На этот раз они звучали приглушенно и были всего лишь данью вежливости. Желание Черепахи отойти на вершины скал и вести войну оттуда не нашло большой поддержки.
Несмотря на то что совет обсуждал отчаянное положение племени, каждого говорящего выслушивали в молчании, позволяя ему высказаться полностью. И каждая речь занимала довольно много времени, поскольку была полна риторических приемов. Тагай уже понял, что для споров тахонтенратов характерна склонность к словесным играм.
Когда вождь Черепах сел, на ноги снова поднялся Пойманный. Как главный вождь племени, он должен был подводить итог всего сказанного, включая в него последнюю речь, и приглашать высказаться следующего участника. Поскольку темой совета была война, то говорили военные предводители, а не мирные вожди. Их было семеро, по одному из каждого рода. Только боевого вождя Медведей пока не выслушали.
Тагай чуть передвинулся. Деревянный пол был жестким, а руки и ноги у него все еще болели после боя. Он наблюдал за тем, как Пойманный выходит в центр круга. За вождем тянулись полосы дыма, словно утренний туман, поднимающийся над водой. От страха у Тагая засосало под ложечкой: он знал, что наступает его очередь. Ему придется сейчас высказать не только свою точку зрения, но и мнение всего рода Медведя, которое ему изложил Сада. И проблема только отчасти состояла в том, что Тагай нервничал из-за необходимости держать речь перед столь внушительным собранием. Главное было в том, что его род разделился так же резко, как и вожди на совете. А как узнал Тагай, решение надлежит принять единодушно. Необходимо прийти к полному согласию. В противном случае окончательный вывод придется отложить. А это в момент кризиса неприемлемо. Время на обсуждение — как и прежняя жизнь тахонтенратов, к которой они все привыкли, — закончится с полнолунием.
И Тагай вглядывался в дым, наблюдая за Тододахо и вслушиваясь в подробное изложение вождем всего сказанного прежде. Варианты предлагались такие: сражаться здесь, сражаться в каком-нибудь другом месте; бежать — либо в глубь материка, либо вверх по реке, в те земли, которые заняты родственными им племенами. Все варианты имели свои преимущества и недостатки. Вот почему единогласия достичь не удавалось.
Что ему сказал Сада? «Слушай своим сердцем»? Звучный голос Пойманного увлек Тагая. Сердце, стук которого отдавался у него в ушах, забилось ровно, и он разобрал то, что скрывалось за ровным тоном, которым вождь подводил итог. Тододахо хотелось уйти, присоединиться к родственным племенам, которые жили у Больших Озер. Другие говорили о том, что там много места, обильная охота и рыбная ловля, плодородные земли, на которых можно выращивать урожай. И все это далеко, вне досягаемости боевых палиц татуированного племени. Но как можно переселить целый народ — мужчин, женщин и детей, стариков и новорожденных, — если для этого придется плыть по реке, на которой каноэ противников кишат, словно идущие на нерест лососи? Ведь Олени не смогут уйти от погони!
— И вот что я думаю по этому вопросу, — заключил Пойманный. — У кого-нибудь есть ответ? — Повернувшись к Тагаю, он обратился к юноше по унаследованному имени. — Тонесса, только ты еще не говорил. Мы можем услышать твой голос?
Традиционные слова сменило почмокивание, с которым вожди сосали свои трубки. Когда все взгляды обратились на Тагая, он тоже глубоко затянулся, как его успели научить, — и, когда его мысли пришли в движение, картина перед ним изменилась. В тумане возникли фигуры, пришедшие из воспоминаний, и зазвучал голос из прежних времен. Из тех времен, когда его Старый Свет был молодым, каким, по словам тех, кто учил его во Франции, было и племя тахонтенратов. Голос принадлежал монаху, брату Раймону, доброму человеку, который был полон знаний и любви ко всему древнему. Этот человек рассказывал одинокому мальчику истории о мире героев, о Трое и Греции, о Гекторе, Тесее и Ясоне. И здесь, в доме советов, герои этих историй вышли к нему из дыма. Огромные бронзовые шлемы, увенчанные пучками конского волоса, защищали их головы, в одной руке они держали гигантские щиты, расписанные звездами, а в другой — копья с наконечником в форме листа. На поясе у каждого висел короткий обоюдоострый меч. Два туманных воина сошлись в схватке — и Тагай уловил звон металла о металл, увидел попадающий в цель удар копья, услышал громкие крики сражающихся.
