться. А он не захотел... ".— Слушай дальше, — продолжал Германик, суровым взглядом окинув дрожащего Пизона. — У меня есть сведения, что ты допустил серьезные нарушения в налоговой политике Империи. Ты отдал сбор налогов на откуп каким-то подозрительным иудеям и финикийцам, которые бессовестно грабят народ. А в случае неповиновения порядок наводят какие-то банды, состоящие из людей в масках. Они убивают непокорных и сжигают их жилища. В провинции процветает самый настоящий террор. Что ты можешь сказать в свое оправдание по этому поводу?— Я исправно отправляю деньги в Рим, — пробормотал Пизон. — За мной нет никаких недоимок...— Да, деньги ты вносишь. Но сколько же ты кладешь в свой карман, если довел вверенных тебе жителей Сирии до полной нищеты? Или ты хочешь, чтобы вспыхнуло восстание? Здесь, вблизи парфянской границы?Пизон молчал.— Что ж, возможно, именно этого ты и добиваешься, — зловещим тоном сказал Германик.Некоторое время оба молчали.— Далее, — заговорил вновь молодой человек. — Вопрос об армии. Я не поверил своим глазам, когда увидел, в каком состоянии находятся войска. У солдат нет самого необходимого, жалованье не выплачивается, свирепствует палочная дисциплина, учения не проводятся.Это же не армия, а банда с большой дороги. Наверное, даже свора нумидийцев Такфарината выглядит лучше.Кроме того, мне стало известно, что и кадровую политику в войсках ты ведешь, руководствуясь лишь своими личными интересами. Ты отстранил от службы всех способных и толковых офицеров, а на их место принял всякий сброд, даже вольноотпущенников и бывших каторжников. Говорят, что они выплачивают тебе солидную мзду за такое возвышение. Это так?— Не совсем, — пролепетал Пизон.Германик с презрением махнул рукой.— Вижу, что так. И еще одно — меня проинформировали, что среди солдат ведется постоянная целенаправленная пропаганда, враждебная цезарю и Империи. Ты что же, хочешь предстать перед судом по обвинению в государственной измене?— Это ложь! — крикнул Пизон. — Мои слова не так поняли. Я всем сердцем предан цезарю. Императрица Ливия...— Оставим Ливию, — перебил его Германик. — Слушай дальше. Кстати, о судах. Как я установил, судопроизводство в провинции не выдерживает никакой критики. Взятки, подкуп, лжесвидетельства, запугивание, угрозы и шантаж стали обычными вещами. И виноват в этом прежде всего ты, проконсул, в чьи обязанности входит наблюдение за неукоснительным соблюдением законов нашей страны. Ты же подрываешь величие и достоинство Рима в глазах местных жителей.Германик был возмущен до глубины души. Он сам был образцом честности и порядочности и не допускал, чтобы другие халатно относились к своим обязанностям.А в этом случае вообще трудно было поверить, что дело только в халатности. Но неужели же родовитый римлянин, патриций, бывший консул так не дорожит престижем своей страны? Или он делает все это намеренно? Но с какой целью?И все же, хотя факты говорили сами за себя, Германику не хотелось думать, что Пизон стал изменником. Пока нет неопровержимых доказательств, он не может никого обвинять в столь серьезном преступлении. Но если это действительно так, то доказательства могут найтись в любой момент и тогда не будет пощады предателю.К сожалению, у Германика не было возможности ознакомиться с донесениями агентов Марка Светония Паулина, иначе все его сомнения рассеялись бы очень быстро, а подлый изменник Гней Пизон был бы арестован прямо здесь, немедленно.Но рапорт Паулина, который вез Децим Варон, уже давно сгорел в печке в кабинете проконсула Сирии.— Идем дальше, — сурово сказал Германик. — Объясни мне, пожалуйста, что делает в Антиохии свергнутый армянский царь Вонон? Почему он имеет возможность рассылать во все концы подстрекательские письма, сеять смуту на границе и портить наши отношения с соседями?«Вот и армянин влип, — подумал Пизон. — Я бы сказал: так ему и надо, если бы его шкура сейчас не составляла с моей одно целое».— Но ведь мы сами посадили Вонона на армянский престол, — попытался возразить проконсул. — И наш долг помочь ему вернуться на него.— Разве? Мы предложили армянам свою кандидатуру, но они ее отвергли. Армения — независимая страна, и ее жители имели на это право.Я скажу тебе, что я сделаю: через несколько дней я отправлю в Тигранокерт моего представителя, ты же выделишь несколько когорт солдат, которые будут его сопровождать.