Потом пришла другая история — о греческом племени, в земли которых вторглись многочисленные враги. Положение было отчаянным, и небольшой отряд воинов, раскрасивших себя в белый цвет дыма, чтобы отличить друг друга самой глубокой ночью, вошел в лагерь врагов, которые спали после пира. Эти герои убили множество врагов, и ночное избиение спасло их народ.
И Тагай встал и пересказал эту историю так, как она ему запомнилась. Совет тахонтенратов услышал от него историю о Призрачных Воинах.
— Пусть племя плывет по реке. А в это время я поведу через реку восемьдесят воинов, раскрашенных в белый цвет, по десять от каждого рода. Мы разобьем каноэ татуированных, лежащие на берегу, так что остальное племя сможет безопасно добраться до земель наших братьев.
Тагай замолчал. Дым рассеялся, унося с собой греческих героев. У Тагая внезапно ослабели ноги.
— Вот что я думаю по этому вопросу, — в последний момент вспомнил он необходимую заключительную фразу и тяжело опустился на свое место в кругу.
Долгие мгновения длилась тишина. Тагай, который уже начал сомневаться в том, что подсказало ему сердце, ожидал традиционно вежливого отклика: ему дадут понять, что его мнение услышано, а потом снова начнут выслушивать более мудрых и опытных людей.
А потом тишину прервал рев: «Хаауу! Хаауу! Хаауу!» Все старейшины вскочили на ноги. Те, кто были ближе к Тагаю, заставили встать и его.
Пойманный снова вышел вперед.
— Охотник Рассвета хорошо сказал. Так решают воины. Нам нельзя сидеть в своих поселках и ждать надвигающейся беды, подобно тому как волк, попавший в ловушку, ждет, когда пропоет стрела охотника. Мы должны выступить и показать себя. Ибо разве мы не тахонтенраты?
Его слова были встречены новым возгласом «Хаауу!». Дальнейшая его речь сопровождалась новыми криками. И затем выступавшие вожди больше не спорили, но только распределяли будущие роли. Одни должны будут заняться строительством плотов, которые понадобятся для того, чтобы перевезти все племя. Женщины станут готовить вяленое мясо и кукурузную муку, которых должно хватить на весь переезд до земли Больших Озер. А нескольким будет дано последнее поручение.
— Ибо они продолжат приготовление Котла, Пира Мертвых, — объявил Пойманный. — Нам нельзя оставить кости наших близких, всех членов нашего племени, умерших после пира, который прошел три года назад. Иначе их будут глодать собаки наших врагов. Котел будет устроен, как мы и планировали, при свете полной луны, которая взойдет над нами завтрашней ночью. И после того, как каждая семья бросит кости своих близких в яму, они пойдут к воде и сядут на плоты.
Детали обсуждались очень недолго. Каждый вождь — и боевой, и мирный — получил определенное задание.
— Осталось ли еще что-то? — спросил Тододахо. Вожди обменялись взглядами. Им хотелось скорее уйти.
И тут занавеска из выдубленной кожи, закрывавшая вход в дом советов, была отброшена и один из воинов, охранявших вход и по мере необходимости приносивших воду и табак, вошел в помещение. Подойдя к Пойманному, он что-то зашептал ему на ухо. Вождь воздел руки.
— Есть еще одно дело, — объявил он, — хотя оно не требует обсуждения. Гака, моя сестра, мать некоторых из вас и бабка и двоюродная бабка многих, больна. Ей был сон. Все присутствующие знают, какими сильными бывают ее сны, потому что она не раз помогала нам своими видениями. А теперь она увидела единственный способ, с помощью которого она сможет либо поправиться, либо благополучно пройти дорогу, ведущую в следующий мир. Она попросила об андак-ванде. Она просит ее сегодня, ибо ее нужда велика. — Пойманный помолчал, и на его губах появилась слабая улыбка. — Тонессу, которого она все еще называет по имени своего племянника Тагаем, просят возглавить церемонию.
— Но я ничего не знаю об этом!
Тагай увидел, что присутствующие повернулись к нему. На лицах вождей играла одинаковая улыбка, задержавшаяся и на губах Тододахо.
— Что такое эта андак-ванда? — повторил юноша. — Откуда я узнаю, что делать?
— Это… волшебство. Думаю, ты будешь знать. — При виде озадаченного лица Тагая улыбка вождя стала шире. — Идем со мной, племянник. — Тододахо протянул ему руку. — Пойдем, и ты увидишь.
* * *
Вечерняя звезда сверкала в небе, которое было наполовину оранжевым, а наполовину — синим. Пойманный повел Тагая из дома советов через центральную площадь поселка, а остальные разошлись к своим родам. Люди, окружавшие их, моментально начинали жужжать. Посланники разбегались во все стороны, чтобы передать новости в дома, где готовилась вечерняя трапеза. Перед вигвамом Гаки, служившим ему домом с самого приезда в поселок, Тагая ждал Сада и остальные воины рода Медведя.
Тододахо потащил Тагая в вигвам.
— Я все вам расскажу, когда вернусь, — отрывисто бросил он и сразу же откинул шкуру, закрывавшую вход.
Однако прежде чем вождь успел затолкать молодого человека внутрь, оттуда выбежали несколько девушек. Каждая поднимала голову, чтобы встретиться с Тагаем взглядом, а потом, краснея, отводила глаза. Он услышал, как они сказали ожидавшим воинам: «Андак-ванда». Раздался общий вздох изумления, но опускающаяся занавеска скрыла от него их дальнейшую реакцию.
Внутри было, как всегда, темно и душно: единственное отверстие наверху плохо вытягивало дым из очага. Пойманный провел Тагая через вигвам — туда, где на настиле лежала Гака. Верхняя часть ее тела была приподнята, и вокруг больной старухи лежало множество мехов, бобровых и медвежьих.
Тододахо плюхнулся рядом с Такой, взял ее за руку и очень мягким голосом спросил:
— Как ты, сестра?
— Лучше, если ты привел мне того, кто мне нужен. — Старая женщина всмотрелась в полумрак, и ее единственный зрячий глаз вперился в пространство перед Тагаем. — Это ты, племянник?
Тагай почувствовал, как наворачиваются слезы. В то недолгое время, которое он провел здесь, эта женщина была его семьей.
— Я здесь, тетя.
— Сядь рядом со мной. — Она поманила юношу к себе. — Нам нужно кое о чем поговорить.
Когда Тагай сел, Тододахо тотчас поднялся.
— Я вернусь с луной, сестра.
— Ты обо всем позаботишься?
— Да. — Он вздохнул. — Ведь у меня нет никаких важных дел.
Вождь ушел. Казалось, узловатая рука его тетки что-то ищет на шкуре, которой была укрыта больная. Тагай взял ее кисть и прижал к губам.
— Я плохо тебя вижу, Тагай. Но твое прикосновение я помню. Я не говорила тебе, что когда в первый раз тебя обняла, то словно снова оказалась рядом с твоим отцом?
— С моим отцом?.. — Тагай поднял голову. — Ты и мой отец…
— Ты же знаешь: таков наш обычай. Девушка может выбирать многих, пока не наступит день, когда она выберет единственного и станет его женой. А твой отец был одним из самых красивых мужчин, каких я встречала. Какое-то время мне казалось… — Гака вздохнула. — Но он всегда любил мою сестру, Сонозас, а она любила его, даже в те годы, когда они были детьми. — Старуха стиснула пальцы Тагая. — Но иногда я его вспоминаю. Его рука похожа на твою, его кожа была как твоя. И я помню все это, потому что он и я были призваны. Мы с ним были андак-вандой. Как и ты. Потому что я видела тебя в моем сне, когда побывала в вигваме моего народа на закате.
— Ты мне объяснишь, что это такое, тетя?
Гака закашлялась. Он поспешно поднес к ее губам фляжку с речной водой. Большая часть влаги выплеснулась ей на грудь, но приступ прошел.
— Ты знаешь обычаи нашего народа. Мы все живем здесь, близко друг от друга, так что по ночам нас успокаивает дыхание наших близких, спящих вокруг. Но ничего иного мы не слышим. Здесь мы спим и едим, здесь мы рассказываем наши легенды — но никогда не соединяемся в вигваме как мужчина с женщиной. Мы делаем это в лесах, на берегах реки или ручьев, в роще над скалами. Такое соединение — для двух людей, когда они вдали от других. Таков наш обычай.
Тагай мягко сказал:
— Я это знаю, тетя.