Армянам будет предложено выбрать себе нового царя, кого они пожелают, и я готов утвердить его на престоле, если он даст гарантии лояльности по отношению к Риму.— А ты уверен, что достойный цезарь Тиберий это одобрит? — осторожно спросил Пизон. — Ведь неизвестно еще, кого выберут эти азиаты. Новый царь может повредить интересам Империи.— Что я слышу? — воскликнул Германик. — Гней Пизон заботится об интересах Империи! Нет, любезный, я могу сказать, что тебя волнует. Вонон ведь засыпает подарками тебя и твою жену, а золото для тебя значит гораздо больше, чем интересы Империи, как я уже мог убедиться.Так что не беспокойся — цезарь мудрый человек и одобрит мое решение. А Вонону можешь передать, что уже скоро я отправлю его куда-нибудь в Испанию, где он не сможет больше плести свои интриги.«Армянин ни за что на это не согласится, — с испугом подумал Пизон. — Он пойдет на все, только бы вернуть себе престол. И даже приемный сын цезаря его не остановит. Они теперь сразятся не на жизнь, а на смерть. О, Боги, и надо же мне было попасть между двумя таким жерновами! Проклятое честолюбие и жадность, вы меня погубите».— Следующий интриган, — продолжал Германик, — с которым у тебя сложились весьма теплые отношения. Каппадокийский царь Архелай. Мне сообщили, что в своих письмах он открыто призывает к неповиновению Риму, а ты не только не пресекаешь это, но и потворствуешь изменнику. На днях я решу, что нам делать с Архелаем, а пока...Словно в ответ на эти слова раздался стук в дверь и вошел ординарец Германика с навощенными табличками в руке.— Известия из Мелитены, достойный Германик, — сказал он. — Нам сообщают, что каппадокийский царь Архелай скончался.— Вот как? — спросил Германик. — Что ж, это упрощает дело. Сами Бога помогают мне. Можешь идти.Ординарец повернулся и вышел.— Теперь мне все ясно, — заговорил вновь Германик. — Смерть царя меняет ситуацию. Скоро я попросту превращу Каппадокию в римскую провинцию и покончу со всеми смутами, раз уж Архелай и его приближенные не оправдали нашего доверия.Пизон был потрясен. Смерть верного союзника изрядно подрывала их шансы на успех.— Поговорим еще об иудеях и арабах, — продолжал Германик. — Как мне стало известно, в Антиохию зачастили послы тетрарха Антипаса и набатейских правителей. О чем это вы с ними беседовали?— Ну... о безопасности границ, — пробормотал Пизон. — Ведь Палестина подчиняется мне, проконсулу Сирии, и я обязан...— А! — махнул рукой Германик. — Не рассказывай сказки. — Мне известно, что Антипас усиленно собирает оружие и заключил союз с арабами, женившись на дочери их вождя. С чего бы это? Неужели все только в интересах Империи? Что молчишь, проконсул?Пизон опустил голову. Возразить ему было нечего. Он понял, что Германик уверен в его предательстве, и не строил никаких иллюзий на этот счет. Все, час пробил. Теперь надо или отказаться от всего, или предпринять решительную, последнюю попытку исправить положение.Трусливый Пизон знал, что выйти из игры ему уже не удастся. Армянин Вонон держал его в руках слишком крепко и не собирался выпускать. Значит, оставалось только одно: принять вызов.«О Боги олимпийские, — с тоской подумал проконсул, — нет в мире такой жертвы, которой бы я вам не принес, если вы меня спасете. Помогите мне, и я этого не забуду».— Так вот что я тебе скажу в заключение; Гней Пизон, — мрачно произнес Германик. — Я убежден, что ты предал свою страну, вступив в сговор с ее врагами. Не знаю, сделал ли ты это ради обогащения или по иным мотивам. Это выяснит суд.Но пока у. меня нет достаточно убедительных доказательств, чтобы арестовать тебя. Однако не надейся — они будут со дня на день и уж тогда пощады не жди. Советую тебе привести в порядок свои дела и составить завещание. Хотя, наверное, твое имущество все равно будет конфисковано в пользу казны.Пизон вздрогнул. Германик задел самое его чувствительное место — деньги. И как же он оставит жену и сына без средств к существованию. Нет, это невозможно.Проконсул собрался с силами, поднял голову и взглянул в лицо своему собеседнику.— Я понял тебя, достойный Германик, — глухо произнес он. — Что ж, в твоей воле решать мою судьбу. Я могу только ждать и надеяться.— Ты сам выбрал эту свою судьбу, — сухо ответил Германик. — И теперь некого винить, кроме себя самого. Можешь идти и, пожалуйста, никуда не отлучайся из Антиохии. Ордер на арест я могу подписать в любую минуту. Будь здоров.