— Тогда знай и еще одно. Бывает один момент, и только один, когда мы не ищем укромного места вдали от посторонних глаз. Это — время трудностей, когда сон говорит одному из нас, посетившему мир снов, что нам нужен особый оки, особая сила. И эту силу могут дать только мужчина и женщина, которые будут вместе здесь, перед вигвамом. Этот призыв и есть андак-ванда. Твоего отца и меня так призвали один раз. А теперь я призываю тебя. Сегодня ночью.
Тагай покраснел, и его пальцам в ее руке внезапно стало жарко.
— Тетя! — пролепетал он. — Для меня честь быть избранным. Но ты нездорова. Разве это не следует отложить, пока тебе не станет лучше?
Единственный глаз устремился на него, всматриваясь в его лицо. Наступившее молчание затягивалось, и Тагай почувствовал, что краснеет все сильнее. На его коже начал выступать пот. А потом внезапно Гака рассмеялась, кашляя и задыхаясь. Новая порция воды помогла ей успокоиться, но она продолжала веселиться.
— Ох, Тагай! Бедненький мальчик! Ты решил, что я… — Старуха снова засмеялась. — Нет, племянник, хотя было время, когда красивый юноша вроде тебя… Но это неважно. — Она крепче ухватилась за его руку, чтобы приподняться на шкурах. — Нет, племянник. Ты призван — и призвана женщина.
К чувству облегчения примешалось еще одно, заставившее его покраснеть снова. Тагай видел в поселке немало незамужних женщин, и многие из них были красивы. Его мысли были отвлечены многочисленными проблемами, связанными с его возвращением в свой мир. Однако он был мужчиной, который всегда любил женщин. И когда Тагай заговорил снова, его голос стал звучнее:
— И кого ты избрала, тетя?
— Разве ты ее не видишь?
Возвышение, на котором лежала его тетка, находилось почти вплотную к стене. Вглядевшись, Тагай различил фигуру, которая стояла у стены все это время. Но при последних словах его тетки эта фигура вышла из теней.
— Тагай, — позвала она. — Медвежонок.
Он удивился — всего на мгновение. А потом удивление прошло.
— Анна, — отозвался он. — Белый Можжевельник.
* * *
Он стоял возле кипы кожаных одеял, наваленных на медвежью шкуру, которая была расстелена не в самом центре вигвама, а ближе к стене, у возвышения, где находилась постель его тетки. Вигвам, который был пустым в тот момент, когда они разговаривали, теперь заполнился людьми, мужчинами и женщинами. Их лица то появлялись, то исчезали в клубах дыма от табака, который они жгли на очагах. Они раскачивались и повторяли: «Хех-хех-хех-хех-хех» в ритме, который задавали погремушки из черепаховых панцирей. Ими трясли Пойманный и другие вожди, устроившиеся с другой стороны вигвама.
На Тагае была только набедренная повязка. Тело его разрисовали красной глиной: это были причудливые узоры в виде звезд, животных и птиц. Часть головы ему обрили, а длинные пряди волос, оставшиеся в центре, завили, умастили маслом и заплели в косу, которую уложили на голове и перехватили повязкой из оленьей кожи.
У него дрожали руки. Во рту пересыхало, и он постоянно облизывал губы, наблюдая за входом в вигвам в ожидании, когда колыхание занавески возвестит о ее появлении. Он то и дело вздрагивал, пока обитатели вигвама заходили внутрь и направлялись к отведенному им месту. Однако последний вошел уже давно. И Тагай дрожал все сильнее.
Когда ему удалось перемолвиться словом с Анной, он только успел шепнуть ей по-французски: «Ты не обязана это делать», а она едва успела отозваться: «Знаю». А потом в вигвам хлынули девушки семьи, которые увлекли ее за собой. За Тагаем явились мужчины, которые отвели его к реке купаться, а затем с помощью речной глины разрисовали все его тело сложными узорами. Он думал, что, если бы подобное было возможно во Франции, он был бы сейчас окружен подвыпившими друзьями и те сыпали бы непристойными шутками, обсуждая близящуюся ночь и насмехаясь над его сложением. Однако когда мужчины клана Медведя говорили, то речь шла только о войне. Но в основном они пели песни племени. Никто не упоминал о том, что ждет его этой ночью, ибо это было свято.
Погремушки застучали громче, пение оборвалось на пронзительной ноте. А потом наступила тишина, которую нарушал только ветер за стенами вигвама и треск свежего табака, брошенного в огонь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
Несмотря на то что совет обсуждал отчаянное положение племени, каждого говорящего выслушивали в молчании, позволяя ему высказаться полностью. И каждая речь занимала довольно много времени, поскольку была полна риторических приемов. Тагай уже понял, что для споров тахонтенратов характерна склонность к словесным играм.
Когда вождь Черепах сел, на ноги снова поднялся Пойманный. Как главный вождь племени, он должен был подводить итог всего сказанного, включая в него последнюю речь, и приглашать высказаться следующего участника. Поскольку темой совета была война, то говорили военные предводители, а не мирные вожди. Их было семеро, по одному из каждого рода. Только боевого вождя Медведей пока не выслушали.
Тагай чуть передвинулся. Деревянный пол был жестким, а руки и ноги у него все еще болели после боя. Он наблюдал за тем, как Пойманный выходит в центр круга. За вождем тянулись полосы дыма, словно утренний туман, поднимающийся над водой. От страха у Тагая засосало под ложечкой: он знал, что наступает его очередь. Ему придется сейчас высказать не только свою точку зрения, но и мнение всего рода Медведя, которое ему изложил Сада. И проблема только отчасти состояла в том, что Тагай нервничал из-за необходимости держать речь перед столь внушительным собранием. Главное было в том, что его род разделился так же резко, как и вожди на совете. А как узнал Тагай, решение надлежит принять единодушно. Необходимо прийти к полному согласию. В противном случае окончательный вывод придется отложить. А это в момент кризиса неприемлемо. Время на обсуждение — как и прежняя жизнь тахонтенратов, к которой они все привыкли, — закончится с полнолунием.
И Тагай вглядывался в дым, наблюдая за Тододахо и вслушиваясь в подробное изложение вождем всего сказанного прежде. Варианты предлагались такие: сражаться здесь, сражаться в каком-нибудь другом месте; бежать — либо в глубь материка, либо вверх по реке, в те земли, которые заняты родственными им племенами. Все варианты имели свои преимущества и недостатки. Вот почему единогласия достичь не удавалось.
Что ему сказал Сада? «Слушай своим сердцем»? Звучный голос Пойманного увлек Тагая. Сердце, стук которого отдавался у него в ушах, забилось ровно, и он разобрал то, что скрывалось за ровным тоном, которым вождь подводил итог. Тододахо хотелось уйти, присоединиться к родственным племенам, которые жили у Больших Озер. Другие говорили о том, что там много места, обильная охота и рыбная ловля, плодородные земли, на которых можно выращивать урожай. И все это далеко, вне досягаемости боевых палиц татуированного племени. Но как можно переселить целый народ — мужчин, женщин и детей, стариков и новорожденных, — если для этого придется плыть по реке, на которой каноэ противников кишат, словно идущие на нерест лососи? Ведь Олени не смогут уйти от погони!
— И вот что я думаю по этому вопросу, — заключил Пойманный. — У кого-нибудь есть ответ? — Повернувшись к Тагаю, он обратился к юноше по унаследованному имени. — Тонесса, только ты еще не говорил. Мы можем услышать твой голос?
Традиционные слова сменило почмокивание, с которым вожди сосали свои трубки. Когда все взгляды обратились на Тагая, он тоже глубоко затянулся, как его успели научить, — и, когда его мысли пришли в движение, картина перед ним изменилась. В тумане возникли фигуры, пришедшие из воспоминаний, и зазвучал голос из прежних времен. Из тех времен, когда его Старый Свет был молодым, каким, по словам тех, кто учил его во Франции, было и племя тахонтенратов. Голос принадлежал монаху, брату Раймону, доброму человеку, который был полон знаний и любви ко всему древнему. Этот человек рассказывал одинокому мальчику истории о мире героев, о Трое и Греции, о Гекторе, Тесее и Ясоне. И здесь, в доме советов, герои этих историй вышли к нему из дыма. Огромные бронзовые шлемы, увенчанные пучками конского волоса, защищали их головы, в одной руке они держали гигантские щиты, расписанные звездами, а в другой — копья с наконечником в форме листа. На поясе у каждого висел короткий обоюдоострый меч. Два туманных воина сошлись в схватке — и Тагай уловил звон металла о металл, увидел попадающий в цель удар копья, услышал громкие крики сражающихся.