Пизон слез со стула и поплелся к двери.«Да, я сам выбрал свою судьбу, — подумал он, выходя из комнаты. — Но и ты сейчас выбрал свою. Что ж, время покажет, чья из них окажется более счастливой». Глава XXIIРешение принято Сразу же после разговора с Германиком Пизон поспешил в резиденцию Вонона — роскошный особняк, который тот занимал в центре Антиохии.Проконсула уже ждали. Молчаливый слуга немедленно провел его в кабинет хозяина. Там сидел сам кандидат на армянский престол и еще какой-то мужчина, закутанный в плащ.— Ну? — спросил Вонон без предисловий. — Говори скорее. Что сказал тебе Германик?Пизон огорченно махнул рукой и передал неутешительные результаты его разговора с посланником Рима.— Плохо дело, — нахмурился армянин. — Мне казалось, что еще можно обойтись без крайних средств. Но он знает слишком много. Если его люди перехватят еще пару моих или ваших писем, то все, это будет означать приговор для нас. Надо действовать.— Но как? — спросил Пизон. — Германик теперь будет начеку. Он понимает, что мы в отчаянном положении. Он увеличит свою охрану. Никто из нас или наших людей не сможет подступиться к нему.— Ты ошибаешься, — усмехнулся Вонон. — Помнишь, я говорил тебе о египтянине, специалисте по ядам? Так вот могу тебе сообщить, что сей милый человек уже работает на кухне, где готовят пищу для Германика и его свиты. Такому ловкому парню нетрудно будет воспользоваться моментом.Пизон вздрогнул. Только сейчас он окончательно осознал, что шутки кончились. Пришло время решительных действий, и теперь уже не до сантиментов. Но поднять руку на наследника цезаря? Внука Божественного Августа?Нет, такое ему и в страшном сне не могло присниться...— Ты что, боишься? — с презрением спросил Вонон. — Или тебе жалко этого выскочку и дурака? Ведь имей он хоть немного ума, мы бы озолотили его и сделали бы владыкой мира. Но он предпочитает стирать грязное белье своего приемного папочки и, похоже, получает от этого удовольствие. Таким самое место в Подземном царстве.— Да, но... — пробормотал Пизон.— Ах, ты идешь на попятный? — взорвался армянин. — Так я и знал. Трус и подлец!— Но если наш заговор раскроют? — крикнул Пизон. — Вы представляете, что с нами сделают?— Только не думай, что наших прежних дел не хватит, чтобы вынести нам смертный приговор, — фыркнул Вонон. — И представь себе, какие пытки ждут тебя в подземельях Мамертинской тюрьмы.— Что ты болтаешь? — в ужасе всхлипнул проконсул. — Меня нельзя пытать. Нет такого закона. Я же римлянин!Человек, который прятал лицо под капюшоном плаща, коротко рассмеялся и встал со стула.— Смелый же у нас союзник, Вонон, — сказал он. — С таким не страшно и на Рим идти,Пизон в ответ лишь махнул рукой, налил себе полный кубок вина и залпом осушил его. Но от этого легче ему не стало. Проконсул по-прежнему весь дрожал.— Ну, так что? — спросил Вонон. — Ты с нами или нет? Выбирай. Через час уже может быть поздно. Сейчас, в этот момент мой человек передает тому египтянину сильный яд, который нельзя распознать на вкус. Он будет постепенно добавлять дозы в пищу Германика, и через несколько дней наш дорогой правдолюбец скончается от болезни, которую врачи не смогут установить. Если нам повезет, об отравлении вообще не будет речи — ведь симптомы выглядят вполне естественно.Пизон глубоко вздохнул и собрался с духом. Что ж, отступать некуда. На все воля Богов.— Я с вами, — сказал он глухо.Потом опять наполнил кубок. * * * Шкипер Никомед лениво прохаживался по пустому дворцу, в котором остановился Германик и его свита. Грек был доволен жизнью. Мало того, что его вырвали у морской пучины, когда он потерял уже всякую надежду, так ему еще и посчастливилось приобрести столь влиятельного покровителя в лице самого наследника цезаря.Германик действительно полюбил суетливого нервного грека и с удовольствием слушал вечерами увлекательные истории, которые Никомед выдумывал с превеликим искусством, хотя и уверял, что все это было на самом деле. С ним самим или его многочисленными знакомыми.Германик предложил шкиперу пожить немного с его слугами, поправиться, подкормиться и отойти от пережитых невзгод. Никомед с благодарностью согласился. Он получил должность ответственного за кухню, ибо обладал незаурядными кулинарными способностями, которые ранее проявить в полном объеме ему мешало постоянное участие во всяких авантюрах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51