Потом пришла другая история — о греческом племени, в земли которых вторглись многочисленные враги. Положение было отчаянным, и небольшой отряд воинов, раскрасивших себя в белый цвет дыма, чтобы отличить друг друга самой глубокой ночью, вошел в лагерь врагов, которые спали после пира. Эти герои убили множество врагов, и ночное избиение спасло их народ.
И Тагай встал и пересказал эту историю так, как она ему запомнилась. Совет тахонтенратов услышал от него историю о Призрачных Воинах.
— Пусть племя плывет по реке. А в это время я поведу через реку восемьдесят воинов, раскрашенных в белый цвет, по десять от каждого рода. Мы разобьем каноэ татуированных, лежащие на берегу, так что остальное племя сможет безопасно добраться до земель наших братьев.
Тагай замолчал. Дым рассеялся, унося с собой греческих героев. У Тагая внезапно ослабели ноги.
— Вот что я думаю по этому вопросу, — в последний момент вспомнил он необходимую заключительную фразу и тяжело опустился на свое место в кругу.
Долгие мгновения длилась тишина. Тагай, который уже начал сомневаться в том, что подсказало ему сердце, ожидал традиционно вежливого отклика: ему дадут понять, что его мнение услышано, а потом снова начнут выслушивать более мудрых и опытных людей.
А потом тишину прервал рев: «Хаауу! Хаауу! Хаауу!» Все старейшины вскочили на ноги. Те, кто были ближе к Тагаю, заставили встать и его.
Пойманный снова вышел вперед.
— Охотник Рассвета хорошо сказал. Так решают воины. Нам нельзя сидеть в своих поселках и ждать надвигающейся беды, подобно тому как волк, попавший в ловушку, ждет, когда пропоет стрела охотника. Мы должны выступить и показать себя. Ибо разве мы не тахонтенраты?
Его слова были встречены новым возгласом «Хаауу!». Дальнейшая его речь сопровождалась новыми криками. И затем выступавшие вожди больше не спорили, но только распределяли будущие роли. Одни должны будут заняться строительством плотов, которые понадобятся для того, чтобы перевезти все племя. Женщины станут готовить вяленое мясо и кукурузную муку, которых должно хватить на весь переезд до земли Больших Озер. А нескольким будет дано последнее поручение.
— Ибо они продолжат приготовление Котла, Пира Мертвых, — объявил Пойманный. — Нам нельзя оставить кости наших близких, всех членов нашего племени, умерших после пира, который прошел три года назад. Иначе их будут глодать собаки наших врагов. Котел будет устроен, как мы и планировали, при свете полной луны, которая взойдет над нами завтрашней ночью. И после того, как каждая семья бросит кости своих близких в яму, они пойдут к воде и сядут на плоты.
Детали обсуждались очень недолго. Каждый вождь — и боевой, и мирный — получил определенное задание.
— Осталось ли еще что-то? — спросил Тододахо. Вожди обменялись взглядами. Им хотелось скорее уйти.
И тут занавеска из выдубленной кожи, закрывавшая вход в дом советов, была отброшена и один из воинов, охранявших вход и по мере необходимости приносивших воду и табак, вошел в помещение. Подойдя к Пойманному, он что-то зашептал ему на ухо. Вождь воздел руки.
— Есть еще одно дело, — объявил он, — хотя оно не требует обсуждения. Гака, моя сестра, мать некоторых из вас и бабка и двоюродная бабка многих, больна. Ей был сон. Все присутствующие знают, какими сильными бывают ее сны, потому что она не раз помогала нам своими видениями. А теперь она увидела единственный способ, с помощью которого она сможет либо поправиться, либо благополучно пройти дорогу, ведущую в следующий мир. Она попросила об андак-ванде. Она просит ее сегодня, ибо ее нужда велика. — Пойманный помолчал, и на его губах появилась слабая улыбка. — Тонессу, которого она все еще называет по имени своего племянника Тагаем, просят возглавить церемонию.
— Но я ничего не знаю об этом!
Тагай увидел, что присутствующие повернулись к нему. На лицах вождей играла одинаковая улыбка, задержавшаяся и на губах Тододахо.
— Что такое эта андак-ванда? — повторил юноша. — Откуда я узнаю, что делать?
— Это… волшебство. Думаю, ты будешь знать. — При виде озадаченного лица Тагая улыбка вождя стала шире. — Идем со мной, племянник. — Тододахо протянул ему руку. — Пойдем, и ты увидишь.
* * *
Вечерняя звезда сверкала в небе, которое было наполовину оранжевым, а наполовину — синим. Пойманный повел Тагая из дома советов через центральную площадь поселка, а остальные разошлись к своим родам. Люди, окружавшие их, моментально начинали жужжать. Посланники разбегались во все стороны, чтобы передать новости в дома, где готовилась вечерняя трапеза. Перед вигвамом Гаки, служившим ему домом с самого приезда в поселок, Тагая ждал Сада и остальные воины рода Медведя.
Тододахо потащил Тагая в вигвам.
— Я все вам расскажу, когда вернусь, — отрывисто бросил он и сразу же откинул шкуру, закрывавшую вход.
Однако прежде чем вождь успел затолкать молодого человека внутрь, оттуда выбежали несколько девушек. Каждая поднимала голову, чтобы встретиться с Тагаем взглядом, а потом, краснея, отводила глаза. Он услышал, как они сказали ожидавшим воинам: «Андак-ванда». Раздался общий вздох изумления, но опускающаяся занавеска скрыла от него их дальнейшую реакцию.
Внутри было, как всегда, темно и душно: единственное отверстие наверху плохо вытягивало дым из очага. Пойманный провел Тагая через вигвам — туда, где на настиле лежала Гака. Верхняя часть ее тела была приподнята, и вокруг больной старухи лежало множество мехов, бобровых и медвежьих.
Тододахо плюхнулся рядом с Такой, взял ее за руку и очень мягким голосом спросил:
— Как ты, сестра?
— Лучше, если ты привел мне того, кто мне нужен. — Старая женщина всмотрелась в полумрак, и ее единственный зрячий глаз вперился в пространство перед Тагаем. — Это ты, племянник?
Тагай почувствовал, как наворачиваются слезы. В то недолгое время, которое он провел здесь, эта женщина была его семьей.
— Я здесь, тетя.
— Сядь рядом со мной. — Она поманила юношу к себе. — Нам нужно кое о чем поговорить.
Когда Тагай сел, Тододахо тотчас поднялся.
— Я вернусь с луной, сестра.
— Ты обо всем позаботишься?
— Да. — Он вздохнул. — Ведь у меня нет никаких важных дел.
Вождь ушел. Казалось, узловатая рука его тетки что-то ищет на шкуре, которой была укрыта больная. Тагай взял ее кисть и прижал к губам.
— Я плохо тебя вижу, Тагай. Но твое прикосновение я помню. Я не говорила тебе, что когда в первый раз тебя обняла, то словно снова оказалась рядом с твоим отцом?
— С моим отцом?.. — Тагай поднял голову. — Ты и мой отец…
— Ты же знаешь: таков наш обычай. Девушка может выбирать многих, пока не наступит день, когда она выберет единственного и станет его женой. А твой отец был одним из самых красивых мужчин, каких я встречала. Какое-то время мне казалось… — Гака вздохнула. — Но он всегда любил мою сестру, Сонозас, а она любила его, даже в те годы, когда они были детьми. — Старуха стиснула пальцы Тагая. — Но иногда я его вспоминаю. Его рука похожа на твою, его кожа была как твоя. И я помню все это, потому что он и я были призваны. Мы с ним были андак-вандой. Как и ты. Потому что я видела тебя в моем сне, когда побывала в вигваме моего народа на закате.
— Ты мне объяснишь, что это такое, тетя?
Гака закашлялась. Он поспешно поднес к ее губам фляжку с речной водой. Большая часть влаги выплеснулась ей на грудь, но приступ прошел.
— Ты знаешь обычаи нашего народа. Мы все живем здесь, близко друг от друга, так что по ночам нас успокаивает дыхание наших близких, спящих вокруг. Но ничего иного мы не слышим. Здесь мы спим и едим, здесь мы рассказываем наши легенды — но никогда не соединяемся в вигваме как мужчина с женщиной. Мы делаем это в лесах, на берегах реки или ручьев, в роще над скалами. Такое соединение — для двух людей, когда они вдали от других. Таков наш обычай.
Тагай мягко сказал:
— Я это знаю, тетя.
— Тогда знай и еще одно. Бывает один момент, и только один, когда мы не ищем укромного места вдали от посторонних глаз. Это — время трудностей, когда сон говорит одному из нас, посетившему мир снов, что нам нужен особый оки, особая сила. И эту силу могут дать только мужчина и женщина, которые будут вместе здесь, перед вигвамом. Этот призыв и есть андак-ванда. Твоего отца и меня так призвали один раз. А теперь я призываю тебя. Сегодня ночью.
Тагай покраснел, и его пальцам в ее руке внезапно стало жарко.
— Тетя! — пролепетал он. — Для меня честь быть избранным. Но ты нездорова. Разве это не следует отложить, пока тебе не станет лучше?
Единственный глаз устремился на него, всматриваясь в его лицо. Наступившее молчание затягивалось, и Тагай почувствовал, что краснеет все сильнее. На его коже начал выступать пот. А потом внезапно Гака рассмеялась, кашляя и задыхаясь. Новая порция воды помогла ей успокоиться, но она продолжала веселиться.
— Ох, Тагай! Бедненький мальчик! Ты решил, что я… — Старуха снова засмеялась. — Нет, племянник, хотя было время, когда красивый юноша вроде тебя… Но это неважно. — Она крепче ухватилась за его руку, чтобы приподняться на шкурах. — Нет, племянник. Ты призван — и призвана женщина.
К чувству облегчения примешалось еще одно, заставившее его покраснеть снова. Тагай видел в поселке немало незамужних женщин, и многие из них были красивы. Его мысли были отвлечены многочисленными проблемами, связанными с его возвращением в свой мир. Однако он был мужчиной, который всегда любил женщин. И когда Тагай заговорил снова, его голос стал звучнее:
— И кого ты избрала, тетя?
— Разве ты ее не видишь?
Возвышение, на котором лежала его тетка, находилось почти вплотную к стене. Вглядевшись, Тагай различил фигуру, которая стояла у стены все это время. Но при последних словах его тетки эта фигура вышла из теней.
— Тагай, — позвала она. — Медвежонок.
Он удивился — всего на мгновение. А потом удивление прошло.
— Анна, — отозвался он. — Белый Можжевельник.
* * *
Он стоял возле кипы кожаных одеял, наваленных на медвежью шкуру, которая была расстелена не в самом центре вигвама, а ближе к стене, у возвышения, где находилась постель его тетки. Вигвам, который был пустым в тот момент, когда они разговаривали, теперь заполнился людьми, мужчинами и женщинами. Их лица то появлялись, то исчезали в клубах дыма от табака, который они жгли на очагах. Они раскачивались и повторяли: «Хех-хех-хех-хех-хех» в ритме, который задавали погремушки из черепаховых панцирей. Ими трясли Пойманный и другие вожди, устроившиеся с другой стороны вигвама.
На Тагае была только набедренная повязка. Тело его разрисовали красной глиной: это были причудливые узоры в виде звезд, животных и птиц. Часть головы ему обрили, а длинные пряди волос, оставшиеся в центре, завили, умастили маслом и заплели в косу, которую уложили на голове и перехватили повязкой из оленьей кожи.
У него дрожали руки. Во рту пересыхало, и он постоянно облизывал губы, наблюдая за входом в вигвам в ожидании, когда колыхание занавески возвестит о ее появлении. Он то и дело вздрагивал, пока обитатели вигвама заходили внутрь и направлялись к отведенному им месту. Однако последний вошел уже давно. И Тагай дрожал все сильнее.
Когда ему удалось перемолвиться словом с Анной, он только успел шепнуть ей по-французски: «Ты не обязана это делать», а она едва успела отозваться: «Знаю». А потом в вигвам хлынули девушки семьи, которые увлекли ее за собой. За Тагаем явились мужчины, которые отвели его к реке купаться, а затем с помощью речной глины разрисовали все его тело сложными узорами. Он думал, что, если бы подобное было возможно во Франции, он был бы сейчас окружен подвыпившими друзьями и те сыпали бы непристойными шутками, обсуждая близящуюся ночь и насмехаясь над его сложением. Однако когда мужчины клана Медведя говорили, то речь шла только о войне. Но в основном они пели песни племени. Никто не упоминал о том, что ждет его этой ночью, ибо это было свято.
Погремушки застучали громче, пение оборвалось на пронзительной ноте. А потом наступила тишина, которую нарушал только ветер за стенами вигвама и треск свежего табака, брошенного в огонь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58